Текст книги "Королевская кобра"

Глава 26

Ленфронт,

29 октября – 18 ноября 1941 года

Баранов и Евстигнеев разбудили всех, когда небо немного посветлело. Передали приказ дополнительно перебросить на плацдарм десять танков и помочь пехоте очистить от противника участок фронта между озерами Вачозеро – Пидьмозеро – река Свирь. На станции уже пыхтел новенький бронепоезд с крупнокалиберными 130-мм «универсалами», гордостью завода «Большевик». Ставка ставила задачу освободить Кировскую железную дорогу. Ленинград уже передал этот приказ в Оять. Так что солдат спит, а служба идет. Первой роте предстояло взаимодействовать с ротой Захарченко на левом фланге наступления. Василию надлежало заняться правым флангом, действуя с разведывательным батальоном 7-й армии. В общем, вперед, на Петрозаводск! Для того, чтобы понять, в какую задницу нас засовывали, представьте себе, что дорог здесь три: основное шоссе находится слева и в руках противника, Олонец– Петрозаводск. Еще одно, условно говоря, шоссе находится справа и идет вдоль берега Онежского озера. Кольцевая грунтовка огибает район двух больших озер и сходится в Подпорожье. Остальные населенные пункты имеют связь с железной дорогой, только и то в основном на лодках, по несудоходным рекам. От железнодорожных станций отходят небольшие самопальные грунтовки, дабы население могло сдать урожай и воспользоваться магазином на станциях. Всё! Наступай и радуйся! И жди, когда тебя отрежут финские егеря, просочившиеся по флангам.

– Петр Петрович! Чтобы выполнить задачу, я должен иметь платформы и паровозик. Естественно, четырехосные. И не пять штук, как сейчас, а на весь батальон. И паровозик должен быть свой, а не заказывать его у НКПС. И кто-то, но не я, должен жестко держать восточный берег Пидьмозера. И на участке четырнадцать крупных мостов. Я голову даю на отсеченье, что даже Челму бронепоезд не возьмет, дай бог, чтобы сам в ней, в реке Челма, не оказался.

– Филипп Данилыч! Ходи сюда! Вопросы есть! – прокричал Евстигнеев, подзывая Гореленко, который ставил задачи своим командирам чуть в стороне.

Их группа, потихоньку и оговаривая свое, двинулась в сторону танкистов и разведчиков. Так было всегда: каждый получал свою задачу, и когда нарывался на возникшие неприятности, то вспоминал о соседях и о связи между родами войск. Доставайте меня из задницы, иначе вам попадет, потому что я пожалуюсь наверх, может быть, даже «самому».

Начали задавать вопросы, а готовых ответов практически ни у кого не было. Вернулись в конторку склада, там быстренько убрали со стола остатки пиршества, разложили карты, затем их сменили на те, которые предложил Василий. На них названия, правда, выполнены по-фински, но это были переизданные в 41-м году карты русского ГенШтаба, с корректурой на апрель 1941 года, и с уточнениями, сделанными по данным немецкой авиаразведки на середину июля. Эти карты были захвачены на станции Свирь, они лежали в сейфе начальника станции. Один комплект подарили Гореленко, комдиву-21 не досталось.

– Пришлете своих картографов, они перенесут обстановку и сделают корректуру.

В результате операция началась только на следующее утро. Наступление шло медленно, очень много работы было у саперов. Финны, где только позволяла местность, ставили минные поля, ловушки, снайперов, пытались действовать проникающими группами, в общем, разыгрывали сценарий «зимней» войны. А тут еще и снег выпал. Из Ленинграда получили дополнительные ТМРы, четыре штуки, три из которых имели манипулятор. Стало чуточку полегче, и чуть быстрее пошли вперед. Но у станции Ревсельга финны взорвали крупный мост. Остановили продвижение бронепоезда в очередной раз и начали наступление с нашего правого фланга. Ударили силами 7-й пехотной дивизии и передислоцированной 163-й немецкой. Это все равно что пять наших дивизий бросились рвать на части одну. По пехоте и артиллерии примерно так и выходило. Как и ожидалось, удар наносили с расчетом выйти на Токари по северному побережью Пидьмозера. Мы к тому времени заменили «гусянки», ленивцы, ведущие шестерни и поддерживающие катки на всех машинах, кроме ТМР, на широченные «зимние», они были разработаны для танка КВ-1С, но пошли на все машины с корпусом «Клим Ворошилов». Снизилось давление на грунт до 0.82, появилась возможность нормально двигаться по глубокому снегу. Тем не менее танк за железнодорожные габариты не вылез.

За все время наступления мы ни разу не показали противнику полное количество тяжелых танков на этом берегу. Впереди каждой боевой группы действовал усиленный взвод, а остальные танки батальона стояли в лесу под Купецким и на той стороне реки у Подпорожья. Переправу на время ледостава снимали, но платформы выделили, и мы могли быстро перебросить танки на любой берег Свири, если понадобилось бы. Вопрос быстрой погрузки-выгрузки уже был полностью отработан. Пока работала немецкая артиллерия, мы выгрузили 24 танка в Токарях, а 16 машин прошли маршем к Шангострову. Все это было заранее оговорено с Гореленко, и его истребители нас прикрыли и отогнали финского корректировщика. Немцы и финны пошли в атаку, в результате которой потеряли деревни Гришинскую, Воробьеву Николу, Большой Посад, Князево, Прокино и Крюков Посад. Все, до самого Иванькострова. Мины они сами сняли перед наступлением. Гореленко под шумок форсировал Свирь у Вязострова и взял Иваньково. Перебросил несколько батальонов в Большой Посад, так как мы оседлали очень важную дорогу, которая вела в тыл наступающих на другом участке финско-немецких войск, и через восемь часов, останавливаясь только дозаправиться, подошли к Вальковщино, окружив атакующих Ладву финнов. Впрочем, в тех местах кого-нибудь «окружить» несколько трудновато. Финские егеря рассыпались по лесам и начали отход в сторону Онеги. Но 1300 квадратных километров территории мы забрали назад.

Гореленко перебросил через Свирь еще две дивизии и 46-ю танковую бригаду, которые сосредоточил у Калинской. Это – ключ к обороне юго-западного побережья Онеги. Тяжелые танки, полученные им 6 ноября, перебросил через Важинский порт и пригнал туда же. Через три дня он отрезал финнов, взяв Шелтозеро. Большая часть их 7-й пехотной дивизии оказалась в оперативном окружении у Вознесения.

От нас он требовал невозможного:

– Комбат, давай на Педа-сельгу, дави. Брось ты этот чертов бронепоезд, пока мосты восстанавливают, финны очухаются и даванут. Давай.

– Так нечем давить, тащ генерал, пехоты нет, артиллерия отстала. В резерве у меня два взвода. Остальные в бою. Мы же не стоим, зачищаем окрестности.

– Я сказал: бери Педа-Сельгу! – и повесил трубку.

Пришлось связываться с АБТУ, оттуда пришло РДО: «Действовать согласно утвержденному плану, за доверенный вам участок фронта несете персональную ответственность!» Подписано командующим фронтом и «командующим бронетанковыми войсками фронта» полковником Волковым. Вот это номер! А где Виктор Ильич?

Оттянул на себя «излишки» КВ-3 на участках, собрал в кулачок 25 единиц, остальные с фронта не снять, сомнут. Они продолжают работать с дивизией Гнедина, кстати, вполне нормальный комдив оказался, просто ему было обидно, что столько сил и времени потратил на взятие станции, а взяли ее «варяги» на новой технике, которую ему не дали. «Усё, работаем по вновь утвержденному плану!» – как говаривал товарищ Папанов. Железнодорожный батальон поднимает фермы мостов, восстанавливает опоры, после этого двигаемся дальше, оставляя участок железнодорожным войскам НКВД.

Баранов прорезался в сводках СовИнформБюро, его первая гвардейская танковая армия прорыва участвовала в параде в Москве и первой перешла в решительное контрнаступление на Волоколамском направлении. Её ввели в бой на рубеже Щелканово-Медведково на фронте шириной всего 20 километров, 18 ноября. Сломив сопротивление противника, части армии с ходу, к середине дня, освободили город Волоколамск, нанеся огромный урон четырем танковым и мотопехотной дивизиям генерала Гёпнера. Судьба вновь свела этих генералов в смертельном бою, и противник дрогнул. Он, как никто другой, хорошо представлял себе ту мощь, которая обрушилась на его войска. Узнав, что русские ввели в бой свежую танковую армию на КВ-3, он бросил карандаш на карту, где только что исправил линию положения войск.

– Это конец! Отходить, выдвинуть вперед самоходные «флак-88». Их задача: прикрыть отход армии.

Глава 27

Ленфронт – Западный фронт,

19 ноября – 2 декабря 1941 года

Участок от Ладвы до Пяжиевой Сельги проскочили быстро, за три дня. Тут небольшое нагорье, сухие места, с твердым грунтом, да и дорога слева от «железки» есть. Справа в 12 километрах то самое село, которое требовал взять Гореленко. Между ними доминирующая над местностью высота 205, кстати, железнорудное месторождение, там в наше время несколько карьеров, а сейчас только один у станции Деревянка. Перед ней – разрушенный мост. Финны «очухались» и солидно замусорили окрестности, а на горку втащили артиллерию. Части Гореленко застряли у высоты 139 у Ишанино, а у нас все орудия, что на танках, что на бронепоезде работают только на прямую наводку. А Таквела, финско-немецкий генерал, подданный Российской империи, который против нее начал воевать еще 1914 году в рядах Рейсхеера, германской императорской армии, так что упертый и опытный товарищ, расположил гаубицы и мортиры на обратном склоне этой высоты. Опытный артиллерист, заканчивал артиллерийское училище и академию в Германии, именно как артиллерист, завалил все дороги, разбил их на квадраты и пристрелял свои орудия. ТМР не могли даже подобраться к завалам. У него оказалось 10 батарей новейших советских гаубиц М-10. В нашей группе, как я уже писал, было четыре гаубицы, да вот беда, стояли они на танках КВ-2-2, и максимальный угол возвышения у них был 12°. Гореленко приехал выговорить нам все, что он думает по этому поводу. Бронеплощадка с генералом подъехала ночью, он проинспектировал весь участок железной дороги от станции Свирь до станции Нырок, где остановился бронепоезд и находился штаб группы. Станция Пяжиева Сельга была в наших руках, но находилась под обстрелом. Железнодорожный батальон укреплял подорванный, но уже отремонтированный переезд через небольшую речушку между двумя станциями.

– Вот, я же тебе говорил, что брать надо было с ходу, теперь встали, и неизвестно на сколько. А ты приказом прикрылся.

– Быстро подготовить позиции в скальном грунте финны не могли. Скорее всего, они были готовы как вторая линия обороны, и заняты противником сразу, как мы взяли обратно мост. Но спросить не у кого. Все деревни и станции пустые, ни одного человека нет. А обратную сторону только вы сможете достать. МЛ-20 у вас есть, а у финнов орудия бьют максимум на десять километров. С берега Онеги достать можно. Вот тут есть дорога и вскрытое место для гранитного карьера. Мне у Кур-Сельги не пройти.

Гореленко тяжело вздохнул, не хотелось ему бить трактора и передки орудий на «той» дороге. Отговорка у него нашлась сразу:

– У Вознесения провозимся с переправой неделю, и потом пять-шесть суток их тащить по открытой местности. Давай так: я их гружу на платформы, а ты их в Ладве встречаешь. С ними пойдет 3-я бригада морской пехоты, используешь для охранения и атаки Кур-Сельги и Педа-Сельги. Ну и из Нырков «МЛ» вполне работать смогут, в том числе по Деревянке, которую ты взять не можешь.

– Взять-то я ее могу, да там дороги нет, чтобы орудия чертовы выбить. – Немного посопротивлявшись, дескать, со стороны Онеги эффективнее и снарядов меньше потратим, с планом командующего 7-й армии мы согласились. Давно было понятно, что без железной дороги продвигаться здесь практически невозможно, поэтому Попов и не разрешил Гореленко отвлекать группу от основной задачи.

Уезжая из Нырков, генерал поинтересовался возрастом Василия:

– Слушай, капитан, а сколько тебе лет? Что-то ты молодо выглядишь для капитана.

– Восемнадцать, товарищ генерал-лейтенант, и в армии с мая месяца этого года.

– Никогда бы не подумал, у тебя зрелые и безошибочные решения, как у опытного командира. А Героя за что получил?

– За оборону Литовского брода, под Псковом. А опыт… Когда столько приходится прятаться от авиации, он сам приходит.

– Да нет, тут что-то другое. Такое впечатление, что это у тебя не первая война. Это ниоткуда не приходит. Впрочем, может быть, это талант, а ты – будущий маршал. Вон, орденов уже больше, чем у меня…

– Так этот же вы сами дали. – Василий показал на «Красную Звезду», которой у Гореленко не было.

– Я? Ах, ну да! За бронепоезд! Было! – улыбнулся Гореленко, отбросив свои сомнения в сторону. Действия десанта, пошедшего в обход по бездорожью, ему тогда очень понравились.

Еще два дня «боев местного значения». Орудия подошли быстро и начали обрабатывать финнов. Третья бригада, она обороняла Подпорожье в районе стройки в начале сентября и отошла только по приказу, после отхода 314-й дивизии, была на отдыхе и пополнении до этого. Пополнялась за счет других бригад бывалыми морпехами, в том числе и собственным 4-м батальоном, который с боями по тылам противника вышел к своим, проделав 74-километровый путь по лесам и болотам от Торосозера до Токарей, а потом вновь отступал до Вознесения, со всем вооружением, кроме пяти БА-20. Командовал бригадой подполковник Рослов. После суток работы артиллерии он сунулся к Кур-Сельге, но пришлось откатиться, противник имел еще много неподавленных огневых точек. Но вперед прошел сосед справа, полковник Кошевой. Он рискнул и вместе с пехотой двинул гаубичный полк, который окончательно добил артиллерию на высоте 205. 46-я бригада двинула вперед тяжелые танки, поддержанные «тридцатьчетверками». Он взял Педа-сельгу, и продолжил наступление до 2-го совхоза, и там был вынужден перейти к обороне. Мы «застряли» у Деревянки из-за моста, которой был разнесен просто в дым, а под насыпью было огромное количество фугасов.

Вдруг ночью получаем приказ: «Батальону грузиться и следовать в Волхов. Дополнительные указания получите там». Приказ – более чем странный, но шифровку подтвердили. Василий перезвонил в штаб 7-й армии в Тихвин, там были в курсе и передали не задерживаться. Дополнительные паровозы уже направлены в наш адрес. Приступили к погрузке сразу на трех станциях и к отводу фланговых взводов и рот. Утром первый состав прибыл в Волхов. Но никакого приказа мы там не получили, в очередной раз сменили паровоз и пересекли Волхов опять и двинулись по другой ветке на Череповец. Причем днем и под охраной истребителей. Ничегошеньки не понятно. Попытка связаться с Волковым ничего не дала, радист штаба фронта дал «EC», только получив наши позывные. Это означало запрет на выход в эфир. Эшелоны шли «литером», практически без остановок. Только на смену паровозов. На станциях выстраивался с обеих сторон караул: «Из вагонов не выходить! Забирайте питание и воду!» Еще раз сменили направление. Теперь движемся на юго-запад. По радио передают победные реляции, освобожден такой-то город, бои у другого. Все хорошо, но почему такая спешка? Наконец, пошли медленнее. Слева – Москва в морозной дымке, окружная железная дорога. Остановились на станции, второй паровоз прицепили к хвосту поезда, тронулись в обратную сторону, имея паровозы с обеих сторон. Набрали ход. Я в этих местах не бывал, дорога идет на запад, скорее, на запад-северо-запад. Куда везут – непонятно, Москва уже сзади. Станция Искра, название знакомое, но карт нет. Разъезд Дубосеково. Вот теперь понятно! Волоколамское направление. Тормозим на станции Волоколамск, вдоль всего состава справа стоят помосты для выгрузки, с указанием веса 80 тонн. Поезд несколько раз дернулся, грохоча сцепками, и встал.

С платформы кричат: «Начать выгрузку!» Василий выпрыгнул из вагона, передав командование Евграфычу, подбежал к группе командиров на платформе и доложился.

– Комбат Челышев? Вам туда! – подполковник танковых войск махнул в сторону вокзала.

Быстро темнело, светомаскировка, мороз. На пассажирской платформе видно группу людей в чем-то белом. Обежав платформу, Василий поднялся по ступенькам и быстро зашагал по ней к невысокому зданию. Ба! Какие люди! Иосиф Борисович собственной персоной! И, черт возьми, как всегда ранен! Рука на перевязи.

– Салют, бродяга! Прибыл? Пошли!

Остальные командиры были Василию незнакомы. Внутри вокзала оказался лично командующий бронетанковыми войсками Федоренко.

– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! Командир 1-го гвардейского тяжелого батальона капитан Челышев!

– Здравствуй, капитан. Смотри сюда, вот такая ситуация: 1-я танковая армия взяла Ржев семь дней назад. Через три дня немцы ударом с двух сторон в двух местах перерезали Волоколамское шоссе у Бартеньево и Княжьих Гор. Три эшелона со снабжением армии до Ржева не дошли. Дважды пытались разблокировать армию, но немцы сожгли два батальона резерва армии и нанесли серьезные потери полку майора Шпиллера. Генерал Баранов предложил отозвать вас с Карельского направления и поручить вам провести деблокаду армии.

– Разрешите вопрос майору Шпиллеру.

– Не на параде, капитан.

– Чем жгли?

– Не знаю.

– Ты что ж это: без разведки сунулся?

– Без. Тут такое было! Жуков на всех орал, что мы дезертиры и дармоеды.

– Ну, так предложил бы ему проветриться с ветерком.

– Не ерничай, я посмотрел бы на тебя, Чапай, вчера и позавчера здесь.

– Показывай место.

– Вот, вот и вот.

– Понятненько. А здесь у нас что?

– Там две роты 762-го отдельного батальона связи, 8-я гвардейская дивизия. Бывшая 316-я. Сама дивизия впереди, а эти отстали. Держат оборону пятые сутки. Подкрепления только подошли, они на марше.

– У тебя еще карта есть?

– Мне приказано выступить с тобой. Остатки полка усилят твой батальон.

– Тащ генерал-лейтенант, выгрузка, скорее всего, закончилась. Мне бы получить каналы связи с соседями и мотопехоту на прикрытие.

– Так, ничего не обсудив, не приняв решение, и пойдешь? А мне говорили, что вы – серьезный командир.

– Пока обсуждать нечего. Совершим марш в Муриково, слева от дороги. Проведем разведку и доложим результаты. Тогда и появится возможность что-то обсудить, а пока – это гадание на кофейной гуще. «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Требуется с раннего утра провести аэрофотосъемку местности. И держать над маршрутом движения авиацию, и ударную, и истребительную. У меня пока всё. Разрешите идти?

– Вот списки частот. Мотострелковый батальон стоит за станцией. Еще два направим в Муриково в течение часа. Я буду вот на этом канале. Мне поручено провести эту операцию.

– Есть, будем держать вас в курсе, товарищ генерал.

– Идите!

Дождавшись, когда Челышев и Шпиллер выйдут, генерал сказал:

– Выпороть бы его! Не понимаю, как можно было Баранову требовать передать ему командование! Юнец совсем! А вопрос на контроле Ставки!

Присутствующая свита подобострастно добавила свои резюме по этому вопросу.

– Борисыч, а теперь расскажи, как подбили! Пошли, пошли.

– Выстрела я не видел, ни вспышки, ни громкого звука. Я на башне был, до противника по карте была еще пара километров. Либо это что-то очень дальнобойное, но как во тьме можно попасть на большом расстоянии. Удара я не слышал, сразу взрыв на броне, и полыхнул топливный танк, еле успел выскочить, еще и осколок в руку воткнулся.

– А где осколок?

– В медсанбате, наверное, если не выбросили. Маленький, тоненький.

– На жестянку похож?

– Ну да, скорее всего. Тонкое что-то.

«Вот оно что! Панцеркнакке! Ух ты! Вот это номер! Действует, скорее всего, «Бранденбург», в нашей форме. Они и поснимали наши «опорники». Я ведь показывал Баранову, как укреплять фланги при прорыве. А этой козы я не учел, и он – тоже. Здравствуй, ж*па! Новый год!»

Борисыча «ожидал» шикарный американский джип, он – безлошадный и раненый, ему в самый раз. Собрали командиров, поставить задачу на марш. После постановки я отозвал в сторону Борисыча и Лукьянова.

– У тебя где ремрота?

– В Ивановском.

– Это далеко?

– Да нет, за городом, километров восемь отсюда.

– Отлично! Забрось туда моего зампотеха и его роту, кроме эвакуаторов. Александр Иванович, панцирные сетки нужны, срочно. Срочно! Две-четыре на танк.

– Где их столько взять?

– Сколько найдете! И, Борисыч, своего комбата тоже напряги.

– Хорошо, а зачем?

– Ты о кумулятивных минах и гранатах что-нибудь помнишь?

– Бронепрожигающих?

– Да-да, о них. Соедини два и два: взрыв на броне и пожар, одновременно.

– Точно! А я и не сообразил. Так получается, что в мой танк просто гранату метнули!

– Вот именно! И скорее всего, действуют диверсанты.

– Стой, а как же пожгли два батальона?

– Этого я пока не знаю. Увидим поле боя, тогда скажу. Или найдем человека, который видел: как жгли танки.

Вперед пошли мотострелки, затем, вперемешку с ними, потянулись танки батальона. Первые десять километров прошли без остановок. Затем на связь вышел Шпиллер, попросил дождаться его. Все равно следовало остановиться и проинструктировать мотострелков и экипажи машин. Подали команду: «Стой, к машинам!» Собрав командиров, в первую очередь Василий отдал приказание выставить посты по периметру колонны на углубление от дороги не менее тридцати метров. Нужно было видеть недоуменные лица командира батальона и его ротных. Командиры взводов почему-то в строй не встали. Ладно, пусть проводят свое построение позже, не горит.

Коротко объяснив ситуацию, что нападение на колонну танков 1-го полка произошло ночью и в тылу, поставил задачу и своим и мотострелкам, как вести себя на марше.

– Я не говорю, что нападение обязательно будет. Это произошло в другом месте, товарищи командиры. Но от наблюдения в бою и на марше зависит слишком многое. Задача впереди сложная, и попадать, как кур в ощип, я не рвусь. Приказываю: держать пулеметы на всех машинах наготове, заряжающий и командир должны иметь с собой взведенный автомат. Стрелять во всех, кто попытается что-нибудь бросить или направит в сторону машин руку или какое-нибудь устройство. Нам предстоит еще 14 километров марша. Сейчас проинструктируйте своих красноармейцев. После этого можно оправиться и закурить. Ожидаем еще колонну танков со стороны Волоколамска.

Шпиллер подошел не один, с ним еще мотострелки. Федоренко свое обещание выполняет. Незадолго до подхода колонны возникла перестрелка с неизвестными, пытавшимися незаметно приблизиться к колонне. Сообщили в штаб операции, в том числе о своих подозрениях, что действуют диверсанты. Так как противник ушел, и его преследование не дало результата, их разведгруппа ушла на лыжах, а у мотострелков лыж не было, то доказательств не было. Ушли лесом, на танке не догонишь! Плохо, противник в курсе того, что идут танки. Но остаток ночи прошел спокойно.

С утра в воздухе показались самолеты, а через час тридцать доставили аэрофотоснимки района марша. Линия соприкосновения – в двенадцати километрах впереди. А в двух километрах к дороге примыкает лесополоса.

– Есть! Немцы в лесу.

– Где-где?

– Руки вниз опустите, не надо показывать противнику, что он обнаружен. Евграфыч! По машинам. Твоя работа! Прошу!

На наблюдателя и снаряда не жалко. Блеснуло стеклышко у него, на дереве сидит. Привязываем его место к местности, пересчитываем трубку и поправки, и первый выстрел разбудил воронье, да напугал местных жителей, если таковые в селе есть. Вспухло облачно разрыва. Шрапнель свое дело круто знает.

Василий послал вперед две ТМР и сам двинулся за ними. Дошел до окраины села и встал. Дистанция 1400. Еще один танк встал сзади, просматривает левый фланг, там несколько групп деревьев.

– Пушка справа! Меж домами!

– Вижу, выстрел!

Это Левченко, вторая машина ударила по рощице в 450 метрах от «01-го» слева.

– Крышечка, проверь рощицы слева, быстренько, прикрываем.

Пошла пехота, и неожиданную поддержку оказали два штурмовика, которые атаковали кого-то из пулеметов. Их цели были не видны, но они сделали два захода, уничтожая кого-то за леском. Там прогалинка метров триста и начинается большой лесной массив.

ТМР на происходящее внимания не обращают. Они назад ничего не видят. Более того, им приходится помогать. Евграфыч послал один за другим два шрапнельных снаряда. Затем прошелся четырьмя фугасными, как ОФами. Мотострелки развернулись в цепь и атакуют лес справа от дороги. Танки выскочили на окраину деревни и ведут редкий огонь по возникающим то тут, то там дымкам. Через двадцать минут пехота сблизилась с лесом, огонь усилился, но танки стрелять перестали. Дальше все в руках пехоты. Самолеты работают по соседнему селу, Рябинки, там тоже немцы. В Шаховскую направлено подкрепление. Штаб работает, требует атаковать и захватить станцию Княжьи Горы. Слов о том, что мы проводим разведку боем, не понимает. Пехота принесла ящик со снарядами, которыми готовились стрелять немцы. Надкалиберная кумулятивная граната к 37-мм пушке. Дальность выстрела 300 метров, насколько я помню.

– Борисыч!

– Здесь!

– Такая толпа танков тут не нужна. Бери «02-ю» и «112-ю» с «рукой» и дуй в Шаховскую. Аккуратно! Проверь лесок за Жилыми Горами, и только потом сам лезь. Они используют надкалиберные гранаты к 37-мм пушке. Дальность выстрела триста метров.

Я стоял бортом в пятистах, по мне не стреляли. Все понял?

– Да.

– Возьмешь там пехоту и пойдешь по той стороне дороги. Ядровский лес, сто процентов, набит немцами. Конец связи.

Мы ушли на другой канал и отдали шифровку о результатах разведки. Взяли Рябинки, Малинки, Борисово, подошли к станции Княжьи Горы. Борисыч только вошел в Ядровский лес, и, хотя пехоты у него даже больше, чем у нас, он пока оттуда не вышел, ведет бой. Еще подошла пехота от Шаховской, этого противник вынести не смог. Начал отход к Шоше, но преследовать – это для танков, это вам не пехоту из лесов выкуривать! Но сильно отвлекаться не стоит, дозаправились уже на станции и вернулись на левый фланг. К вечеру заночевали возле поезда, который вез боеприпасы Баранову. Пополнили свой боезапас, умылись, даже поужинали горячим. И с утра снова принялись за работу. У Погорелого Городища – чисто, в Зубцове – наши войска. По плотине Вазузского водохранилища перешли на другую сторону Вазузы и двое суток шли до Папино, в основном дожидаясь, когда пехота в глубоком снегу проберется через лес, попутно отлавливая небольшие противотанковые отряды немцев. Плюс ждали, когда подойдет Шпиллер, затем был бой за Думиничи. Жестокий, кровавый и… глупый. Баранов ушел на левый берег по целым мостам, а ему приказали их взорвать, хотя возможность держать их у него была. В Зубцове мост был поврежден… советской авиацией. По левому берегу деблокировать его большой сложности не составляло.