Текст книги "Партизан"

– Что требуется?

– Да ничего особенного. Пару моих тележек доставить в Погостье и разрешить переместить первый батальон 1098-го полка и выпускников полковой школы сержантов к Лодве.

– Хм! – послышалось в трубке.

– Ну, просто, чтоб начальники не мешали и под руку не лезли, Александр Михайлович. Я закончил комплектование и обучение первого батальона, хочу посмотреть, что получилось.

– Хорошо, я тоже хочу взглянуть.

Короче, начальство не запретило, и, даже не уведомив Мерецкова и компанию, мы начали проворачивать подготовку к операции, согласовывая действия только между командующими двух армий: моей и 54-й, генералом Сухомлиным. Ему этот узелок костью в горле стоял. Человек он абсолютно военный, бывший начальник кафедры тактики и оперативного искусства Академии Генерального штаба. Он, как никто, понимал, что подобные операции должны проводиться в полной тишине. У него через огромное болото:

Малукский мох, была гать проложена, за счет которой он менял войска на южном его берегу и доставлял туда боеприпасы.

Через болото мы не пошли, немцы далеко не дураки, и имеют хорошую оптику, прибытие «свежих» частей будет замечено, и без потерь не обойдется. Я же своим поставил задачу не допустить потерь. Ужом крутитесь, товарищи сержанты и средние командиры, но это – экзамен на вашу зрелость и готовность выполнить любой приказ с минимальными потерями. До поселка № 8 доехали с комфортом, на «кукушке». Ночи уже не такие светлые, как в июне, но темнотой это назвать сложно. К часу ночи закончили марш, прошли тылами 951-го полка и сосредоточились у высоты 52,2, откуда начиналась траншея, ведущая на позиции 941-го полка, куда батальон отправился небольшими группами, в строжайшей тишине и во многих местах ползком. Здесь между противниками всего 300–400 метров. Эти места я хорошо знаю, сейчас по линии бывших немецких траншей грунтовка идет. Основу для нее наши пленные насыпали в далеких 41–42 годах. Расстояние позволяло использовать гранатометы всех типов. Ребята из сорок первого полка встретили нас встревоженно, у немцев мощная артиллерия, и малых потерь при атаках у них не бывает.

Переговоры только кодом, никаких лишних разговоров. В первую очередь запустили «тележку» с левого фланга, требовалось разбудить гитлеровцев. Пути ими были перегорожены разными способами, но две тонны «готовых элементов» с тротилом, даже в накладном варианте, и черта разбудят! Рвануло крепко и в самый подходящий для нас момент: луны нет, облака, немного накрапывает теплый летний дождь. Их баррикаду просто снесло, и ожили все точки, чего мы, собственно, и добивались! Захлопали «пиаты», ударили «семерки» и «шестнадцатые». Сорок восемь долговременных огневых точек на участке в 1,7 километра просто перестали существовать, а батальон не остановился, он двинулся вперед, но не цепями, а короткими перебежками, отстреливая прикрывающими снайперами любые попытки ему помешать. Работали и гранатометчики, осколочными и кумулятивными. Когда до окопов оставалось метров шестьдесят, я приказал поднять полк в атаку, но огня по ним никто не открыл. Оставшиеся в живых немцы рванули в Малуксу – и попали под собственные пулеметы, которые в темноте их добили. У немцев под Виняголово образовался отличный мешок. 322-й пехотный полк попытался отбить у 941-го полка этот кусочек, но там узкая полосочка, по которой требовалось наступать, а мои ребятки там уже управляемое минное поле поставили. Потеряв половину батальона, немцы откатились. А мы, воспользовавшись Федюнинской гатью, ушли без потерь, что, собственно, от нас и требовалось.

Но просто так это дело не закончилось! Был назначен строевой смотр, и не кем-нибудь, а начальником Генерального штаба. Утром он прибыл в Назию, на станцию Жихарево. И в результате возник приказ, предписывающий всем командующим армий строить потешные городки и гонять пехоту, как мышь веником, до седьмого пота, отрабатывая элементы боя в той местности, на которой предстоит действовать. С этого момента только пополнения и боеприпасы, техника и средства связи хлынули буквально рекой. Был одобрен мой план создания мотострелковых полков с непосредственной танковой поддержкой. Короче, зеленый свет по всем направлениям, и это еще до того, как 327-я закончила полное комплектование. Василевский обещал лично проследить, чтобы у меня было пять корпусов. Но обещания – это хорошо, но противник начал шевелиться на юге, поэтому «река и поток» существовали лишь некоторое время. К началу наступления Волховского фронта я имел две полностью готовых дивизии, всю артиллерию, авиацию и три танковых бригады, если считать по старым штатам.

С генерал-лейтенантом Сухомлиным у нас создался отличный «тандем»: подготовку операций он взял на себя и с удовольствием ждал «экзаменов» в моих батальонах. Человек он был вежливый, всегда обращался только на «вы», как только собирал полностью все сведения по очередной операции, то звонил и просил разрешения подъехать, четко согласовывая взаимодействие. Обкатать мы успели с ним девять батальонов, существенно улучшив позиции 54-й армии по обеим сторонам Погостского выступа. В частности, четыре раза предпринимались рейды по тылам противника в район строительства им новой линии обороны на реке Кусинка, где был ликвидирован склад мин, около 10 тысяч штук, подготовленных немцами для установки в минные поля. Освобождены села Смердыня и Басино, где создан плацдарм на правом берегу Тигоды, перерезана дорога Шапки – Любань между Белово и Костово. Заслужили у немцев «почетное наименование»: «зеленые призраки». Общую задачу, которую поставил Василевский: связать своей активностью 96-ю пехотную дивизию немцев, чтобы не допустить ее переброски в район наступления, эти краткосрочные операции выполнили. Но в конце июля 1942 года немцы начали наступление на Кавказ и взяли Ростов-на-Дону. Все внимание Ставки переключилось туда, резервы требовались там. На мой очередной звонок Василевскому последовало его жесткое требование: «Решайте основную задачу, Сергей Петрович! Ваша задача: деблокировать Ленинград, а мне постоянно докладывают, что 8-я армия не готова к наступлению, а 2-я Ударная – не укомплектована».

– Александр Михайлович, так разрешите начать в полосе наступления?

– Что начать?

– Взять Вороново, все готово, сами возьмем, и ОПы «роща Круглая» и «Гонтовая Липка», совместно с 128-й дивизией 8-й армии.

– А зачем требуется раскрывать наши планы на этом направлении? Там будет действовать 7-я гвардейская танковая бригада. Это же на Путиловском тракте.

– Так ведь и немцы это хорошо понимают, Александр Михайлович. Моей разведкой установлено, что у противника там сосредоточен 28-й противотанковый батальон 28-й егерской дивизии, переброшенный из Крыма. У него на вооружении стоят s.PzB.41, легкие 28-мм пушки с коническим стволом, способные пробивать даже маску КВ-1. Орудие прекрасно маскируется, на виду они их не держат. Уничтожить их артогнем при артподготовке – тяжеленько. Так что танковой бригаде там делать особо нечего, пожгут. Прибыли недавно, с неделю назад, с 19 июля окапываются, готовят позиции для своих «уродцев». Самое время их там взять. Вороново можно взять и позже, а Круглую и Липки надо брать сейчас и ночью. Тем более что это самый край выступа. Оттуда возможен контрудар во фланг нашего наступления. Тем более что со Стариковым мы еще вместе не действовали.

– Из Крыма, говорите? Пленные есть? По нашим сведениям, 11-я армия наступает на Кавказ.

– 128-я дивизия пыталась взять «языка», но даже трупы не смогли вынести. Могу послать своих разведчиков.

– Посылайте, – ответил Василевский и повесил трубку.

Позвонил в штаб 8-й армии, Филипп Никанорович решил сделать обиженное лицо, дескать, и сами с усами, но я уже привык к его «фокусам». Ревниво он относится к действиям в его зоне ответственности, но позиции у нас идут вперемешку, мой штаб даже ближе к этому участку, чем его. Поэтому полковник Сергеев, командир 128-й, возражать не стал, его ребята из 119-й разведроты понесли потери 20-го числа, убитых не было, но легкораненых много. Наши ребята у него давно пасутся, но «нитку еще не рвали», отрабатывали наблюдение. Места здесь неудобные: торфоразработки, включая три рабочих поселка: 4-й, 8-й и 7-й, у немцев – сплошная линия траншей от самой Ладоги. Шесть линий узкоколеек, плюс две рокадные. И все это опирается на поселок Синявино, с господствующей высотой 50,2. Вроде обо всем договорились, я выдвинул туда 72-й разведбатальон Осназ. Но побезобразничать нам в эту ночь не дали: на левом фланге у соседей разгорелся настоящий бой. Генерал-майор Стариков с позиций, занимаемых 19-й гвардейской дивизией, ввел армейскую разведроту на этот участок и провел разведку боем силами 61-го гвардейского полка. Полк понес тяжелые потери, нарвавшись на новое минное поле, пришлось им отойти. Но разведчики привели «языка», который подтвердил, что между Гонтовой Липкой и рощей Круглой базируются егеря, недавно прибывшие на участок. Других сведений пленный не имел. Но Стариков немедленно сообщил об этом в Москву.

Около 3 часов утра меня позвал к телефону Василевский.

– Что у вас происходит? Задание получили вы, товарищ комиссар госбезопасности, а проводит его 8-я армия, да еще и несет серьезные потери. В чем дело?

Я доложил, что из-за сильного боя на левом фланге я операцию отменил.

– Ничего, кроме рассказа о том, что якобы на противоположном фланге действуют какие-то егеря, пленный не сообщил.

– Я никого не просил подключаться к операции. Атаку я отменил, но три группы ушли в поиск. Будем ждать результатов, товарищ генерал армии.

– О результатах сообщить немедленно по получению.

– Есть!

Жаль, что светает здесь уже 04.25. У ребят осталось всего ничего темного времени. Две группы вернулись с пустыми руками, смогли только установить несколько удлиненных зарядов для проделывания проходов и нашли работу для саперов: еще одно минное поле, и не прошумели при этом. Отход третьей пришлось прикрывать артиллерией и дымовыми снарядами. Зато был толк! Четыре «Крымских щита», затвор и образцы снарядов к s.PzB.41 и «крымчак»! Наводчик этой пушки.

Василевский ждал звонка, после этого дал команду готовить операцию. Но мы же уже прошумели! Поэтому «тихонько» не получится! Снимать поля и заграждения придется артиллерией. Благо что она была уже на месте, а батальон я сюда передислоцировал, когда заваруха на левом фланге началась, чтобы моих орлов, если что, вытащить из задницы. Одно хорошо, немцам прямо в глаза светит Ярило. Оно только-только показалось из-за кромки леса. Начали артподготовку. У Куликовской канавки и за западным склоном высоты 25.3 располагались 64 единицы установок М14, которые по двум траекториям обработали вместе с артиллерией участок фронта перед опорным пунктом и сам опорник. Трижды мы переносили огонь, вытаскивая немцев из укрытий. А батальон уже вышел из траншеи и продвигался вперед. Еще один перенос огня, теперь бьем по обеим рокадным дорогам. А в ход пошли как «пиаты», так и ручные гранаты на левом фланге, где сработали удлиненные заряды, и образовались проходы в проволочных заграждениях. Ребят немного тормознул фланкирующий дот, но он тут же был уничтожен огнем гранатометов. Ворвались в окопы, тут новая напасть: с высоты 25.8 начинает работать гаубичная батарея немцев. Двумя залпами РС накрываем и ее. Немцы, поняв, что опорный пункт захвачен, из Келколово открывают ураганный огонь по нему. Но бьют они уже по пустому месту. Батальон в окопах не остался, свою задачу они выполнили и откатились назад, прихватив 12 орудий из шестнадцати, находившихся на позициях. Немцы работали более двух часов, размалывая там все в дым. Артиллеристы двух армий им отвечали, не забывая обрабатывать 7-й поселок и рощу Круглую. Саперы 128-й дивизии в это время снимали противотанковое минное поле на участке Путиловского тракта, с окончанием немецкой артподготовки, в прорыв была введена 7-я гвардейская танковая бригада 8-й армии, поддержанные двумя стрелковыми полками 128-й дивизии. Частная операция послужила толчком к тому, что 3-я синявинская операция началась на 29 дней раньше запланированного времени.

Подвергнутую массированному обстрелу рощу Круглую взял 741-й полк 128-й дивизии и 1-й батальон 1098-го полка 327-й, это был мой батальон. Была решена главная задача: танки вошли в прорыв и быстро продвинулись к 7-му поселку, так как основной противотанковый рубеж был ликвидирован. В этот момент мне приказали взять Вороново. Так как тренировались бойцы именно на «Вороново-2» и знали этот укрепрайон, как свои пять пальцев, то ударом с левого фланга там форсировать реку не надо, просочились по просеке в тыл противнику и, дождавшись окончания артподготовки, атаковали его с тыла. А за Вороново – три высотки, в 56,3, 56,0 и 48,6 метра, куда немедленно переместились артиллерийские корректировщики. Сплошная «зеленка», в которой мои «зеленые призраки» чувствовали себя, как рыба в омуте. Они – есть, но их никто не видит. И мы сделали то, что должны были сделать: закатили на насыпь между Сологубовкой и Турышкино нашу сборно-разборную тележку и разнесли в дым пути от Мги на Малуксу, лишив возможности гитлеровцев перебросить сюда части трех дивизий от Погостья. А их там много скопилось! Мы же хулиганили именно там! Пусть в мешочке посидят и выбираются оттуда через Чудово. Но этим занимались разведчики. А полки зашли в тыл немецким ОПам, которые держали железную дорогу Мга – Мишкино. Звонок из Москвы чуть не испортил все дело: мне приказали вводить на участок третью гвардейскую дивизию резерва Ставки. Дивизия была «не моя», как она укомплектована – я не знал. Связи с ними, естественно, нет. И на хрена они мне нужны именно на этом участке? У меня была 259-я дивизия, еще не полностью укомплектованная и обученная, но «своя». По меньшей мере там связь налажена. Но приказ – есть приказ.

Прибывшему в штаб армии генерал-майору Мартынюку приказал расположить штаб дивизии непосредственно возле штаба армии. Пока его гвардейцы выдвигались на исходные, он слушал все, что происходило в нас в штабе. После этого я у него спросил:

– Готовы так действовать?

– Нет, товарищ командующий. Я не понимаю тех разговоров, которые вы ведете с остальными командирами.

– То-то и оно. Что делать будем?

Молчание. Выручили немцы, которые пошли атаковать части 327-й от Мишкино.

– Так, вводите в прорыв два полка и два моих танковых батальона. Связь держать через танкистов. Атакуете левобережную часть Поречья, там – дом отдыха, и оттуда наносите фланговый удар на Мишкино. Расстояние здесь небольшое, так что танковых станций хватит. Тот, кто непосредственно будет руководить операцией, тот должен держать возле себя один из танков. Все понятно?

– Да, товарищ комиссар, – и он потянулся к одной из своих радиостанций.

– Отставить! В полки, и поставить устно задачу! Открытый эфир запрещаю!

– Есть!

Генерал повернулся и выскочил из штаба. А я, на всякий случай, начал подтягивать ближе части 259-й и ввел один из полков, с танками, между пятым и девятым полками 3-й гвардейской. Все толку будет больше.

8-я армия, к вечеру, взяла 1-й эстонский поселок, а мои подорвали мост у Михайловского. Освободив Славянку, у меня появилась возможность усилить 327-ю танками и перебросить им боеприпасы. Ночью разведка добралась до реки Мга и установила наблюдение за станцией. В 1100-й полк доставили шесть «тележек», с помощью которых атаковали станцию Мга, на которой скопилось приличное количество только подошедших эшелонов. Все шесть ракетных тележек грохнули, и начался маленький ад. В большинстве эшелонов были боеприпасы и топливо. Пехота – тоже была, в немалом количестве. Используя три батальона 1100-го и 1102-го полков, приступили к зачистке восточных окраин города, точнее того, что от него осталось. Затем их сменила 3-я гвардейская, которую лучше было использовать в обороне. На этом я свои хилые наступательные возможности исчерпал, но продолжал вести «активную оборону». Навестил Сологубовку и Лезье, доставив кучу неприятностей люфтваффе. Сорвали эвакуацию тяжелых артиллерийских батарей в Келколово, организовали небольшую диверсию на станции Рабочий поселок № 6, взорвав восемь вагонов с немецкими же снарядами на развилке железнодорожного пути, в месте пересечения его с Путиловским трактом. 8-я армия продолжала штурмовать Синявинские высоты, правда, немцы мало чем могли помочь Синявину, так как те снаряды, которые предназначались для Восьмой, мы сами доставили, но не в Келколово, а в 6-й поселок. Оба моста, на ветке Ульяновка – Мга, лежали в реке. Я своим партизанским нутром чуял, что основные неприятности последуют оттуда, поэтому не стал дожидаться утра. Сначала уронил мост через Войтоловку, а затем и через Мгу. По докладам со станции Мга, среди обломков, усеявших станцию, находились четыре платформы с танками T-VI.

Утром к нам подошли из Мишкино 11-я и 265-я дивизии, а моим приказали двигаться дальше, к Ивановскому и Пелле. В Москве, видимо, плохо представляли себе, во что превратили немцы этот пятачок. И сколько там орудий и пулеметов смотрит из-под насыпи на Путиловский тракт. Поэтому я исполнил этот приказ немного на свой лад: я вышел к Неве в Лобаново, предварительно окончательно взяв Келколово и немецкие орудия там. Я не виноват. Они сами начали стрелять с самого утра по нам. В Москве одумались, и, после доклада, что разведка вышла к Неве, приказали оказать помощь 8-й армии в Синявино. До взорванного разъезда батальоны доехали поездом. Там приняли бой с инженерными частями, пытавшимися освободить хотя бы шоссейную дорогу. Уничтожили два танка противника и самоходку. Затем состоялся штурм поселка № 6 и совхоза Торфяник. Так, в пешем строю, и подошли к лесу, за которым начиналась деревня Синявино и Синявинский УР. Первой взяли высоту 50.1, расстреляв с окраины деревни три дзота и два тяжелых дота. Они дверями в эту сторону стояли. Соседняя высота 42.0 в эту сторону смотрела всего двумя амбразурами. Но нагорожено заграждений было уйма! И пехоты в ней много. Поэтому аккуратно, не спеша, батальоны занимались этим делом часа три-четыре, прежде чем огонь начал стихать с обеих этих позиций. А тут и появились танки, причем как наши, так и немецкие. Немцы появились от шоссе и пошли атаковать совхоз, сегодняшнее Молодцово. А наши появились из леса, когда замолчал последний артиллерийский капонир высоты 42.0. Немцам еще приходилось и на моих бойцов отвлекаться, так что бой выиграла 7-я гвардейская. Вот теперь можно и на Ивановское двинуть. И на Шлиссельбург. Да и с Гитлером поговорить не мешает, так что, распределив обязанности, мои пошли брать поселок № 1, будущий Кировск, и 8-ю ГРЭС. Но, вместо диалога с Гитлером, меня ждал диалог со Сталиным, который лично поздравил со взятием Мги и прорывом блокады, и приказал заняться исключительно эвакуацией захваченных танков.

– Товарищ Соколов, ваша армия стоит в третьем эшелоне, в третьем, вы меня поняли? Займитесь, пожалуйста, танками. Основной вопрос ваши дивизии решили. Как только вывезете танки, выводите свои войска в Тихвин. Дальнейшее формирование будет происходить в городе Грозный.

Полученное приказание, как само собой разумеющееся, подразумевало личное участие в эвакуации. Поэтому предстояло небольшое путешествие из Путилово во Мгу, причем не одному, а с соответствующей командой, которая сможет выполнить приказ Верховного. Вывезти все это имущество по железной дороге было невозможно: восточную горловину станции и три моста на участке чинить будут месяца полтора-два. Так что беру тех самых саперов, весь 109-й инжбат, семь эвакуационных отделений, роту танков и мотострелковый батальон от танкистов – и двинулись на Мгу. Это не сорок четвертый или сорок пятый год, а сорок второй. Немцы еще борзые, даже получив по зубам, они не сдавались, а пытались выйти к «своим». Плюс наверняка 18-я армия сейчас ищет уязвимое место, чтобы вернуть позиции 223-й пехотной. Аэродром в Лезье они использовать не могут, но он у них не единственный на участке. Как только они узнают, что танки не сильно пострадали и мы их вывозим, так постараются добить. Поэтому пришлось задействовать еще и зенитный дивизион, прихватив пару батарей. В общем, целая операция. И это при условии, что большая часть «армии» находилась внутри прорыва и нуждалась в руководстве. Обстановка могла измениться в любую минуту. Большую часть саперов я оставил у противотанкового рва в Апраксине. Он до наших времен сохранился, только «заболотился». Его водой заполняли из Осинового ручья, а глубина у него была почти 6 метров на некоторых участках. Заодно попросил майора Назарова глянуть на мост в Поречье, на всякий случай, вдруг разбит меньше.

Танки находились не на самой станции, там бы они сгорели, а на складе баланса в 450 метрах от основных путей. Перевозились они «босиком»: гусеницы были сняты, с ними танки в габариты не вписывались. Аппарели, по которой сгружают танки, рядом не оказалось, саперы приступили городить что-то из подручных средств. А я, несмотря на ворчание командира роты охраны штаба, пошел бродить по станции. Вокруг было разбросано взрывами куча боеприпасов, где-то что-то горело и потрескивало выстрелами, взрывались патроны. Ну не может быть, чтобы немцы не прислали все для выгрузки, одновременно с присылкой этого эшелона. И точно! Я их увидел, но не на станции, а на Водопроводной улице стояла колонна тягачей «Татра» с полуприцепами для перевозки «Тигров». Первая «татра» была разбита взрывами, обгорела, но внутри нее нашли «ключи» от танков. Люки закрывались, типа, «на противоугонную секретку». Там саперы и танкисты уже срезать их собирались. Переключил их деятельность на расчистку дороги от Водопроводной до места выгрузки. Тягачами-эвакуаторами проложили новую дорогу через развалины и пожарище. На полуприцепах находилась сама аппарель и стояла лебедка для стягивания танков. Причем требовалось предварительно уложить гусеницы на «свободную» платформу и закрепить их. Затем лебедкой дернуть танк и закатить его задом на обе ленты. «Обувался» танк на специальной платформе, которую мы так и не нашли, использовали случайную, помучиться пришлось изрядно. Впоследствии видел такие, там для удобства и быстроты накатки танка все сделано четко, откидные стопора имелись и стационарная лебедка с ручным и электрическим приводами. Без них мы провозились почти три часа, пока обули первую машину. Колонной не пошли. Саперы зашили танк досками, и, в сопровождении трех танков, эвакуатора и двух взводов пехоты, «татра» потащила его в наш тыл. Позже она вернулась, так как одного тягача у нас не хватало. В тот день еще и вымокнуть пришлось здорово, почти постоянно шел дождь. Ближе к вечеру последняя платформа благополучно съехала в кювет у Глубокого ручья, так как поплыло предмостье. Танк задом съехал с нее в ручей. Вытащить его – вытащили, цугом впрягли три эвакуатора, а затащить на полуприцеп не смогли. Пришлось буксировать его дальше, в результате вывели его из строя. К тому же в машинном отделении залило проводку, в общем, хана пришла «Тигру». Намучились с ним крепко! Кстати, из-за нарисованных на башнях мамонтов, которые на мамонтов были не слишком похожи, танки все называли «слонами» и «элефантами», и никаких ассоциаций с «кошками» ни у кого не возникало. Я, честно говоря, совершенно не ожидал увидеть «тигры» так рано. Насколько я помню, они здесь должны были появиться в августе, но видимо, что-то изменилось в ходе этой войны. Скорее всего, наша активность подвела немцев к решению, что мы можем начать наступление раньше, и блокада будет прорвана еще до того, как немцы успеют полностью подготовиться к своей операции по штурму города на Неве.

Мокрый и уставший ввалился в штаб поздно вечером, а там «портянка» из Генштаба: приказано забирать только людей, прошедших переподготовку, и годных, по состоянию здоровья, для службы в частях особого назначения. Это – нормально, доходяг было довольно много, а толку от них было мало. Артиллерию и танки все оставить на месте. Разрешили забрать только стрелковое вооружение, присланное ранее для комплектации еще четырех дивизий. Вот фиг им, а не мои М14, заберу все, включая те, которые изготовил «Арсенал», и погрузил на три «самотопа». Распорядился перегнать на Комендантский аэродром все имевшиеся в наличии самолеты и вывезти максимальное количество установок и снарядов к ним. Написал об этом директору «Арсенала» и попросил ускорить отправку судов в Кобону. В конце «портянки» стоял значок, обозначавший, что предстоит получить личные указания непосредственно в Москве. Поэтому, переодевшись в сухое и поужинав, выехал в Выстав, и в четыре утра предстал перед светлыми очами генерала армии Василевского.

– Оперативно! Вот так и требовалось действовать с самого начала. Но вызывал вас не я, сейчас уточню, подождите в приемной.

Через десять минут мы тронулись в Кремль. Там мне досталось за «партизанщину», и мне показали стопку присланных на меня «закладных записок», автором которых был небезызвестный генерал армии. Но так как рядом со мной стоял «соавтор», то я предъявил подписанные им приказы на все проведенные операции.

– Товарищ Сталин, войскам требовались тренировки на слаженность и взаимодействие с другими соединениями фронта. Так как нас ограничили в определении района операций, то взаимодействовали только с 54-й армией. Наладить связь с 8-й, частично, не удалось. Со штабом армии связь была налажена, а со всеми действующими дивизиями ее установить не удалось. Тем более что мы исполняли роль резерва и третьего эшелона, и должны были вводиться в бой после захвата рубежей Синявино – Келколово – Мга. Поставленную генералом Василевским задачу: не допустить переброски в район прорыва 96-й, 207-й и 212-й дивизий немцев, армия выполнила. Причем две последние дивизии были фактически разгромлены в котле под Виняголово, что существенно ослабило сопротивление противника на рубежах прорыва. Особенно в Вороново. В последующих боях не принимала участия 5-я горнострелковая дивизия немцев. Скорее всего, она была передислоцирована на юг, чтобы прикрыть направление на Чудово.

– Товарищ Василевский! Почему вы действовали через голову командующего фронтом? Там жалобы и на вас есть.

– Чтобы не отвлекать его от задачи по деблокаде 2-й Ударной. Тем не менее ему это не помогло. Комиссар Соколов действовал в основном силами одного батальона, плюс армейская или дивизионная разведрота. Все операции носили местный характер. В результате 54-я армия существенно улучшила свои позиции, плюс через ее порядки выведено более 12 с половиной тысяч человек личного состава 2-й Ударной армии. Почти полнокровная дивизия. Установлено, что 18-я армия готовится оставить Киришский выступ и подготавливает тыловой укрепрайон по реке Кусинка, строительство которого мы существенно приостановили. Активность 54-й, с помощью батальонов Соколова…

– Мерецков на мое имя прислал докладную, что не может нести ответственность за операцию 8-й армии, начатую без его приказа.

– Приказ 8-й армии перейти в наступление, действительно, передал я, товарищ Сталин, так как комиссар Соколов и полковник Сергеев подготовили участок ввода 7-й гвардейской танковой бригады полковника Шнейдера, очистив его от противотанковых средств. Другого места для ввода танков на этом участке фронта не было, правда, Соколов, в середине дня, сумел обойти Апраксинский противотанковый ров и успешно использовал танки в районе Мги.

– Как вам удалось это сделать? – обратился ко мне Сталин.

– В районе Лагерского ручья ров заканчивается. Вороново мы взяли, обойдя его с тыла и используя ров как естественную преграду, для расположения на его бровках артиллерии и гранатометчиков с дальнобойными РПГ-16. Оказавшись в огневом мешке, немцы оставили Вороново и отошли в Поречье, где вновь попали в мешок и были уничтожены. Это создало предпосылку для флангового удара по Мишкино, взять которое с ходу 8-я армия не смогла. Прорыв состоялся, и 4-й гвардейский корпус двинулся вперед, но его повернули на Эстонский поселок и к Синявино, оставив возможность двум моим дивизиям действовать на направлении Мги. Мы были уже на подступах к ней. Предпосылки к взятию Мги появились в 11.30, но я предпочел дождаться начала выгрузки войск противника на станции. Когда противник появился там в большом количестве, мы туда направили шесть наших тележек с двенадцатью тоннами взрывчатки и накрыли станцию эРэСами.

– Откуда у вас столько эРэСов? – Верховный показал мне мой же расход боеприпасов. Это – обязательная «бумажка», пересылаемая нами в ГАУ, чтобы оно пополнило наши запасы.

– В течение июня – начала июля на полигоне Ржевка нами и ГАУ РККА была испытана установка М14, которая была рекомендована к массовому производству, так как удовлетворяет требованиям по мобильности, скрытности применения, точности и эффективности огня. Заводом «Арсенал» эти установки освоены в производстве, так как созданы на основе лафетов наиболее распространенной противотанковой пушки 53-К-37, «сорокапятки», которую они выпускают. Имеют 12 или 16 стволов, собранных в пакет, и площадь рассеивания меньше, чем у установок БМ13 и БМ31. У меня есть вопрос, товарищ Сталин. Я приказал все эти установки не сдавать, а грузить и вывозить на новое место формирования, так как мы еще не закончили войсковые испытания первой серии, а их производство освоено пока только в Ленинграде.

– Почему не закончили?

– Не вся партия снарядов, оговоренная условиями, расстреляна, и районы стрельб не осмотрены инспекторами ГАУ, там еще идут бои и ведется разминирование местности. Но отказов выявлено не было, и именно эти установки сыграли решающую роль при штурме Гонтовой Липки, Мги и рощи Круглой.

– «Свое добро карман не тянет», так, что ли, товарищ Соколов? Поезда пойдут на юг литерными, выделить платформы не имеем возможности.

– Разместим, товарищ Сталин. Жалко бросать, они в степях ой как пригодятся.

– Судя по всему, использовать их придется в горах.

– Они легкие и разбираются, возможна переброска их с помощью вьюков. Настолько изменилась обстановка?

– Значительно, а мы тут вынуждены ваши заскоки разбирать. Впрочем, победителей не судят. До Невы первыми дошли части ваших дивизий. Танки вывезли?

– Да, товарищ Сталин, танки в Назии, встали под погрузку. Один танк лишился хода. Его насыпь не выдержала. Он почти 60 тонн весит. Съехал в речку, затопили моторное отделение.

– А что так? Не проверили мосты?

– Дождь, товарищ Сталин, просто ливень, размыло предмостье, как только сошли с моста, так и пошли крениться. Предмостье съехало в ручей, танк за ним.