Текст книги "Партизан"

– Так это же хорошо, товарищ комиссар! Значит, по нашим дорогам они не ходоки. И как вам танк, товарищ Соколов?

– Большой, красивый. Орудие отличное. Вот только опоздали они с ним на один год, один месяц, одиннадцать дней и девятнадцать с половиной часов.

– Это вы хорошо сказали. Готовы их встретить?

– Скорее всего, товарищ Сталин. Вот только кумулятивных снарядов в войсках пока не слишком много.

– Мы в курсе. Исправляем этот перекос. Хорошо, товарищ Соколов. Присаживайтесь.

Тяжелый случай! В этом кабинете я еще ни разу не сидел. Все только стоя, в полной готовности вытянуться в струнку и сказать: «Есть, товарищ Сталин!» Василевский заботливо расстелил карту, которую принес с собой.

– Пять дней назад, утром 28 июля, немецкие войска перешли в наступление на Миусском направлении. В открытой печати об этом не сообщалось. Второго августа, после тяжелых боев, нами оставлен город Ростов-на-Дону, – сказал Сталин.

«Месяц отыграли. И это – здорово!» – подумал я, но меня подвел «внутренний голос».

– А бои-то были? – вырвалось у меня. Тихонько, я этот вопрос, в общем-то, самому себе задал. Но Сталин это услышал.

– Вы правы, комиссар Соколов, боев в городе не было. И даже мосты остались не взорванными. Армия – бежит. А мы вынуждены ваши заскоки на Ленинградском фронте разбирать! – повысил голос Верховный Главнокомандующий.

– А смысл их разбирать? Я – в Москве, с направления и армии меня сняли. На юг нас перебросить невозможно.

– Вот здесь вы ошибаетесь, товарищ Соколов. Ставка учитывала опасность прорыва на южном направлении. И мы использовали в том числе и ваши наработки. Все ваши заявки на комплектование удваивались и направлялись в два адреса: одни под Ленинград, вторые – в Грозный. Тем более что направить большое количество войск в район Ладоги не позволяла железнодорожная сеть. Да и войск там хватало, как выяснилось, так даже с избытком. На участке прорыва обнаружены части и военнослужащие одной немецкой пехотной дивизии.

– Двух, товарищ Сталин. Две – точно.

– Хорошо, двух! Против трех армий РККА.

– Двух, товарищ Сталин. Мою армию – армией назвать можно было только условно. Удалось скомплектовать только артиллерию, в более-менее целостном виде. Полторы дивизии пехоты и три танковых бригады.

– В конечном итоге это сыграло решающую роль, товарищ Соколов. Успех сопутствовал именно вам. Мы вас собирались отозвать в день, когда вы начали наступление на Синявинском направлении. Александр Михайлович попросил двое суток для вас, и оказался полностью прав. Третьи сутки вам дали, чтобы эвакуировать новые танки. Вашу армию мы комплектовали без вас. Правда, выяснилось, что у вас сильно отличается подготовка как отдельного красноармейца, так и командиров всех уровней. Создать что-то подобное у нас не получилось. Этим занимаются, но требуется время. «Потешный городок», как вы это назвали у себя, под Грозным создан, и не один, но обкатку в них войска не прошли. Не было инструкторов. Ваша задача на ближайшие дни: перебросить под Грозный своих инструкторов и начать подготовку 5-й Ударной армии. Не позднее 20–25 августа все пять корпусов армии должны быть приведены в боевую готовность. И последнее, товарищ Соколов. Игнорировать генерала Мерецкова у вас получилось, скорее всего, и генерал Тюленев, в силу своей удаленности от театра боевых действий, тоже оказать своего воздействия на вас не сможет. Но командующий направлением маршал Буденный имеет широчайшие полномочия, большой опыт проведения крупномасштабных операций, и терпеть не может «зазнаек» и «выскочек». Не стоит дразнить его, рука у него тяжелая. Вы меня поняли?

– Абсолютно, товарищ Сталин. Вопрос: одного танка ГАУ и ГАБТУ хватит? Того, который без хода? Тягачи и полуприцепы я и так не отдам.

– Зачем они вам?

– Да так, пошалить. На карте отметки шести танковых дивизий, задействованных на Южном фронте.

– Да, они задействовали две танковые армии: 1-ю и 4-ю.

– Ну, вот для этого. Таких танков у гитлеровцев пока нет. Пусть отражают удары соотечественников.

– Хорошо, – ответил Сталин и сделал какую-то отметку у себя в блокноте. – Планировали передать вам 812 истребителей «аэрокобра», но 512 из них остались в Исландии. Получите только триста. С авиацией – большие проблемы. Фактически ее у нас нет. Обратите особое внимание. Вопросы есть, товарищ Соколов?

– Один, товарищ Сталин. Супругу мою вывезли из-под Гродно, ей в сентябре рожать, живет в казарме в разведшколе в Кратово. Могу я ее поселить в гостинице «Москва»? Там ей будет максимально удобно. За свой счет.

– Александр Михайлович! Возьмите на заметку. Что еще?

– Разрешите идти, товарищ Верховный?

– Удачи, комиссар Соколов. Она вам понадобится.

Вышли из кабинета вместе с Александром Михайловичем. Он – доволен, косвенно – его похвалили, в том числе за то, что точно прочувствовал ситуацию на Волховском. Я его тоже не подвел, во-первых, все приказы принес с собой, ни одной операции, без согласования с ним, не провел, поэтому он обошелся всего одной фразой: Мерецкова решили от дел не отрывать. Да и «батальонные учения» – не тот уровень, чтобы задействовать фронтовое командование. Просто действовать на «своем» участке было невозможно, не было у меня «своих». Я как бы в тылу находился. А какой это тыл, если штаб армии от фронта в шести километрах. И артобстрелы бывали, и бомбили нас немцы регулярно. Но выделенной полосы обороны у меня не было. Вот и приходилось «согласовывать свои действия с другими». Ничего, на пользу пошло.

Мы вернулись в Генеральный Штаб, и мне была предоставлена возможность отправить все радиограммы, которые я посчитал необходимым направить как в свой штаб, так и непосредственно в войска. Изменил задание 844-му полку, приказав двумя машинами вывезти инструкторов школ в Грозный. В Кратово я попасть не успел, приданная Волховским фронтом «шестерка» истребителей уже улетела обратно, мне выделил сопровождение Генштаб. «Своих» истребителей не было, 14-я воздушная армия в состав второй Ударной ничего не передала, так как Журавлев очень обиделся, что ему не достался 844-й транспортный. А распределялись «работяги» только по личному распоряжению Верховного. Я вылетел с Центрального в Моздок. Перед отъездом на аэродром генерал Василевский еще раз напомнил:

– Через голову командующего направлением не прыгать, Семен Михайлович может разрешить все то же самое, что могу разрешить или запретить я. Найдите общий язык с ним, у вас должно получиться это.

– Есть! Сначала лечу к нему, потом в армию, затем в Тбилиси.

– Добро! Действуйте!

Аэродром находился за станицей Терской, на другой стороне Терека. Сесть на левом берегу, где находились самые большие аэродромы и скопление воинских частей, нам почему-то не разрешили. У единственной переправы – громадная очередь из машин, танков, людей. Но даже с воздуха видны позиции орудий ПВО. Над городом барражирует четверка истребителей. С тоской глянул на очередь у моста, времени предстояло потерять море. Местных пропусков у меня нет, московских – тоже. Влип! Но не успел самолет остановить вращение винтов, как у крыла появился бронетранспортер, два «доджа» и «виллис», точнее, «форд» той же модели. Они отличались только тем, что решетка радиатора у «форда» была сварена из прутков и закрывала собой фары, за что у нас ее не слишком любили, тяжело было поставить щелевые накладки, приходилось закрашивать фары краской, оставляя узкую щель. Чуть позже вторая пара фар появилась у них на крыльях, там светомаскировка устанавливалась свободно. Аэродром оказался «штабным». Официально штаб находился в Моздоке, но командующий проживал в станице, там же находился оперативный отдел штаба. А вот тыловые службы занимали то самое здание, на котором до определенного времени висела памятная доска. Потом ее сняли. Того моста, которым сейчас пользуются жители Моздока: рядом с железнодорожным, не было. Была станица Предмостная, левее, если со стороны Терской смотреть. Там, через западную оконечность острова был проложен мост на 50 тонн. К нему от рынка подходила улица братьев Дубининых. Для тех, кто не знает, кто это такие, и путает их с пионером-героем, это изобретатели перегонного куба, с помощью которого довольно долго разделяли светлую и темную части нефти и получали керосин. В городе Моздоке им был установлен памятник, и от него отходила улица их имени. Теперь она носит гордое название «Тупик братьев Дубининых». Прямая перегонка нефти и вправду оказалась тупиком, но даже в годы войны у нас таким образом перерабатывали нефть, получая бензин, соляр, керосин и мазут, кровь моторизованной армии. Гитлер и рванул сюда за этой «кровью». И совершил ту же ошибку, что и в той войне, которую мы знаем. В первую очередь, его интересовала нефть! Даже издал карту, где были обозначены все месторождения Предкавказья. Чтобы быстрее усилить группу армий А, после взятия Ростова они повернули направо, к таманской нефти. Так вывозить ее в Румынию было бы проще. В Плоешти кубом Дубининых уже не пользовались, а использовали разработанный в СССР, но запатентованный в США, метод каталитического крекинга. Можно сколько угодно восхищаться умом и предпринимательской жилкой бывшего генерал-лейтенанта царской армии Ипатьева, но он руководил группой инженеров, занимавшихся этой проблемой в Москве в 20-30-х годах. А когда он выехал для лечения страшного и неизлечимого заболевания из СССР в Германию, то неожиданно для всех немедленно излечился от рака, переместился в США, и, не ведя никаких исследований, быстренько запатентовал каталитический метод и стал миллиардером. Иначе как воровством это и не назвать. Недаром его обратно в СССР не пустили, хоть и просился в конце жизни.

Маршал принял меня в палисаднике у хаты, где он, в галифе и майке, в тапочках на босу ногу, изволил чаевничать, поглощая румяные блины с вареньем и топленым маслом.

– Садись, комиссар, поснедаем. Пошто задержался? Третьего дня ждали. – За простецким выражением лица он пытался скрыть свое недовольство задержкой. Я не стал говорить ему о том, что происходило под Ленинградом.

– Тащ маршал, я получил приказание прибыть в Москву 2 августа, в ночь на третье. Назначение получил утром, сегодня, 4 августа. Днем третьего, по приказу Ставки, вывозил новые немецкие танки из Мги. Мое перемещение сюда Ставка увязала с вывозом этих трофеев.

– Что-то стоящее?

– Трудно сказать, увидим. Три из четырех машин идут в наш адрес литерным.

– Это ты хорошо сказал: в наш адрес! Мне не совсем понятно, почему мне запрещают использовать пятую ударную до твоего приезда?

– Этого я тоже сказать не могу. В конце мая мне было поручено восстановить 2-ю Ударную по новым штатам. Штаты разрабатывал я. Об одновременном комплектовании 2-й и 5-й Ударных я узнал сегодня.

Разговор приобретал нехороший оттенок, я только прибыл, а меня уже начали косвенно обвинять в том, что я виноват в произошедшем на Южном фронте. Выручил Юрий Борисович Левитан, начавший передавать сводку Информбюро и Приказ Верховного Главнокомандующего, в котором 2-я Ударная и ее командующий комиссар госбезопасности третьего ранга Соколов фигурировали четыре раза. Буденный кого-то поманил пальцем и что-то сказал на ухо. Принесли два полных стакана и несколько бутербродов с салом.

– Хорошие новости, комиссар. Не так часто слышим такое по радио. Чтоб и здесь действовал так же. Пей!

– Я вообще-то не пью.

– Верю. Твое здоровье! Не каждый день мы в приказы попадаем!

Сам он, манерно отставив мизинец, опустошил стакан, занюхал его салом, вытер усы и захрустел соленым огурчиком, хитро посматривая на меня. Я – не удав, и глотать стаканы не могу и не хочу. Отпил немного, закусил разрезанным на несколько частей бутербродом, а стакан поставил обратно на тарелочку.

– Мне еще в войска, товарищ маршал, и в Тбилиси.

– В Тбилиси можешь не ехать, дашь РДО, что прибыл, за моей подписью, вот эти буковки поставишь в конце. Днями будет образован новый фронт: Северо-Кавказский, твоя армия войдет в него. Командующий – я, так что представляться никому больше не нужно. – Семен Михайлович черканул что-то в блокноте, вырвал листок и протянул его мне. – Важнее, чтобы ты выдержал график ввода войск. Пойдем!

Маршал встал, к нему подбежал кто-то из адъютантов и подал гимнастерку, помог надеть ее и сапоги, и протянул портупею, которой Буденный быстро опоясался. Двинулся куда-то по тропинке в сторону Терека на восток. Там, в обрывистом берегу, находился оперативный отдел штаба направления. Ни бомбами, ни снарядами его было не достать, что мне очень понравилось. Несмотря на то обстоятельство, что фронт находился достаточно далеко от этого места, штаб был изготовлен по-фронтовому. Антенны штабной радиостанции даже видны не были. Радиостанций в штабе было много, причем новеньких, некоторых из них я никогда ранее не видел. Капитально устроился Семен Михайлович. И домишко выбрал неприметный.

Там меня познакомили с обстановкой, я передал подписанные Сталиным предписания для пяти ближайших арсеналов ГАУ приступить к сборке модифицированных М13С для нужд 5-й Ударной армии. Здесь их немного, всего пять, причем три из них готовятся к эвакуации, поэтому заказ требуется разместить срочно и буквально выдирать его. Знаю точно, что два из арсеналов попали в зону оккупации: в Нальчике и в Луковской. Буденный заинтересовался: что это такое и для чего мне требуется столько снарядов. Сам он тоже активно использовал реактивные установки, даже применял их для стрельбы прямой наводкой. Во многом благодаря действиям сводного отряда реактивной артиллерии удалось значительно снизить боеспособность немецких войск на подходах к Главному Кавказскому хребту. Я показал маршалу фотографии М14.

– И что?

– Вот эта часть может быть снята с лафета и установлена на автомобиле. Механизм гори-зонтирования, наведения и пуска стоит только на этой раме.

– Так это же готовая «катюша»!

– Именно так, товарищ маршал.

– Сколько их у тебя?

– В мой адрес отгружено 246 установок до порта Кобона, и 156 идут сюда вместе с личным составом 327-й дивизии. Требуются автомобили «Додж 3/4» и «виллисы», порядка пятисот штук. Только для обеспечения деятельности этих подразделений требуются транспортные самолеты, необходимо своевременно снабжать дивизионы горючим. Плюс воздушная разведка. И будем трепать немцев на маршах.

Семен Михайлович стоял, облокотившись на стол с картами, и нервно барабанил большими пальцами по столешнице.

– Астахов! – громко крикнул он.

– Тащ маршал…

– РДО в Кобону, грузить установки М14 немедленно, присвоить литер и направить на станцию Грозный, за подписью члена Ставки. Исполнять! Марецкий!

– Я!

– Направить 600 автомобилей в адрес 5-й Ударной, проследить, чтобы не менее 150 машин были снабжены тяжелыми зенитными пулеметами. Всех водителей передать в Ударную. Исполняйте!

– Есть.

– Так! – пробормотал Буденный, потирая руки, подошел к столу, снял трубку и назвал какой-то позывной. – Константин!.. Да-да, я. И тебе не хворать. Сегодня же тебе и Шевченко быть в Ханкале. Прибыл командующий 5-й Ударной, есть вопросы, необходимо согласовать действия. Два транспортных полка передашь ему. Задачу он объяснит.

Он повесил трубку и подозвал меня, поманив пальцем.

– Бензин будешь брать прямо с перегонного завода, организуй подачу тары. За своевременную подготовку этих дивизионов отвечаешь головой. ГАУшникам я хвоста накручу, снаряды у тебя будут. Остальную матчасть смотри у себя, там тебе много чего нагребли. И учти, здесь степи, а в небе хозяйничают немцы. Не забывай об этом. Действуй!

Через сорок минут я приземлился в Ханкале. В город я не поехал, у меня к нему предубеждение после 94-го года. Поселился во втором совхозе, штаб армии приказал переместить туда же. На аэродроме большое скопление авиатехники и совершенно отсутствуют средства ПВО. Все готово для того, чтобы здесь все сжечь. Неожиданно для себя увидел самолет наркома, имеется в виду Лаврентий Палыч, а через некоторое время, которое я потратил на то, чтобы приказать начштаба Богдановичу передислоцировать сюда штаб армии, Берия появился на аэродроме, минут через 15–20 после моего прилета. Он был в полевой форме, практически без знаков различия. Приехал он не ко мне, он закончил свои дела и собирался в Москву. Увидев меня стоящим на аэродроме, оказал мне немного медвежью услугу: я как раз разговаривал с генерал-майором Константином Андреевичем Вершининым и полковником Владимиром Шевченко, они только приземлились, и шла процедура знакомства. В результате появления товарища Берии они абсолютно потеряли собственное мнение, и вытянуть из них что-нибудь большее, чем: «Есть, товарищ комиссар госбезопасности!», довольно долго не удавалось. Проблемы у них были, и большие. А тут еще Лаврентий Палыч заявил, что все здесь проверяет на отклонения от приказа № 227, и перед глазами двух бравых летчиков замаячил штрафной батальон или штрафная рота. Дело было в том, что выполнить приказ командующего направлением у них было нечем. От шести дивизий и кучи авиаполков армии остались слезы. Тот же Моздок прикрывала целая 217-я дивизия в составе девяти самолетов. В Грозном дела обстояли чуть лучше, 38 истребителей, за счет 25-го учебного полка. Мы с наркомом отошли в сторону, тот поинтересовался: какого черта я здесь делаю? Я ответил. Берия почесал нос и сказал:

– Мне приказали лично проверить все скважины на предмет минирования и подрыва. Ты меня понимаешь?

– Конечно.

– Лечу докладывать. Что у тебя?

– Приказали принять 5-ю Ударную, только прилетел. Встретился с Буденным.

– Я бы ему… – злобно сказал Берия. – Дождется у меня!

– А мне понравилось, как здесь все организовано.

– Твоими устами да мед бы пить!

– Помните, я вам отдавал генеральские петлицы?

– Конечно.

– Так вот он носит звезды маршала и переодеваться не собирается.

– С чего взял?

– Формируем ударные части, сейчас решаем вопрос с авиаподдержкой.

– Бог – в помощь, Петрович! Хотя у тебя в этом вопросе громадный опыт: действовать, когда вокруг никого нет. Удачи!

– К черту! Вторым будете, первым сегодня был Верховный, передайте ему: «К черту». Сам сказать постеснялся.

– Ну, если что, все скважины и буровые к взрывам подготовлены. Имей в виду.

– Спасибо! Взрывчатка мне понадобится.

– Да пошел ты! Бывай! – он повернулся и зашагал к своему самолету. Потом остановился и крикнул: – Ты мне нравишься! Я рад, что ты здесь! Действуй! Не оглядывайся ни на кого!

Да тут оглядывайся – не оглядывайся, смотреть не на что. Закавказский фронт что-то накопал на правом берегу Терека, но только что-то. Основная задница не здесь, а на Миус-фронте. Немцы, которым не дали весной и в начале лета развернуться севернее Харькова, наши там удачно сработали на опережение и нанесли удар по группировке Вейхса, поступили абсолютно нелогично, с нашей точки зрения. Они быстро переместили 4-ю танковую армию южнее, усилили ею свой левый флаг на Миус-фронте и ударили на Миллерово, между Ворошиловградом и Каменском, а затем, разгромив прикрывающие Миллерово три армии, повернули на Ростов, чтобы окружить четыре армии на Ростовском направлении. Антонов дал команду на отход 9-й, 12-й, 18-й и 37-й армиям, потрепанным в весенних наступлениях. А 56-я не смогла удержать коридор для выхода этих армий. Теперь они «просачиваются». Дыр пока много, но пытаясь каким-то образом прикрыть отход войск, 4-я Воздушная армия понесла тяжелые потери, в основном на аэродромах. В самый «решительный момент» у немцев отлично сработала разведка, и им удалось одним ударом вывести из строя фронтовое нефтехранилище. Полки двух дивизий, находившиеся на переформировании и переобучении (а вовремя-то как!), остались без топлива под Миллерово, и их аэродромы были захвачены. Удалось вывести из-под удара личный состав, включая техников, и примерно треть новеньких «яков», на которые переучивались полки.

Я возвратился к прилетевшим отцам-командирам и, чтобы не стоять, пригласил их пройти в самолет. Сославшись на то, что там будет жарко, они меня пригласили пройти к «своим» на НП аэродрома. По дороге делились воспоминаниями о том, что происходило под Миллерово. Полковник Шевченко сказал, что у него в дивизии все полки переукомплектованы по новому штату: две эскадрильи, вместо четырех. Самолетов в дивизии 16 штук, 15 Як-1 и Як-7б плюс один МиГ-3. Все переданы 16-му гвардейскому полку, в котором новый командир, вместо раненого майора Иванова.

– Вы же меня под Изюмом прикрывали?

– Под Изюмом? Когда?

– В мае, 17–19 мая у станицы Петровской была десантная операция посадочным методом.

– М-да, 2-я эскадрилья 16-го полка там работала. Они первыми «яки» освоили, за два дня.

– Угу, значит летчики у вас опытные?

– Ну, молодежь есть, конечно, но в основном в дивизии предвоенный состав.

– Я имею прямые указания Верховного: разобраться с авиацией на этом участке фронта. По его мнению, авиации здесь нет. Так что вам и вашим летчикам предстоит доказать мне и Верховному, что это не так. В Тегеране и Баку суммарно находятся 300 самолетов Р-39 «Аэрокобра» и 128 «бостонов» и «митчеллов». Времени на освоение могу дать 12 суток.

– Что за машина Р-39?

– Вон стоит!

– Где?

Пришлось пальцем показывать, а потом идти к замаскированным самолетам 25-го учебного полка, которые не летали, не было топлива, вернее, присадок к нему.

– Товарищ Вершинин, организуйте поставки! С сегодняшнего дня вся ваша армия переходит на эти машины.

– Таких указаний я не получал.

– Вы их только что получили. Вам понятно?

– Вы даете совершенно нереальные сроки, товарищ комиссар госбезопасности, это – авиация, а не пехота. Побьются люди. Это незнакомые нам самолеты.

– Других самолетов для вас у меня нет. Як-1 сильно отличается от МиГ-3?

– Как небо и земля, – ответил Шевченко.

– Так какая эскадрилья у вас его за два дня освоила?

– Вторая, 16-го полка.

– Вот ее в полном составе сюда, сегодня же. И зарубите себе на носу: это не я ставлю нереальные сроки. Это инициатива противника. Вы свои новенькие «яки», извините, просрали под Миллерово, а у меня – армия без прикрытия. Так что, либо вы начинаете летать, либо, как только что заметил наш нарком, местом вашей дальнейшей службы станет штрафная рота. По 227-му приказу. Насчет сроков больше никаких разговоров. Учебный полк есть – учитесь.

– Так еще же механики… – продолжил канючить Вершинин.

– И механиков тоже сюда, немедленно. Я специально интересовался вопросом: в округе – три учебных полка, уже освоивших эти машины. Обеспечить бесперебойное обучение всех и вся! Соответственно – выделить им топливо, как боевым.

– Передача топлива в другие полки, не входящие в состав армии, запрещена.

– Пишите приказ по армии и включайте их. Я – завизирую и согласую с командованием.

– Есть, товарищ комиссар госбезопасности.

– Теперь о текущих задачах. Командованием фронта и направления поставлена задача максимально потрепать противника на маршах. Для этого в составе 5-й армии создается мобильная автомобильно-артиллерийская группа в 600 единиц автотехники. Действовать группа будет на всех участках Северо-Кавказского фронта. Необходимо обеспечить ее прикрытием, топливом, боеприпасами и продовольствием. Для этого предполагается использовать три транспортных полка на самолетах Ли-2 и С-47. Один полк, 844-й, выделяет 5-я армия, полк следует в Ханкалу из-под Ленинграда, по времени скоро должны прибыть. А два полка – 4-я воздушная армия.

– У меня только один транспортный полк неполного состава 69-й отрап ГВФ, занимается поставками запасных частей.

– Запасных частей к чему? Если у вас самолетов нет, генерал.

– Есть, ночные бомбардировщики. Их и обеспечиваем. И 219-ю бад.

– А там сколько самолетов?

– Шестнадцать Пе-2.

Пришлось снять трубку ВЧ и звонить в Москву, тем более что докладывать просили обо всем. Доложился Василевскому, который переключил меня на Сталина, пришлось еще раз повторить доклад. В адрес 4-й армии направили 859 бап и 244 бап, и временно прикомандировали 7-ю авиагруппу. В итоге удалось полностью «освоить» все имеющиеся «бостоны» и «митчеллы». Летчики этих полков их уже освоили. Пока звонил в Москву, начали садиться машины 844-го полка, и прилетел 16-й гиап, но на транспортниках, правда, в сопровождении шести собственных самолетов. Полк прибыл полностью, вместе с механиками. Хоть здесь проявили организованность! Но проверять я его не стал, прибыли и прибыли, это не мое дело, а Шевченко и Вершинина. Мне, наконец, подвезли документы и протянули связь в выбранный мной домик во 2-м совхозе. Начал знакомиться с бумажками.

В армии сейчас официально 13 дивизий плюс 327-я, которая подъехать еще не успела. Все дивизии 1941 года формирования, успели повоевать на Московском направлении, отведены в тыл на переформирование, пополнены в основном последним призывом, 1924 года рождения. В некоторых частях процент молодых достигает 60 процентов. Все стрелковые дивизии числятся мотострелковыми. Имеется четыре кавалерийских, я вначале хмыкнул, но вспомнил, что генерал Трантин, вообще-то, кавалерист, и успокоился. Впрочем, несколько рановато, как выяснилось впоследствии. В движении, то есть в поездах, находится еще пять дивизий, но их требуется переукомплектовывать на месте. Кроме этих дивизий, официально объединенных в пять корпусов трех– и четырехдивизионного состава, есть один механизированный и один танковый корпус. Существовала, судя по штабным документам, и отдельная истребительно-противотанковая бригада. Что это за зверь и как с ним бороться, предстояло еще выяснить. Весом вся эта громадина-армия была 423 248 человек. Тут я несколько припух, но деваться было некуда. Приказал Богдановичу собрать командиров корпусов в 19.00. А сам направился в артиллерийский парк вместе с начальником артиллерии полковником Бельцовым. Следует отметить еще одно обстоятельство: практически все старшие командиры 5-й армии ранее крупными соединениями не командовали. Максимум – дивизиями, но все – отдельными. То есть были людьми, способными принимать самостоятельные решения. Их требовалось только сплотить в единый коллектив. Неплохой подбор кадров, следует отметить, но сложностей это на начальном этапе, конечно, добавит.

В артиллерийский парк уже привезли выгруженные качающиеся части М14. Там же стояли две основные единицы автотехники, которые сейчас перегоняют для нас из Баку. Я объяснил Бельцову, что бы хотелось получить в итоге, и направил его деятельность в сторону скорейшего изготовления необходимых для массовой установки приспособлений и защитных устройств. Пока разговаривали и прикидывали, сзади нас образовалась толпа из 60–70 человек старшего комсостава, каким-то образом просочившихся в парк. Это оказались слушатели курсов «Выстрел» из Кыштыма. Их сюда прислали на стажировку, для того, чтобы подготовить из них руководителей «потешных городков». И они уже несколько суток ждут прилета моих инструкторов. Так что Василевский поставил вопрос всерьез и с размахом. Мы вернулись на аэродром, где я их, наконец, познакомил с моим начальником полигона. Так сказать, «сбыл с рук». Они убыли в 239-ю мотострелковую, которая числилась под номером один в списке вводимых в строй частей.

Первыми я собрал не командиров корпусов, а старший и средний комсостав всех отдельных гвардейских минометных дивизионов. Они были в каждом корпусе, то есть 7 дивизионов. В каждом дивизионе – 8 установок БМ-13. Итого – всего 56 командиров, 56 наводчиков и 56 операторов пуска. А мне требовалось еще 400 человек каждой специальности. Командиров и наводчиков будем брать в минометных ротах и батареях, а операторов – брать негде, поэтому их придется заменять теми, кто наводит и командует. Поставил задачу, назначил старшим подполковника Маяцкого, познакомил их с самой установкой, пока установленной на лафете, и с набросками, которые сделали с Бельцовым. Передал на руки свой приказ об этом главному исполнителю и направил его с ним в штабы всех соединений, набирать людей.

Затем провел совещание с командирами корпусов и дивизий, познакомились, показал обстановку на фронте, довел график ввода войск и проверок, последние распоряжения Верховного и комфронта. Раздал задания на завтрашние КШУ. Устал к концу дня, так как поспать практически не довелось, чуток вздремнул в самолете, и все. Разошлись около десяти вечера, прилег вздремнуть, так как знал, что ночью все равно кто-нибудь, но поднимет. Но, кроме рева транспортников, ничто не мешало всю ночь.

Утром, чуть свет, постучался новый адъютант и доложил, что из Москвы прилетел генерал-майор Аборенков, командующий частей гвардейских минометов, зам НКО. В общем, начальство. Пришлось вставать и небритому встречать гостя. Тот уже в курсе, что я собираюсь устроить курсы для реактивных минометчиков. У него сразу возникло ощущение, что его хотят задвинуть куда-то с его должности. А оно мне надо? Я так у себя во 2-й сделал, там, правда, гвардейских минометов у меня был всего дивизион, поначалу. Дивизии этим «добром» не обладали. Дивизион пришел с одной из танковых бригад, а минометчиков было много. Толку от восьми установок БМ-13 никакого не было, поэтому я и решил заняться М14, так как они – чисто пехотное оружие. Здесь возиться с лафетом и передком, в условиях маневренной войны, смысла особого не было, а так как я знал, что нахожусь на одном из путей ленд-лиза, то грех не попросить себе мобильные установки. Тем более что опыт ливийской и сирийской войн мне приходилось изучать.

– Товарищ Соколов, а почему вы занимаетесь самодеятельностью, в обход командования гвардейскими минометными частями?

– Потому, что минометы у меня есть, а личного состава не хватает.

– У нас есть обученный и подготовленный состав в резерве, тем более что кризис с автомобилем ЗиС-6 преодолен, установки БМ13 будут монтироваться на базе американского грузовика «Студебеккер», а все дивизионы, приданные корпусам, разворачиваются в трехдивизионный полк.

– Это – замечательно, товарищ генерал-майор, но у меня вопрос: когда это произойдет? И сопутствующий: где к этому времени будут Лист и Клейст? Меня Ставка давит по срокам: у меня осталось максимум 19 дней, чтобы привести армию в боеспособное состояние.

– 1800 человек: 400 командиров установок, 400 наводчиков, 800 заряжающих и 200 разведчиков могу выделить немедленно, с одной оговоркой: подготовленных на БМ13.

– Где они?

– В Мулино, под Горьким.

– Сколько времени понадобится вам, чтобы их сюда перебросить?

– Где-то неделя. Четыре эшелона.

– Литер присвоить сможете?

– Не знаю, не уверен, они же без техники пойдут.

– А я не знаю маршрута, по которому движутся мои эшелоны с техникой, вряд ли они идут через Горький, хотя кто его знает? Почти сто процентов даю, что пойдут через Астрахань, остальные пути либо обрезаны, либо под угрозой того, что будут в ближайшие дни перерезаны противником. Поэтому, извините, но просто ждать мы их не можем.