Текст книги "Партизан"

Приехали все члены Ставки, кроме Тимошенко и Буденного, вместе с ними прибыл и Пономаренко, его только и не хватало! На столиках разложены наши «изделия», возле каждого стола по двое стоят командиры НКВД из первого управления, которых все утро учили обращаться с образцами. Кроме них, на полигоне практически никого из «посторонних», то есть постоянного состава полигона не было. «Игрушки» на столах лежали такие, что не приведи господь что-нибудь бахнет. Все предохранители проверили и красные тесемочки к ним прикрепили. Ну, а меня, как автора-исполнителя, подопытным кроликом поставили. В отличие от остальных, я с этой техникой был знаком дольше, и принимал самое непосредственное участие в его появлении. Так сказать, папа этого оружия. В качестве мишеней использовались танки КВ-1, экранированные, они держали даже 88 мм, но серию быстро свернули из-за ходовой, которая такой вес выдержать не могла. Ну и пара немецких «штугов», к которым наскоро прикрутили бронеплиты и навесили куски гусениц по новому немецкому «стандарту». Они, конечно, уступали «Эф»-модификации, и длинной пушки у них не было, но отдаленно напоминали те, которые мы захватили под Вертилишками. Я настоял на том, чтобы трофейный паровоз от немецкого бронепоезда поставили на полигоне, так как начиналось все с него, еще осенью 41-го. Такой трофей у ГАУ был, они стандартные на две колеи, в Восточной Пруссии изготавливаются. С его помощью немцы пытались выбить нас из Гродзеньской пущи. Демонстрацию начали с этого бронепоезда, которому еще и пары развели. Он с трехсот метров не поражался ни горной пушкой, ни «сорокапяткой», ни Л-11. То есть ни одна артиллерийская система бригады его пробить не могла. У нас имелись немецкие sIG 33, но стрелять с закрытой позиции по подвижной цели – пустая трата боеприпасов, а вытащить их на прямую наводку не было возможности. Поэтому мы сняли с ракеты осколочно-фугасную головную часть и прикрепили кумулятивную. Прицелились и залегли неподалеку, точно рассчитав места, где будут вагоны бронепоезда в момент залпа.

Здесь Ставке показали, что стрелять по этому «монстру» из пушек бесполезно. Затем проделали в нем три дырки: ракетой рс-132, летающей гранатой с двигателем и из откатного гранатомета. Причем ракета пробила котел и бронезащиту насквозь с обеих сторон. Калибр-то огромный, и сфокусирована струя отлично, пар ей не помеха, вода, правда, уменьшает действие, но в этом случае может взорваться сам котел. Члены Ставки наблюдали за этими взрывами из укрытий, я тоже действовал из блиндажа. В двух случаях запуск был электрическим, а откатный гранатомет позволяет стрелять из помещений. Результат на комиссию подействовал просто магически: они обступили бронепаровоз, несмотря на свист пара, задали кучу вопросов. Учебная разрезная боеголовка тоже была доставлена. Я указал и на существенный недостаток этой ракеты: вес снаряда – 41 килограмм с хвостиком, поэтому без лошади доставить ее на позицию сложновато, вес ракетного орудия – тоже большой, плюс приходится тащить с собой очень тяжелый аккумулятор, кучу проводов и ЭСБР-3п(р). Расчет такой «мины» состоял из шести-восьми человек. Это очень отличается от расчетов гвардейских минометов и связано с тем, что доставка и установка боеприпаса ручная. Показали и его «модернизацию»: одноразовые деревянные ящики-направляющие и транспортные контейнеры, которые мы применяем для обстрелов площадных целей, типа скопления пехоты и техники, и железнодорожных станций. Затем настал момент, ради которого все здесь и собрались. Я показал фотографии, сделанные перед обстрелом и после него, и те машины противника, которые сгорели на поле боя. Затем энкавэдэшники показали три модели гранатометов и пять типов гранат, в том числе с заполняемой «воронкой», усиливающей пирофорный эффект при стрельбе по вагонам. Показал и свой «задел»: мобильную трубную 12-ствольную установку под снаряд М-13С, со складным оперением. Затем показал стрельбу по неподвижным и движущимся мишеням. Во второй половине показа активное участие в этом принял генерал армии Жуков, он опробовал лично все три гранатомета по движущимся мишеням учебными инертными гранатами. Боевые ему попробовать не дали, но тем не менее он вернулся на полигон позже и попробовал: и переносить, и стрелять, и передвигаться по ходам сообщения с новым оружием. Затем уселся прямо на землю, на бруствер окопа, и махнул рукой, подзывая командование полигона и генералов ГАУ.

– У меня один вопрос: когда?

– Оружие не испытывалось у нас, это – опытные образцы кустарного производства.

– Эта «кустарщина» нужна в войсках и немедленно. Николай Николаевич, ты же прямиком с Юго-Западного, и голову мне не морочь. Если он сумел где-то там в лесах такое сделать, грош цена всему ГАУ, если к середине следующего месяца мы не сможем вооружить хотя бы бригаду. Сколько их у тебя? – обернулся он ко мне.

– Штук триста-четыреста всех модификаций, может быть больше, меня последние полтора месяца на базе не было. И там доработки нужны: избыточен вес трубы двигателя. Мы готовую используем, 1 1/2 дюйма, а требуется раскатывать бесшовную 1 3/8 дюйма до внутреннего диаметра 40,05 мм, тогда шашка спокойно запрессовывается, и толщины стенок вполне хватает по прочности. Сопло горячим прокатыванием тоже отлично получается. Этот вот – технологически чуть более сложен, и стреляет ближе, но имеет большую бронепробиваемость. А этот стреляет много дальше и точнее, но более тяжелый. Для степных районов они подходят больше всего.

– Готовых выстрелов много?

– Три-четыре тысячи имеем.

– Ты же по НКВД проходишь, майор? Кто непосредственный начальник?

– Старший майор ГэБэ Судоплатов.

– Диверсанты? Это хорошо! Готовьтесь к переброске на Юго-Западный, там задница намечается. А с вас я не слезу, и чтоб быстро, товарищи генералы. Справитесь – я первым закрою глаза на ту писульку, которую вы в феврале прислали. Всё, по коням! Чего стоите? Действуйте!

– Тащ генерал армии! Кроме гранатометчиков, требуется снайперов и пулеметчиков перебросить, а у нас пулеметы в основном немецкие, боеприпасы потребуются.

– Будут тебе боеприпасы. Аэродром есть?

– Есть, два.

– С тобой свяжутся сегодня. Здесь будь, чтоб не искать. Связью его обеспечьте!

На следующую ночь вывезли треть личного состава и половину боезапаса, в основном вывозили гранатометчиков и часть разведроты. Остальных обещал выделить Судоплатов, с интересом подключившийся к операции. В принципе, мы уже фактически не успевали. Но «операция находится на контроле Ставкой». Еще бы! О том, что мы можем «пропустить удар на Юге», мной было сказано именно ему, но «пока гром не грянет, мужик не перекрестится»! Это всегда так было! Поэтому все самолеты «военно-транспортной авиации» были задействованы Ставкой для этих нужд. Перебросить все сразу никакой возможности не было. У нас были всего одни сутки, чтобы успеть занять оборону на берегах реки Берека, так что, дождавшись дозаправки, самолеты перелетели к станице Петровской, треть машин ушла к Беляевке, под высоту 182.0. По данным разведки, именно туда были направлены острия двух ударов немцев. С юго-востока подходило около двухсот танков Клейста, а от Харькова к Беляевке рвалась 3-я танковая дивизия. Удобнее всего было ей, там идет шоссе между оврагами. Клейст продвигался вдоль правого берега реки Северский Донец и к тому времени занял южные окраины города Изюм. Части 9-й армии ушли за реку, на участке находились тыловые подразделения 6-й армии генерала Городнянского. При этом 9-я армия относилась к Южному фронту, которым командовал Родион Малиновский, а 6-я армия относилась к Юго-Западному. Взаимодействовать оказалось не с кем. Имелась связь с одной дивизией: 343-й, из резерва ЮЗФ, все остальные как-то куда-то подевались. Я, несмотря на все приказы оставаться в Москве, находился вместе со своими ротами, которые готовились к бою на берегах Береки. Что происходило наверху, меня совсем не интересовало: я поставил не на ту лошадь – и проиграл. Слушался бы Судоплатова, сидел бы смирно в своей пуще, ловил бы карасиков на Белом озере, а рыбалку я просто обожаю, а тут приходится посылать ребят Мешки на тот берег, так как организовать что-либо здесь уже просто некому.

Ближе к утру село еще несколько десятков самолетов, доставили пулеметчиков и снайперов, их совсем не так много, как бы хотелось, в два раза меньше, чем планировалось. С ними прилетел и Судоплатов.

– Ну, что, вляпался? Соседи есть? – спросил он.

– Соседей нет, и никого на связь не вызвать.

– То-то и оно, Тимошенко в Москву докладывает, что у него все пучком, прорыв незначительный и будет ликвидирован Южным фронтом.

– Войск здесь нет. Мои возвращаются, сейчас будет известно: что и как. Доставишь в Москву или передашь по своим каналам. Если эти начали врать – они не остановятся. Глупо как!

– Да я вообще-то не собираюсь пока обратно.

– Улетай-улетай, рассветет, и начнется, потом не выбраться будет.

– Донец рядом, так что невелика проблема. Тоже не хочу быть между молотом и наковальней.

Подошел Мешка, с мочал «лешака» которого стекала речная вода.

– Они в Топальском, Донецком и в Каменке, завтракают. Вот-вот тронутся. Вдоль дороги, с южной стороны я четыре «полянки» поставил, с севера – три. Мост – один, справа все заболочено, место для переправы только здесь. Тут – брод. Почву проверили, справа без дороги пройти невозможно. Хорошее место, командир.

– Угу, принято.

Я перевернулся на спину и занялся травинкой. Дорогой уже занимались саперы. Время тянулось, занимался новый день, в пять тридцать мы услышали далекие взрывы и увидели несколько столбов дыма. Немного погадали: столько их там точно. Это примерно в 16 километрах отсюда, у Шпаковки. Через некоторое время доложились три группы из «зеленки». Разведдозор противника: Т-34, две самоходки и три грузовика с пехотой в минусе. Они не обнаружены, продолжают наблюдение за противником. Просят разрешения нанести огневой удар по зданию ипподрома. Бить по ипподрому я запретил, еще не все карты разыграны. Позиция у ребят удобная, зеленка идет вплотную к шоссе и у ребят отход есть. А поле они успели перегородить в самой узкой части несколькими рядами днищевых мин. Так что до Семеновки Клейст будет пару суток добираться.

Немцы выдвинули вперед пехоту. Они идут по шоссе, тщательно рассматривая следы на грунтовке. Ищут мины. До места, где их не станет – целый час шлепать, если не больше, таким темпом. Но по шоссе мы не ходили, там следов установки нет. Ага! Не выдержали! Торопятся! Один из батальонов тронулся вперед, вытягиваясь в колонну, а остальные зашевелились и перестраиваются «свиньей». Клином. У них такой боевой порядок при прорыве обороны.

– Колонну пропустить! Их возьмут у Семеновки.

Напротив села Андреевка мы «брошенную машину» оставили, загрузив ее «подарками» в количестве двух тонн с фронтового склада ГАУ в Петровской.

Сминая все на своем пути, остальные танки двинулись строем клин за разведывательным батальоном, села Топальского просто не стало, они прошлись по всем домам, раздавив их, разведбат тормознул, подобрав своих саперов, немцы выстраивались в походную колонну, убедившись в том, что противника впереди нет.

– Первый, второй, третий! Р-31. Работаем.

Как только головная машина основной колонны дошла до западной границы рощи, командиры групп крутнули подрывные машинки, и целый рой ЛГМ вылетел из рощи. Танки, шедшие сзади, с ходу начали перестроение и открыли массированный огонь по роще, набирая ход и идя на прорыв по полю. С противоположной стороны вылетело не меньшее количество гранат, и все поле покрылось чадом от горящего бензина. В это время бабахнул наш «сюрпрайс», и по разведбату открыли плотный пулеметный и снайперский огонь, перемешанный с выстрелами из гранатометов. Днищевые мины тоже нашли свои цели. Более 80 танков и самоходок осталось на поле боя. Не успевшие войти в смертельный коридор машины пятились назад, откатываясь назад к Изюму.

Командиры групп доложились, и мы составили длинное РДО в адрес Ставки и «нашему хозяину», дабы не заболтали и не замотали. Из Москвы стало известно, что наступление на Харьков остановлено, войска Юго-Западного фронта начали отход и вышли, наконец, на связь с нами. Оказывается, такая возможность у них имелась. Но от Барвенково начала выдвижение еще одна колонна немцев в направлении Великой Камышевахи. Им всего двадцать километров, к нам никакая помощь уже не подоспеет.

Пропустив колонну в глубину минных постановок, нанесли одновременный удар всеми имеющимися минами, как летающими, так и МОНками. Больше у нас ничего не оставалось, боезапас был израсходован полностью, кроме гранат к гранатометам. Но коридор для отхода войск немцам закрыть не удалось. Части 3-й танковой дивизии немцев к позициям у Береки так и не подошли в тот день. Вечером пришел приказ батальону Осназ переправляться на левый берег Северского Донца, а Судоплатову и мне немедленно прибыть в Москву. Наши позиции начали занимать войска двух фронтов, отводимых с запада. Отвод наших войск больше устраивал немцев, поэтому они не шибко сильно на них давили, давая отойти на занимаемые ранее рубежи.

Встретившись с командиром 343-й стрелковой дивизии полковником Чувашовым и с начальником ее Особого отдела старшим лейтенантом ГБ Макаровым, договорились о приеме и отправке моих партизан. У них же даже документов с собой никаких не было, плюс одеты странно и пулеметы немецкие. В общем, на себе показал, как они выглядят, предъявили бумаги, что это дело на контроле Ставки. Чувашева и его, весьма потрепанную в боях за поселок Маяки, это под Славянском, дивизию, как резерв Юго-Западного фронта, вместе с 92-м тяжелым танковым батальоном на «КВ-1» и «Матильдах», бросили ликвидировать прорыв 1-й танковой армии генерала Клейста. Но им не удалось даже Изюм удержать. Вместо того чтобы укреплять позиции и углублять линию обороны на танкоопасном направлении, всю зиму, весну и до середины мая командующий направлением требовал взять Славянск, через Северский Донец, и ликвидировать плацдарм немцев под Маяками. Затем нас посадили, лично меня – уложили, в У-2 и вывезли на аэродром в Миллерово. Оттуда, вместе с группой товарищей, включающей в свой состав будущего знатного кукурузовода всей страны и члена Ставки маршала Тимошенко, вылетели в Москву. Мы оба к этому времени сняли «лешаки» и совершенно не отличались по форме одежды от остального состава группы, сопровождающих командующего направлением и фронтом и члена военных Советов. Почти у всех на рукаве красовался щит и меч, кроме двух молоденьких военврачих. Сели в самолет мы последними, член военного Совета сидел по другую сторону от командующего, а самолет был не штабной, а чисто транспортный, с боковыми сиденьями. Бросилось в глаза нервное выражение лиц и отсутствие поясных ремней у военврачих, а также пустые кобуры пистолетов у обоих «начальников». Но они не были арестованы, их «доставляли». По всей видимости, Сталину не понравилось, что ему «вешали лапшу на уши» и «подставили по полной программе». Что будет с нашими замечательными артиллеристами, мне и думать не хотелось. Еще в воздухе мне передали РДО на мое имя от Чувашева, что первые самолеты с личным составом батальона вылетели следом за нами. Ну, хоть в этом не подвели. На Центральном нас ждала машина Судоплатова, на которой мы приехали на Лубянку, где в достаточно мягкой форме свое неудовольствие нашим партизанством высказал генеральный комиссар госбезопасности.

– Вы не могли бы подсказать мне: за каким чертом два ответственных работника наркомата одновременно нарушают приказы руководства оставаться в Москве? До каких пор вы, товарищ Соколов, будете партизанить? Это не Гродно! Это – Москва! Вам поручено создание нового оружия, а вы, как мальчишка, бросаетесь командовать батальоном.

– Оружие я уже создал, и все, что знал и имел, передал в ГАУ. Моих людей не снабдили даже документами, хорошо еще, что в том месте, где мы высадились, даже воинских частей не оказалось, кроме склада ГАУ, с руководством которого мы связывались из Москвы. У меня хотя бы удостоверение личности имелось.

– Что скажете, товарищ Судоплатов?

– Времени на оформление документов у нас не было, операцию контролирует «Сам». Прилетел туда для контроля и обеспечил связь с Центром. Заодно посмотреть, как будет действовать батальон.

– Посмотрели?

– Нет, к тому времени, когда я прилетел с подкреплениями, они заканчивали минные постановки и сосредоточение на трех направлениях, откуда противник мог нанести свои удары. Место было выбрано идеальное. В прямое соприкосновение с противником вошла только одна рота, которая добила разведывательный батальон противника на участке Андреевка – Сергеевка. Классически организованные засады. Так как все имевшиеся боеприпасы у двух рот были израсходованы, то мною на месте было принято решение об их отходе за реку Северский Донец. Третью роту меняет рота 3-й бригады Осназ, с передачей вооружения. Там позиции подготовлены ребятами Соколова, но немцы остановили наступление на том участке, и мы снимаем бойцов 1-й гвардейской. Без меня, самостоятельно, майор Соколов потратил бы слишком много времени на согласование этих шагов. Задача, поставленная Ставкой, выполнена. Потерь 1-я гвардейская не понесла.

– Ну что ж, победителей не судят, товарищи Соколов и Судоплатов. Готовьте списки батальона, всех бойцов представить к ордену Красной Звезды, а командиров, от командиров групп, к Красному Знамени. Вопрос о ваших наградах будет решен чуть позже. Подождите меня внизу.

– Есть!

Ждать пришлось довольно долго, минут сорок, зато проехался на шикарном сером «Паккарде», как у Сталина, и через Спасскую башню, где, кроме таких машин, никто не ездит. Лаврентий Павлович тоже пожелал присутствовать при триумфе своих подчиненных.

Сталин нас принял сразу, выслушал мой доклад о выполнении задания Ставки силами сводного батальона 1-й гвардейской стрелковой и 3-й мотострелковой бригад Осназ. О том, что часть вооружения передано 3-й бригаде, продолжаем перебрасывать ей боеприпасы из-под Гродно и со складов НКВД. Он поинтересовался, почему так быстро вывели 1-ю гвардейскую из боя. Пришлось краснеть, что не успели снабдить личный состав какими-либо документами. А имеющиеся у некоторых на руках немецкие аусвайсы на территории, занятой частями РККА, открывают прямой путь в лагерь для военнопленных.

– Времени не было, у нас в распоряжении были только одни сутки, товарищ Сталин. Между головами немецких колонн было всего 98 километров, практически незанятых войсками. Кроме отдельных групп военнослужащих тыловых частей 6-й армии Городнянского, на этой территории нами никаких войск обнаружено не было. Связь отсутствовала со всеми, кроме 343-й стрелковой дивизии, которую немцы выбили из правобережной части города Изюм. – Я развернул карту и показал наши позиции.

– Местом дислокации основных сил я выбрал земляной ров старой казачьей крепости. У станицы Петровской два форта и ров между ними. Крутые овраги и болотца перед ним вынуждают противника форсировать это укрепление только в двух местах: у Красного Лимана или у восточного форта Петровский. Передовые разведгруппы выслал проверить наличие противника в рощах между деревнями Шпаковка и Семеновка, где успели создать управляемые ракетно-минные поля с обеих сторон дороги. Промежуток между Семеновской рощей и балкой Вязовский Яр нами был плотно минирован противотанковыми минами ЛГМ и противоднищевыми кумулятивными. У поворота на Завод был установлен мощный осколочный фугас из трехсот снарядов 152 мм. Управляемыми минными постановками нами было блокировано шоссе Барвенково – Грушеваха, так как в Барвенково находились мотопехотные соединения 1-й танковой армии Клейста, представлявшие для нас наибольшую опасность. В результате проведенной операции безвозвратно немцами потеряно около 30–40 процентов бронетехники и большое количество личного состава. Сводный батальон потерь не имеет. Немцам соединиться у Беляевки мы не дали. Позиции сданы частям 6-й армии генерала Городнянского, подошедшим с запада.

– Так говорите, что войск не было?

– Именно так, товарищ Сталин, – вставил старший майор Судоплатов.

– Мне доложили, что этот район должен был держать Южный фронт генерала Малиновского, 9-я армия, как раз у Красного Лимана.

– Там не один Красный Лиман, есть еще один, у Славянска, и он на левом берегу Северского Донца. Вот он, – показал я пальцем.

Сталин тяжело выдохнул воздух.

– И это та бригада, у которой комиссара нет? Так, товарищ Берия?

– Бригада начала и закончила формирование до выхода Указа от 16 июля прошлого года, на момент ее вхождения в состав войск Особой группы была укомплектована на сто процентов. Представленные командиром бригады штаты содержали заместителя командира по политчасти, старого члена компартии Западной Белоруссии, с большим опытом работы в подполье. Мы приняли решение не менять существующее положение. Бригада имела отличную боевую выучку, действовала в особых условиях, и ее командир был против двоевластия при действиях в тылу противника. Была попытка ЦШПД и лично товарища Пономаренко ввести в штат бригады военного комиссара, но без соответствующего боевого опыта. В результате его действий чуть не была утрачена главная база бригады, так как ее новый командир, именно базы, не бригады, дал команду на ее срочную эвакуацию, когда узнал о выгрузке немецкой пехотной дивизии на двух ближайших станциях от нее. К счастью, в этот момент на базе находился командир бригады товарищ Соколов, который привел в действие план обороны основного места базирования. В результате действий боевых частей бригады мы получили модернизированные немецкие танки и штурмовые орудия, а дивизия немцев понесла большие потери на местах выгрузки. Карательная экспедиция была сорвана. Командир воспользовался своими правами старшего воинского начальника, арестовал командира базы, военного комиссара и нового начальника Особого отдела, присланного из ЦШПД, а также группу товарищей, прибывших оттуда. Они составляли списки коммунистов и комсомольцев отряда в письменном виде и без применения шифра. Списки были уничтожены. А всех арестованных вывезли на Большую Землю для приведения в действие приговора суда военного трибунала.

– Что предусматривает приговор?

– Высшую меру социальной защиты для трех человек, и десять лет лагерей для остальных участников, с возможностью искупить свою вину в дисциплинарных частях РККА, с запретом работы на оккупированной территории и в разведке.

– Вот вам и старшина пограничных войск, товарищ генеральный комиссар!

– За проведенную операцию под Изюмом мы ходатайствуем о присвоении ему звания «старший майор госбезопасности», и этим же приказом старший майор Судоплатов получает внеочередное звание комиссара III ранга. Он организовывал быструю переброску бойцов 1-й гвардейской бригады из-под Гродно под Изюм и координировал действия сводной группы с командованием.

– Отличившихся бойцов и командиров требуется награждать, а вот что делать с теми генералами, которые врут на каждом шагу? Сначала Киев, теперь чуть не вляпались под Харьковом. Одни и те же люди! Как вы с такими товарищами у себя поступаете, товарищ Соколов?

– Мне было бы проще, если бы я допустил товарища Федоренко до той должности, которую он рвался занять, чем устраивать дважды его переправку в тыл, как арестанта. Но наше общее дело от этого только пострадало бы, и я никогда бы не решился оставить его за старшего в бригаде. Если я не доверяю человеку, то я с ним не работаю. У нас это – железный принцип.

– Это тяжелое решение, я давно знаю этих людей. Они не без слабостей, но…

– Дружба – дружбой, а служба – службой.

– Это верно! – с заметным облегчением сказал Сталин, и мы поняли, что аудиенция закончилась.

Мы встали по стойке «смирно» (сесть нас не приглашали, это армия, сынок!). Но Сталин повернулся именно ко мне:

– Жду вашего подробного доклада о том, когда и в каком количестве армия получит новые гранатометы. Укажите: что и кто мешает быстро развернуть их производство. Перебросьте сюда из вашей бригады тех людей, которые помогут наладить работу здесь. Это ваша первостепенная задача, товарищ Соколов. Заодно посмотрите: почему другие ваши предложения задерживаются с реализацией. У меня большой список того, что вы предложили выпускать в массовом количестве, как для нужд партизанских соединений, так и для РККА. Как только закончите отвод ваших людей из-под Изюма, дайте мне знать. Хочу лично поблагодарить их за то, что они спасли две армии.

– Есть! Разрешите идти?

– Идите! Товарищ Берия! Задержитесь…

На следующий день получили приказ Верховного о снятии с должностей командующего Юго-Западным направлением и Юго-Западным фронтом маршала Советского Союза Тимошенко С. К. за потерю управления войсками и неверную оценку обстановки на флангах наступающих армий. За попытку переложить ответственность за произошедшее на командование соседним фронтом были сняты и отправлены под суд военного трибунала начальник штаба Юго-Западного фронта генерал Баграмян и член военных Советов Юго-Западного направления и одноименного фронта дивизионный комиссар Хрущев. Понижен в должности и в звании генерал-лейтенант Малиновский, снят с должности член военного Совета дивизионный комиссар Ларин, который еще и застрелился после вызова его в Москву на встречу со Сталиным. Ближе к вечеру вышел Указ Президиума Верховного Совета об отмене злополучного Указа о введении института военных комиссаров в РККА. Указ был намного мягче, чем приказы Верховного, там говорилось только о том, что опыт командного и политического состава РККА примерно равен. Некоторые комиссары имеют военный опыт не хуже, чем профессиональные военные, поэтому в политических званиях руководство РККА более не нуждается. Вместо военных комиссаров снова вводятся должности заместителей командира по политической части. Военнослужащие, имеющие политические звания, должны были пройти переаттестацию и получить войсковые звания и знаки различия. В общем, «тиран» разошелся, и головы полетели. Решилась судьба и еще одного деятеля от ГлавПУРа. Он тоже был упомянут в приказе, вместе со своим командующим фронтом: за разгром Крымского фронта понижены в званиях и должностях генерал-лейтенант Козлов, дивизионный комиссар Шаманин и начальник Главного политического управления армейский комиссар 1-го ранга Мехлис. В общем, всему советскому народу открыто объявили о том, что на юге произошла настоящая катастрофа: полностью разбит Крымский фронт, Красной армии пришлось оставить освобожденные территории на Донбассе и под Харьковом. Но приговор, который огласили значительно позже, был просто на удивление мягким: никого не расстреляли. Из начальствующего состава вылетели только Хрущев и Шаманин, их понизили до полковников, а в должностях до заместителей начальников Политуправлений армий. Козлов и Малиновский стали генерал-майорами, Мехлис – генерал-лейтенантом запаса, был уволен из армии и переведен в аппарат ЦК партии, в контрольно-ревизионную комиссию. Сильнее всех пострадал Тимошенко: стал генерал-майором и принял дивизию в Забайкалье. Так сказать, повторил опыт Кулика. В общем, «от него кровищи ждали, а он чижика съел». Я остался неудовлетворенным, к тому же, если вы думаете, что мне все бросились помогать выполнить поручение Сталина, то вы глубочайшим образом заблуждаетесь! Все три дня, пока батальон отводили от мест боев, меня мучили строевыми смотрами, так как Верховный собрался посмотреть на моих ребят. Они – отличные диверсанты и разведчики, но у нас в лесу плаца не было. Среди них были разные люди, встречались и служивые, от красноармейца до полковника авиации, но основную часть составляли бывшие крестьяне Гродненского района Белостокской области. Первый смотр учинил лично генеральный комиссар госбезопасности, пришел в ужас и направил к нам строевиков, которые за трое суток беспрерывной шагистики довели строевую подготовку до приемлемого уровня. Я же занимался гранатометами в свободное от основной работы время. Впрочем, я в армии давно, и прекрасно понимал, что от этого зависит довольно многое, что ни говори, а впечатление производит только та воинская часть, где эти элементы поставлены на должную высоту. По-другому попросту не бывает! Не каждый день в часть прибывает сам Верховный Главнокомандующий. А часть гвардейская и Особого назначения. Требовалось марку держать. Так что, отнесся я к этому с пониманием, и сам тоже проводил львиную долю времени на плацу вместе со всеми. Где, под барабанный бой, партизаны постигали главную армейскую науку.

Сталин приехал на четвертый день, на плацу стояли раздельно бойцы нашей 1-й гвардейской и 3-й бригад Осназ, весь сводный батальон. Раздельно потому, что форма у нас здорово отличалась. «Тройка» использовала штатное обмундирование: гимнастерка с накладными карманами, галифе, яловые сапоги, вещмешок и различные подсумки, носимые на ремне. У бойцов первой бригады камуфлированный полукомбинезон, покрытый крупной и мелкой сеткой, с набором пучков молчала, выкрашенных в разные цвета, благодаря которым они могли быстро подобрать необходимый камуфляж для данной местности. Плюс в лесу живем, в нем комаров море, и гонять их некогда, особенно когда в секрете лежишь. Вместо сапог – немецкие высокие ботинки, скорее всего горнострелковые или парашютные, точно не знаем, ибо дареному коню в зубы не смотрят. Так как их было целых два вагона, то вокруг этого элемента строилась вся униформа. Лишь разведчики ходили в мягких сапогах, но в специально покроенных брюках, а не в галифе. Ремни у всех не кожаные, как в армии, а зеленого брезента, тоже немецкий. Рюкзаки были пошиты на манер РД-54 и могли быть закреплены сзади на ремень, и чтобы не болтались, и чтобы распределить правильно нагрузку на плечи. Подсумки находились на ремнях рюкзака и имели шлевки для крепления на поясе. Имелась возможность индивидуальной подгонки по росту и объему. У всех неотделяемые капюшоны, широкие, с подвязками и накомарником. Взвод снайперов специально одели в наши «фирменные» «лешаки», которые имелись абсолютно у всех. Швейных цехов у нас было три, и обмундировывали всех бойцов качественно, особенно подрывников, снайперов и разведчиков. Отдельно на столах были выложены «усовершенствованные образцы» вооружения. Не секрет, что мосинка, АВС и СВТ частенько страдали неподачей патрона, так как наш родной 7,62×54R обладал закраиной, а патроны при беге и небрежной укладке могли цепляться друг за друга и препятствовать нормальной работе затвора. Эти недостатки были устранены уже после войны или оставались не реализованными до полного списания этой техники. У мосинки было необходимо дополнительно изогнуть подающую планку, а в магазинах АВС и СВТ требовалось разделить левую и правую половины магазина, чтобы предотвратить перемещение патронов справа-налево в районе передней стенки магазина. Как это сделано в винтовках СВД и СВ-98. Всего-навсего небольшой наплыв по центру передней стенки, который не дает пуле смещаться в соседний ряд. В результате этого смещения появляется возможность сцепиться рантами 10-му и 9-му патрону в магазине при зарядке его с помощью обойм от мосинки. Если снаряжать магазин вручную, то этого не происходит, но в бою набить магазин быстрее с помощью обойм. И желательно чуть укоротить губки магазина, тогда утыканий не происходит. Нами же усовершенствованы и барабанные магазины для пистолетов-пулеметов Дегтярева, вместо предварительного сжатия пружины, используем храповик последовательного сжатия, как на пулемете Калашникова. Плюс выпускаем рожковые магазины к новому автомату Шпагина, он только зимой у нас появился в небольшом количестве. Кроме этого выпускался пистолет-пулемет для минеров. Будем говорить так, что это была нелицензионная копия ППС-43, который, правда, отличался от «базовой модели». Он был еще короче и имел магазин-улитку на 75 патронов. Про него спросил Сталин: