Текст книги "Последний час надежды"

Глава 9. Калейдоскоп

Брюс, отель «Мажестик», апартаменты «Жасмин», 26 июня 2010 года, 13:00

– Полотно – как река, – Ники взмахнула руками над головой. – А мы плывём по ней, кто как умеет.

Я наслаждался новым днём. Вчера я почти совсем научился вовремя спрашивать нужные вещи у нужных людей. И всякий раз знание, кого о чём спросить, приходило за пару секунд до того, как я принимал решение. Прямо ясновидение! От этого захватывало дух.

– Плыть по течению могут и люди, и тени, – Доминик махнула рукой в сторону окна; в поток людей, живых и исполненных цели. Но я видел, несколько минут назад, что все они – почти все – могут быть только декорациями, марионетками, а кукольный мастер может появиться в любой момент и нет способа, нет возможности не подчиниться. – Но идти куда хочется могут только люди.

– Против течения тоже? – усмехнулся я.

– Для людей нет такого понятия, «против течения», – Доминик сняла очки и перестала улыбаться. – Для людей течение движется туда, куда нужно.

И вновь накатило. Люди вокруг становились полупрозрачными; только Доминик осталась плотной и подлинной; официанты вокруг, посетители ресторана; коридорные, полицейские, даже цветы в кадках и на стенах утратили плотность. Я опустил взгляд, голова начала кружиться, и обнаружил, что и мои ладони теряют форму и плотность, что сквозь них я вижу идущий волнами мозаичный пол. Я испугался, мгновенно взмок от того, что не сразу пришло на ум, сразу же всё кончилось.

– Ты будешь бояться, – она вновь надела очки и грустно улыбнулась. Грусть длилась недолго. – Ты проснулся, как просыпаются немногие. Если тебе не указать дорогу, ты испугаешься и сделаешь всё, чтобы заснуть снова. И больше не проснёшься.

– Ты знаешь дорогу? – голос не повиновался, стал угловатым и скрежещущим. Не моим голосом.

– Я могу только указать, – она протянула руку. – Нет времени, Брюс. Ты не можешь поверить своим чувствам, а на тебя уже охотятся. На всех охотятся, кто проснулся.

Я медлил. Чувствовал, что Ники начинает сердиться, что ещё несколько мгновений, и она опустит руку. Опустит руку и навсегда исчезнет из этого мира. Может быть, будет проходить за спиной, невидимая и неощутимая, как прошла за спиной того человека, которому не дала упасть под машину. А может быть, будет той силой, что толкнёт меня под…

– Я не толкну, – то ли услышал я, то ли привиделось. Но губы её шевельнулись.

Рука весила сотни тонн, поднять её было непросто. Всё прежнее протестовало, кричало и требовало опустить руку, убежать, скрыться туда, где нет людей, где нет никакого их признака, где никто никогда не найдёт.

– Найдут, – на этот раз голос был мой. Голоса, кажущиеся и подлинные, умолкли. И короткой паузы свободы хватило, чтобы принять её руку.

Она кивнула, встала – я встал вместе с ней – и кивнула головой в сторону лифта.

* * *

Я ходил по гостиной – с фонтаном посередине, со спартанским убранством. Когда отсюда успели всё вынести, я не знаю. Не осталось ничего пышного, вычурного, утомляющего взгляд. Фонтан, шепчущий успокаивающие песни, паркет под мрамор под ногами, три кресла по углам.

И всё.

Она появилась за спиной у меня, бесшумно, но на этот раз я ощутил её появление. Я вначале подумал, что это халат, но потом нужное слово пришло само – Ники облачилась в спортивную одежду. В ту, в которой я видел её всего раз или два в прошлой жизни. Я смеялся, вместе с другими – пытается казаться самураем, смотрите, вот потеха…

Она протянула мне бокал с водой. В той жизни там было что угодно, кроме воды. Я отказался, хотя в горле пересохло.

– Смотри внимательно, – приказала она и взяла меня свободной рукой под локоть.

Я не сразу понял, что она делает. За миг до того, как бокал лопнул у неё в руке, я понял, что она сдавливает его, сжимает в руке всё сильнее и сильнее.

Я не скажу, что боюсь вида крови. Крови за последние несколько дней повидал, на всю жизнь хватит. Но когда осколки звонко поскакали по полу, а ладонь словно инкрустировали стеклом, мне захотелось отвернуться. Ники сжала мне руку так, что я едва не вскрикнул.

– Смотри, – велела она, и не было сил не повиноваться. Кровь стекала по всей ладони, пряталась ручейком в рукав, украшала пол крохотным алыми цветками. Мир вздрогнул и поплыл.

Её руку словно заволокло туманом, и мне показалось, что осколки весело подпрыгнули с пола, соединяясь в бокал, а кровь вернулась в жилы, едва успев до того, как закроются и пропадут раны.

Она держала целый бокал. Я сумел сглотнуть. Болел локоть, там, верно, будет синяк, так она его сдавила.

– Он… целый, – произнёс я. Доминик кивнула.

– Ты сломала его, – не то спросил, не то сообщил я. Она снова кивнула.

– Возьми, – она протянула мне бокал. Я принял его, бокал хранил тепло её пальцев, лёгким туманом подёрнулась сияющая стенка – она хранила дыхание Доминик.

Локоть мой снова сжали.

– Бросай, – приказала она. – Брось его.

– К-куда?

Она указала на фонтан.

Я вращал бокал перед глазами, не было сил оторваться от него. Я видел его в осколках. Я видел его целым. Взаимоисключающие видения, ни одно из них не желало уйти, уступить место другому.

– Брось! – крикнула она, и тело отреагировало быстрее разума. Бокал отправился в полёт…

…я видел его неспешное движение, дымка опустилась перед глазами, и я знал, заранее, куда именно он опустится. Не было шансом уцелеть, если только… если только…

Звон, хруст, брызги радужной пыли.

Мир сгустился и стал однозначным, скучным и привычным.

– Я вернусь, когда бокал будет целым, – Ники отпустила мой локоть и сделала шаг назад. Я потянулся, машинально, к ней руками, она отстранилась – словно мои прикосновения были отвратительны. Отступила ещё на шаг.

– Что если…

– Я вернусь, когда бокал будет целым, – повторила она резко. Я не удивился бы, если за стеклом в ответ ударила бы молния. – «Если» не будет, Брюс.

Она отвернулась, быстро подошла к двери и скрылась за ней.

Потемнело. Я оглянулся – за окном по-прежнему был ясный, солнечный день, солнца едва-едва начало склоняться. Но в комнате стало сумрачно и пустынно.

– Ники! – позвал я. Тишина давила, шёпот фонтана стал насмешкой. Хотелось зажать уши, но я ожидал её голоса.

Я вновь позвал, хотел крикнуть, но не получилось. Всё равно ответа бы не было. Я подошёл к двери, к той, в которую она ушла и взялся за ручку.

* * *

Наверное, я стоял так целый час. Слишком часто в последнее время ожидание исполнялось, но не так, как хотелось. Что будет по ту сторону? Кто там будет?

Я вслушивался, но слышал только неровное, спотыкающееся биение собственного сердца, пульсацию в ушах, свист дыхания.

Я обернулся. Бокал так и лежал лужицей стеклянных брызг. Они не высохнут, отчего-то подумалось. Никогда не высохнут.

Когда бокал будет целым. Вздор, как я это сделаю? Я же не умею двигать взглядом предметы, не смогу собрать и склеить его. Я смотрел на осколки и время от времени всплывала другая картина – её рука, сжатая в кровавый кулак и краем глаза – её лицо, спокойное, ни следа боли, ни следа страха, ни проблеска удивления.

Я отправился к другой двери, чуть не у самой стены, я боялся даже краем глаза посмотреть на бокал. На хрустальные брызги.

Взялся за ручку… и страх отпустил. Словно меня отпускали. Я повернул ручку, потянул…

Дверь вела не в прихожую. Дверь вела прямо в коридор, на этаж, я ощутил стерильный запах покрытия под ногами, озонированную свежесть, вечный запах отеля. Но ни звука, ни признака живого человеческого существа. Отель вымер. Да его и не могло быть с той стороны.

Я с грохотом прикрыл дверь. Поддавшись неясному чувству, открыл вновь. Признаться, я не очень удивился, когда по ту сторону увидел свою комнатку в общежитии. В том самом виде, в котором бросил. Окно приоткрыто, сквозь него влетело несколько листьев.

Я почувствовал, что ноги слабеют. С силой закрыл дверь, уселся на пол, прижался к двери спиной и прикрыл глаза.

Но не получалось ни заснуть, ни проснуться.

* * *

Меня действительно отпускали. Я не сомневался, что выйду именно туда, куда ведёт дверь. Я не стал открывать её повторно, мне хватило двух раз. Я несколько раз подходил к фонтану, ловил губами ледяную воду, но она не прогоняла жажду.

Когда бокал станет целым. Это невозможно. Ники ненавидит это слово, она запретила мне его говорить. Странно, но вот впервые за много дней я произнёс его мысленно – до того оно и на ум не шло. Я встал туда, где стоял. Где мы оба стояли. Мне чудились алые россыпи под ногами, я помнил и вид, и запах крови. Тщетно пытался поймать его потом, да и не мог, бокал был целым, он никогда не ломался.

Я бросил его вот так. Я представил, вспомнил его полёт. Видел, как бокал чуть отклоняется в сторону, не то сквозняк, не то ещё что-то, в этом мире ничто не происходит так, как написано в книгах. Он летел. Ударился о медный наконечник и взорвался.

Хотелось пить. Хотелось есть. Я старался не смотреть на часы, не смотреть в окно. Тишина поглотила и время, и пространство, я изгонял все мысли. И видел только кровавый кулак, брызги на полу, полёт, слышал звон и жалобный хруст.

В один момент я представил себе полёт так сильно, что увидел его, словно воочию, как в тот раз. Бокал рассыпался на сотни крупинок, и они улеглись лужицей. Мир уплотнился, как и в тот раз.

Я смотрел на пол рядом с фонтаном и не сразу мог понять, что там не так.

Хрустальная лужица легла по-иному.

* * *

Я не сразу поверил. Поверишь тут, ведь столько всего было так, как не может быть. Но лужица легла по-другому. Это так. В тот раз – когда? где? – она дотянулась щупальцем до ближайшего кресла. А сейчас щупальцев не было, был почти идеальный круг.

Я вернулся в то место. Я не сразу понял, что это и почему. Но если можно что-то сделать с осколками, то…

Я представлял и вспоминал, с упорством обречённого, дверь манила меня, прошлое кричало «невозможно! не бывает!» – и крики приходилось глушить усилием воли.

Снова полёт. Снова каскад брызг. Снова лужица на полу.

Снова другая.

* * *

Сколько прошло времени, я не знал. Несколько часов, а может быть и суток, кто знает. Я сбился со счёта, сколько раз я «разбивал бокал по-новому». И не вполне понимаю, не сразу понял, что именно и как именно менялось.

Я видел, что бокал чуть отклонялся. Сквозняк, чуть другое мускульное усилие, что-то ещё – он летел иначе, и, хотя повторно разбивался, но полёт был другим.

Я не мог управлять полётом. Но я мог видеть их множество.

С какого-то момента я начал осознавать, что ещё до завершения последней параболы вижу, куда именно ударится бокал. Это ощущение было сильным, оно захватывало и давало чувство предвидения, то, которое шло по пятам все последние недели.

Бокал мог уцелеть только в одном случае: если бы он избежал свидания с наконечником.

Он избежал его внезапно, где-то посреди бесконечности полётов.

Всплеск – бокал ударился о плоскость крохотного озерца – недовольный всхлип и сосуд мягко погрузился, звонко ударившись дном.

Я не сразу решился подойти и посмотреть. Перед глазами стояли сотни или миллионы предыдущих полётов. Сотни хрустальных лужиц. На этот раз лужицы не было.

Я вынул бокал трясущимися руками и едва не упустил. Бокал обжигал холодом студёной воды, и я выплеснул добрую половину себе в лицо.

Это подействовало, руки перестали трястись. И я заметил, что Ники стоит рядом. На расстоянии пары шагов – стоит, смотрит и улыбается.

– Можно? – она протянула руку и я протянул бокал. Она приняла его, медленно поднесла к губам, выпила (я содрогнулся, а её лицо ничего не отразило), отвела бокал от губ и… разжала пальцы.

Не потребовалось сотен попыток. Я взмок, мгновенно, показалось, что я проваливаю экзамен, теряю навсегда что-то драгоценное… я почти сразу увидел, что если бокал чуть отклонится, если упадёт на её пояс, если скатится по штанине…

Он упал на пояс, скатился по штанине и, звякнув, обиженно укрылся под креслом.

– Я теперь человек? – я хотел сказать совсем другое, я ждал от неё похвалы, возгласов одобрения. Но она просто улыбалась.

– Ещё нет, – она протянула руку и я обомлел – вместо спортивного кимоно на ней была та куртка и те брюки, в которых я её застал в тот первый день там, в студенческом городке. Но теперь я понял, каким образом это случилось… если она вообще надевала кимоно.

– Ещё нет, – она жестом указала в сторону кресла. – Но уже не тень.

Звонок. Он слышен во всех комнатах.

– Кто там? – Доминик спросила негромко, не отводя взгляда от моего лица.

– Послание для мсье Брюса Деверо, – послышался ответ.

– Иди, – шепнула она. Я не сразу пошевелился. – Иди, я к тебе в почтальоны не нанималась, – произнесла она сухо, но на последнем слоге рассмеялась. – Иди же.

* * *

– Мсье Деверо? – курьер с той стороны был словно манекен, застывшая почтительность, ни эмоции больше. – Прошу, – он протянул мне пакет. Я подписал его листок, курьер кивнул, развернулся и направился в сторону лифта. Из его лица я запомнил только короткие усы. Усатых людей я вижу всё чаще, что это – случайность?

Я запер дверь, прошёл назад, в гостиную. Ники так и стояла – в куртке, брюках, шарфе и тех самых туфлях.

– Что там? – поинтересовалась она. Я хотел было пожать плечами, как…

Я видел, как Фрейен подписывает этот пакет и отправляет мне. Видел его довольное лицо. Я едва успел перехватить это предприятие у южноафриканских конкурентов, я заплатил на двадцать миллионов больше, нежели собирался. Но Батистини сказал: сеньор, оно того стоит. Многие рабочие останутся с вами. Я постараюсь, чтобы остались все. И я ему поверил.

– Фрейен согласился на мои условия, – я отложил пакет в сторону. – Я приобрёл его завод за триста сорок миллионов, здесь личное письмо от него. Все бумаги мы подпишем завтра.

– Откуда ты знаешь? – Ники улыбалась. – Ты ведь не был уверен в точной сумме.

Глядя ей в глаза, улыбаясь в ответ, я протянул руку за ножиком для писем и взрезал внешний, защитный слой. Он тут же изменил цвет – был молочно-белым, стал радужным, как цвета побежалости. Вынул внутренний, обычный конверт, достал письмо, посмотрел на него, протянул Ники.

– Я видел, как он его подписывает, – я отвёл взгляд. – Или мне показалось, неважно.

– Хорошо, – она хлопнула в ладоши. – Ты уже умеешь видеть и умеешь находить. Теперь ты должен научиться выбирать осознанно. Завтра же и приступим.

– Завтра? Почему не сейчас?

– Брюс, который час?

– Часов пять, – предположил я. Она указала рукой на настенные часы.

Восемь часов двенадцать минут вечера. Ничего себе! Господин Фрейен и впрямь думал долго и основательно.

– Нельзя спешить, – Ники взяла меня за руку. – Идём. Тебе сейчас кажется, что ты всё можешь и всё осилишь?

– Да, – признался я. Так и было. Я не ощущал усталости, наоборот – прилив сил.

– Скажи это, – она сжала мою ладонь. Я улыбнулся.

– Скажи! – она перестала улыбаться. – Скажи вслух!

Я всё могу и со всем справлюсь, – едва я произнёс последнее слово, как испытал необычное чувство – словно ветер подул где-то внутри меня, в районе сердца – тёплый ветер, он приносил силы и свежесть. И сразу еж всё прошло.

Ники посмотрела на меня, улыбнулась и кивнула.

– Это… ты? Это ты сделала?

– Нет, – она покачала головой. – Я даже не знаю, что ты почувствовал. Но это что-то приятное, правда?

Я кивнул.

– Можешь считать это знаком, – она подвела меня к двери, открыла её свободной рукой. – Или совпадением. Чем хочешь. Главное, что ты это почувствовал.

– Что теперь?

Она приложила палец к моим губам.

– Не спрашивай. Займись, чем хочется. Постарайся отвлечься от всего, что было. Тебе должно казаться, что ты просидел здесь несколько недель.

Если не лет! Я кивнул.

– Прогуляйся в парке. Сходи в кино. Посети казино. Я не знаю. Должна же быть у тебя тайная страсть! Не я! Я не тайная, – добавила она с улыбкой. – О нас с тобой все газеты пишут. Ты не боишься сплетен?

Я покачал головой. Раньше… не знаю. Теперь нет, не боюсь. Я другого боюсь, что даже в страшном сне не привидится репортёрам бульварных изданий.

– Может, вместе куда-нибудь сходим, Ники?

– Два часа, – она посмотрела на часы. – Я присоединюсь к тебе через два часа. Хорошо?

– Не хочешь узнать, куда я собираюсь?

– Думаешь, ты сможешь от меня скрыться?

Она улыбалась – но только губами. Глаза были совершенно серьёзны.

– Я попробую, – я выпрямился и отряхнул рукава пиджака.

Она помахала мне рукой и убежала из гостиной. Со всех ног.

Брюс, Ле-Тесс, 26 июня 2010 года, 22:30

Я просто бродил по ночному городу. Не тянуло меня ни в кино, ни тем более в казино. Раньше, в прошлой жизни, я обожал детективные фильмы и с удовольствием пошёл бы на очередное кино про Ван Хассена, сыщика без оружия. Сейчас… что-то другое занимало ум и чувства. Я вышел из отеля и пошёл, куда глаза глядят. Куда они только ни глядели! И куда меня только ни заносило.

Два часа прогулки мне показались двумя неделями. Время то ускорялось, то вновь замедлялось, иногда мне казалось, что с моей головой что-то очень неладно – люди и машины неслись вокруг, а я стоял, как статуя, почти ничего не слыша. И ещё – меня никто не замечал, не обращал внимания. Обходили, если я стоял на пути, но ничего более.

Как там Софи? Как Жан? Ники ни словом не обмолвилась, я одно понял – Жан в беспамятстве, в больнице. Значит, и Софи там же. Я ощутил лёгкое беспокойство. Почему Ники не даёт мне номер телефона Софи?

Почти немедленно позвонил мой мобильный. Я вздрогнул, так и не привык к этому звуку. Который раз хотел сменить мелодию, да никак не мог найти инструкцию.

– Брюс, возвращайся, – голос Ники. – Ты ничем не занят?

Я оглянулся – показалось, что Ники говорит из-за спины. И увидел огни на башенке отеля – она была видна. Странно – я вернулся и не успел того заметить?

– Нет, – я вновь оглянулся. – Сейчас буду.

* * *

– Тебя искали, – Ники указала глазами на телефон. – Скоро снова позвонят.

– Кто?

Она пожала плечами.

– Откуда ты тогда знаешь, что меня?

Она просто смотрела мне в глаза, улыбаясь. И я понял, откуда. Или почти понял.

Телефон зазвонил., ещё до того, как я взял трубку, я знал, кто это. Будь он проклят, я ведь уже считал, что избавился от него.

– Я знаю, где ты, – голос Поля звучал так, словно он стоял за дверью. – Мы приедем к тебе и этой лживой…

– Тебя нет, – я повысил голос, чтобы заглушить голос Поля и поднимающуюся волну ужаса. Словно ребёнок, в комнате которого по ночам обитали разнообразные чудища – и нужно было вылезти из кровати и дойти до двери. – Тебя нет, ты мёртв, и никогда больше не позвонишь… – я не помнил, что именно говорил – не Полю, конечно, я обращался к самому себе. Ноги становились ватными, слабость накатывала волнами.

– Тебя нет, – с той стороны трубки молчали. – Возвращайся в ад, или откуда ты звонишь. Больше ты никогда никому не позвонишь. – Я повесил трубку.

Слабость отступала – так же, как и накатывала – волнами возвращались силы. Только ноги всё ещё были ватными.

– Ты уже понял, когда он звонит тебе? – Ники взяла меня за плечо. – Ты понял? Это важно!

Да. Теперь я понял – как только я хоть немного начинал беспокоиться за Софи. Я не мог вытравить до конца картины того, что она в руках у…

– Прекрати! – Ники силой развернула меня лицом ко мне. – С ней всё в порядке. Никто из них никогда не сможет причинить ей зло.

Я кивнул. Слабость вновь возвращалась.

– Скажи это! – Ники сжала оба моих плеча, сильно – словно клещами. Боль привела меня в чувство. – Скажи это вслух!

– Они никогда не смогут поймать её, – повторил я, словно попугай. – Они не смогут причинить ей зла.

Ники кивнула, отступила, и… с размаху ударила меня ладонью по лицу.

Мне показалось, что в комнату ударила молния. Чувства обострились, стало ярко, словно в комнате вспыхнули сотни вспышек – белый магниевый свет. Слабость и страх смыло, как и не было. Я отступил на шаг, прижал ладонь к щеке.

– С тобой всё в порядке? – Ники смотрела в глаза мне – спокойно, словно ничего не случилось.

Я кивнул. Да. Всё в порядке, и теперь звонки Поля с того света, или откуда он звонил, кажутся просто нелепицей, глупой выдумкой.

– Что это было?

– Ты поставил точку. Если только ты не захочешь услышать его снова, он никогда больше не позвонит.

Я снова прижал ладонь к щеке.

– Хочешь ударить – ударь, – Ники не улыбалась. – Я немного помогла тебе, подтолкнула. Но ты сам всё сделал, Брюс.

Я привлёк её к себе, обнял. Я слышал её учащённое дыхание и осознал, что она боится. Нет что она боялась.

– Чего ты боялась, Ники?

Она отстранилась, отошла, прикрыв глаза, к столу. Налила себе воды – я заметил, что руки её трясутся. Она посмотрела на руки, поставила стакан на стол, прижала ладони к лицу. Виски у меня заломило, обстановка вокруг поплыла волнами. Словно моряк во время качки, я шагнул, шире расставляя ноги. И сразу же всё успокоилось, «качки» не стало.

Ники выпила стакан воды, посмотрела на свои руки. Больше не тряслись.

– Многие просыпались сами, когда рядом никого не было, кто смог бы взять за руку и указать дорогу, – она говорила, не глядя мне в лицо. – Обычно эти люди встречаются со своими страхами, усиливают их, дают им силу и погибают.

Мне стало не по себе. В одном из моих снов я видел банду Длинного – они были давно мертвы, у каждого в голове пулевое отверстие – но это не мешало им красть людей и издеваться над ними.

– Скажи, тебе нравилось читать «страшные истории», смотреть фильмы и всё такое про катастрофы?

Я кивнул.

– Так со многими, кто спит. Они могут иногда видеть то, что не видят другие, недолго. Обычно это самая тёмная часть нашей жизни, то, что действует сильнее всего. Страхи, боль и смерть. Их тянет ко всему мистическому, им нужно переживать катастрофы – тогда дар просыпается, и они ощущают себя людьми. А потом засыпают снова.

Она потрясла головой.

– Идём в ресторан, Брюс. Тебе сейчас нельзя сидеть в тишине, в темноте. А я почти без сил, давно такого не было.

– Скажи, ты могла помочь мне? Ну…

– Взять трубку и приказать ему не звонить?

Я почувствовал себя на редкость глупо.

– Брюс, у меня едва хватило сил, чтобы не позволить тебе и меня забрать в свой сон.

– В какой сон?

– В тот, в котором тебе звонят люди с того света. Всё, хватит, пошли веселиться!

– Подожди, – я взял её за руку. – Я чуть не втянул и тебя туда же? Откуда у меня столько сил?

– Ты просто не осознаёшь, насколько ты можешь быть сильным. Всё, ни слова больше! Переоденься – я подожду.

Переоденься? Я посмотрел на себя – чем плох мой костюм? – и осознал, что мне зябко. Вспотел. Промок насквозь – в буквальном смысле.

– Пойти с тобой? – она посмотрела мне в глаза, невинно улыбаясь.

Вот ещё! Нашла тоже младенца. На какой-то миг я жутко разозлился… и почувствовал себя совсем хорошо. Последние следы слабости и отзвуки кошмара сгинули.

– Молодец, – Ники хлопнула в ладоши. – Я подожду здесь.

…Я стоял под душем и думал. Ники намеренно провоцировала меня, это понятно. А я-то считал себя человеком уравновешенным! Чтобы так разозлиться до белого каления на пустом месте…

Она действительно может делать с людьми, что захочет.

Брюс, Ле-Тесс, 27 июня 2010 года, 8:40

– Ты можешь видеть нити, – мы с Ники стояли всё там же, в гостиной у фонтана. – Но пока что не можешь выбирать их. Начнём с самого простого, Брюс. Повтори упражнение, которое я тебе показывала.

Упражнение – это когда не позволяешь разуму сосредотачиваться на чём-то одном. Да, я помню. В этот раз я уже через несколько секунд ощутил, как «плывёт» комната, как теряют чёткость очертания предметов. И…

Ники выстрелила. У меня над ухом. Я вскочил на ноги.

– Ты с ума сошла?!

– Нет, – она спрятала пистолет в карман халата. Тяжёлый, сразу оттянул халат. – Пройди к двери, Брюс.

Я повиновался, в ушах ещё звенело, и по голове словно огрели дубиной.

– Встань там, – она вновь достала пистолет. – Закрой глаза. Представь, где ты стоял и что видел минуту назад. Давай!

Это удалось не сразу. Я представил – стою в шаге от фонтана, ощущаю Ники рядом – чувствую её тепло – взгляд скользит по стенам, по портьерам.

– Выстрел. Я вскочил на ноги… стойте, я ведь уже стоял! И не у фонтана, у двери!

– Что это?! – я оглянулся.

– Фиксация, – Ники улыбнулась. – Самое простое, что нужно уметь. Сейчас повторим. Отойди вон в тот угол.

– А потом?

– А потом ты вспомнишь, как стоял, как услышал выстрел и очень захочешь оказаться у фонтана. Сам.

– А если…

– Тогда, – она вновь достала пистолет. – У тебя будет очень долго звенеть в ушах.

* * *

– Не торопись, – Ники была самим терпением. – Запомни что-нибудь, что легче всего вспомнить. Предмет, звуки, запахи, что хочешь. То, что позволяет точно вспомнить тот самый момент, куда ты хочешь вернуться.

– Якорь?

– Да, – она поняла меня без расспросов. Я подозревал, что она постоянно читает – слышит – мои мысли, ну или как это называется.

Мы с ней стояли у всё того же фонтана, и я раз за разом пытался выполнить упражнение: запомнить точку, в которую хочу вернуться, отойти шагов на несколько, вспомнить точку и вернуться туда. Если бы мне кто-нибудь сказал годом раньше, что я буду учиться путешествовать во времени усилием воли, я бы ни за что не поверил!

Возвращаться на пару секунд мне удавалось без труда. Это оказалось настолько просто, что я долго забавлялся, возвращаясь вновь и вновь (Ники смотрела на меня и улыбалась). А вот когда проходила хотя бы минута…

Я ощущал тот момент, в который должен вернуться (Ники назвала его «мировой точкой»), как фото. Так и воспринимал: объёмная фотография. Предметом, на котором проще всего оказалось сосредотачиваться, оказались собственные ладони. Если я их видел, то создать «мировую точку» было очень просто. Если нет…

– У всех всё по-своему, – пояснила Ники. – Выбирай то, что тебе самому проще. То, что годится для меня, тебе может не помочь. Хорошо. Полчаса перерыва и продолжим.

Она взмахнула руками и… пустой стол перед нами оказался уставлен тарелками и чашками с едой. Ники приняла надменное выражение лица, но когда я рассмеялся, присоединилась. Кивком указала мне – садись.

– Как ты это сделала?

– Подумай, Брюс. Ты уже знаешь ответ.

Ну да… она вернулась ненадолго в прошлое, и что? Заказала это всё в ресторане?

– Да, – она кивнула. – Вернулась и заказала.

– Почему же я ничего не помню? Кто-то же должен был это принести?

– Мы пришли сюда из немножечко разных нитей, – она изобразила руками в воздухе две дуги. Ты сосредоточился на одной и не обращал внимания на другие. Но на самом деле ты был в каждой и всё помнишь. Вспомни!

Едва она это сказала, как я на самом деле вспомнил… действительно, пришли двое официантов, один метра два ростом, светловолосый – Ники вручила ему несколько банкнот чаевых.

– Один очень высокий, другой с меня ростом, – произнёс я.

Она вновь кивнула.

– А зачем хлопать в ладоши?

– Театр, – она откинулась на спинку стула и рассмеялась. – Видел бы ты своё лицо!

– Я тоже смогу так?

– Хлопать в ладоши? Не знаю, не знаю, я училась всю жизнь.

Теперь была моя очередь смеяться. Не знаю, что со мной было, никак не мог перестать – только минут через пять смог успокоиться. Всё лицо оказалось в слезах. Ники молча взяла со стола салфетку, бросила мне её поверх бутылок. Пока она летела, я испытал три или четыре момента «медленного времени», когда начинал видеть нити – когда мир вокруг расплывался и вновь уплотнялся. Прошло едва ли полсекунды, а для меня полёт длился минуты три.

Я вытер лицо, прикрыл глаза.

– Всё в порядке, – Ники потрогала меня за плечо. Я вздрогнул – не успел заметить, когда она встала и обошла стол. – Это нервы. Очень много нового, Брюс. Полчаса отдыха мало, ты очень быстро учишься. Будем отдыхать до вечера.

Я поднёс ладони к лицу, потрогал щёки – показалось, что те горят, но нет, всё в порядке.

– Со мной всё в порядке, – я так действительно думал.

– Тебе так кажется, – Ники вновь взяла меня за плечо. – Это эйфория. Тебе захочется справиться со сложным заданием, тебе кажется, что ты всё можешь. Но так можно надорваться, Брюс. Надорваться самому или разорвать полотно.

– Разорвать полотно – это как?

Она села на соседний стул.

– Каждый раз, когда ты создаёшь мировую точку, фиксируешься, ты словно втыкаешь булавку в полотно. Или вбиваешь гвоздь. Когда возвращаешься, ты вынимаешь эту булавку. Чем дальше ты отходишь от булавки, тем резче ты за неё дёргаешь, чтобы вернуться. У тебя нет ещё опыта, ты не соразмеряешь усилия.

– Что будет, если оно начнёт рваться?

– Можно вырвать лоскут, можно спутать нити и застрять в них. Не улыбайся, это не смешно! Это не просто слова, такое случается очень часто!

Я опустил взгляд.

– Представь мир, в котором нет завтра. Представь, что ты не можешь выйти из этой комнаты, что через каждые полчаса ты возвращаешься сюда же, и при этом всё помнишь и ничего не изменить. Это вырванный лоскут. Полотно умеет чиниться само, Брюс, и если ты сумел оторвать от него кусочек, это кусочек просто выбросят в мусор, – она смахнула салфетку на пол. – Вместе с тобой.

Мне стало жутко.

– Да, – Ники не отводила взгляда от моих глаз. – Это страшно. Мне повезло, что я была поблизости, когда ты проснулся. Нам обоим повезло, – она отвела взгляд.

У меня возникали сотни вопросов. По её словам, тех, кто видит, очень много. Так где же они? Почему она думала, что одна такая в этом мире, а притом постоянно говорит о других, кто видит? Где или когда это всё было? Где они сейчас?

– Я хочу есть, – в её голосе звучала обида. – Я тоже устала, Брюс. Давай, и так уже всё почти остыло. Выбрось всё из головы, отвлекись.

– Выбросить всё-всё?

– Глупый, – она обняла меня. – Совсем ещё ребёнок, – прошептала мне на ухо, едва слышно.