Текст книги "Израиль. История Моссада и спецназа"

ПРОВАЛЫ И ПРОСЧЕТЫ

Летом 1955 года из Египта депортировали двух немецких специалистов, занимавшихся разработками новых видов оружия. Эта история вызвала пристальный интерес в «Моссаде». Глава этого ведомства Исер Харэль был одним из немногих, кто знал, что оба инженера являлись израильскими агентами.

Он долго ломал голову над вопросом: на чем же «Моссад» прокололся, как египтяне узнали, кем в действительности были эти немецкие разработчики? Только через год глава разведки пришел к выводу, что провалу его людей и их последующей депортации из Каира способствовала успешная операция важного советского агента, внедренного в систему служб безопасности.

* * *

По сведениям израильского еженедельник «Глобус», это был Зеэв Авни, один из наиболее опасных и ловких агентов Москвы, работавших в Израиле. У Харэля не было основательных подозрений против него, официально числившегося в министерстве иностранных дел, а фактически являвшегося сотрудником «Моссада». Но не даром Харэль славился своей интуицией, которая так часто выручала эту секретную службу. Не обманула она «маленького Исера» и на этот раз.

Он пригласил Авни для встречи с глазу на глаз, где напрямую сказал ему:

– Мне известно, что ты – советский шпион!

Смолчи тогда Авни, начни отрицать эти обвинения, то «сэкономил» бы себе семь лет «заключения»… Но он сразу же сознался и поведал, что КГБ завербовал его для проведения секретных операций против Израиля. На предложение сотрудничать со следствием он тотчас дал согласие.

Зеэв Авни (он же – Вульф Гольдштейн) родился в 1925 году в Риге. Его отец в молодости увлекался революционными идеями, был активистом студенческого социалистического движения Латвии. В 20-е годы семья переехала в Берлин, а с приходом Гитлера к власти – в Цюрих.

Вульф был высок, силен, на еврея не был похож. Взгляды отца оказали на него заметное влияние, и в 15-летнем возрасте он увлекся марксистскими идеями, запоем читал книги об Октябрьской революции.

В 1942 году в Швейцарии он встретился с Карелом Вибралом, который представился как чешский эмигрант, придерживающийся коммунистических убеждений. В действительности он был офицером Главного разведывательного управления (ГРУ) Красной Армии, действовал под подпольной кличкой «Пауль». Он взялся обучать Вульфа русскому языку и постепенно завербовал его, дав ему подпольную кличку «Томи».

* * *

После провозглашения независимости Государства Израиль Карел порекомендовал Вульфу репатриироваться и ждать от него дальнейших распоряжений. Вопреки всяким законам конспирации он установил контакт с советским посольством в Израиле и сразу представился как «Томи», сообщив, что его куратор – Карел Вибрал. Тогда атташе по культуре, в действительности советский агент, попросил Вульфа вернуться в киббуц, где тот жил, и ждать указаний.

Авни очень хотелось продемонстрировать свою лояльность к СССР, он не понимал, почему так долго бездействует, почему не воспользуются его услугами. В киббуце его знали как пламенного коммуниста, глубоко скорбевшего о смерти Сталина.

Только в середине 50-х годов с ним вышли на связь и велели проникнуть в систему министерства иностранных дел. Тут помогло знание языков, и Авни приняли на работу в дипломатическую миссию в Швейцарии. Именно тогда Вульф Гольдштейн изменил имя, став Зеэвом Авни.

После недолгого пребывания в Швейцарии он вернулся в Израиль и стал рядовым чиновником МИДа. Его куратором был Юрий Любимов, работавший под прикрытием первого секретаря советского посольства. Авни стал передавать важную разведывательную информацию…

В ничего не подозревавшем израильском МИДе им были довольны и вскоре назначили атташе по торговле в Югославии. Советские кураторы потребовали продолжения работы на них и в Белграде.

К величайшему удивлению Авни, в 1952 году он получил приглашение в «Моссад», где его попросили помочь в проведении одной из операций в Европе. Ему поручили наладить связь с двумя немецкими инженерами, которые собирались начать работать на одном из военных предприятий в Египте. Поскольку он в совершенстве владел немецким языком, то считался подходящей фигурой. Авни смекнул, что открывается уникальная возможность, и когда ему удалось завербовать немцев, попросил, чтобы его перевели из МИДа в «Моссад».

Вскоре состоялась встреча с Харэлем, где он предложил себя в качестве связного с немецкими инженерами, уже начавшими работать в Египте. Авни сказал главе «Моссада», что дипломатическая работа ему наскучила, он, дескать, уверен, что подходит для службы в разведке. Поделился с Харэлем своим желанием вернуться в Израиль по семейным обстоятельствам – из-за развода с женой и проблем с дочерью.

Харэль поинтересовался, сколько же лет дочке, на что Авни ответил, что ей восемь. Однако шефа «Моссада» насторожило столь горячее желание Авни работать в его ведомстве. Но фактов против него не было – только интуиция…

Она-то и подсказывала, что КГБ подослал к нему своего агента побольше выяснить о «Моссаде» и его руководителе. Харэль сохранял осторожность: он вежливо отказал и решил не назначать Авни куратором немецких инженеров, а предложил оставаться в МИДе.

Через несколько дней Авни должен был вернуться в Белград, но тут Харэль снова его вызвал. Он не подозревал, что в соседней комнате находятся глава ШАБАКа Амос Манор и другие следователи, которые слушают эту беседу. Впоследствии Авни рассказал об этой встрече в своей книге.

Встреча получилась драматичной. Харэль кратко приветствовал его и… сразу же обвинил в работе на советскую разведку. Авни объяснял впоследствии, что был напуган и сбит с толку, опасался, что если не признается во всем, его приговорят к расстрелу.

Итак, через минуту, показавшуюся ему вечностью, он во всем сознался, но подчеркнул: да, я работаю на советскую разведку, но не стану выдавать своих товарищей. Харэль объяснил, что если Авни будет сотрудничать со следствием, ему сохранят свободу. Шеф «Моссада» даже подумывал сделать Авни двойным агентом.

Но когда следователи ШАБАКа продолжили допрос, оказалось, что он упорствует, не желает рассказывать о своей работе и советской разведке, утверждает, что он стал жертвой советского шантажа и ни в чем не провинился, не нанес ущерба безопасности Израиля. Следователям контрразведки не удалось его сломить, и следствие передали Иуде Прагу, следователю тель-авивской полиции, который считался специалистом по разоблачению шпионов.

Праг сразу понял, что перед ним интеллигентный человек, уверовавший, однако, в коммунистическую идеологию. Он решился на психологический трюк: раскрыл перед Авни доклад Хрущева с обвинениями в адрес Сталина в преступлениях против советского народа. Но Авни твердил, что быть этого не может, что текст —фальшивка, не может быть, чтобы столь высокопоставленный лидер коммунистического мира обвинял самого Сталина в преступлениях!

«Моссад» передал дело в суд. Процесс проходил при закрытых дверях. Авни приговорили к 14 годам тюрьмы. Суд принял доводы обвинения в предательстве и шпионаже в пользу СССР. В тюрьме Авни стал раскаиваться в своей измене и признался в том, что передал в Советский Союз информацию о тех двух агентах, что и стало причиной их депортации из Египта.

* * *

Зеева Авни освободили через 8 лет за примерное поведение. Он поселился в «мошаве»[19]19
  Кооперативная фермерская деревня


[Закрыть] Ришпон около Герцлии, разводил верховых лошадей, открыл частную клинику. Люди, катавшиеся на его лошадях или лечившиеся у этого интеллигентного господина, и не подозревали, что это бывший советский агент, нанесший большой ущерб безопасности Израиля.

…29-летний Джин Леон Томас начал работать на «Моссад», сам того не подозревая.

Вербовка была проведена «под чужим флагом».

Как это произошло?

* * *

Томас (он же – Товмасян) родился в Египте в армянской семье. Симпатичный и образованный молодой человек, в совершенстве владевший арабским, французским, английским и немецким языками, вырос в Каире. В 1956 году переехал в Ливан, а затем в Западную Германию. Он поселился в Кёльне, где в течение двух лет работал в различных коммерческих структурах. Он мечтал об успехе, но не знал, как его добиться.

Осенью 1958 года Томас познакомился с бизнесменом, молодым ливанцем по имени Эмиль. Вскоре они подружились, много времени проводили вместе. Новый друг был хорошо обеспечен и всегда оплачивал их счета в ресторанах и барах.

Они говорили о женщинах, бизнесе и, наконец, о политике. Томас не скрывал своей ненависти к президенту Египта Гамалю Абдель Насеру. Взаимное доверие возрастало и, наконец, однажды настал момент, когда Эмиль предложил ему крупную сумму денег и попросил вернуться в Египет, чтобы помочь в свержении египетского диктатора. При этом Томасу было сказано, что он будет работать на одну из стран НАТО. Израиль вообще не упоминался…

Томас, который был настроен прозападно, без долгих колебаний согласился.

На конспиративной квартире в Кёльне специалисты обучили его основам шпионского ремесла. Микросъемке и обработке фотопленки, маскировке негативов в тюбиках зубной пасты, корешках книг или коробках от ботинок, тайнописи, зашифровке сообщений, устройству и использованию тайников. В том же году он возвратился в Каир.

Первый визит Томас нанес своему другу детства Мухаммеду Ахмеду Хасану, который служил на военной базе египетской армии. Хасан любил деньги и вскоре согласился поставлять секретные документы, к которым имел доступ. Томас фотографировал их и переправлял в Европу. Через некоторое время его кураторы сообщили, что направляемая им информация представляет интерес.

С помощью друга Хасана Томасу удалось создать агентурную сеть, опираясь на единомышленников из числа национальных меньшинств. Он завербовал двух армян и одну еврейскую танцовщицу в ночном клубе.

Некоторое время спустя Томасу предложили провести несколько дней в Германии. Там ему вручили премию за оказанные услуги и объяснили, что он переходит в распоряжение другого офицера НАТО.

Во время этой поездки он познакомился с молодой красивой немкой по имени Кэт Бендорф. Через две недели после знакомства они поженились и вернулись в Египет. Молодая пара сразу же активно занялась экспортом сувениров и предметов египетского искусства в европейские страны. В действительности, они прятали в них фотопленки, которые отправляли своим кураторам.

Томас привлек к работе и своего отца – Леона Томаса. Ахмед Хасан вскоре приобрел репутацию ценного агента. Иногда он приглашал Томаса и его жену прогуляться вдоль Суэцкого канала, где размещались военные объекты. По возвращении они вместе составляли донесения. Кэт хотела помогать своему мужу в его работе и летом 1959 года, находясь с ним в Германии, научилась работать на радиопередатчике.

Вскоре наступил момент, когда во время очередной встречи с руководством Томасу сообщили, что на самом деле он работает на израильскую разведку. Это не слишком его удивило: по характеру заданий он уже понял, что все, что он должен разведывать, может интересовать в первую очередь и главным образом Израиль. Кроме того, опыта жизни и общения с представителями самых разных наций и стран ему хватило, чтобы почувствовать, что те, кто доселе представлялся как «хозяева», скорее всего, в Европе тоже «гости».

То, что он узнал правду, нисколько его не обеспокоило. Он по-прежнему ненавидел Насера и возвратился в Каир едва ли не с ещё большим энтузиазмом. Это, в свою очередь, не удивило руководство «Моссада». Они знали, что имеют дело с умным человеком, и Томас уже сам догадывался, что в действительности работает на Израиль.

Разведгруппа получала на содержание неплохие, по меркам региона, деньги. Они направлялись ей через бельгийский банк под видом помощи от родственников из Германии. Оперативная техника насчитывала пять фотоаппаратов, от миниатюрных до фоторужья, чемодан с двойным дном, электробритву с тайником для хранения документов, зажигалку с тайником для хранения микропленок и рацию, которая была замаскирована в ванной комнате. Все это хранилось в квартире Томаса и Кэт в Гарден-сити, откуда они связывалась с Тель-Авивом, передавая информацию и получая задания.

Между тем, Томас завербовал молодого армянина по имени Карапет Танильян. Он был профессиональный фотограф, поэтому помогал ему фотографировать документы и проявлять пленки.

Томас же сосредоточил свои усилия на сборе информации о военной промышленности Египта. Для этого он познакомился с отцом одного из своих агентов. Его звали Жорж Дамалкян. Он был двоюродным братом Хикмата Маскуфа, который работал слесарем на военном заводе.

Все поначалу складывалось успешно, настолько успешно, что вызвало излишнюю самоуверенность у четы Томасов. Они в какой-то момент почувствовали себя эдакими суперменами, которым подвластны дела и судьбы других. На вот этом «головокружении от успехов», как, к сожалению, часто происходит в агентурной разведке, все и рухнуло.

В мае 1960 года пара получила задание завербовать офицера египетской армии, желательно летчика. Это задание было предварительным, следовало ожидать детальных инструкций. Но они не стали ждать ни ориентировки на конкретных лиц, ни даже четких методических разработок по вербовке. Исходя из своих представлений, они осуществили плохо подготовленный вербовочный подход к молодому египетскому офицеру– христианину коптского происхождения Адиву Ханна Карлесу.

Томас некоторое время изучал офицера и, в конце концов, предложил ему поставлять информацию военного характера. Карлес согласился. А на следующий день отправился в Управление общей разведки, где ему поручили продолжать контакт. Ему также вручили магнитофон, чтобы записывать беседы с Томасом. Одновременно контрразведчики установили за ним и его помощниками наружное наблюдение. Но оно велось не профессионально, и Томас вскоре это заметил.

Он также определил, что изменился и характер донесений, которые он стал получать от информаторов. Умный и наблюдательный человек, он почувствовал, что земля стала гореть под ногами и начал готовить сеть к консервации. Был проработан и путь отхода: им были заготовлены для себя и жены паспорта на чужие имена и проработаны маршруты эвакуации. К сожалению, отход несколько затянулся. Кэт вместе с еврейской танцовщицей удалось бежать, 6-го января 1961 года Томас был арестован. Вскоре были арестованы и его агенты.

Следствие длилось больше года, а затем состоялся суд. Томас заявил, что он шпионил для Израиля «из авантюристических побуждений, ради денег и из чувства ненависти к Насеру». Похоже, что все это было действительно так. На обвинение в предательстве он ответил: «Я не предатель. Я никогда не считал себя египтянином. Армяне в Египте составляют меньшинство, подвергающееся дискриминации».

Военный трибунал приговорил его, Мухаммеда Ахмеда Хасана и Карапета Танильяна к смертной казни. Отец Томаса был осужден на пожизненное заключение. Кэт была приговорена к смертной казни. Заочно…

Томаса и его агенты были повешены 20-го декабря 1962 года.

Так называлась операция, которая до сих пор оценивается как наиболее спорная из всех, проводившихся «Моссадом» в начале 60-х годов. Она была связана с интенсивной подготовкой президентом Египта Гамалем Абдель Насером очередной войны против Израиля. Войны, которая должна была положить конец существованию «сионистского образования» на Ближнем Востоке.

Значительное место в программе подготовки к войне занимала разработка новейших видов оружия. Естественно, в Израиле внимательно следили за происходящем в стане врагов. А происходили там события весьма опасные…

* * *

…В то обычное сентябрьское утро 1962 года инженер Вольфганг Лентц, специалист по ракетным двигателям, работавший в египетском исследовательском центре, получил бандероль из Германии. Вообще-то он не ждал никаких известий оттуда. Тем не менее, решив, что, возможно, коллеги переслали что-то из специальной литературы, заказанной им, он после недолгого раздумья вскрыл пакет.

Прогремел взрыв. От инженера и его кабинета (дело происходило на рабочем месте) остались обгорелые останки. Спустя очень короткое время раздался еще один взрыв – аналогичный пакет вскрыл коллега Лентца, тоже специалист из Германии, приглашенный президентом Египта для разработки новых видов оружия.

Египетская контрразведка, проводившая расследование, обнаружила, что незадолго до этого оба инженера получили по обычной почте анонимные письма, в которых им рекомендовалось прервать работу в Каире и вернуться домой. Вскоре стало известно, что буквально на днях такие же бандероли, начиненные взрывчаткой, получили и в самой Германии представители нескольких фирм, выполнявших военные заказы для египтян.

Были жертвы среди персонала фирм. Для всех стало очевидным, что эти взрывы – дело рук израильтян.

Примерно за полгода до описанных выше событий израильская разведка получила информацию о том, что Египет начал активно и успешно разрабатывать собственную ракетную программу. Причем, все говорило о том, что арабы явно опережали в этом Израиль. Хотя первое испытание израильской ракеты «Шевет» было проведено несколько раньше, теперь Египет осуществил подряд целых четыре успешных пуска ракет «Аз– Зафир» и «Аль-Кахир» с дальностью 250 и 450 километров.

Руководство «Моссада» начало лихорадочно собирать сведения о египетских ракетах. Вскоре выяснилось, что над разработками ракет типа «земля-земля» в Каире трудятся несколько десятков ученых и инженеров из ФРГ. Мало того, австрийский физик Йоклик, симпатизировавший Израилю, сообщил сведения о том, что кроме собственно ракет с помощью тех же ученых Египет активно разрабатывает химические и бактериологические боеголовки к ним. Он же передал «Моссаду» информацию о том, что в Египте при поддержке все тех же немецких специалистов приступили к разработке дешевого ядерного оружия – кобальтовой бомбы.

Следует отметить, что все это происходило за пять лет до «шестидневной войны». Арабская авиация казалась тогда многократно превышающей по мощи ВВС Израиля. Получение арабами оружия массового поражения фактически означало одно: гибель Израиля, новую Катастрофу. Воображение захватывали кошмарные картины ядерного удара по Тель-Авиву и другим израильским городам.

Необходимо было действовать. Тогдашний глава «Моссада» Исер Харэль прибег к крайним мерам. Операция получила кодовое название «Дамоклов меч».

Харэль считал, что следует показать «этим господам» (он имел ввиду немецких специалистов), что поездка в Каир для них означает поездку на фронт. Одновременно он посоветовал премьер-министру Давиду Бен-Гуриону надавить на канцлера ФРГ Конрада Аденауэра, с тем чтобы тот запретил своим гражданам сотрудничать с египтянами. Разумеется, этот совет был неприемлем. Власти ФРГ не могли, да и не хотели принимать какие-то меры против собственных граждан, тем более, что их деятельность безопасности самой Германии никак не угрожала.

* * *

Тогда Харэль принялся действовать еще более решительно. По его указанию главный информатор израильтян по данной программе уже упомянутый Йоклик и агент «Моссада» в Швейцарии Бен-Галь попытались шантажировать дочь ведущего каирской программы немецкого профессора Герке. Но произошел серьезный прокол. Вместо того, чтобы поддаться шантажу, дочь обо всем рассказала отцу, а тот немедленно обратился в полицию.

Йоклик и Бен-Галь были арестованы. Операция «Дамоклов меч» оказалась под угрозой. Международный скандал мог свети на нет все усилия «Моссада» по свертыванию египетской ракетной программы.

Под давлением общественного мнения Харэль был вынужден подать в отставку. Но незадолго до того, он сделал смелый ход: собрал израильских журналистов на пресс– конференцию и здесь, не раскрывая имен, предал гласности информацию о египетских разработках и о роли в них немецких специалистов. Вслед за этим Голда Меир публично обвинила немецкий народ и немецкое государство в содействии попыткам уничтожить Израиль.

События продолжали развиваться… Но теперь уже общественность Запада следила за судебным процессом над арестованными агентами «Моссада», проходившим в Швейцарии. Правда, после сказанного Голдой Меир и пресс-конференции Харэля, симпатии западной прессы были целиком на стороне Израиля. Встревоженные шумихой, да и просто всерьез опасавшиеся за свою безопасность, немецкие ученые разорвали контракты с Каиром и вернулись домой.

Суд Швейцарии принял неожиданно мягкое решение. Он учел, что арестованные действовали в целях защиты собственной страны от смертельной опасности, а вовсе не для подрыва безопасности чужой.

Как уже говорилось выше, операция «Дамоклов меч» вызвала серьезные сомнения у многих, поскольку речь шла об убийстве нескольких граждан ФРГ. Кроме чисто этических соображений – можно ли действовать подобными методами даже ради высокой цели, высказывались сомнения и в степени угрозы Израилю. Некоторые специалисты утверждали, что о ядерном и химическом оружии речи не было. Только о ракетных разработках. Которые, разумеется, тоже опасны, но все-таки не являлись вопросом жизни и смерти для еврейского государства.

Вопрос так и остается открытым… Мог или не мог Египет, в случае, если бы «Моссад» не действовал так, как действовал, создать к середине 60-х собственную атомную бомбу? Что же до оправдания действий израильской разведки, то тут я предоставляю судить читателям.