Текст книги "Последний ворон"

Луч фонарика бегал взад и вперед. Пока бессмысленно применять силу, нужно сначала взять себя в руки. Отчаяние толкало его открыть дверь, но это означало гибель даже в большей мере, чем азот или ящик, в который он попался. Над вереницей консолей голый кусок стены. Оттолкнувшись от нее, ухватился за край пульта. Костюм не протекал, изоляция не нарушена.

Пошарив вокруг лучом фонарика, нашел стул; взяв его двумя руками, задом отплыл к двери. Потом с силой оттолкнулся. Черное стекло, выгнувшись, лопнуло. Уклоняясь от осколков, он отбросил стул. Приблизившись к окну, стал аккуратно вынимать из оправы оставшиеся осколки. Осторожно изгибаясь, проскользнул через окно в кабину водителя, нажал ручку дверцы и выбрался наружу.

Так просто...

Облегченно вздохнул, выпустив тучу пузырей. Энергично работая ногами, поторопился уйти подальше от машины. Снимки внутри машины поставили последние точки – тут и лазерный указатель цели, и фирменные марки приборов, самописцы и консоли, принтеры, камеры и экраны. "Рид электроникс", "Шапиро электрикс"... Только сейчас он вспомнил, что видел все это своими глазами. "Спсрри", "ИАИ" – израильская... полдюжины других. Любого из этих снимков вполне достаточно! Радости нет границ...

А часы-то разбились.

Паника, отчаянная и безудержная. Скорее наверх, скорее...

Нет!

В полном изнеможении он замедлил всплытие. Голова пустая, легкая, словно шар, из которого выпустили воздух. Он парил в толще воды, обломки внизу уже не видны в темноте. Глубиномер – пятнадцать метров. Раскинув руки, поворачиваясь в разные стороны, будто окруженный со всех сторон обидчиками деревенский дурачок, медленно сориентировал свое положение и снова начал подъем. Страховочный линь пропал. Пришел в ужас от одной мысли, что даже не заметил этого. Задержался на десяти метрах. Тело налилось свинцом от усталости, от избытка азота или другого более тяжелого газа. Нужно для порядка остановиться на пять минут для декомпрессии, затем еще на двадцать минут на пяти метрах. Потом уж всплывать на поверхность.

И ждать. Ждать симптомов кессонной болезни. Или же их не будет. Он не имел ни малейшего понятия, как быстро он всплыл на пятнадцать метров. Пузырьки азота в крови и мозгу. Черт... пока ничего. Еще рано им быть, неуверенно подумал он. Считая секунды и минуты, Хайд продолжал висеть в темноте.

* * *

– Понял... ничего. Да, разумеется. Благодарю вас, суперинтендант. Нет-нет... По-моему, не стоит привлекать дополнительные силы из лондонской полиции, во всяком случае в данный момент... пока. – Обри тяжело опустил трубку. Взгляд тут же уперся в настольные часы. Он слышал, как, громко чавкая, ел в дальнем углу за раскладным столиком Хьюз. Чемберс с Годвином сидели напротив него у письменного стола. Половина третьего. Хмурый день уже клонился к вечеру. – Нет, для более широкого поиска у меня нет повода, – тихо сказал он.

– Тогда оставьте меня с ним один на один, – предпринял попытку Чемберс. Обри с отсутствующим взглядом повернулся в его сторону.

– Что?

– Я заставлю его сказать... при надлежащем...

– ...Применении силы? – угрожающе спросил Обри. Его бесило чавканье жующего сэндвич Хьюза. – Я так не считаю.

Пожав плечами, вмешался Годвин:

– Так может быть быстрее, сэр... знаете, как у нас со временем. Он думает, что его оградят от неприятностей, – это единственная его защита. Вряд ли она ему поможет вытерпеть боль.

– Даже если он запуган этими людьми? – Обри наклонился, опершись на костяшки пальцев. Чемберс нахально развалился на стуле, покачиваясь вместе с ним. – Что, если он держится так из страха перед ними, перед их влиянием?

– А вы что ему предлагаете? – возразил Чемберс. – Всего лишь угрозу другого рода... сэр.

– Возможно. – Он чувствовал себя не в сноси тарелке, давил воротничок, костюм казался узким.

Покончив с сэндвичем, Хьюз вытер рот рукавом пиджака в дикую клетку. Стал начесывать назад длинные волосы, со спокойным любопытством поглядывая на Обри. Казалось, он ничего не страшился, даже перспективы тюремного заключения и физической расправы там. Почему, черт возьми? Неужели он до такой степени загипнотизирован именами клиентов, находившихся в его грязном списке?

И ни весточки от Патрика. На озере половина седьмого, почти светает. Обри огорченно ссутулился. Оттуда ничего. Иначе Мэллори через спутник и Юстонскую башню связался бы с ними. Слежка за ним, наконец, прекратилась.

Но даже если бы оттуда и был звонок, Обри не мог сбрасывать со счета Джеймса Мелстеда. Он из числа тех, кого станут слушать! Джеймса нужно найти. Глухо стуча тростью по тонкому ковру, он через всю комнату решительно зашагал к Хьюзу. На мгновение Хьюз испугался. Потом в глазах вновь блеснуло деланное веселое любопытство. Обри сел на стул по другую сторону замусоренного остатками еды столика.

– Уверен, вы понимаете, что все они повернут против вас. Хьюз?

– Что вы имеете в виду?

– Станут все отрицать.

– Не смогут.

– Почему? У вас что, улики? – поднажал Обри.

Конечно же! Вот старый дурак!..

– У меня будет все в порядке, сэр Кеннет, – не волнуйтесь за меня. Если повезет, я даже не увижу, как выглядит суд, не то что тюрьма. – В его небрежном юго-восточном говоре звучала непоколебимая уверенность. – Они будут обо мне заботиться. Им... – Он замолчал, прищурившись.

– Придется? О вас?

– Обязательно позаботятся.

– Тогда у вас улики? Какие? Фотографии?

– Больше ничего не скажу. Только, пожалуйста, дайте возможность связаться с моим адвокатом.

Вежливый, ничем не примечательный, неглупый молодой человек, безвредный на вид. Как кобра.

– И эти занимающие высокое положение простофили, разумеется, ничего не знали о том, что вы собираете на них сведения?

– Обо мне позаботятся. Я знаю. Больше ничего не скажу.

Обри слабо улыбнулся. Под вставную челюсть забились твердые хлебные крошки. Он энергично оглянулся по сторонам.

– Тони, соедини меня с суперинтендантом. По-моему, мы искали не тот клад. Получите ордер на обыск жилища мистера Хьюза... – Нет, судя по выражению его лица, не там. – Попробуйте поискать в его банковском сейфе... и попытайте у адвоката. Получите все необходимые санкции и обыщите все! – Ого, теперь его лицо изменилось, значит, что-то есть! – Теперь, Хьюз, посмотрим. Если найду то, на что рассчитываю, ваша безопасность опустится до самой низкой отметки. Что скажете?

– Там ничего нет!

– Нет, есть. У меня не хватило ума догадаться об этом сразу. Шантаж. Я тут старался шантажировать вас, а у вас все это время были средства шантажировать десять, двадцать, кто знает, может быть, тридцать человек. – Два сорок. На озере Шаста понемногу начинает светать. Хайд ничего не нашел. Дай Бог, чтобы полиция что-нибудь отыскала. – Подавшись вперед, он тихо произнес: – Когда мы отыщем ваши средства шантажа, вы останетесь стоять нагишом на ветру один-одинешенек. Ваша безопасность, возможность поторговаться будет зависеть от меня. Моей ценой будет местонахождение квартиры, где сейчас прячется Джеймс Мелстед! Ясно я говорю?

От усмешки осталось слабое подобие, глаза воровато забегали. Слишком долго Хьюзу удавалось хитрить, обеспечивая свою безопасность. Из его тайного, опасного мира лично ему ничего не грозило. До этого момента.

Обри встал.

– Вы связались, Тони? – нетерпеливо спросил он.

Годвин протянул трубку.

– Будете с ним говорить?

– Да. Обязательно!

* * *

Все было так просто и определенно. После решения уйти из дома сестры, отправиться на автобусную остановку, сесть на междугородный автобус и приехать сюда решать было больше нечего. Он даже хорошо знал дорогу через лес.

Почти нос к носу он столкнулся с окликнувшим его часовым: от неожиданности он встал, как вкопанный, а часовой в вечерних сумерках повторял свое приказание, раз, другой, третий... прежде чем Диденко начал открывать рот, часовой с перепугу выстрелил из "Калашникова". Пуля свалила его с ног в сугроб под сосной. Он ткнулся щекой в мокрый снег, рукам стало холодно, а бок онемел – сюда, словно пламя, разбежавшееся по всему телу, вошла нуля. Испуганно и изумленно разинув рот, часовой наклонился к лицу Диденко; с огромным облегчением услышал он прерывистое дыхание, удивившее и самого Диденко. Он смотрел на казавшиеся далекими провисшие под тяжестью снега ветви. Он так долго добирался сюда, потратил столько сил, чтобы превратиться в лежащую в сугробе под сосной темную груду. Вскоре раздались шаги.

В глазах расплывалось и двоилось. В боку горело; он невольно вскрикнул, когда они, взвалив его наподобие носилок переплетенные руки, небрежно потащили его из лесу – из-под раскинувшихся веером тяжелых белых ветвей... Тяжелый топот шагов по деревянным ступеням. Приглушенные голоса, пробежавший по лицу и телу луч света. Недовольная реплика. Ему показалось, что по удивленному голосу он уловил, что его узнали, но, может быть, он ошибался. Потом неожиданно почувствовал тепло, почти жар, так что защипало щеки. Стало покалывать в повлажневших кончиках пальцев. В боку полыхал огонь.

Особенно когда с него сняли пальто, пиджак, потом рубашку. Плотная шерстяная ткань с одной стороны почти вся залита темным. Он удивленно охнул, увидев, сколько потерял крови.

До этого было все так просто; разговор неизбежен, упрямо убеждал он себя во время долгой поездки в автобусе, наполненном запахами мокрой, нечасто стиранной одежды, сырых галош и резиновых сапог. Еще чеснока и дешевого спиртного. Неизбежен.

Он засмеялся, но услышал лишь что-то вроде бульканья в горле. Вот такую неизбежность он не смог предвидеть. Сюда вернулись старые времена, отмеченные болезненной подозрительностью, а с ними часовые с автоматами. До него доносился шорох окружавших его людей. Его положили... куда? На что-то мягкое вроде дивана. Невнятные надоедливые голоса, словно бормотание пассажиров в автобусе. Его раздражали заслоняющие свет мелькающие или маячившие тени; ноги, попирающие яркое цветное пятно, которое он видел краем глаза, – должно быть, ковер. Удушливо пахло горящими дровами – он закашлялся. Что-то капнуло на подбородок – тут же стерли. Вспомнилась сестра, вытиравшая ротик своей дочурке. Ему снова захотелось наружу, под темные тяжелые ветви сосен, на холод. В этой жаре кровь приливала к голове, стучала в висках. А голова должна быть ясной – чтобы быть в состоянии убедить Александра!..

– Петр... Петр Юрьевич!

На миг стало светлее, потом над ним наклонилась черная громада, так что он задрожал от страха. Но это был всею лишь Никитин. Он медленно кивнул и позволил взять себя за руку, не понимая, отчего в голосе Александра столько тревоги и почему кто-то смутно различаемый озабоченно качает головой.

– Александр...

Он чуть приподнялся, но Никитин мягко вернул его назад.

– Не нужно разговаривать.

– Нет, нужно!.. – Ведь для этого он и приехал. Еще раз пристыдить, уговорить Никитина вернуться к прежнему. Он возбужденно взмахнул рукой, когда кто-то снял с него очки. Они уже отпотели. Очки осторожно надели обратно. Диденко, вздохнув, благодарно кивнул.

Действительно ли ему расстегнули воротник? Ах, да с него же сняли рубашку. А ворот все равно давил.

Никитин сжал его руку, ему было приятно, что он не выпускал ее. Но его смущали слезы в глазах Никитина. Перед ним был Никитин – политик, человек, у которого легко навертывались слезы на глаза. Людям это нравилось, их можно было одурачить. Что до него, он считал их притворными, неискренними. Ирина даже не пыталась скрывать свое презрение к этим трюкам!

Вот что – Ирина. Он приехал поговорить об Ирине, о них троих... поговорил ли он уже? Никак не вспомнить. По широким скулам Никитина катились слезы. Глупо!

– Перестань реветь! – раздраженно бросил он. Никитин, удивленно глядя, всхлипнул, почему-то по-детски радуясь. Потом слезы полились снова. – Да перестань ты реветь и слушай! – продолжал Диденко. Закашлялся, кто-то вытер лоб, он, задыхаясь, продолжал увещевать: – Ты должен, понимаешь, должен повернуть обратно, Александр... нельзя делать то, что ты делаешь. Понимаешь, нельзя!

Господи, до чего же тяжело! Он задыхался, чувствуя, как напряглась спина, как колотится сердце. Ирина бы его поддержала, с ней было бы легче!

– Петр!

Он отчетливо слышал возглас, хотя смотреть было трудно... очень. Почувствовал сквозняк, услышал шарканье сапог по деревянному полу, потом кто-то кого-то отчитывал – должно быть, солдата, который в него стрелял. Много ли он сказал Никитину? Убедил ли его? Продолжать вряд ли хватит сил, хотя, если абсолютно необходимо, он их найдет.

– Петр!

Он расслышал и этот возглас, но в комнате теперь стало очень темно, почти так же, как было под деревьями, как за заиндевевшими окнами ехавшего по бескрайней равнине автобуса. До чего же нелепо все получилось, бесполезно и бессмысленно, но он не знал, что именно. И ощущение, что они вместе и заодно, все трое – Никитин, Ирина и он. Как всегда...

Увидел на миг немой раскрытый рот Никитина. Дальше ничего.

* * *

– Да, Мелстед. Да, я на той квартире... что? Потому что это единственное, что пришло мне на ум, вот почему! Нет, никто не знает это место... Да, мне известно, что вы знаете. Я должен поговорить с Маланом. Он должен помочь. Нет, Блэнтайр, это его проблема, не меньше, чем моя! Вы ему это скажите. От Кеннета Обри так просто не отделаешься. Какого черта кто-то там круто обошелся с его племянницей? Что? Хорошо, пусть теперь это не имеет значения, если не считать, что стоит Кеннету за что взяться, он ни за что не отступится. Скажите это Малану, если до него еще не дошло, с кем он имеет дело. И скажите ему, что я жду от вас звонка. Да, сегодня вечером, Блэнтайр, я повторяю – сегодня! А теперь связывайтесь со своим хозяином и пусть он решает. Да, пока!

* * *

– Да, суперинтендант, я представляю всю щекотливость вопросов, связанных с получением ордера на обыск, вмешательством в личную жизнь, представляю трудности, которые мы себе создаем, но вы должны найти то, что, как я знаю, где-то запрятал Хьюз! Мне неважно, что вы сочините для «Нэшнл Вестминстер бэнк», знаю лишь, что они не будут рваться помочь вам. Ваша задача – добраться до банковского сейфа Хьюза и его содержимого! – Обри, потирая пальцами лоб, старался успокоиться. Затем добавил: – Извините, суперинтендент, но уже пять часов вечера, и мне сдается, что у нас не остается ни капли времени, не говоря уж о выборе средств. Да, благодарю вас.

Он положил трубку и тяжело оперся на локти. Небольшой письменный стол, казалось, шатался под его тяжестью. У Тони Годвина был печальный вид, как у незадачливого гончего пса. Чемберс сидел на стуле, откинутом спинкой к двери, за которой в соседней комнате находился Хьюз. Окна прочно заперты; но вообще-то Хьюз вряд ли был склонен к самоубийству. Однако обстоятельства были таковы, что он вполне мог попытаться сигануть в окошко!

Обри взбодрился, к нему вернулось ироническое настроение. Адвокат Хьюза, встревоженный расспросами и настоятельными просьбами полиции, ехал к ним. Обри было приятно отметить, что страшные намеки на "национальную безопасность" и "защиту государственных интересов", да еще упоминания о шантаже и вымогательстве совершенно выбили того из колеи. Значит адвокат будет подавлен не меньше своего подзащитного, завертится, как червяк на крючке... Но Хьюз, черт побери, такое ничтожество! Обри, как и Чемберсу, хотелось как следует отделать Хьюза за все его грязные делишки.

В шесть часов ему надо быть у премьер-министра с подробным докладом о деятельности Объединенного комитета по разведке. Это займет не один час!

В не совсем чистые окна светили огни с Оксфорд-стрит. Все трое сидели каждый как бы в своем круге света, словно три незнакомых пациента со своими страшными болезнями в приемной врача, которые подтвердит диагноз. Обри, вскинув руки, громко вздохнул.

– Где же Патрик, Тони? Пора бы уже получить весточку.

Годвин потянулся к трубке, словно собираясь позвонить, но потом выразительно пожал плечами. Чемберс беспокойно вертелся на стуле, будто кто-то его там удерживал.

– Хотите, я снова попробую дозвониться до Мэллори? – спросил Годвин.

Обри покачал головой.

– Нет... нет, не стоит. – Он напомнил себе, что безопасность Кэтрин, жизнь Хайда зависят от того, найдутся ли факты, которые вскроют Хьюза, как устрицу Адвоката Хьюза полиция везет сюда и его будут держать здесь до тех пор, пока не найдут отвратительных улик и не предъявят их его клиенту. Тогда станет известно, где находится Мелстед...

Но для этого требуется терпение и бездействие. Проклятье!

Пять минут шестого. Водитель приедет в половине шестого, и нужно будет ехать в кабинет министров. Черт бы побрал это пристрастие премьер-министра к подробностям, да еще в такое время! Доклад о деятельности Объединенного комитета по разведке мог бы подождать – если бы у него были основания его перенести! Но в данный момент ему было нечего сказать о Мелстеде. Он забарабанил пальцами по столу к явному неудовольствию Годвина. Пускай себе!

Телефон!..

– Да-да! – На лице Годвина нескрываемое облегчение. У Обри перехватило горло. – Слава Богу... наконец-то! Да, даю его... – Обри уже маячил над столом Годвина. Он нетерпеливо сдвинул стопку бумаг, по полу покатился карандаш.

– Мэллори? Где Хайд? Что? Очень плохо слышно, Мэллори...

– Сэр... – откуда-то издалека кричал Мэллори. – Хайд его нашел, сэр! Сделал фотоснимки. Там все, что было отмечено на карте... вы поняли, сэр?

– Да! – задыхаясь, ответил он. – Давайте дальше...

– Там оказался фургон с пультом управления и военный вертолет. Должно быть, рухнул, когда они хотели увезти фургон по воздуху.

От радостного возбуждения его бросало то в жар, то в холод.

– Дальше, Мэллори.

– Хайд сказал, что на фургоне свидетельства запуска ДПЛА, а тело пилота все еще в вертолете... внутри фургона аппаратура фирмы Рида, сэр...

Помолчав секунду, Обри сказал:

– Хорошо, продолжайте.

– Пленку он передал мне, сэр. Каким путем вы хотите ее получить?

– Передал вам? А где же Патрик?

– Вернулся к озеру Шаста, сэр. Сказал, что пока вы что-нибудь предпримете, все они могут убраться оттуда. Извините, сэр. Он собирается следить за домом с другой стороны озера.

– Понял. Он будет с вами связываться?

– Да, сэр. Через определенные промежутки времени я должен быть у телефона... Как насчет пленки, сэр?

– Берегите ее, Мэллори... чего бы это вам ни стоило. Сейчас буду звонить в Вашингтон. Андерс должен вылететь или организовать что-нибудь на месте. Никуда не отлучайтесь... буду звонить... молодцом, Мэллори! Передайте Хайду, что он молодец. Блестяще сработано!

Положил трубку. Годвин сиял, как молодой папаша в родильном доме.

– Все на пленке, – объявил Обри. – Все. Дело сделано, Тони! Она в безопасности – улики у нас! – Взглянул на часы. Двадцать минут шестого. Премьер-министру придется подождать! Слава Богу, Кэтрин вне опасности. – Тони, соедини с Полом Андерсом в Вашингтоне. Поскорее.

16
Подстреленная жертва

– Да, Пол, вполне уверен – могу дать любые гарантии! – От напряжения кружилась голова. – Пол, нужно действовать быстро, немедленно! Да, моя племянница...

Шофер сидел на раскладном стуле, фуражка на коленях, в ней перчатки, на голове круглый след от фуражки. Обри опаздывал на прием к премьер-министру. Джеффри Лонгмид уже однажды позвонил, не скрывая раздражения. За три тысячи миль отсюда Андерс от изумления не знал, что сказать.

– Кеннет... надо же, черт побери... Хочешь – не хочешь, приходится верить. Однако...

– ...Тебе не хотелось бы! – Даже беспокойство за Кэтрин ушло на задний план. Главное теперь – время. И никаких фантазий. – Пол, займись немедленно, прошу тебя. Это крайне срочно. Крайне. Патрик Хайд достал нам необходимые улики, фотографии. Но дальнейшее от него не зависит.

Чемберс с Годвином были здесь. В соседней комнате за закрытой дверью Хьюз совещался с адвокатом. Обри разрешил Чемберсу объяснить адвокату положение Хьюза. Последовали шумные угрозы, потом разговор о необходимости проконсультироваться, потом слабый протест по поводу незаконного задержания, не слишком настойчивые требования предъявить обвинения и т. п. Хьюз был не ахти какой важный клиент.

– Значит, там, на дне, военный вертолет и грузовик с пультом управления – вот это да, черт побери! – Андерс говорил так, словно ему сообщили о кладе и связанной с ним опасностью. – Харрел... Сколько с ним там народу?

– Наш человек, Мэллори, говорит, что Хайд насчитал восемь, Харрел девятый. Боюсь, что с одним из них уже рассчитались.

– Хайд?

– Да.

– Где Хайд сейчас?

– Снова у озера. Держит дом под наблюдением. Пол, так ты примешь меры?

– Кажется, придется. – Обри расслышал, как Андерс прокашлялся; потом в голосе появилась решимость. – Да, конечно. Немедленно. Придется связаться с ФБР, возможно, с департаментом лесоводства и местным шерифом... Нет, к черту, прямо сейчас отправлюсь туда с небольшой группой. Говоришь, что управление на Западном побережье под началом у Харрела?

– По-моему, да.

– О'кей. Значит, так, Кеннет, у нас сейчас десять минут второго. Лету туда часов пять, может быть, чуть больше. Нужно время на подготовку. Так что на побережье будем вечером, когда...

– Пол, пожалуйста, быстрее принимайся за дело. Харрел со своими людьми используют Кэтрин как приманку для Хайда. Он там на свободе уже целые сутки. Им очень нужно добраться до него... – Благодушная удовлетворенность была поколеблена, уступая место опасениям, что впереди еще много ловушек и опасных трясин. У Харрела было не больше времени, чем у них с Андерсом.

– Кеннет?

– Пол, пожалуйста, поторопись! – Его ударило в дрожь. Годвин тоже помрачнел, словно из-под слоя удачи проглянула беда. – Харрел пойдет на все, я уверен. Если они схватят Хайда...

– О'кей, о'кей. У меня есть номер телефона твоего человека, твой номер тоже. Буду там через шесть часов, может быть, чуть позже. Двинемся прямо в Реддинг. Все будет в порядке, Кеннет. С остальным разберемся потом. Прежде всего Хайд и твоя племянница. Не беспокойся.

– Спасибо, Пол. Если захочешь срочно связаться со мной, звони по моему служебному. На этом номере останется Тони Годвин.

– Порядок.

Обри медленно положил трубку, поглядел на нее, потом на шофера, потом на Годвина с Чемберсом и на закрытую дверь в соседний кабинет. Кивком головы указал на дверь.

– Позаботьтесь, чтобы эти двое оставались здесь, Терри. Если что срочное, звоните, я выйду с совещания. – Нарушения закона не имели значения. Возможно, и Мелстед теперь не имел особого значения. Но его показания потребуются в дальнейшем. – Словом, вы знаете, что делать и говорить в случае...

Чемберс кивнул. В отличие от него Чемберс с Годвином были недовольны, будто их обманули. Им не терпелось завершить начатое, на уме у них оставался Мелстед. Обри же считал, что отныне его орудием возмездия становится не Мелстед, а Кэтрин Нет, не возмездия, упаси Господи. Взяв трость, неуклюже побрел через комнату. Шофер распахнул дверь.

– Постараюсь вернуться как можно раньше, Тони. Жмите на суперинтенданта.

* * *

Время сжималось. На мгновение послышался треск радиотелефона. Хайд вздрогнул. Он видел, как они разбили его лодчонку, потом доложили Харрелу. Они заперли его на своем берегу залива Макклауд. Время сжалось. Харрел нетерпеливо укоротил маятник, заставив его качаться быстрее, отказался от тактики выжидания. Хайд понимал, что не только у женщины будут все больше иссякать силы и способность сопротивляться, но и Харрел все больше нервничает и теряет терпение. Возможно, он догадывается, что Хайд что-то предпринял, что-то нашел. Как бы то ни было, они искали его активнее, чем прежде, не довольствовались патрулированием, а по-настоящему охотились.

Нашли его лодку и разбили. Подобрав ноги, Хайд сел под сосной, прислонившись щекой к холодной коре. Положил на колени снайперскую винтовку. Он следил, как двое скрылись в темных зарослях, спускавшихся почти до самой бухточки, где он привязал лодку, спрятав под серой, цвета воды, парусиной. Харрел наверняка пришлет подкрепление. Хайд взглянул на часы. Полдень. Поднялся на ноги и, пригнувшись, осторожно попятился в сосняк.

Опираясь о крутой склон, стал медленно карабкаться по широкой дуге, чтобы избежать встречи с теми, кто направится из дома к бухте. Остановился, пожевал шоколадку, двинулся дальше. Пришвартованный позади причала гидроплан качался на волнах, словно водоплавающая дичь. Катер громко терся о причал. Он слышал шаги человека, расхаживающего по веранде; время от времени там мелькали клетчатая куртка и винтовка.

Хайд уселся под деревом, опершись спиной о ствол, "браунинг" на хвое под правой рукой, винтовка на шее поперек груди, нож на поясе в ножнах – секунда, и он в руках. Половина первого. Из дома доносился запах приготовляемой пищи. По заливу Макклауд двигалось небольшое суденышко, оставляя за собой взлохмаченный ветром шлейф. Хайд устроился поудобнее, время от времени поглядывая в бинокль. За матовыми стеклами окон мелькали тени. На крыльце курил мужчина, из-под наклонной крыши ветер порывами выносил струйки дыма.

Был уже третий час, когда на ступенях появился Харрел с женщиной. Они направились вдоль берега к причалу. По серому небу плыли мрачные облака. Далеко на западе, приближаясь к озеру, шел дождь, похожий отсюда на дым. На Кэтрин Обри были нескладная куртка и джинсы, на Харреле – светло-коричневое пальто неуместного здесь городского покроя. За ними следовал охранник. Ветер доносил до Хайда обрывки женской речи и реплик Харрела. Они походили на супругов, у которых не находилось друг для друга добрых слов. Их разговор вызывал чувство усталости, ощущение, что главное еще впереди, лишь на время откладывается. Рука легла на винтовку рядом с предохранителем. Женский голос звучал протестующе. Кэтрин взмахивала в сторону Харрела руками, будто бросая в него камешки. Харрел, дергая плечами и отворачиваясь, вышагивал по причалу, окидывая взглядом озеро, берег и лес позади дома. Охранник, прикрывшись от ветра отворотом куртки, прикуривал очередную сигарету. Хайду было видно, как огонек зажигалки несколько раз вспыхивал и гас. У Харрела от холода посинело лицо, он бросал на женщину сердитые косые взгляды. На лице женщины...

Ему захотелось опустить бинокль, встать во весь рост, махать ей руками и кричать. Предупредить, чтобы она этого не делала. На лице ее желание использовать благоприятную возможность, взгляд бегал с охранника на Харрела, снова на охранника, который направился к веранде, чтобы в затишье прикурить сигарету, опять на Харрела, задумчиво глядевшего на озеро... Не надо, хотелось ему закричать, не надо!

Она бросилась к зарослям в конце просеки. Звука шагов Хайд не слышал. Перед тем как повернуться и бежать, написанная на лице решимость сменилась выражением панического страха: бледное напряженное лицо, синие круги под глазами – все было видно крупным планом в бинокль.

Бинокль перескочил на плечи Харрела – тот по-прежнему поглощен своими мыслями, не насторожен. Охранник, отвернувшись, щелкнул зажигалкой, выпустил струйку дыма...

...Удивленный яростный вопль. Кэтрин, размахивая руками, бежала к деревьям, до которых оставалось ярдов двадцать. Харрел повернулся, увидел ее. Сорвался с места. Охранник на ступенях веранды с поднятым ружьем. Харрел открыл рот, но охранник орал громче, заглушая вероятный крик Харрела. При первом предупредительном выстреле поверх головы женщины Харрел замахал руками. Кэтрин на миг остановилась, оглянулась, но до деревьев оставался какой-то десяток ярдов. Харрел, что-то крича, бежал навстречу охраннику. Это было неминуемо...

Тело Кэтрин бросило вперед, будто ее толкнула сильная, безжалостная рука. Она распласталась на засыпанных хвоей травяных кочках. Почти одновременно из-за деревьев выскочил еще один человек. Стрелять не было никакой необходимости, он, должно быть, уже увидел ее и бежал наперерез. Харрел, выхватив ружье из рук охранника, отшвырнул его. Тот, второй, наклонился над Кэтрин, поднял на колено. По блузке расплывалось красное пятно.

Яркая кровь растекалась тревожно быстро. Уже невозможно было определить, где вышла пуля. Искаженное болью лицо стало белым, как мел. Потом ее загородила массивная фигура Харрела. Прошло всего пятнадцать секунд – каждая из них промелькнула перед Хайдом – с того момента, как она повернулась и побежала. Выстрелы были не более чем разрядкой, инстинктивной реакцией растерявшегося охранника. Харрел выпрямился. Двое его людей подняли племянницу Обри и понесли к дому. Пола куртки откинулась, обнажив красную на груди и животе блузку, воротничок оставался необычно белым. Она была без сознания, но грудь вздымалась.

Харрел мрачно оглядел деревья. Хайд, словно его увидели, невольно съежился. Они исчезли под навесом крыльца и вошли в дом. Оглянувшись на гидроплан, Харрел кивнул головой и поспешил внутрь.

Ранение было достаточно тяжелым, чтобы подумать о транспортировке. Харрел явно был заинтересован в том, чтобы она выжила. Судя по обилию крови на груди, ранение, вероятно, было сквозным. Если удастся остановить кровотечение, возможно, она...

...Была ли рана смертельной? Хайд покачал головой. Такая вероятность не открывала никаких возможностей. Они не доставят сюда медицинскую помощь, будут пытаться вывезти Кэтрин отсюда. Он сглотнул пересохшим горлом и облизал потрескавшиеся губы. Днем он передвигаться не может. Нужно, чтобы дело ограничилось ранением...

Хайд встряхнулся, словно мокрый пес. Надо было раньше что-то сделать с гидропланом, поднажать на них, дать им понять, что они в ловушке. Они попытаются вывезти женщину, вынуждены пойти на это. Она – их козырная карта, им нужно, чтобы она осталась жива. Но если ее вывезут, он потеряет ее след. Нужно, чтобы она оставалась в доме. Он должен удержать всех их вместе. Он не сводил глаз с крошечного, уязвимого самолета. Во что бы то ни стало нужно вывести его из строя.

Что бы ни подготовил Обри после звонка Мэллори, это произойдет не раньше, чем через много часов. Он же не мог передвигаться при дневном свете. Очень нужно, чтобы с женщиной было все в порядке. Тогда ждать. Им нужно вызвать пилота, который занят поисками в лесу.

Гидроплан и пилот. Нужно ждать...

* * *

– Так, а не позвать ли нам сюда этого жополиза, адвоката? – неуверенно улыбаясь, спросил Чемберс. – Дотошный, верно? Не говоря уже о выборе сановных моделей для фотографий, – размышлял он вслух, словно пытаясь создать хотя бы видимость беспристрастности в царившей в комнате атмосфере скандала.

На столе Обри – кучка видеокассет и конвертов с отпечатанными снимками. Годвин медленно покачивал головой, пряди белокурых волос падали на лоб. Он поднял глаза на Чемберса.