Текст книги "Драгоценность на серебряном блюде. Воспоминания о Джидду Кришнамурти"

Часть I
О Кришнамурти

В этой части книги рассматривается личность Кришнамурти, раскрывающаяся в его взаимодействиях с коллегами, близкими соратниками. Каким образом он вёл диалоги. Впечатления, которые сохранили близкие ему люди в своей памяти о нём. Исключительные способности, которыми он обладал и многое другое.

Специальный почтовый конверт и марка, выпущенные правительством Индии в 1987 г. в честь Кришнамурти

«Что приносит понимание, так это любовь. Когда ваше сердце будет наполнено, вы будете слушать учителя, нищего, смех детей, радугу и человеческое горе. Под каждым камнем и листом существует то, что вечно. Но мы не знаем, как его искать. Наши умы и сердца наполнены чем-то другим, кроме понимания того, что есть истинно. Любовь и милосердие, доброта и щедрость не вызывают вражды. Когда вы любите, вы очень близки к истине. Ведь любовь способствует чувствительности и уязвимости. Чуткое всегда способно к обновлению. Тогда истина проявляется. Этого не может быть, если есть только ваш разум и сердце, обременённое невежеством и враждебностью».

Джидду Кришнамурти, Девятая беседа в Бомбее, 14 марта 1949 г.

Кришнамурти с Мэри Цимбалист на пляже Адьяр, снимок сделан Аситом Чандмалой

Глава 1. Кришнамурти, каким я его знал

Обычно мы описываем человека по происхождению, семье, достижениям, образованию и другим присущим ему качествам, но всё это не имеет отношения к описанию Кришнамурти, бывшим дживанмуктой, что означает «освобожденная душа». Он жил с иным пространственно проявленным сознанием, достоверность которого мы не можем знать, пока не обнаружим такое состояние в себе. Можно предположить состояние такого сознания, но как передать истинную природу такого человека и его существа? Проблема, с которой я сталкиваюсь, пытаясь описать его, вызывает у меня ассоциацию с диалогом из Бхагавад Гиты.

Арджуна спрашивает Кришну, на что похож освобожденный человек, как живет такой человек, как действует, как ест и спит? Кришна дает подробный ответ и суть его такова: «Внешне он выглядит так же, как и все остальные люди. Он ест, спит и живёт, как другие, и всё же он совершенно иной человек. Потому что не делает ничего перечисленного ради целей и причин, характерных для обыкновенного человека». Разница заключается в состоянии сознания, в котором он живет, и это важно. А не его достижения, образование, эрудиция или все лекции, прочитанные им. Даже без означенных вещей его значение бы не умалялось.

Как передать это состояние? Это чувствуется в его присутствии, но это невозможно передать словами. То, что можно выразить словами – это только внешние действия, слова, услышанные им или мысли, присутствовавшие в нём, и тому подобное. Но нельзя передать состояние ума или сознания, из которого исходят эти слова. Это ощущения между строк. Сказав об этом, позвольте мне все-таки попытаться!

Кришнамурти с попечителями KFI в Васанта Вихар, Ченнаи, январь 1986 г., на последнем собрании Фонда В первом ряду: Упасани, Парчуре, Упадхьяя, Кришнаджи, Кришна, Нараян. Во втором ряду: Падмаджи, Премаджи, Сунанда, Ачьютджи, Радхика, Пупулджи, Нандиниджи, Мерали. В третьем ряду: Рой, Махешджи, Памаджи, Хиралал, Асит, Ахальяджи, Мурлиджи, Анантасвами, Пармешваран. В последнем ряду: Кабир, Раджеш, Сатхай

Мое первое знакомство с учением Джидду Кришнамурти произошло в 1955 году, когда мне было семнадцать лет. В то далёкие годы я учился в колледже в моем родном городе Индор, расположенном на севере центральной Индии. Во время летних каникул, просматривая одну из книжных полок моего отца, я наткнулся на небольшой буклет под названием «Беседы со студентами» Джидду Кришнамурти. Я ничего не слышал о Кришнамурти ранее и ничего не знал о нём и начал читать этот небольшой труд. В нём были рассмотрены всевозможные вопросы, возникавшие у меня в подростковом возрасте в то время, но никогда не обсуждавшиеся с нами нашими учителями. Он спрашивал учеников: «Почему вы встаете со своего места, когда учитель входит в класс?», «Уважение – то же самое, что и страх?». Он спрашивал девушек: «Почему вы ставите «тилака» (красную точку) на лоб?», «Вы знаете, почему вы все это делаете? В чём значение и смысл этих действий?», «Вы когда-нибудь сомневались в себе?», «Какова цель вашего обучения?», «Почему вы боитесь экзаменов?». Мы не говорили об этих вещах в рамках нашего школьного образования. Поэтому меня очень увлекло прочитанное, и я захотел ознакомиться с другими книгами, написанными им. Итак, я попросил отца подробнее рассказать о Кришнамурти, и он поведал мне историю о воспитании Кришнамурти в Теософском Обществе, как его «открыли» и другие моменты биографии. Они были современниками, мой отец жил в это же время, в том же социуме до 1920 года и был всего на два года моложе Джидду.

В то время единственной доступной мне книгой была «Первая и Последняя свобода», и она произвела на меня абсолютно потрясающее впечатление. Это произведение создало в моей голове определенный образ некоего буддийского монаха: мудрого, спокойного и невозмутимого. Поэтому, когда я впервые встретил Кришнамурти, я был ошеломлен и немного шокирован, потому что он совсем не был похож на того, кого я представлял в своём воображении. Зимой 1957–1958 годов, когда я учился на магистра физики в Делийском Университете, он остановился с другом нашей семьи господином Б. Шива Рао в Дели. Я присутствовал на публичных выступлениях, проводимых им, и был очень заинтересован во встрече с автором прочитанных мною книг. Мистер Б. Шива Рао однажды пригласил меня пообедать с Кришнамурти. Перед обедом, после представления меня, он спросил: «Чем ты занимаешься?». Я ответил: «Изучаю физику в университете». Он спросил: «Почему ты изучаешь именно физику?» Мне это показалось немного странным, все молодые люди учились в университете, и я ответил: «Ну, для того, чтобы потом устроиться на работу, зарабатывать на жизнь и в целом комфортно чувствовать себя в этой жизни». Кришнамурти подозвал господина Шиву Рао и почти вскричал: «Шива Рао, наше образование такое неправильное! Посмотрите на этого мальчика, ему девятнадцать лет, а он уже беспокоится о том, чтобы остепениться, жениться и зарабатывать на жизнь!». Я почувствовал себя ничтожным, почувствовал, что ко мне придираются. Итак, я отреагировал: «А что в этом плохого, сэр?» Кришнамурти ответил: «Делай что угодно – проси, занимай деньги или воруй, но не беспокойтесь о будущем, о том, как ты собираешься зарабатывать на жизнь». Я был потрясен! Я переспросил его: «Воровать?». И он ответил: «Нет, сэр, не воровать. Я имею в виду, делай что угодно, но делай это со страстью, с ощущением, что тебе нравится это делать, а не потому, что хочешь зарабатывать себе на жизнь!». И добавил: «Это проблема нашего образования. Вся его цель – просто заставить вас устроиться на работу и зарабатывать на жизнь. Мы превратили образование в такое маленькое, узкое и ужасное мероприятие!». Это было похоже на него, не пытаться доставить удовольствие своими словами или произвести впечатление на людей: интенсивный, чувствительный, спонтанный, без притворства и полный страсти.

За, обычно, продолжительным обедом происходили интересные беседы. Я спросил его: «Сэр, я читал, что во время Вашего пребывания в Теософском Обществе люди сидели в закрытой комнате и проводили там сессии, вызывая для общения мертвых духов, и это были оккультные явления. Или это были только галлюцинации?». Он ответил: «Нет, сэр, такие вещи существуют. Это ещё одна форма силы, она не имеет ничего общего с добром. Поэтому меня это больше не интересует». Затем, после паузы, он добавил: «Конечно, разум также обладает огромной способностью к галлюцинациям». Позже мне стало интересно, что же он имел в виду? Я почувствовал, что он пытался передать сказанным. Оккультные явления, телепатия, экстрасенсорное восприятие и другие психические силы действительно существуют, но если человека не интересует никакая материальная сила – деньги, мускулы, положение или статус – зачем ему развивать оккультную силу?

Он упоминал, что не только воспоминания о раннем детстве, но и большинство поздних картинок полностью стерты. Он говорил, что не помнит Адьяра, хотя прожил там до 38 лет и не может вспомнить лица своего брата Нитьи. «Я с трудом могу вспомнить очертания лица Аммы» (имеется в виду миссис Безант). Затем он добавил, загадочное уточнение для меня: «Конечно, я могу вспомнить всё, если захочу, сэр». Я спросил его, связано ли это с тем, что он не пребывает в прошлом и живёт, в основном, в настоящем, тогда как мы, зацикливаемся на прошлом и продолжаем подпитывать наше прошлое воспоминаниями. Он ответил коротко: «Нет, сэр, дело не в этом».

Я до сих пор не могу понять эту фразу. Он пытался сказать мне, что этого не существует в его памяти, но он может вспомнить необходимые детали откуда-то ещё, из какого-то другого источника? В тот день за обедом он сделал еще одно поразительное заявление: «Сэр, я не знаю, что такое голод!» Я спросил его: «Что Вы имеете в виду? Если Вы долго не едите, разве у Вас не возникает желания поесть?» Он ответил: «Нет, я просто становлюсь слабее; поэтому я ем, чтобы защитить тело». Мне было трудно в это поверить, и я подумал, может ли отсутствие желаний распространяться настолько далеко!

Примерно в это же время вышла книга леди Эмили Лютьенс «Свечи на Солнце». В ней описывалась жизнь Кришнамурти в Теософском Обществе, а также все политические игры и интриги, происходившие вокруг него. Я рассказал Кришнамурти, что прочитал эту книгу, и он спросил меня: «Что ты думаешь о написанном в ней?» Я ответил: «Я чувствую, что в такой книге нет необходимости». Тогда он спросил меня: «А какая книга необходима, сэр?».

Я всегда задавал ему много вопросов в конце его бесед. Однажды после серии вопросов и ответов на них, мы прощались, и он очень нежно и продолжительно задержал мои руки и сказал: «Слишком много вопросов, мой мальчик, слишком много вопросов!». Любовь и привязанность, испытываемые человеком в его присутствии, трудно описать или передать. Это разливалось и проявлялось через его голос, его взгляд, через все его манеры поведения.

С 1959 года, после получения степени магистра, я работал в индуистском университете Бенареса в качестве научного сотрудника по физике, а он в этот же год выступал с докладами в базовой школе в Раджгхате, в которую в 1986 году назначил меня ректором. Место выступления было довольно далеко от моего университета, и я обычно добирался миль восемь или десять на велосипеде, чтобы посетить его лекции. В одной из них он сформулировал: «Дисциплинированный ум – ленивый ум!» Я не мог этого понять. Для меня дисциплинированным человеком всегда подразумевался человек активный, пунктуальный и регулярно выполняющий всю положенную ему работу. Встретившись с Кришнамурти позже, я уточнил, что же именно он имел в виду, произнеся эту фразу. Он тут же ответил: «Если ум не ленив, зачем ему дисциплинировать себя? Если мне нужно встать в шесть часов утра, я встаю; но если это требует огромной дисциплины, тогда человек ленив и ум его ленив, не так ли.

В этих нескольких словах он объяснил мне двойственность противоположностей и источник конфликта. Когда человек пытается стать смелым, значит, он боится.

Попытка быть ненасильственным подразумевает насилие. Всякий раз, когда мы пытаемся чего-то добиться, происходит все неестественно наоборот! Это важная часть его учения. Вместо того чтобы заставлять себя дисциплинироваться, нужно позаботиться о том, чтобы положить конец лени. У лени есть причина: возможно, человек не ест, не спит или не занимается спортом должным образом, или его тело устало, и у него нет достаточно энергии. Вместо того чтобы исправлять эту главную причину, кто-то пытается культивировать дисциплину, заставляя себя. Но это равносильно увековечиванию лени, потому что между ними продолжается борьба, порождающая дальнейший конфликт.

В другой раз, после разговора о способах прекращения конфликтов, я спросил его: «Сэр, о ваших выступлениях известно и объявлено за 6 месяцев. Если в тот день, когда вам нужно выступить с докладом, вы не захотите этого, разве это не создаст конфликт?» Он сказал: «Нет, сэр. Если мне не хочется выступать с докладом, я не буду его читать. Но такого никогда не было». В течение почти 50 лет он выступал с докладами, и никогда не случалось срывов из-за его нежелания выступить! Это вынудило меня понять, что прекращение конфликта не предполагает внутреннего сопротивления тому, что было запланировано; нет капризности, никаких симпатий и антипатий. Свобода – это не отсутствие структуры, а отсутствие сопротивления внутри нас!

Когда Кришнаджи (это имя, с которым мы все обращались к нему; в Индии – джи добавляется к имени, чтобы выразить как уважение, так и привязанность) разговаривал с молодыми учениками, он говорил с ними на их уровне понимания. С ученым Дэвидом Бомом он разговаривал на его уровне понимания; но в любом случае он был одинаково полон энтузиазма, независимо от того, с кем разговаривал. Он не оценивал людей с точки зрения положения или достижений, как это принято в социуме. Я всегда находил его бдительным, чутким, знающим и уважительным даже к самому маленькому человеку… В нём не было и следа лени или усталости. Переполняющая доброжелательность ощущалась к каждому человеку, но это не означало установление компромисса в отношении истины или избегания её, даже если кому-то будет горько её принимать.

В 1960-х годах, я подошёл к нему после выступления одновременно с неким джентльменом из аудитории, преисполненным комплиментов Кришнамурти и воскликнувшим: «Прекрасная беседа, сэр, прекрасная беседа, какой чудесный доклад!». После того как он ушёл, Кришнаджи повернулся ко мне и сказал: «Это оскорбление, сэр! Для меня это означает, что здесь я изо всех сил старался поделиться правдой о жизни, и вместо того, чтобы исследовать сказанное мною, этот человек почувствовал себя развлечённым моим выступлением!» Он не любил похвал и воспринимал громкий комплимент, как унижение, как досадное непонимание смысла его учения.

В 1960-х годах я хотел запечатлеть его на фото, и целый день носил с собой фотоаппарат; но в те дни он не позволял делать никаких фотографий. Он также не позволял никому делать записи во время своих лекций. Он не хотел, чтобы его лекции сводились к форме получения знания. Он хотел, чтобы они были опытом совместного видениясказанного им. Поэтому он неоднократно подчёркивал, что не читает лекцию: «Это не некоторая информация, передаваемая мною, и которой у вас нет. Мы смотрим на сказанное вместе, как два друга». Хотя, он говорил со всеми собравшимся, он неоднократно подчёркивал, что по сути это был разговор один на один между двумя друзьями, и что нам необходимо использовать его утверждения, как зеркало, которое держат перед собой для взгляда на свою жизнь и проверки её на соответствие. Если сказанное им было правдой или таковой не являлось, не было никакого обязательства принимать это слепо.

Он не придавал значения согласию или несогласию как таковым, поскольку это имело очень мало значения в поисках истины… Я могу согласиться с вами или не согласиться, и всё же ни один из нас, возможно, истину не постигнет. Имеет ценность увидеть проявленную истину, а не выражать согласие или не согласие, и высказывать мнения «за» или «против» чего-либо. Однажды, примерно в 1976 году, он выступал с докладом в Раджгхате, объясняя, как все беспорядки в обществе возникают из-за нашего эгоистического подхода к жизни и подчеркивая при этом необходимость выйти из поля эго (имеется в виду поле эго-реакций). В конце доклада я задал ему довольно дерзкий вопрос, и последовавший диалог оказался для меня, в последствие, очень значимым:

П. Кришна: Сэр, Будда пришёл и ушел. Иисус пришёл и ушел. Кришнамурти пришёл и уйдет! Но человеческий поток движется по тому же пути. Так в чём же ценность шага одного человека вне потока?

Кришнамурти: Этот вопрос задаёт человек, который находится в человеческом потоке?

П. Кришна: Я могу спрашивать только из потока, потому что я в нём присутствую!

Кришнамурти: Для человека в потоке это не имеет значения, потому что он измеряет всё с точки зрения воздаяния или наказания, а это не достижение.

П. Кришна: Я понимаю это, сэр, но мой вопрос всё еще остается. Если у человека, выходящего из потока, нет возможности помочь своему ближнему, разве он тогда не делает этот выход только лишь для себя?

Кришнамурти: Что вы имеете в виду под помощью?

П. Кришна: Например, помочь человеку вырваться из тюрьмы или, если это не возможно, по крайней мере, улучшить условия его содержания в тюрьме. Я бы тоже это воспринял как помощь.

Кришнамурти: Вы имеете в виду больше комфорта, лучшие вентиляторы и ванные комнаты в тюрьме?

П. Кришна: Нет, не это, но если выход из потока означает только то, что сейчас человек счастлив, живет мирно и любуется красотой вокруг, не правда ли, это тоже же, что сделанно лишь для себя?

Кришнамурти: Сэр, когда один человек выходит из потока, это влияет на всё сознание человечества, потому что всё сознание человека едино с целым.

Ясутани Роши говорил: «Фундаментальный обман человечества состоит в том, чтобы предполагать, что я здесь, а вы там».

Тогда я промолчал, так как это было вне глубины моего восприятия, и с тех пор живу с осознанием сказанного!

Во время беседы, которую профессор Дэвид Бом, Асит Чандмал и я вели с Кришнаджи в 1977 году в фундаментальной школе под названием Броквуд, я вспоминаю, как начал с вопроса, уже обсуждавшегося между нами накануне вечером. Профессор Бом был профессором теоретической физики в Биркбек-колледже в Лондоне, а Асит Чандмал-IT учёным из США. Они оба очень интересовались исследованием вопроса, о котором я написал выше. Я начал с того, что спросил: «Сэр, вы говорите, что человек не может видеть то, что истинно, неискаженным восприятием из-за обусловленности и своеобразия ума, производимых сущностью. И поскольку мы не способны постичь истину, наше «я» продолжает существовать. Так как же прервать этот порочный круг?». Он включился в эту беседу, и мы обсудили этот вопрос. (Этот диалог полностью воспроизводится в главе 3). Каждый раз, когда мы задавали ему вопрос, он смотрел на него заново, не привнося определений или выводов из предыдущих запросов. Это было качество исследования, никогда не касающееся прошлого, поскольку важно постигать истину заново, а не через память. Поэтому он вошел в поток, сказав: «Я не уверен, должно ли «я» полностью отсутствовать, чтобы прозрение произошло, или же озарение может быть настолько сильным, что стирает само «я». Таким образом, это не процесс, в котором человек сначала избавляется от оценки, а затем получает прозрение, или когда сначала приходит прозрение, а затем исчезает эго. Этот процесс должен быть одновременным». Всё его учение отрицает роль времени или прогресса в восприятии истины. Либо она воспринимается, либо не воспринимается; к истине нельзя приближаться постепенно. Он где-то заявил, что правда входит в ум как грабитель!

Когда я спросил его: «Сэр, вы когда-либо были частью поля эго или предприняли какой-нибудь шаг, чтобы выйти из этого поля или вы всегда были вне поля эго? Он сказал: «Я так же исследую этот вопрос!» Он также интересовался, почему у маленького мальчика Кришнамурти, воспитанного в Теософском Обществе, ум не был обусловлен, как у всех остальных. И ему было неинтересно сдавать экзамены, поскольку по нормальным стандартам они оказывались довольно скучными. Почему он сохранил открытость к восприятию чего-то нового? Когда вы берете мальчика и делаете из него Далай-ламу, он становится Далай-ламой. Поэтому для него было бы нормальным стать великим теософом или возглавить Теософское Общество. Как ему удалось раскрыть что-то совершенно новое? Почему подавляющее большинство других детей становятся обусловленными и им трудно выйти из этих рамок, в то время как этот ребёнок учился на каждом опыте. Этот вопрос останется без ответа.

Когда я спросил его, обязательно ли человек, всё ещё остающийся самим собой, является злым? Он мгновенно ответил: «Нет, он не злой, в нем есть зло!» Для меня это означало отсутствие осуждения или просто восприятие того факта, что до тех пор, пока человек способен быть эгоистичным, в нём или в ней есть зло.

В его биографии рассказывается, что в 1925 году, когда ему было 30 лет, на корабле, направлявшемся в Индию, он узнал о смерти своего брата, и великая печаль охватила его. Но неделю спустя, достигнув берегов Индии, он стал совершенно умиротворенным. Позже он написал другу об этом опыте проживания реальности: «Пока есть сознание самого себя, есть смерть, одиночество и печаль. Я прошел через это, когда умер Нитья, и понял скрывавшееся за горем и его причиной. Я обманул смерть». Похоже, он имел в виду, что смерть брата пришла в форме личной печали и могла заманить его в ловушку состояния жалости к себе и последующих переживаний, как это случилось бы с большинством из нас. Вместо этого он увидел личное горе, понял значение смерти и привязанности и освободился. Какое качество сознания или разума должно быть, проникающее через опыт и вместо того, чтобы накапливать комплекс, предубеждение или новую обусловленность, замечающее истину и освобождение?

Один человек однажды сказал Кришнаджи, что ему очень повезло, потому что он вырос в Теософском Обществе с такими учителями, как Ледбитер и миссис Безант. Кришнаджи ответил: «Да, мне очень повезло, что у меня были такие учителя». Тогда мужчина сказал: «Нам не так повезло, мы проходим через обычные учреждения. Как мы можем прийти к истине?». И он ответил: «Сэр, мне повезло, потому что всё рассказанное ими попадало в одно ухо и вылетало из другого!». Он не обесценивал опыт общения с ними. Он имел в виду только то, что они не приучали его разум к его обучению. Всё его учение состоит в необходимости самостоятельного поиска пути к истине, а не принятии её от учителя, поскольку тогда она становится просто словами, а не самопознанием.