Текст книги "Жена Нави, или прижмемся, перезимуем!"

Глава одиннадцатая. Семен Семеныч

Я бросилась к окну, понимая, что мне не почудилось.

– Ванечка-а-а! Иди ко мне родненький! – слышался радостный голос.

– Она что? Ловит его? По всему лесу? – ужаснулась я, свешиваясь с обледеневшего подоконника.

– Ваня! Вернись к невесте! – крикнула я, прислушиваясь. – Ваня, ты туда не ходи! Ты к невесте ходи! А то медведь в башка попадет, совсем вкусным будешь!

В лесу послышался медвежий рев, а крик Насти стих.

– Беда!!! – дернулась я, хватая шубу и натягивая ее на себя. – Буранушка! Метелица! У нас аврал!

Я сбегала по ледяным ступеням, подметая их шубой. Я еще та хозяюшка! Буран неуклюже бежал ко мне навстречу. Метелица словно вихрь завертелась вокруг меня: «Что случилось?! Опять Елиазар!».

– Да сплюнь! – ужаснулась я, глядя на изморозь на потолках. – Типун тебе на язык! У нас беда! У нас мужик сбежал! Ванечка, который! Настя опять по лесу ходит и его зовет! И что-то мне подсказывает, что ее медведь только что съел! Так что давайте поспешим!

– Может и нам потрошка достанутся? – оскалилась волчица.

– Ой, – дернулась я, глядя на жуткий оскал и слыша про «потрошка».

– Это она так улыбается! – проворчал Буран. – Я тоже долго привыкал… Ну садись тады, чевой-то мы тут встали да лясы точим! И балайку бери!

Я уселась на Бурана, видя, как открываются огромные ледяные врата. В них тут же влетел снег, заметая зал. Мы бросились на улицу, где уже рассвет сменялся чернильными сумерками. На небе появились первые звезды. Точно такие же яркие, как в тот день, когда я услышала, что «не нужна», а потом мою руку поймала большая ручища…

– Ванечка-а-а! Иди ко мне, милый! – послышался крик, заставляя меня выдохнуть, что медведь остался голодным. – Ванечка! Я тебя сейчас разрою! Только ты не убегай, Ванюшенька!

– Это что за постыдный акт некрофилии? – проворчала я, видя, как нас ведет стайка воробьев, возглавляемая конкретной Марфушей. Нам навстречу летела еще одна стайка. Пока мы штурмовали сугроб две стайки встретились!

– Чив-чив-чив! – перечирикивались две стаи.

– Здравие, Марфуша! – послышался бас.

– Здоровее видали! Аленушка! – ответил еще один бас. И стаи разлетелись.

Я чуть не пропустила удар ветки, забыв отбить ее балалайкой. Так их тут две…

Мама дорогая! Проклятая ветка! Чуть не сделала меня пиратом! Вот, получай!

Я размахнулась и отомстила ветки, ударив по ней балалайкой.

– На кукуя? – орали кукушки. Их крики приближались. Если бы не пушистые лапы ели, то возможно, я бы разглядела, что происходит.

– Ванечка! Ванюшка! – послышался радостный крик, а я скатилась с Бурана в сугроб. – Ванюшечка!

К Бурану на всех парах, штурмуя сугроб неслась Настенька в съехавшем платке.

– Обыскалась я тебя, Ванечка! Сразу тебя признала! – кричала Настенька, просто влетая в Бурана.

– Драсть! – выдал ошарашенный Буран, глядя на то, как к нему прильнула счастливая Настя. Он задрал лапы вверх, словно только что бросил оружие и сдается полиции. Только судя по выражению морды и внезапному острому запаху природы, сбросил он килограмма два.

– Ванюшенька! Золотник ты мой, ненаглядный! Обыскалась я тебя! Это же ты? – причитала Настенька.

– Нет! – произнес ошалевший Буран, пока я пыталась понять, заразна ли эта любовь к медведям. И каковы ее первые симптомы.

– Я Буран! – пояснил Буран, глядя на меня сумасшедшими глазами. Он смотрел на меня с надеждой. Где-то в кустах со смеху подыхала Метелица: «Ой, не могу!».

– Так, Настенька, руки прочь от моего медведя! – возмутилась я, пытаясь спасти Бурана от домогательств явно нездоровой личности.

– На кукуя? – удивлялись кукушки. А мне очень хотелось попроситься на веточку рядом с ними и задавать тот же вопрос.

– Так это же… мой Ванечка! – счастливо выдохнула Настенька. – Я его обыскалась!

– Так, куда звонить, чтобы ее забрали санитары? – спросила я, поглядывая на волчицу.

– Санитары леса? Сейчас могу своих позвать! – обрадовалась Метелица. Она уже задрала морду, чтобы завыть, но я остановила ее.

– Настенька! – позвала я красавицу. – Это мой Буран. С каких пор ты на медведей перешла? Мужики кончились? Ваня бросил? Пошла в лес изменять? Быстрее говори ответ, а то я еле удерживаю свою фантазию. А она так рвется, так рвется на волю….

– А чем докажешь, что это не мой Ванечка? – послышался недоверчивый голос Настеньки. – А вдруг тебе Ванечка мой понравился? Вдруг ты на него глаз положила? И в медведя обернула! Знаю я вас, снегурок! Уж больно вы до чужих женихов охочи! Как помаячите возле деревни, так к вам быстро женихи сбегаются!

– Я возле деревни не маньячу! – выпалила я, глядя на ее. Настя подбоченилась, уперла руки в боки, явно не желая отставать от Бурана.

– Знаем вы вас! Вам поманить стоит, а они девок своих побросают и к вам со всех ног бегут! Аж шапки слетают! – упиралась Настя, сощурив свои синие блюдца.

У меня тут медведя пытаются отжать! Причем нагло так!

– Твой Ванечка мне абсолютно не интересен. Ни как мужик, ни как Ванечка! – выдала я, скрестив руки на груди. – У меня свой мужик есть! Так, разрешаю глотать слюни и раскатывать губу. Только учти, потом закатаешь!

– И кто же это? Если не мой Ванечка? – не верила мне Настенька. Я пока еще не понимала, что произошло. Но обещала себе разобраться.

– Его зовут Елиазар, – прищурилась я. – Мужчина два на два! Из твоих четырех Ванечек один мой мужик получится. Косая сажень в плечах, раз! Лицо, как у красавца – богатыря, два! Золота – серебра не меряно, три! Но борода лопатой, это четыре! Целуется так, что душа отлетает, но колется, пять! И на кой мне твой Ванечка? У меня нет вакансии домашняя живность «обнять и плакать»!

И тут подул ледяной ветер, в котором отчетливо послышался смех… У меня от этого ветра мурашки по коже… Мама…

– А хозяин все слышал! – гаденько заметила Метелица.

– Как слышал? – ужаснулась я. – Все. Я домой не пойду.

– Так, что это – мой Ванечка! Пойдем, Ванечка, домой, – причитала Настенька.

– Ты на этом медведе за Ваней ездила! – напомнила я.

– А кто знает? Этот или тот? – с вызовом заметила Настенька, перекинув косы за спину. – Может, у тебя медведь каждый раз новый!

– Я не новый… Я уже ста-а-арый, – протянул Буран. – И не Ваня-я-я я… А Буран! Я тебя вез к Ва-а-ане, стоял и смотрел, как вы там миловались…

– А с чего ты решила, что Ваня – медведь? – спросила я, понимая, что домой я точно возвращаться не буду. – Он же у тебя мужичком был!

– Эх, – вздохнула Настя. Как ей повезло, что погода снежная, но относительно теплая. – Вот вертались мы с Ванечкой из лесу. Почти до деревни дошли. А он мне такой: «А хошь, я тебе вон ту лису подстрелю!». И стрелу приладил! А как стрелу пустил, так наземь упал. Я завизжала, а вместо Ванечки моего, медведь в лес убегает! Я за ним! И вот потеряла!

И тут я увидела, как к нам выходит огромный шатун, видимо, растревоженный нашими криками.

– Ванечка!!! – заорала Настенька, бросаясь навстречу огромному медведю. Я не успела ее схватить за косу.

И тут я увидела, что ошалевший от такого внимания медведь, тут же с ревом бросается наутек. Он бежал, сбивая снежные шапки с ветвей елок.

– Ванюша!!! – слышался удаляющийся крик. – Постой! Это ж я, родненький! Твоя Настенька!

– Это как так? – спросила я, глядя, как мелькает кожух среди снежных елей.

– Это все проделки лешего! – проворчал Буран. – Он на это мастак! Нельзя зимой в лесу охотиться! Наказывали же людям! Зверям и так тяжко, а тут еще и охотнички! Видать, прогневал Лешего Ванюша… Вот и предупредил его Леший, да тот не послушал. Так медведем и обратился!

– И что теперь делать? – спросила я, видя, как к нам возвращается запыхавшаяся и румяная Настенька. Но без медведя.

– Это к Лешему надо идти! Пускай он обратно его обернет! Мы не сможем. А Елиазар не будет. С Елиазаром ему вообще лучше не встречаться! Леший – добрый. Пошутить, да отпустит. А Елиазар – нет, – вздохнула волчица.

– Ну, как охота? – спросила я, глядя на Настеньку, которая с голыми руками и горячим сердцем на медведя ходила.

– Ох, притомилась я! – простонала Настенька, обнимая ствол дерева. – Где же мне искать его, Ванечку моего родненького!

– Нужно идти к Лешему, – вздохнула я. – Только мы там уже были! И никакого Лешего там не было!

– Это ж не так делается! – проворчал Буранушка. – Вам надобно послать друг друга к Лешему.

– А вы? – спросила я, глядя на то, как Настенька хищным женским взглядом сканирует местность на предмет медведей.

– А нам туда нельзя! – вздохнула Метелица. – Мы не Лешего. Мы Карачуна.

– Ладно, – вздохнула я, впервые слыша про такой экстравагантный способ ходить в гости. – Да пошла ты к Лешему!!!

– Да чтоб тебя Леший унес!!! – крикнула Настенька, поправляя платок.

– И че? – спросила я, не видя разницы. Лес как лес. Елка, как елка. Ничего нового. Так, стоп! А где все?

Только что были здесь. Ни Бурана, ни Метелицы, ни Настеньки. Я стояла одна посреди леса.

– Ау! – крикнула я, а мне со всех сторон ответили: «Ау-у-у-у!».

Постояв немного, пожав плечами, я шмыгнула носом. «А мы пойдем на север! А мы пойдем на север!», – пробурчала я. Мне всегда казалось, что это первая реакция любого потеряшки в лесу! В каждом из них просыпался маленький Шакал Табаки – ветеран ориентации на местности. Но у Носка он видимо, не высыпался!

Я сошла с полянки, осматриваясь по сторонам. Никого! Подметая шубой сугробы, я направилась дальше. Мне удалось пройти достаточно далеко. Раньше я бы испугалась, но холод был мне не страшен. Так что это, скорее напоминало, прогулку в лесу.

– Твою медь! – замерла я, понимая, что вышла на ту же полянку. – Это как так?

Я решила сменить ориентацию. И пойти на предположительный юг. Пробираясь между елями и вырывая шубу из цепких лап заснеженных кустов, я шла, запоминая маршрут. Его было сложно не запомнить, особенно, если за тобой тянется цепочка следов.

Я вышла на полянку и выругалась. Это снова была так самая поляна. Обернувшись, я не увидела следов.

И тут я приметила стайку воробьев. Они сидели на снегу, а к ним слетал огромный ворон.

– Чив-чим-чив… – верещали воробьи, отпрыгивая от ворона.

– Съест! Съест! Ест! – разобрала я сквозь щебет. И тут послышался жуткий бас.

– Пошел на уд срамной фуфлыга, шишку тебе в зад засуну хобяка брыдлый! – рявкнул на ворона страшный голос. Стайка почти синхронно взлетела и подпрыгнула поближе к ворону.

– Я тебе сейчас дам, вымесок! – очень страшным голосом заявила стая. Ворон дал деру, едва не врезавшись в дерево.

– Чирик –чик-чик! – успокоились воробьи.

– Марфуша?! – с надеждой крикнула я, подбегая к воробьям.

– Чив-чив-чив, – переполошились воробьи, пока я терпеливо ждала.

– Аленка, – ответил жуткий бас.

– Аленушка, нужна твоя помощь. Только слушай меня. Пока ничего не говори! Я, кажется, заблудилась! Рано! – предупредила я, вспоминая воробьиную трескотню. – Мне к Лешему надо!

– Чив-чив-чив! – налетели на меня воробьи. Если честно, я готова была скрошить им целый батон и расцеловать каждую в пернатую задницу.

– Все наизнанку! – басом выдал голос, когда я сумела отбиться от стаи.

– Что наизнанку? – спросила я, видя, как стайка отлетает подальше.

– Переодень наизнанку! – рявкнула на меня милая стайка и посмотрела умилительными глазками – бусинками.

– Значит, наизнанку, – задумалась я. Но спросить было уже не у кого. Стая улетела. Я снова осталась одна. – Наизнанку, значит!

Я скинула шубу и вывернула ее, снова надевая на себя мехом наружу. Теперь я была похожа на гламурное йети.

– И? – спросила я, разводя руками. – Или мне все выворачивать? Включая карманы?

В ответ была тишина. Ветер перекатывал снежинки. Они искрились, а вокруг царила ночь.

– Мне что? Сарафан тоже переодевать? – спросила я, снимая шубу и бросая ее в снег. – Ла-а-адно! Ты хоть отвернись, если видишь! Я ж не медведя пугаю! Так, мишки, сейчас покажу вам шишки! Ой! За волосы зацепился!

Я чувствовала себя моржом, выворачивая сарафан наизнанку.

– Что не так?! – закричала я, стоя, как дура в вывернутом сарафане и шубе. – Мне что? Трусы наизнанку выворачивать?

Глава двенадцатая. Конфетно – букетный леший

Ответа не было. Я еще раз осмотрелась по сторонам, не зная, как перевернутые трусы показывают дорогу к лешему!

Я все сделала, глядя по сторонам. Внезапно ели зашатались. С них посыпался снег. И тут я увидела… колени. Примерно на уровне моих глаз. Что там дальше, я даже представить себе боялась.

– Угу! – послышался глухой и страшный голос. Деревья скрипели, а великан прятался за старинными соснами. – Угу!

– Леший? – спросила я, подозревая, что штаны нужно выворачивать после встречи!

– Угу! – послышался голос, а на меня слетела снежная шапка. – А, это ты? Девица – красавица?

Внезапно великан исчез, а на поляну, отряхивая камуфляжную куртку вышел… Семен Семенович!

– Вы! – бросилась я на него. – Вы до сих пор здесь? Какого вы по лесу ошиваетесь! Вас жена дома ждет!

– Ой, только не надо про жену, – скривился Семен Семенович. – Ну Леший, Леший! И не надо на меня так смотреть! Я что? Лес свой оставлю? Итак запаршивел он! А раньше какой лес был… Ой, да чего мы тут стоим! Пойдем в дом! Я чаем с конфетками угощу! И девицу твою отыщем!

– Так, по поводу девицы… – начала я, глядя на знакомое лицо, которое знала уже каждая собака! Еще бы, оно украшало каждый столб!

– Все в доме! – кивнул Семен Семенович. – Ну заходи!

Я обернулась и увидела избу. Даже не избу, а терем! Деревянный, слегка покосившийся терем распахнул резную дверь.

– Проходи, девица! – послышался голос Семена Семеновича. Я с подозрением смотрела на Семена Семеновича. Он или не он?

– Поглядите, кем я теперь по вашей милости стала! – возмутилась я, показывая на сарафан и белые руки. – Вот не могли бы сразу взять и сказать! Я – Леший, оставьте меня в покое! Жене скажите, что скоро вернусь!

– А ты бы поверила? – усмехнулся Семен Семенович, пока я заглядывала внутрь. Внутри было весьма уютно. – Приду я и скажу, Леший – я. И что? Вы меня в дурдом сдадите! А так, хожу, лешачу помаленьку! Ты проходи! Сейчас и девку твою повожу, повожу, и тоже приведу! А то распугала мне тут всех медведей. Видала, какие у меня тут сугробы? Еле откопался! Думал, что до весны не отроюсь! А все по твоей вине. Осерчал на меня Карчун. И засыпал по самую макушку.

– Ой! – послышался голос Настеньки. – Леший! Леший!

– Да проходи ты, – махнул рукой Семен Семенович. – Вон чай, вон конфетки, вон хлеб с вареньицем! На скамью садитесь и рассказывайте. Угощайтесь!

– Ты зачем жениха ее в медведя обернул? – спросила я, видя, как Настенька руку к конфетам тянет и рассматривает их. А сама тайком за меня прячется.

– Как за что? – удивился Семен Семенович. – За дело! Неча мне тут на зверье охотиться! Зимой кто охотиться? Зверь ослабел, оголодал, а тут вон, охотничек выискалси! И ведь предупреждал же я его! Говорил ему! И свистел, и топал, и ухал! Потом подошел и так сказал, мол, что ты добрый молодец тут стрелами истыкать все решил! И предупредил его, что если еще раз белке в глаз, ему не поздоровится!

– Да она уже берлоги разрывать начала! – вмешалась я. – У нас тут сказка «Три медведя», причем три – это глагол! Отловит и натирает, мол, жених мой! Она же из лесу никуда не уйдет!

Пока мы с лешим спорили, Настенька уже хлеб с вареньем наминала. И конфетами закусывала.

– Ты понимаешь, что медведи скоро дохлыми прикидываться будут при виде всего, что в юбке и отдаленно на Настеньку похоже? – спорила я. – Так что давай, расколдовывай, а я проведу профилактическую беседу с занесением в тонкую ранимую мужскую психику.

Настенька уже допивала самовар, а я чувствовала, что мне жарковато.

– А не надо было похваляться! – спорил Семен Семенович. – Ишь, выискался! Я же к людям всегда по доброму, а они вон… в штаны накладывают!

Мы просидели не больше двадцати минут. Но я чувствовала, что скоро охрипну.

– Ладно, коли узнаешь жениха, заберешь себе! И в лес его не пускай! Пусть на рыбалку ходит! – снова нахохлился Семен Семенович.

Я толкнула Настеньку, которая расплескала чай.

– Уу? – спросила Настенька, пытаясь прожевать.

– Ты своего опознать можешь? – тихонько спросила я, поглядывая на Лешего. – Ваньку своего? Приметы какие-нибудь особые помнишь?

– Приметы? – задумалась Настенька. И тут же обрадовалась. – Помню, конечно! Коли на рябине ягод много, то к зиме морозной! Чем больше снега, тем больше хлеба!

– Понятно, – кивнула я, видя, как исчезает бутербродище в Настиной хлеборезке. – Не опознаем!

– А как же сердечко мое? – спросила Настенька, прожевав. – Оно-то не ошибется! Я любимого промеж всех узнаю!

– Так что? Соглашаемся? – спросила я, покосившись на Семен Семеновича. Тот делал вид, что грибы развешивает. – Точно сможешь опознать?

– Угу! – закивала Настенька. «Хорошо, Настенька согласна!», – озвучила я, глядя на шоколадные конфеты. Ладно, возьму одну… Ладно, две. Одну сейчас съем. Вторую в карман брошу. Сладкое на морозе очень полезно. Поднимает уровень глюкозы!

– Ай, Настя! Ай, да девка! – восхитился Леший, потирая руки. Настенька зарделась, опустив глаза. – Ладно, сейчас все будет! Ты меня, девка-то, от водяного спасла. А то лед тонкий был! Вот бы он мне задал! Кто ж знал, что он не спал? Поэтому и соглашаюсь.

– А вы чего на рыбалку поперлись? – спросила я, вспоминая его на льдине. – Вы же леший?

– Да, водяному нагадить решил, – зловредно заметил Семен Семенович. – Думаю, как приеду, как нагажу! Пущай знает, как в картах мухлевать!

– Так вы же в штанах на льдине были, – вспомнила я, как улепетывал от меня постоянный клиент.

– Это я уже потом их надел. Думаешь, чего я застеснялся! Я водяному сорок белок по осени в дурака проиграл! – с досадой заметил Семен Семенович, подсыпая конфет на радость Настеньке. – Я ему крести, он меня козырем! Вот и решил у него еще и рыбки отловить, пока спит!

– Веди медведей! – поторопила я, видя, что Настенька уже не может есть.

Леший как свистнул, как ногами затопал. Сначала мне показалось, что ему плохо, как вдруг в избу с морозами вошли три медведя. Они вышли в центр избы, встали во весь рост и замерли. Со стороны они напоминали чучела. И совсем немного потерпевших по делу «Машеньки». Мне казалось, что они вот – вот жалобно начнут перечислять: «Спала на кровати, смяла ее! Ела из моей тарелки, не помыла, сволочь!».

– Ну, – выдохнула я, глядя на то, как Настенька вылезла из-за стола и направилась к медведям.

– Ванечка! – звонко крикнула она, а все трое дернулись. Дернулась даже я, хотя и не была Ванечкой. – Ванюшенька! Сердце мое!

Пока что под категорию «Ванечка» больше всех подходила пугливая я. Медведи стоически не подавали признаков «Ванечки».

– Сердце мое ретивое, укажи мне, где жених мой, – прижала Настя руку к груди. Я весьма заинтересовалась. Не то, чтобы я в жизни не любила. Скорее так, нравились сильно. Но так, чтобы «Ванечка!!!», у меня не было.

Сердце видимо, включило Шерлока Холмса, раз запуталось между крайним левым и крайним правым. Потом сердце стало грешить на центрового.

И тогда я поняла. Плана нет.

Хотя в мишках я плохо разбиралась, но упрямое сердце не могло определиться в этом любовном четырехугольнике.

– А можно она всех заберет? – пришла я на помощь Настеньке. – Нет, а что? Как в сказке «Три медведя»!

– Нет, пущай своего отгадывает, – заметил Семен Семеныч, присаживаясь на скамью. Только с сейчас я заметила, что куртка у него была наизнанку, а глаза – белесые.

Время шло. Сердце требовало медвежий гарем. Я со скучающим видом разворачивала и сворачивала одну и ту же конфету.

– Да бери уже любого! – взмолилась я, зевая. Семен Семенович сидел и перебирал какие-то травы. – И пойдем отсюда! Назовешь Ванечкой! Будешь людям показывать за деньги. Знаешь, сколько на нем заработаешь! А на Ванечке заработаешь только нервный тик!

– Али не признал ты меня, родненький? – взмолилась Настенька, сдирая с головы платок.

«Понятые» медведи молчали. Допрос продолжался. Следователь была неумолима.

– Али не помнишь, как мы с тобой… – слегка покраснев, прошуршала Настенька, зыркнув на меня.

Видимо, сердце передало эстафету чему-то другому.

– А можно подсказку? – не выдержала я, понимая, что мы тут застряли надолго.

– Подсказку? – удивился Леший, перебирая сушеные мухоморы. – Нет, нельзя! Пусть сама угадывает!

– Может, у него есть шрам какой-нибудь? – подключилась я. – Родинка! Ну хоть что-нибудь!

– Есть! – обрадовалась Настенька. – Родимчик у него есть! На животе!

– Отлично! – обрадовалась я, понимая, что расследование только что вышло из тупика. На медведей было страшно смотреть. Им срочно нужен медвежий психолог. Потом, на окоченелом трупе в тулупе они будут показывать другим медведям, за какие места трогала их страшная женщина!

– Ну? Решила? – спросил Леший, потирая руки. Не нравится мне его взгляд. Уж больно лукавый.

– Нет его здесь, – догадалась я, глядя на Семена Семеныча. Тот тут же расстроился и посмотрел на меня, как на почтальона, который принес пенсию. Медведи ломанулись на выход, стоило Лешему махнуть рукой. Они бежали дальше, чем видели, в ужасе оглядываясь.

– Ты карты любишь, не так ли? – спросила я, глядя на Лешего. – Может, сыграем? На Ванечку?

– Нельзя в карты на Ванечку играть! Душу проиграешь его! – ужаснулась Настенька, зажимая рот руками. – Чем же он меня любить будет, ежели душу его проиграешь Лешему?

– Если он умеет любить женщину только душой, то мы зря теряем здесь время, – заметила я, видя, как ворчит Семен Семенович, поглядывая на меня нехорошим взглядом.

– Раздавай, – предложила я, глядя на разнесчастную Настеньку. Замусоленные карты сами перетасовались, прыгая по столу. Прямо казино «Рояль» развернулось на стареньком столе.

Сначала я была уверена в своей победе. И в первой, разминочной партии выиграла партию белок. Что с ними делать, я упорно не знала. Но уже почувствовала азарт.

– С бубны заходи! – сунулась мне в карты Настенька. – У тебя же есть бубны! Семерка, шестерка…

– Спасибо, Настя, – посмотрела я на нее выразительно. Главное – сердце у нее доброе.

– Это уже пятый козырный туз! – возмутилась я. – Ладно, второй! Но пятый!

– Как пятый? Где пятый? – переполошился Леший. Я понимала, что эту партию мне не выиграть!

– Шестой! – округлила я глаза. – Семен Семеныч! Как вам не стыдно!

– Эх, ну не хочу я парня отдавать, – покачал головой Семен Семенович, забирая моих белок. Не то, чтобы я успела к ним привязаться. Мелочь, а обидно!

Внезапно я услышала страшный вой метели. Глянув на окно, я увидела, как оно зарастает снежными узорами.

– С чего бы это? – удивилась я. По моим подсчетам прошло не больше часа.

– Ой, а че это такое? – снова округлила глаза Настя. Не успела она говорить, как в домик лешего ворвался лютый холод. Он тут же покрыл стены инеем, заставив Настю поежится от холода, а меня от предвкушения неприятностей.

– Где она? – послышался знакомый голос. Прямо посреди терема стоял мой муж во всей красе. – Ее семь дней по лесу ищут! С ног сбились!

– Я тут час сижу! – возмутилась я, глядя на обалдевшую Настеньку. – Какие семь дней?