Текст книги "Жена Нави, или прижмемся, перезимуем!"

Глава тринадцатая. Пару ласковых слов!

– Семь дней тебя обыскались! – послышался рев Бурана. Он вошел в избу следом за хозяином и встал по левую руку.

– Пришлось хозяина звать! – созналась Метелица, вставая по левую руку.

В избушке тут же стало тесно. Теперь я понимала размеры моего мужа, раз он головой потолок подпирает. Его глаза нехорошо сверкнули льдом, и я уже понимала. Началось!

– Кто это? – удивилась Настенька, глядя во все глаза на огромную фигуру в дорогих мехах. Елиазар сверкал драгоценными каменьями. Уютный очаг потух, а вокруг все стало холодным. Даже дерево, которое до этого казалось золотисто-коричневым, стало серым.

– Леший, – произнес Елиазар. – Ты почто мою жену удерживаешь!

– Нет, Ванечка все-таки красивее, – вздохнула Настенька. И впервые в жизни я посмотрела на нее с жалостью и уважением.

– Кто? Я? Да не удерживаю я! – удивился Семен Семенович, нехорошо поглядывая на мужа. – Сама вон сидит, Ваньку канючит!

В этот момент глаза мужа сверкнули. У меня перед глазами жизнь пронеслась звенящим и стучащим локомотивом, стоило мне встретиться с ним взглядом.

– Говорит, отдавай жениха! – невозмутимо продолжил Леший, раскладывая поганки в короб.

– Во-первых, это не мой жених! – заметила я, понимая, что из-за меня у Лешего и так руки по локоть в снегу. Замело его избушку, что выбраться не мог. – Это Настенькин! Я к Ванечке не имею абсолютно никакого отношения! Ни прямого, ни косвенного, ни любовного!

– Мы тебя обыскались, – оправдывался Буран. – День нету. Думаем, подождем! Два нету! Уже по лесу спрашивать начали. Никто тебя не видал! Воробьи видали, как ты в угодьях Лешего бродишь! Третий день нету! Мы в деревню! Все перепугали, но тебя и там нет! Вот и позвали Елиазарушку. Сами-то мы не справимся!

– Зол я на тебя, Леший, – послышался голос. А меня внезапно чувство гордости взяло. Вот так взяло и… взяло! – Мало того, что девку в лес заманил, так еще и удерживаешь!

– Да никто никого не удерживает, – проворчал Леший. – Белок обратно проиграла, и пущай идет! Только конфеток на дорогу пусть возьмет! Раз девка теперь твоя, вот и следи за ней! Пущай по лесу не шастает! Сам знаешь, не все рады снегурку встретить! А то девка вон какая красивая. Может, я ее для себя присмотрел!

Леший лукаво подмигнул мне!

– Семен Семенович! – ужаснулась я.

– Да шучу я, шучу! Жена у меня есть, будь она не ладна! – проворчал Семен Семенович. – Вместо леса – калахоэ на балконе! Вот тебе и весь лес! А у меня медведь проснулся в лесу! Я по новостям, как увидал, что медведя видели, так сразу в лес. Еле убаюкал! А то не спится ему чей-то! Приснилось, что? Никак не пойму!

– Я тебе сейчас весь лес выморожу! – пригрозил Карачун, глядя страшным взглядом. За ним полз холод, покрывая изморозью стены и пол.

– А я зверей попрячу! – заметил Леший, становясь напротив него. Оконце лопнуло, а ели потянули свои зеленые лапы в сторону моего мужа.

– Я тебе избу в лед закую! – пригрозил Карачун, сурово глядя на лешего из-под кустистых бровей. Семен Семенович плюнул и обернулся в какую-то жуткую корягу, вырастая до размера Карачуна.

– Ты до Яги не доводи! – заметил Леший, а нас чуть не приморозило и не истыкало воинственными иголками.

А тут еще и Яга есть? Ничего себе!

– Прошу вас, прекратите, – бросилась я, чувствуя, что конфликт нарастает и вот – вот выльется боком людям.

Я бросилась к Елиазару, схватила его за руку и стала гладить.

– Хватит, хороший мой, – причитала я совсем, как Настенька. Хотя, до Настеньки мне еще учиться и учиться. – Сердце мое, заклинаю, успокойся… Милый, не надо!

Словарный запас ласковых слов скуднел, пока я смотрела в суровое лицо, глядящее на Лешего в упор. Мою руку сжали, пока я гладила ее, в надежде предотвратить скандал.

– Прошу тебя, Елиазарушка, – причитала я, чувствуя, что меня гладят, но скандал не заканчивают.

И тут я осмелела и … поцеловала его руку, прижимая к своим губам. В этот момент, серые глаза удивленно посмотрели на меня. Мороз, который уже трещал в избе перестал трещать. Ветки ели, вызванные Лешим вылезали обратно.

– Ванечку моего! – взмолилась Настенька, падая на колени перед Карачуном. Она взяла его руку.– Морозушка, батюшка! Вызволите Ванюшку моего! Жизни без него не вижу! Спаси, батюшка, помоги!

И тут я почувствовала такой укол ревности, что прямо зубы свело! Нет, ну надо же!

Взгляд Елиазара с гневного сменился на спокойный и холодный. Я ревниво смотрела, что руку он не выдернул!

– Провинился твой жених. Пусть до весны медведем ходит, – изрек Карачун, глядя на Настеньку. – А там, как снег сойдет, так человеком и станет. И впредь ему наука будет.

– Как же я без него жить буду! Кто мне дрова наколет? Кто сарай подопрет? – взмолилась Настенька, заглядывая в глаза Елиазару.

Во мужик пристроился! Дрова поколол, сарай подпер и все! Свободен, как плевок в полете!

– Да не реви, девка, – послышался голос Елиазара. У меня прямо внутри все вознегодовало.

– Свет очей моих, – умоляла Настенька, всхлипывая и вжимаясь в полог чужой шубы. – Батюшка… Замолви за Ванюшку словечко… А то пока медведем ходить будет пристрелят ненароком! Что я тогда буду делать?

Дальше шел такой поток любви, что меня чуть не унесло из избы.

– Ладно, подумаем, – послышался милостивый голос Карачуна. Значит так, да? Что-то внутри меня убеждало меня, что я тут единственная, способная розовыми соплями лед растопить, а тут, оказывается, любая может!

Мы вышли из избы. На улице столько сугробов намело, что Настеньку по пояс в снег утянуло.

– Домой иди, – выдохнула я, видя, как избушка Лешего исчезает вместе с Семен Семенычем. Обидно, но я так и не отыграла своих белок! Они бы мне вон как пригодились! Целое стадо! Стадо белок! Эээх! Ну почему я с восьмерки не зашла? А так бы собрала козырных тузов побольше!

– Что приключилось? – послышался голос Карачуна. Он склонился ко мне.

– В карты проиграла, – соврала я, понимая, что сама дура. Сама придумала, сама поверила. И кто в этом виноват? Только я сама!

– Да не реви, – послышался голос, когда я думала о том, что пора бы перестать придумывать себе мужиков. – Чай не корову!

– А лучше бы корову! – возмутилась я, пытаясь взять себя в руки. – Белок… Целое стадо! Оно было у меня почти в кармане, как вдруг он опять с козырей пошел!

– Нашла с кем в карты играть! С Лешим, – хохотнул Карачун. – Ну ты даешь! Ну все, не реви!

Еще немного, и я докачусь до Ванюшки. Кстати, а где Настенька? О! За нами плетется. Может, ей хоть шубу дать?

– Ладно, не реви, – проскрипело дерево, когда я стряхивала слезы – льдинки. – Белок дать не могу! Водяному должен! А вот лис бери! Считай большие белки! На злобу Карачуну! Хи-хи!

И тут я увидела лис. Муж сверкнул глазами, мол, какая коряга заговорила. А я тянула руки к красивым огненным зверькам. Они такие красивые!

– Можете Настеньку в деревню проводить? – спросила я, глядя лесных красавиц, которые появлялись, из-под елей.

– Ой! – пискнула Настя, когда лисы погрузили ее на себя и потащили с поляны. Ничего себе!

– Как доедешь – отзвонись! Хотя бы в колокол, – вспомнила я, что телефонов тут нет. – Марфуша! Аленка! Я вас прошу! Проследите за тем, чтобы Настеньку домой доставили!

Не то, чтобы на сердце неспокойно было. Скорее, я просто не хочу опять просыпаться от крика: «Ванечка! Ванюша!».

– Чив-чив-чиво? – чирикали воробьи вокруг меня, слетев с ветки.

– Ща сделаем! – выдала то ли Марфуша, то ли Аленка. И стайка воробьев полетела туда, где за косматыми елями скрылась лисья процессия.

– Боишься, заругаю? – спросил Елиазар, глядя на меня. – А я заругаю. Ты пошто людей из лесу выводишь! Неблагодарные они! Вон в этом году что? Жалуются на меня, что посевы плохо укрыл! А сами что? Когда им было сказано урожай снять?

Говорил он негромко. И без злобы.

– Может, потому что я сама человеком была? – спросила я. – Ты ведь никогда человеком не был. Откуда тебе знать, что чувствует человек, заблудившийся в лесу? Вот и все.

Я опустила голову, думая про то, что пора заканчивать с выдуманными принцами. Мои ноги легко шли по толстому насту. И я не провалилась.

– А сейчас-то ты чего? – послышался голос за спиной.

– Вижу, что тебе с лаской любая подойти может, – буркнула я, раздумывая, может конфету съесть? С горя?

– Люди для меня, что дети, – послышался усмехающийся голос, пока я шарила рукой в кармане в поисках конфеты. Ну и глубокие же карманы! Прямо не карман, а целый рудник! Где эта конфета? Или в левом? Сейчас полезем в левый!

– Дети, значит, дети, – вздохнула я, доставая конфету и разворачивая ее. Засунув ее в рот, я поняла, что что-то тут не то.

– Тьфу! – выплюнула я, пытаясь посмотреть завод изготовитель. – Гадость-то какая!

Фантик был потерт. И на нем уже мало что можно было разглядеть. Я засунула руку за второй, достала ее и понюхала. Конфетка пахла… эм… природой!

– Это что такое? – удивилась я, рассматривая конфету.

– Заячий помет, – послышался голос Буранушки. – Леший мастак заячьим пометом гостей кормить! А коли хлеб дает, так то березовый гриб. А людям кажется, что хлеба краюха!

– Тьфу! Фу! Бе! – сплевывала я на снег, вспоминая довольное лицо Настеньки, уплетающей хлебушек с вареньем. – Бе!

Я пыталась счистить с языка конфету, морщась и стараясь не представлять, из чего было варенье. Мои вопли спугнули зайца. Он бросился в лес.

– Беги, шоколадная фабрика! Фу! – у меня даже слезы на глаза выступили. – Надо же! Тоже мне… Ой, тьфу! Это ж надо!

Я прижала руку к лицу, как вдруг почувствовала, что меня обняли и к себе прижали. Я уткнулась в шубу, чувствуя, как меня гладят по голове и смеются.

– Надо же! Повеселила ты меня! Надо ж было у Лешего конфеты брать! – послышался смех.

– А я откуда знала! – мне было так обидно. – Я уже поняла, что у Лешего ничего брать нельзя!

– Ну все, полно, – послышался голос. – Не реви. Нашла из-за чего расстраиваться!

А меня похлопали по спине так, что вправили сразу все позвонки.

– Еще снежком дом Лешему присыплем, – послышался голос. Я подняла глаза, чувствуя себя маленькой девочкой.

– А! – ужаснулась я, видя, как на поляну медведь выходит. Огромный такой, страшный.

– Ванечка! – припугнула я, вырываясь и делая вид, что бросаюсь на него. Медведь замер, трусливо пытаясь дать деру. Но потом передумал. И решил вернуться.

– Ванечка-Ванюша! Иди ко мне родненький! – расставила я руки.

Треск веток и жуткий рев оповестил лес о том, что конкретно в этом лесу при слове «Ванечка!», медведи спать бояться! Им теперь, видимо, кошмары снятся. Бежит на них баба с расставленными руками и орет: «Ванечка!». Еще бы! Да тут любой медведь станет официальным поставщиком варенья для лешего!

Когда я повернулась, я с удивлением увидела, как смеется мой муж.

– Чего смешного! Это же шатун! – возмутилась я, тыча пальцем в сторону панического бегства. Медведь не вернулся. Видимо, решил пошататься в другом месте.

На меня пристально смотрели серые глаза.

Глава четырнадцатая. Снегурятина

И тут послышался смех. Карачун смеялся, пока я пожимала плечами.

– Потешила, девица, – заметил он, глядя на меня. – Сколько лет живу, никогда такого не видел!

– А ты ее брать не хотел! – вздохнул Буран, глядя на хозяина.

– Точно-точно! – усмехнулась Метелица. С ее улыбкой только фотографироваться. Это было что-то из серии «дровосека съела, а у него попка горькая!».

Внезапно смех оборвался. Он смотрел на меня, а я не понимала, в чем дело.

– Теперь точно бы не взял, – послышался серьезный голос. Он взмахнул полой шубы, заметая все вокруг. Снежный вихрь застилал глаза. Когда я открыла их, увидела, что на поляне остались только мы втроем. Откуда-то сверху пошел снег. Я впервые видела такие красивые большие снежинки. Одна из них упала прямо на мою ладонь. Раньше я не успевала рассмотреть снежинку, потому что она быстро таяла. А сейчас снежинка лежала на моей бледной ладони и не таяла.

«Значит, не взял бы…», – вздохнула я, ломая красавицу – снежинку в руке.

– И не надо, – холодно заметила я, напоминая себе, с кем имею дело.

– Чив-чив-чив! – налетели на меня воробьи.

Я чуть не упала от неожиданности в сугроб.

– Доставили! – басом прямо в ухо крикнул страшный голос то ли Марфуши, то ли Аленки. Я пока что их плохо различаю.

– Чив-чив, – снова налетела на меня стая воробьев.

– Что? – удивилась я, понимая, что еще не все.

– Баба! – рявкнул мне в ухо зловещий бас. Воробьи разлетелись. Я прислушалась.

– Накукуя! Накукуя! – орали кукушки где-то в глубине леса, которые уже должны были десятый сон видеть. Я не говорю про «улететь в теплые края».

– Где? – удивилась я, отряхивая роскошную одежду от снега. – Ну что? Проверим?

Я оседлала Бурана, до сих пор не веря, что потеряла целых семь дней! Семь драгоценных дней. Сколько же людей за это время заблудилось в лесу насмерть? Тут каждый час считаешь, а тут дни!

«Всех не спасешь!», – напомнила я себе. «Но попытаться можно!», – ответила я тогда, когда мы опустили носилки, а к телу ребенка бросилась мать.

Мы почти пробились сквозь снежные заносы, как вдруг я увидала нечто огромное, сидящее под деревом. Это нечто напоминало серого, нахохлившегося мехом шубы зайца – переростка. Единственное, что я успела рассмотреть, так это красные щеки. Пол этого «нечта» угадывался с трудом. Судя по хмурому взгляду это мог быть кто угодно. Из платка торчал красный нос, красные щеки и как бы все.

Оно сидело под елочкой и молчало.

– Вы живы? – спросила я, видя, как огромная варежка отодвигает платок. На меня смотрели маленькие, подведенные угольком глаза.

– Ты кто? – насупился огромный хомяк.

– А ты кто? – спросила я, не понимая, что здесь делает эта «кутанка».

– Я Мороза жду! Приданого хочу! – послышалось бурчание. – И никуда не уйду, пока приданого не даст!

На меня посмотрели злобным хомяком и устроились поудобнее в сугробе.

– Девушка, вы замерзнете! – намекнула я, глядя на покрасневший кончик носа. – На улице минус! Вы сейчас себе придатки заработаете, а не приданное. Дуйте домой!

– Не пойду, – зыркнул на меня хомяк, неуклюже поворачиваясь в сугробе. – Я тоже хочу ларец с золотом и серебром! Чтобы ко мне женихи сбегались!

– Зачем вам вообще этот ларец? – удивилась я, глядя на платок и нос. Откуда-то из недр платка вырывался пар. – Вы и так очень симпатичная девушка. Я уверена, что вы многим нравитесь!

– А с ларцом нравиться буду еще сильнее! – пробурчал хомяк, пряча руки в рукава. – Так что или ты зовешь Мороза, или проваливай!

Уууу, какие мы сердитые!

– Хочу ларец, как у Насти! – заметил хомяк, терпеливо выжидая своего приданного.

Может, я и притащила бы раньше один из ларцов, но мне строго не велено оказывать финансовую помощь бедным сироткам. Тем более, что я как бы приняла подарок в обмен на то, что мороз утих… Нда… Ситуевина!

– Пущай несет мне приданое! – заметила девица, решив разбить здесь лагерь. – Без приданого я никуды не пойду!

Я присела рядом в сугроб.

– И зачем тебе приданое? – удивилась я, решив зайти с другой стороны. – Зачем тебе тот, кто тебя за приданое любит? Нужно, чтобы и богатую, и бедную любил. А то что получается? Ненастоящая любовь!

– Приданое! – спорил со мной хомяк, кого-то высматривая.

– Тебя как зовут? – спросила я, понимая, что вблизи она похожа на шарик. Видимо, на ней сразу несколько шуб надето.

– Марфа, – послышался очень недружелюбный голос. – А тебе какое дело? Иди, куда шла! Мне Мороз нужен!

Разговор у нас не клеился. Поэтому я встала и направилась в сторону Бурана и Метелицы.

– Итак, ребята! –вздохнула. – У нас большая проблема!

– Да вижу, что большая! Вон какая сидит проблема! – согласился Буран.

– Девка приданое ждет. Из лесу уходить не хочет. Зовет Карачуна. Собственно, это все новости к этому часу. А далее ждем прогноз погоды, – произнесла я, осматривая ели.

– Давай я метель подниму, – предложила волчица. – От метели быстро все бегут! Мигом дома возле печки окажется!

Метелица завертелась, закружилась. Снежный хвост рос с каждой секундой, и вот уже все вокруг запорашивало снегом. Волчица жутко выла, а метель подхватывала ее протяжный вой.

– Посмотрим, – спряталась я за дерево. Ну и метет же! Не будь я Снегурочкой, быстро бы открыла бы для Лешего шоколадную фабрику.

Метель бушевала уже минут десять. Ничего вокруг не было видно.

– Ну, хватит, – попросила я волчицу. Та опустила морду, вместе со мной подбираясь к наблюдательным кустам.

На поляне все замело. Под елкой было белым – бело.

– Думаешь, ушла? – с надеждой спросила я, поглядывая то на Бурана, то на Метелицу.

И тут сугроб зашевелился. Хомяк отряхнулся и снова плюхнулся в сугроб.

– Плохо дело! – выдохнула я, жалея, что мало побушевала метель.

– А давай я! – предложил Буран, ударив лапами по снегу. Я уже видела эту беспросветную мглу. В этот момент, когда снежинка попала на мои губы, я вспомнила яркие звезды и ледяной поцелуй.

– Гляди-ка! Сидит! – послышался голос волчицы, а я дернула головой. Что? Кто? А! Просто я тут что-то задумалась…

Хомяк снова отряхнулся, выпустил пар, словно паровоз и засопел.

– Когда мне говорили про настойчивость, имели в виду, видимо, вот это! – проворчала я, видя, как Марфа встает, бьет валенок о валенок, а потом снова усаживается на место.

Издали она напоминала злобную синичку.

– Интересно, а она боится волков? – спросила я, подозрительно глядя на Метелицу. – Может, ты сходишь, повоешь рядом.

Я не знаю тех, кто будет спокойно сидеть, когда на тебя из лесу выходит огромная белая волчица.

– Можешь улыбнуться! О, лучше улыбайся! – предложила я, с тревогой глядя на хомяка.

– Я всегда улыбаюсь людям! – заметила Метелица. – Волки вообще очень улыбчивые!

– Подойди к ней, улыбнись, – попросила я. – Нельзя, чтобы она в лесу оставалась!

Метелица вышла, пробираясь по снегу. Хомяк еще ничего не подозревал. Он достал откуда-то баранку или бублик, постучал им об елку и стал уныло жевать.

– Арррр! – выдала волчица, а на нее посмотрели взглядом, словно сейчас намажут на бублик. Ничего себе!

– Пошел вон! – пробухтел хомяк. – Не дам!

Метелица посмотрела на меня с тревогой.

Я показывала ей, что нужно хорошенько рявкнуть. Ну прямо хорошенько – хорошенько!

Метелица припала на передние лапы и зарычала так, что я чуть не выдала для Лешего пару шоколадных плиток. Если честно, я бы испугалась! Но Марфа была не такой.

– Мое, не трогай! – пробухтел хомяк, пряча надкушенный бублик. – Свой иметь надо!

И бублик исчезал во рту.

Вот это нервы! Вот это выдержка! Я мысленно обратилась к тем, кто ее давал с просьбой отсыпать и мне!

Метелица походила кругами, а потом вернулась ни с чем. Вид у Метелицы был пристыженный. Она даже уши прижала.

– Ну, может, она подумала, что ты просто большая собака. Может, она волков никогда не видела! – утешала я «главную посягательницу на Бублик».

– Буранушка, – посмотрела я на медведя. – Может ты это… Выйдешь, развалишься и рявкнешь на нее?

Если бы на меня так рявкнул медведь, то я бы, наверное, уже через три минуты была или трупом или в деревне

– Ну, давай, хороший мой, – упрашивала я, высматривая жертву из кустов. – Только грозно-грозно! Прямо так, чтобы поджилки затряслись.

Ломая ветки, рыча и ворча на поляну вышел Буран. Если бы я не знала, что это мой Буранушка, то тут не только грудь, я бы ему свой «трупь» показала. Выглядел он величественно и грозно. Росту в нем было ого-го.

–Рррррра! – зарычал Буран так, что лес содрогнулся. Ничего себе, как он умеет!

Опустившись на четыре лапы Буран стал подходить к нашей Ждуняше. Ждуняша уже доела бублик, сыто икая.

– Рррра! – выдал он прямо ей на ухо.

Хомяк повернулся. Рядом, с елки в сугроб упала или дохлая, или впечатлительная белка.

Варежка нащупала белку и кинула ею в Бурана. Не то, чтобы попала, но Буран зарычал еще сильнее. Он уже едва не упал на хомяка, невозмутимо достающего второй бублик.

Буран походил вокруг, наворачивая круги, словно акула. Но хомяк даже ухом не повел. Второй бублик был съеден.

Мои нервы тоже.

Буран возвращался на базу, неся по сугробам внезапно появившийся комплекс неполноценности.

– Да не расстраивайтесь, ребята! – утешала я зверье мое. – Может, она плохо видит. Мало ли, что там рычит. Или в лесу никогда не была! Может, она не слишком умная, и не знает про медведей. И про волков. Жила себе в избе…

Я уже подумывала, чтобы таблички зверям сделать: «Волк» и «Медведь». Мало ли, вдруг слыхала про таких.

Ситуация казалась безвыходной. Мы перепробовали все способы. Но у девицы нервы – стальные канаты, а запас бубликов не иссякал.

– К сожалению, нам придется ждать, когда кончатся запасы еды, – вздохнула я, видя, как во рту исчезает еще один бублик.

– Но если она не хочет спасаться, то зачем ее спасать? – спросил Буран, почесав голову.

– Многие люди не знают, что им нужна помощь, – вспомнила я бабушку, которая бегала от вертолета. – Но это не значит, что они не могут умереть. И оставлять ее нельзя!

– Слу-у-ушайте, – задумалась я. – Подарки как бы отдавать нельзя… А про ларцы ничего не говорили… Это же просто упаковка, не так ли…

Я прищурилась, поглядывая на упрямую красавицу.

– Во дворец! – дернулась я, забираясь на Буранушку. – Сейчас мы ей ларцы выдадим, она одумается и обратно уйдет в деревню.

Мы прыгали по сугробам, напугав стаю синиц. На одной поляне от стаи воробьев бежал по насту, бежал ворон, пытаясь взлететь.

– Чив-чив-чив! – орали воробьи.

– Стоять, вкусный! – страшным голосом выдала то ли Аленка, то ли Марфуша. Смотрю, с именами вообще здесь туго.

Выбежав в раскрывшиеся передо мной ворота, поскользнувшись несколько раз на ступеньках, я влетела в комнату, где стояли ларцы. Вытряхнув подарки, я задумалась, а что туда положить такое?