Текст книги "Жена Нави, или прижмемся, перезимуем!"

Глава двадцать шестая. Снегурка – предсказательница

– Куда вам, древним богам, понять… – выдохнула я, понимая, что сдаюсь.

– Не любишь, – послышался голос, а мои губы накрыл поцелуй. И, все-таки древние боги ужасно ревнивы.

– Бубу, – попыталась оторваться я, понимая, что древние боги не просто ревнивы. Они еще и настойчивы.

– Нас видят, – прошептала я, слегка испугавшись. Мне показалось, что в этот момент семейство Леших с открытыми ртами и попкорном, смотрят нас, как сериал. «Не переключай!», – кричат они друг другу, уходя в туалет.

– Я не хочу, чтобы ты вечность думал обо мне, – вздохнула я, гладя его волосы.

Для меня бы такая вечность показалась бы мукой. Я бы не смогла.

Неужели древний бог готов променять вечность на мгновенье?

Закрыв глаза, я покачнулась, как вдруг почувствовала раздирающий сердце поцелуй…

Так целуют те, кто хочет променять даже жизнь, на это мгновенье. От этого поцелуя страшная вьюга, вертясь непроглядной снежной пеленой вокруг нас.

Ветер поднял мои волосы вверх, а они шевелились, словно живые.

Снег застилал лес, превращаясь в непроглядную пелену. Не было ни неба, ни земли, ни деревьев, ничего, – только беспросветная снежная мгла, только огромное древнее божество, решившее променять вечность на мгновение, и хрупкая смертная, для которой мгновение станет вечностью.

Шуба упала на снег, поднимая вверх снежинки. Вторая шуба тяжело свалилась на сугроб, поднимая еще один снежный вихрь. Словно льдинка на губах таял каждый поцелуй.

Весь мир стал одной сплошной метелью, подобной вихрю, который вертелся вокруг нас.

От прикосновения мое платье рассыпалось снегом, так же как его одежда… Словно во сне, я гладила и целовала его плечи. Словно во сне, я откидывала голову, принимая каждый поцелуй.

Моя спина коснулась мягкого меха шубы. Я отчетливо помню снежный вихрь, уходящий в серое небо, словно искры от костра и красивое тело, нависающее надо мной…

«Божественно красив…», – пронеслось в моей голове, когда наши тела снова соприкоснулись…

– Такая хрупкая, как снежинка, – слышала я упоительный голос. Я понимала, почему он медлит… Я уже чувствовала, почему он так осторожен… И что означало «Я ведь тебя погублю…».

Он осторожно опустил меня на шубу, и мои ноги прижались к его бедрам.

Очень глубокий вдох перерос в очень долгий стон, когда я мою талию обхватили одной рукой. Другая рука легла на мой затылок, и тогда я не сдержалась… На мгновенье мне показалось, что я не доживу до весны…А еще через мгновенье я согласилась с тем, что весна мне не нужна…

Это было какое-то подобие возбуждения, или боли, но эта боль казалась такой сладкой, что я не сдержалась. Снежный вихрь снежинок над его головой подернулся томной дымкой упоительного тумана.

– А говорил, что погубишь, – задыхаясь, прошептала я, плавно изогнувшись навстречу красивому телу. – Но как видишь…

Я не знаю, сколько это продлилось. Мне казалось, что целую вечность! Пока я не поникла на его руках, вздрагивая и прижимаясь всем телом.

Я лениво чувствовала, как меня целуют, заворачивают в шубу и несут в замок. На роскошных снежных простынях, я чувствовала, что все только начинается… А вьюга за окном завыла сильнее, чтобы заглушить мой исступленный крик.

Проснулась я одна.

– Опять смотался! – вздохнула я, видя, что рядом никого нет. – Вышла замуж за капитана дальнего плавания! Или за полярника! И как живут бедные женщины, чьи мужья всю жизнь в командировках?

Мне хотелось погадать, любит или не любит.

Лучшее и самое проверенное гадание – на цветах. Берете цветок, обрываете на нем лепестки. А потом смотрите. Если это цветок из подаренного загадываемой особой букета, то, радуйтесь! Вас любят! Если вы сами сорвали этот цветок с соседской клумбы, а дома не нашлось подходящего, то я вас, наверное, огорчу! Как видите, все просто!

Вся комната была покрыта роскошными узорами и цветами изо льда. Они не таяли, застыв в своем мгновении навсегда. А вокруг были ледяные цветы. Их было столько, что гадать не пришлось. Пока я любовалась ледяными лепестками, поражаясь, до чего это может быть красиво, в окно влетела стайка воробьев.

– Чив-чив– чив! – налетели они на меня мошкарой.

– Поздравляю! Мы все видели! – басом заметила или Аленка, или Марфуша.

Но воробьи не улетали, пытаясь еще что-то мне сказать.

– Ау! – слышался с лесу женский голос. – Ау!

– Корм медведей пришел! – донесся до меня бас. Воробьи вспорхнули и вылетели в окно.

– Ау-у-у! – слышался женский голос в заснеженном лесу.

Я натянула сарафан и шубу. Возле двери сидели мои звери. Они смотрели на меня с опаской и уважением.

– Видали мы как… – начал Буран.

– Все потом! – отмахнулась я, понимая, что у нас по лесу бродит одинокая неприятность. – Сейчас выясним, что этой Ауке нужно!

– Так ведомо что! – обрадовался Буран. – Красная горка! Вот и девки в лес гадать ходить будут!

– На судьбу! – поддакнула волчица, пока я седлала своего медведя.

– Девки? – насторожилась я. Множественное число меня не радовало.

– Традиция такая! – переглянулись звери. – И не только девки! Сейчас в лес гадать все высыплют!

Это ж сколько времени прошло? И что вообще такое «Красная горка»? И тут в голове прозвучали слова Леля: «Не ходи в лес после красной горки».

Буран мчался по сугробам, пока я представляла, сколько народу будет в лесу. Гадать? Зачем? Никогда этого не понимала!

«Ау!» прекратилось. И меня это настораживало.

– Быстрее, Буранушка, – умоляла я мишку, гладя его по боку. – Там, кажется, судьбу уже предсказали!

Стоило нам выехать на поляну, с которой доносился «ау!», как вдруг я увидела медведя, который радостно что-то ел.

– Ванечка!!! – бросилась я по сугробам. Медведь оторвался, округлил глаза и трусливо бросился в кусты.

– Бедная, – выдохнула я, ковыряя к месту съедения. Это было ужасное чувство, когда кто-то не дождался помощи. Верил в нее и не дождался…

Шатаясь от мысли, что я опоздала, я добрела до места медвежьей трапезы.

– Что?! – ужаснулась я, поглядывая по сторонам. – Это что еще такое?!

На снегу лежала огромная … яичница. Просто огромная!

– Мммм! – обрадовался Буран, открывая пасть и лопая ее с удовольствием. – С ме-е-е-едом!

– Это что получается? – спросила я, глядя на яичницу. – Девка где? Ее что? Съели раньше? А потом мишке не хватило, и он решил догнаться яичницей? Что происходит вообще?

– Ой! – послышался полный ужаса голос за деревом. – Мамочки родненькие! Смертушку от медведя мне нагадали! Ай, беда-то какая! Лучше в лесу замерзну!

Я обернулась, видя, как среди деревьев мелькнул кожух и русая коса.

– Стоять! – бросилась я за прыткой девкой. Я схватила ее за косу, и мы вместе повалились в сугроб. При виде меня девка завизжала так, что у меня уши заложила.

– Так, спокойно! Ты звала на помощь? – спросила я, глядя на то, как незнакомая девица задыхаясь, глядя на меня. Цветной платок съехал на шею.

– Я… гадать пришла! На судьбинушку! – скуксилась девка, глядя на меня с опаской. – А меня медведь съест!

– С чего ты решила, что медведь съест? Делать медведям больше нечего! – заметила я, глядя в полные слез наивные глаза.

– Нужно угощение принести, – рассказывала девка, глядя на мою шубу, а потом на меня. – Затаиться и ждать. Что услышишь, то судьба твоя! А меня медведь съест!

– Да с чего ты взяла?! – ужаснулась я. Хотя, погодите! Я же это сказала. – Я думала, что тебя он уже съел! Так, вставай! Нечего в сугробе валяться! Придатки застудишь!

– Придатки? – округлила глаза девица, поднимаясь в своих валенках.

– Сначала заболит, а потом лет через… эм… пару сотен, ты узнаешь, что такое «придатки», – проворчала я, отряхивая красавицу. – Ты услышала, что тебя медведь съест и…

– Я на любовь шла гадать, – стушевалась девка, теребя косу. На ней были варежки, кожух и длинная юбка. – А меня медведь съест! Кака тут любовь?

– Никто тебя не съест! – закатила я глаза. – Давай на любовь тебе погадаем!

Нет, ну надо же отвлечь ее?

– А вы всю правду скажете? Ничего не утаите? – ужаснулась девица, но очень заинтересовалась.

– Я – Снегурочка, – кивнула я, в надежде, что это как-то поможет.

– А! – закрыла рот рукой девица. – Снегурочка… Тогда точно всю правду скажете!

Ну конечно! Я в любовных гаданиях волка съела!

– Есть на деревне парень один! – зарделась девка, пряча глаза. – Уж больно люб он мне…

– Ванечка? – спросила я, косясь на девку.

– Нет, – замотала головой девица, глядя на меня уже с явным гадательным интересом.

– Уже есть надежда, – кивнула я, вспоминая «Ванечка-а-а-а!». – Ты рассказывай, а я тебя до деревни провожу.

– Так вот, однажды он как взглянул на меня, а у меня прямо сердечко забилось, – продолжала девка, пока я вела ее в сторону деревни. – Ой, на душе все прямо расцвело….

На пути нам попалась огромная поляна, на которой лежал почивший лось. На лосе сидела стая воробышков. А неподалеку к лосю подбирался ворон.

– Чив-чив-чив! – пищали воробьи.

– Пошел вон! Это – моя добыча! – послышался бас то ли Марфуши, то ли Аленки.

– Чив-чив-чив! – верещали воробьи, сидя на лосиных рогах.

– Пойди и своего убей! – рявкнул бас, заставив меня замереть и с опаской посмотреть на милых птичек.

– … а я ему венок плела, – продолжала красавица, теребя в варежках платок. – Так любит он меня или нет?

– Он знает, куда ты пошла одна? – спросила я, глядя на красную от смущения девицу.

– Знает, говорила я ему, – вздохнула девица.

– И он отпустил тебя одну в лес? – спросила я, поглядывая на первые дымки деревни. – Значит, не любит! Другого ищи! Кто зимой тебя в лес не отпустит!

Деревня уже показалась из-за холма, а девка сокрушенно вздыхала.

– Ничего, нового встретишь! – утешала я ее прогнозами. – Только ты смотри, каждому про лес говори! Кто за руку схватит и скажет: «Сиди дома, дуреха!», тот и любит. Способ проверенный. Веками, так сказать!

Девка распрощалась и бросилась в деревню.

Я вернулась к яичнице и Бурану, который уже все доел.

– Люблю Красную Горку! – ворчал он. – Ну что? Во дворец?

– Погодите! – подняла я палец вверх, слыша еще одно девичье «Ау!» совсем неподалеку. Сквозь заснеженные кусты я спешила на помощь, чувствуя, что еще одно такое «Ау!», и уже голодным медведям придется защищать девку от Снегурки.

– Ой, Снегурочка! – обрадовался женский голос, стоило мне только выйти на поляну. – Нам Матренушка все рассказала! Погадай! Где-то позади меня Буран жевал яичницу с «ме-е-едом!». А я вспомнила, что давно не баловала своих друзей.

Волчица ела мясо, прижимая его лапой к снегу.

– Выйду ли я замуж? – вцепилась в меня девка. Коса у нее была черная, а платок победнее.

– Смотри, – кивнула я. – Берешь свечку, берешь зеркало. Ставишь свечку возле зеркала и смотришь в него… Поняла?

– Да, – кивнула девка, теребя косу.

– Если видишь в отражении девушку, которая тебе нравится, то выйдешь! – кивнула я. – Если нет, то с этим нужно что-то делать! Голову, например, помыть! Выспаться, как следует!

– Ау! – послышалось совсем близко. Да они что?! Сговорились все?!

– Так, у нас тут кто? – спросила я, ломая ветки. Шуба зацепилась за ветку, так что пришлось ее вырывать.

– Ох, – обрадовался Буран, глядя на еще одну яичницу. «Ляпота!», – покачала головой волчица на потрошка.

– Погадай мне на суженого! Многие парни ко мне сватаются, а кого выбрать не знаю! – вцепилась в меня девка. – Матренушка все рассказала! Погадай, Снегурочка.

– Смотри! Берешь кольцо, потом берешь … что там у вас есть? Горшок какой-нибудь. Наливаешь … не воды, а водки! Это важно! Кладешь в нее кольцо и оставляешь на столе, – объясняла я. – Если утром ни водки, ни кольца, то не соглашайся. Поняла?

– Да, Снегурочка, – обрадовалась девка, убегая в деревню.

– Ау! – орали чуть дальше, пока я стояла и ждала кое-кого.

– Фаф! – чавкал Буран. Да жду я, жду!

– Ау! – кричал женский голос, на который мы «доели» и выдвинулись.

За деревом пряталась еще одна девка в кожухе и платке. Она высматривала кого-то на поляне.

– Так, иди сюда! – поманила я, видя, что девка опасливо выходит. – Гадать будем!

– Мне бы на суженого! Чтобы щедрый и верный был! – дрожащим голосом выдала девка. – А то парней много заглядываются, а кого выбрать не знаю!

– Так, смотри! – обняла я ее. – Берешь сапог, валенок и так далее! Кидаешь за ворота! Если утром у тебя новые валенки или сапоги стоят, значит, щедрый! Если старый принес, значит, верный. Повторять с каждым! Поняла? Из тех, кто принес, выбрать самого приятного!

Девка радостно убежала в деревню. Позади меня стонал Буран, и тихо постанывала Метелица.

– Ой, не могем! – стонали округлившиеся звери.

– Ау! – послышался голос справа. На меня посмотрели круглыми глазами, мол, может, не надо?!

– Так, кто у нас тут! – ломала я ветки, пробираясь на очередную полянку. За деревом стояла еще одна девка.

– Сюда, у меня мало времени, – поманила я ее, пока Буран жевал яичницу. Но без прежнего энтузиазма. – На суженого?

– Да, – кивнула красавица, с опаской топая к нам. – Погадать хочу! Есть у меня две зазнобы! А кто судьба – не ведаю!

– Смотри! Зовешь зазноб в гости. По очереди. Ложишься спать, а сама: «суженый – ряженый, приди, меня посмотри, себя покажи!». Тот, кто останется утром, тот и суженый! – вспомнила я, как храпела всю ночь, пытаясь куда-то убежать. И рычала на кого-то, стекая слюнкой в подушку.

За мной уже тихо ползли два шарика, с трудом переставляя лапы. Шла уже двадцатая девка, которой я объясняла как правильно гадать на суженого!

– Есть проверенное временем гадание! Берешь и рассыпаешь просо, – натаскивала я, подмерзающую красавицу. – Если он как разорется: «Дура косорукая! Иди и убирай теперь!», то это не суженый. Поняла? А если уберет молча, не ругаясь, то это он! А теперь дуй в деревню! А то вон, замерзла уже!

– Может, не на-а-адо? – жалобно скулили звери за спиной.

– Надо, ребятушки, надо, – выдыхала я, слыша еще одно протяжное «Ау-у-у-у!».

– Как узнать, верен ли мне мой жених? – спросил дрожащий голосок. На меня смотрела очередная «гадательница».

– Берешь волос с его одежды, – пояснила я. – Потом на пальчик накручиваешь. Вот так!

Я показала, как на палец накручивают ниточку.

– И приговариваешь. «Где ж ты шлялся, эдакий скотина!». Один оборот – одно слово! Если волос закончился до «Где ты шлялся», то есть шанс, что верен. А если на «скотина эдакий» и дальше, то нет! Следующая!

Кое-как шевеля ногами, я ползла на следующую полянку. За мной катились – перекатывались два шарообразных пушистых тела.

– Неееет, – проскулила Метелица, видя, как незнакомая девка щедро выкладывает потрошка.

– Ой, – ухнул Буран, страдальчески глядя на меня. – Может, не надо!

– Надо, а то потом не уйдут! Или в лес пойдут замерзать! Заранее! – командовала я, вспоминая сладкие губы, в которых задыхался мой шепот. Я знала, что он вернется. Мой древний несчастный бог, обменявший вечность на мгновение.

Мне редко дарили подарки. Да я и не просила! Но это был самый дорогой из всех подарков. Древнее страшное божество выбрало мгновение счастья, в обмен на вечность терзаний.

– И другой мне не надо, – вспомнила я, как шептали его губы. Интересно, а древним богам можно верить?

– Снегурочка, миленькая, – слышался жалобный голос, на который я спешила на всех парах.

– На суженого! На верность? Уходит куда-то? Да! Отлично! Смотри, идешь к бане, сараю или как у вас там…. Овину! Вот, вспомнила! Притаилась и внимательно слушаешь! Гадание называется «подслушивание», – я уже слегка поднаторела в местных обозначениях. – Если оттуда доносятся «а-а-а-ах!», причем в два голоса, причем, один из них знакомый, то неверен. Это к подаркам и «ну прости, любимая!». Если тишина, то идешь слушать к следующему! Поняла?

– Да, Снегурочка! – обрадовалась девка, и, даже не попрощавшись, бросилась в сторону деревни.

– Не могу-у-у-у, – выла волчица.

– Я то-о-о-оже, – нудил медведь, тихо хныча.

– Чив-чив-чив! – послышалось над нами. Стайка воробышков налетела на нас а потом метнулась в сторону потрошков и яичницы.

– С дороги! – командовал грубый бас, затесавшийся в стайке.

Буран сел в сугроб, глядя на свой огромный живот.

– Чив-чив-чив! – верещали воробьи, отбивая потроха от волчицы. Она с радостью отдала их, приваливаясь к Бурану.

– Лосем не наелись! – басом пояснила мне то ли Аленушка, то ли Марфуша. Я же решила пролистать эту главу в учебнике «природоведения» и не вспоминать, как радостно в детстве бросала воробьям хлебные крошки.

– Может, и мне погадать? – спросила я, медленно отступая от воробышков.

– Чив-чив-чив, – пискляво орали они. «Вы еще лося высматривайте!», – послышался бас. – «Чую, не наедимся!».

И тут я увидела, как к ним летит еще одна стая. Две стаи сцепились, а я решила воспользоваться моментом и покинуть поле боя.

– Чив-чив-чив! – воинственно орали воробьи друг на друга. «И кишки твои на горло намотаю!», – слышался бас. «А я тебе клюв в задницу вставлю!», – слышался второй.

Кроме воробьиных разборок в лесу было тихо. Легкий снежок падал с неба, где-то капали сосульки. Пошла оттепель.

– Может, и тебе погадать? Ик! Ой! – проворчал Буран.

– Погадать? – удивилась я, не веря ни единому гаданию. Сколько раз к нам на поиски приходили медиумы, экстрасенсы, гадатели? Они водили руками по картам, мычали, кряхтели, чтобы потом ткнуть пальцем в любое место и авторитетно сказать: «Духи сказали искать здесь!».

И никого не волновало, что там уже искали три раза. И с вертолета искали, и так.

– Живой! – авторитетно кивали медиумы, пока мы, рыдая, тащили носилки с обратным.

– Я и так знаю, свое будущее! – отмахнулась я, пытаясь отмести эту идею.

– А если к Ягине сходить? Красная Горка все-таки! Самое лучшее время для гадания! – переглянулись Буран и Метелица.

– К Ягине? – обрадовалась я, уже зная, на что буду гадать. – Нет, ну можно, конечно… Если только ненадолго… И вообще, я мало верю в гадания… Так, а почему мы еще здесь, а не у Ягини?

Буран пробирался медленно, кряхтя и охая. Лес вокруг становился мрачнее и гуще. Словно сами деревья кричали: «Пойди прочь!».

В прошлый раз я не рассмотрела, как выглядит домик Ягини, потому что на глазах была повязка. Но сейчас избушка предстала передо мной во всей красе. Небольшая, покрытая плесенью, серая и очень негостеприимная изба стояла прямо посреди поляны на огромных пнях, напоминающих куриные лапы. Даже снега вокруг нее не было. Все было мрачным и унылым. На огромных палках висели черепа, среди которых были как взрослые, так и детские. На старой крыше рядком сидели черные вороны, вокруг валялись кости. На ветках тоже висели странные поделки из кости и перьев, подрагивая на слабом ветру.

– Кто здесь? – вспыхнули глаза черепов, заставив меня резко передумать. У избушки было одно окно, а двери я не видела.

– Пошел прочь, смертный! – донесся ужасно-скрипучий старческий голос, от которого мурашки бегали по коже.

– Эм… Я, – заметила я, ежась от ужаса, который волнами накатывал на меня в этом странном месте. – Я здесь! Снегурка!

И тут черепа заулыбались, вороны радостно слетели, а избушка с ужасающим скрипом повернулась ко мне дверью.

– Входи, Снегурка! – послышался ласковый молодой голос. На порожке стояла красавица в лохмотьях. – Я так рада, что ты пришла!

В избе пахло дохлятиной. Сама дохлятина разложилась на печке и делала вид, что померла окончательно, изредка открывая единственный глаз.

– Как ты, – улыбнулась Ягиня, глядя на меня с улыбкой.

– Погадай мне на судьбу мою, – попросила я, в надежде, что все так просто не закончится.

Ягиня усмехнулась, взмахнув рукой. На старом столе появилось блюдце, а на нем яблоко.

– Кати! – вздохнула она, пока я сидела, как на приеме у врача. Дохлятина на печке заворочалась и перевернулась на другой бок.

– Катись, катись, яблочко, – пришептывала Ягиня, поглядывая на меня. – По золотой тарелочке… Все мне покажи, что было, что есть и что бу…

На секунду она замерла, глядя на меня с подозрением. На секунду она побледнела. Ну все! Все плохо!

– Ой, – ужаснулась Ягиня, глядя внимательно в блюдце, а потом на меня.

Потом снова было тихо. Я внимательно и тревожно смотрела на красавицу, склонившуюся над блюдом. Значит, надежды нет! Жаль…

– Ах, – округлились глаза Ягини. Я поняла. Все еще хуже, чем я думала.

Настроение, как столбик термометра сползло вниз.

– Ну что там, не томи, – не выдержала я, глядя на Ягиню.

– Погоди, – махнула она рукой, а ее глаза еще сильней округлились. Ну все! Быть мне лужицей под кустиком!

– Не может быть! – ужаснулась Ягиня, пока я мрачно вздыхала, рассматривая спящую дохлятину. Дохлый кот встал, потянулся и принялся вылизывать косточку лапы.

– Ой, мамочки, – выдохнула Ягиня, пугая меня еще сильней. Воображение уже крутило на всю катушку такие ужасы, что мне стало не по себе.

– Да говори уже… – дернулась я. – Барыня!

– Тише, Марысечка, – вздохнула Ягиня. – Я тут твое прошлое смотрю… Недавнее… До будущего я еще не добралась!

Я мельком глянула в тарелочку. Не знаю, могут ли краснеть Снегурочки, но я покраснела.

В глазах Ягини читалось что-то вроде: «И ты еще жива осталась!». Скромная Снегурочка пожала плечами, пока нескромная показывала такой новогодний утренник, от которого хотелось срочно обзавестись сестрой – близнецом и свалить все на нее.

– А теперь будущее! – сдвинулась Ягиня, когда я присела рядом. Дохлятина мяукала и орала, требуя кошку. Но потом вспоминала, что он как бы уже дохлый, и успокаивалась. Чтобы снова поорать. Исключительно ради приличия.

Туман, окутавший тарелку, был непроглядным. Он клубился, клубился и …

– Нет у меня будущего? – спросила я, глядя на Ягиню.

– Не показывает! – помотала она головой, пока я с надеждой смотрела в туман. – Значит, неясно оно!

– Да как же не ясно! Солнышко светит, травка зеленеет, я сижу в последнем сугробе… Что тут может быть неясного! – возмутилась я.

– А ведь в том-то и дело, что неясно оно! – обрадовалась Ягиня. – Тут радоваться нужно, а не плакать! Помнишь, оберег, который я тебе дала? Ты его не…

– Нет, – вздохнула я, доставая из кармана веточки и веревочку.

– Видать сработает! – обрадовалась Ягиня, выхватывая у меня свой подарок. – Думала я, голову ломала. И придумала, как тебя от судьбы уберечь!

– Неужели?! – обрадовалась я, глядя на Ягиню, которую хотелось назвать барыней. В душе плескалась надежда, переполняя меня и требуя немедленного ответа.

– Да, вот только, – вздохнула Ягиня, глядя на меня без тени улыбки. – Пойдешь ли ты на это…