Текст книги "Напарник чародея"

– Я у тебя что-нибудь выпущу, если не перестанешь ржать.

– Я не ржу, я усмехаюсь.

– Ну, все равно, прекрати, она идет.

Они приподняли шляпы.

– Привет, Грейс!

– Рад видеть тебя, Грейс!

– Да, Грейс оправдывает свое имя! Грации ей не занимать, – прошептал Вайсер, уставившись в удаляющуюся спину. – Кажется, парень знает, что делает.

– Может, и знает, – согласился Маккракен. – Верни-ка глаза на орбиту, Олби, а то того гляди ослепнешь.

– Снова Церера, – вздохнул Маккракен. – Уэлк отправляется к своей жене, капитан выходит на охоту за бабочками, а я иду обедать.

– Что бы ни делать, давай делать, – Вайсер начал ерзать. – Обязаны ли мы ждать капитана?

– Скорее, он ждет вас, – объявил вошедший Уэлк. – Мне кажется, он не прочь прочесть нам проповедь.

– Относительно свободы?

Вошел улыбающийся Донаф.

– Внимание! Парни, я понимаю, это вас расстроит, но наш добрый «Мюррей Рейн», кажется, приобретает дурную репутацию.

– Плохую репутацию? – возопил Вайсер. – Да мы вели себя как ангелы! Если сравнить нас с... – он неожиданно смолк.

Донаф кивнул.

– Именно это я имел в виду, мистер Вайсер. Кто слышал о респектабельном моряке – моряке или космонавте? Но я хочу, чтобы вы всегда соблюдали достоинство. Попробуйте быть в увольнении чуть менее дикими. Ну, хорошо, а теперь... Куда вы все уставились?

Все три офицера смотрели ему за спину, и глаза у них стали как блюдца.

– Капитан... Грейс...

Донаф повернулся, чтобы посмотреть. Удивился. Посмотрел еще раз.

Мелкими быстрыми шажками к ним приближалась Малдун, одной рукой касаясь переборки. Глаза ее горели, она улыбалась, платье подчеркивало изумительную фигуру.

Донаф выпучил глаза, словно его хватил апоплексический удар.

Вайсер первым пришел в себя:

– Эй, Грейс, я знаю отличное местечко...

Маккракен оттолкнул коллегу и в свою очередь предложил:

– Грейс, не согласишься ли пообедать в самом фантастическом ресторане...

Уэлк выглядел несчастным: его ждала жена.

– Внимание!

Все вытянулись. Капитан увидел, что Грейс тоже встала смирно, и перевел дыхание.

– Джентльмены, – сказал он спокойно, – на сей раз я воспользуюсь правом старшинства. Мисс Малдун, не окажете ли мне честь пообедать со мной сегодня вечером?

– О, да, капитан! – лицо женщины засветилось неземным очарованием, она взяла капитана под руку и вышла со своим кавалером под звезды. Они с Донафом смотрели только друг на друга. Вайсер постоял у выхода, поглядел им вслед и уныло проворчал:

– Ребята, открою вам секрет, наша девчушка влюблена в нашего капитана по уши. Я это знал и раньше. Но на него-то почему так сейчас подействовало?

– Может, потому, что он раньше не сознавал, что она женщина, – сказал Род.

Вайсер повернулся к нему, сузив глаза.

– Будешь говорить, только когда к тебе обращаются, мистер! Если Грейс разобьет себе сердце, ты за это ответишь!

На мгновение Роду показалось, что Вайсер не будет дожидаться, пока у нее наступит разочарование в душке-капитане. Он уже приготовился к драке, решив на этот раз не уступать. И смог только сказать:

– Ей это было необходимо.

– Это так, – Род увидел, что Вайсер не собирается махать кулаками и постепенно остывает. – Мне следовало бы возненавидеть тебя, но я не могу, – он долго разглядывал Рода, потом медленно кивнул. – И ты тоже, парень?

Род глотнул и кивнул.

Рука Вайсера взметнулась – хлопнула Рода по плечу и повернула к ручке люка.

– Пошли, уборщик, напьемся.

И они напились. Вдребезги.

Он проснулся от звуков пения, жалобно захрипел, попытался зарыть голову под подушку, но ее безжалостно убрали.

– О, Род, как было чудесно!

Род едва сумел распялить налившиеся кровью глаза. На его койке сидело воплощение женской красоты, а он был не в состоянии ни восторгаться, ни потрогать, ни предпринять еще что-нибудь.

– Всю ночь, Род! Он провел всю ночь, и со мной одной! Не отправил меня назад на корабль!

– Я счастлив, – простонал Род.

– Сначала обед, потом танцы! Потом мы пошли в ночной клуб, и к нам подошел цыган и играл на виброскрипке – только для нас!

Род хотел попросить женщину говорить потише, но не решился, боясь, что это ее обидит.

– Потом был другой клуб, и еще один, и я надеялась, что он не станет ко мне приставать, потому что не знала, сумею ли сопротивляться, но он не приставал.

Хвала небу за это маленькое чудо. Лично Род желал бы, чтобы корабль перестал так раскачиваться.

Но потом вспомнил, что это не парусник, а космический корабль, и волны бьются только в его желудке.

– Никаких других женщин! Никаких блондинок! Никаких брюнеток! Только я! – Малдун завертелась в пируэте. У Рода перехватило дыхание и закружилась голова.

– Мы выпили, но немного. Нам это было необходимо. Позавтракали в «Пастише» и прогулялись по бульвару Зевак. Я никогда раньше не понимала, как прекрасны астероиды, ты знаешь, они похожи вальсирующие звезды! И он остановился перед церковью, единственной церковью на Церере, и попросил меня выйти за него замуж!

Род промолчал, слишком потрясенный, чтобы произнести хотя бы один членораздельный звук.

– Конечно, я сказала «да». Мне даже думать не пришлось: в мечтах я это уже говорила множество раз! Я сказала «да», и он ввел меня в церковь, и мы пригласили священника, и он велел нам взяться за руки, а на обратном пути мы заглянули в ювелирную лавку, и вот оно!

Она сунула под нос Роду маленький ледник. Тот вытаращил глаза на айсберг и тонкое золотое колечко под ним. Внутри у него все перевернулось, внутренности опустились. Но он сумел прошептать:

– Наилучшие пожелания, новобрачная!

– Спасибо, дорогой! Я всем этим счастьем обязана тебе! – Малдун обняла его, быстро, но крепко поцеловала и сказала: – Я никогда не забуду, что ты сделал для меня, – наклонила голову, неожиданно застеснявшись, и выдохнула: – А теперь я должна идти. Меня ждет муж.

И она исчезла в вихре мономолекулярного шелка и тафты.

Род застонал, перевернулся и свесил голову к ведру, стоявшему рядом с койкой.

– Фесс, что я наделал?

– Ты сделал хорошую женщину счастливой, Род.

– Но я не этого хотел!

– А чего ты хотел?

– Ох... не знаю... Но она должна была каким-то образом понять, что по-настоящему люблю ее только я, и прийти ко мне!

– Ты заслужил ее вечную благодарность, Род. Она теперь твой друг на всю жизнь.

– Но я совсем не это имел в виду...

Глава одиннадцатая

Внезапно в зале прозвучал низкий стон.

Дети мгновенно вскочили, волосы у них встали дыбом. Гвен выпрямилась и вопросительно взглянула на супруга.

– О, нет! – простонал Род. – Опять?

– Это дух другого типа, папа.

– Мне все равно: нам нужно выспаться! – Род перевернулся, сел и посмотрел на Магнуса. – Кого ты разбудил на этот раз?

– Я никого не будил, папа, – голос Магнуса дрогнул. – Или если и разбудил, то невольно, во сне.

– Это все, что ему было нужно, – Род держал голову руками. – Мы живем в битком набитом призраками замке, и наш сын пробуждает духов даже во сне, – он повернулся лицом к лицу с призраком. – Кто ты такой, чтобы являться ночью и пугать мою семью до смерти?

Стон сменился связной речью:

– Молю прощения, благородный рыцарь. Если бы у меня был другой способ, я бы не стал пугать молодежь.

– Мог бы застать меня одного, предающегося где-нибудь размышлениям.

– Не мог, потому что только твой сын дает мне возможность появиться.

Род взглянул на Магнуса, подняв брови.

– Ну, хоть этот вопрос решен, – он снова повернулся к привидению, нахмурился, разглядывая его. На призраке были надеты призрачные же латы и меч в руке. Все это соответствующим образом призрачно гремело. – Будь вежлив с гостями. Покажи нам свое лицо и назовись, – проворчал Род.

– Прошу прощения, – рыцарь сунул меч в ножны и не только поднял забрало, но снял весь шлем – и тут же перестал казаться страшным. Он оказался лысым, с добрым морщинистым лицом и мягко светящимися очертаниями. – При жизни меня звали Донд л'Аккорд. Я никого не хотел испугать, особенно малышей.

– Мы не малыши! – выпалил Джефри, а вот Грегори не стал спорить, только смотрел.

– А я Род Гэллоуглас, лорд Чародей. Это моя жена и дети. Чего ты хочешь от меня?

– Чародей! – в глазах рыцаря загорелась надежда. – Молю о помощи, милорд! Сжалься над бедным измученным отцом. Умоляю о помощи!

– Отцом? – Род окончательно проснулся. – У тебя случайно нет дочери, которая тоже бродит по замку?

– Да, вы угадали, – лицо призрака омрачилось. – Как буду бродить и я, пока не отомщу.

– Ага, – произнес Род. – Отомстишь человеку, который обидел твою дочь?

– Да, измучил ее сердце, а потом убил! Если бы мы с ним были живыми, я бросил бы ему перчатку, а потом вышиб бы мозги одним ударом!

– Не очень подходящая мысль для того, кто надеется попасть на небо. Значит, ты умер сразу после смерти дочери?

– Нет, ты не прав, – дух воззрился на Рода удивленно. – А почему ты так решил?

Прощайте, методы Шерлока Холмса. У Рода с дедукцией отношения складывались не лучше, чем у доктора Ватсона.

– Ты должен был умереть после дочери, – попытался объяснить Род, – иначе ты бы не знал о ее смерти. Но и не очень много времени спустя, иначе перерезал бы глотку злодею и с радостью пошел на плаху, если бы понадобилось.

– И правда, пошел бы, – призрак печально улыбнулся. – Но я умер до ее смерти. Погиб в сражении. Мой дух устремился на небо, но по дороге стремление мое замедлилось и наконец совсем остановилось. Тревога за дочь вернула меня обратно на грешную землю. Но во всем остальном я стремился припасть к напитку блаженных и потому повис между земным сводом и небесным, пока стремление дочери ко мне не переросло в ужас и притянуло меня, как магнитом, в этот замок – и в этот момент ее дух вырвался из плоти. Но она не могла меня увидеть, потому что все ее существо перешло в плач, и так было с тех пор всегда.

– Бедная девочка! – мягко сказала Гвен. Корделия заплакала.

– Значит, ее душа была так полна болью, что не смогла освободиться?

– Да, и до сих пор не может. Я уснул, потому что со смертью моей дочурки прекратилось ее стремление ко мне. Она так наполнилась ужасом, что не оставалось места ни для чего другого. Только сейчас я проснулся – и должен каким-то образом помочь своему несчастному ребенку найти покой!

Род скатал одеяло и поманил детей.

– Вставайте. Всем вставать. Теперь это и мое дело.

– Но как же отдых? – возразила Гвен.

– Думаю, нам лучше поспать днем, дорогая. Меньше помех, знаешь ли, – Род снова повернулся к призраку. – Назови негодяя.

В глазах привидения вспыхнули огоньки.

– Граф.

– Но мне казалось, он выпорол сына и заставил его вести себя порядочно. Неужели он сам стал совершать преступления?

– Нет, старый граф умер. Сын же его в свою очередь стал графом – последним графом Фокскорт, последним отпрыском злого рода.

– Злого рода? – Род нахмурился. – Мне казалось, у его отца имелось некоторое представление о морали.

– Истинная правда, но только для того, чтобы подчинить себе рыцарей и добиться, чтобы они выполняли его приказы.

– Ага, – перевел слова призрака на обычную речь Род. – Значит, сын не имел права затаскивать к себе в постель дочерей рыцарей, потому что это была прерогатива отца, а отец подобного не делал, потому что хотел, чтобы рыцари оставались ему верны.

– Да, но сын старого графа не был так предусмотрителен. Дурная кровь обязательно скажется, а в нем она прямо вопила. Все его предки охотились на девушек в своих владениях, то есть там, где сие можно скрыть и не вызвать восстания вассалов. Фокскорты использовали любую возможность для жестокости и эксплуатации. Тем и заслужили свое имя.

– Какое? Фокскорт? – спросил Род. – Но оно звучит совсем не зло.

– Нет, так его переделали крестьяне, и только мы, чьи предки были рыцарями первого графа, помнили его прежнюю форму: соседи дали ему имя, которым он дерзко гордился: Faux Coeur. Разница заключалась во французском звуке «r».

– ЛЖИВОЕ СЕРДЦЕ! Вот оно что, – воскликнул Верховный Чародей.

– Воистину лживое, потому что этот человек готов был дать любую клятву и тут же от нее отказаться. Он смело вел войска в бой, но в самом сражении прятался за спинами своих рыцарей. О, лжив он был не только на словах, но и в делах, красиво говорил, приятно улыбался, а потом совершал самые коварные поступки, по жестокости соперничающие с подлостью. И все его потомки были подобны ему. Но последний граф превзошел всех своих предков. Он даже не снизошел до брака – какое ему было дело до будущего рода Фокскортов? – и всячески совращал женщин. Он был груб, держался чванливо, но говорил медовым голосом, и глупые женщины падали в обморок, когда он приближался к ним.

Род кивнул с пониманием:

– Комбинация животной привлекательности и денег. На служанок очень действует.

– Ты знаешь этот тип?

– Да, но я также заметил, что благородных леди льстивыми речами не проймешь.

– О, он не колебался использовать и другие средства. По-хорошему или по-плохому, но он совращал каждую женщину, которая оказывалась в пределах его посягательств, а потом отбрасывал ее, заставляя жить в стыде и страхе за испорченную репутацию. И несколько девушек убили себя. А когда графу об этом докладывали, он только смеялся.

– Какой негодяй! – возмущенно пропыхтела Корделия. – И он применил свои способы к твоей дочери?

– Да, потому что она была молода и прекрасна, а граф, хоть давно оставил молодость позади, бесстыдно продолжал распутничать. Я пытался держать ее подальше от искусителя, но он стал разъезжать во главе кавалькады по своим землям. Я думаю, в поисках новых жертв, а не для того, чтобы проверять, справедливо ли поступают с крестьянами его управляющие. Он заезжал в дома рыцарей. И как-то раз остановился у меня. Он знал, сколько у меня детей, и призвал их всех к себе. И когда увидел мою красавицу, остановить его было невозможно.

– Но ты мог бы взять детей и бежать! – возразила Корделия.

– Да, но меня связывала клятва верности. Какой же я был глупец: ведь самого графа не могла сдержать никакая клятва! И когда явился его посланец и приказал мне со всей семьей явиться в замок графа, я не сказал «нет». Через двадцать дней он объявил войну графу Молину и приказал мне отправиться в поход.

– Ах! – глаза Джефри сверкнули. – Этот приказ ты не мог не исполнить, потому что в нем суть рыцарства!

– Ты сказал верно, – рыцарь склонил голову. – Он приказал мне участвовать в первом поединке, чтобы я был убит в первой же битве, но не доверился случаю: когда мое копье ударило противника, предательская стрела с каленым наконечником пробила мои латы сзади, и вошла под лопатку.

– Сзади! – воскликнул Джефри. – Кто из лучников пустился на такую подлость?

– Не знаю, но не сомневаюсь, что только глупец способен отдать такой приказ, потому что его рыцари все равно узнают о предательстве. Стрела попала в цель, и я потерял сознание и больше ничего не помнил, пока моя душа не рассталась с бренным телом.

– И ты застрял между своими долгом и наградой, – кивнул Род. – И даже не знаешь, что произошло с твоей дочерью.

– Только то, что ее так или иначе довели до смерти. Погиб и мой сын.

– Сын? – Магнус поднял голову. – Ну, конечно! Его тоже нужно было устранить, иначе он добрался бы до лорда, чтобы отомстить за сестру!

Корделия задумчиво посмотрела на Магнуса.

– Именно так, – согласился рыцарь. – Он был хороший мальчик и старался уберечь семью от беды. Нет, конечно, его должны были изгнать или убить, и я не сомневаюсь, что душа его сразу после смерти вознеслась, потому что он был хорошим сыном и любящим братом.

– И дух твоей дочери не видел тебя?

– Нет, потому что она ничего не сознает в своем горе. Я пытался отомстить. Надеялся прекратить злодеяния графа, преследуя его в качестве призрака. Но я умер, не испытывая сильного гнева, потому что тогда у меня не было для этого причин, и моему духу не хватает силы. А последний Фокскорт думал только о себе и о своих плотских удовольствиях, он не воспринимал чувства других, тем более призраков.

– Слишком занят собой, чтобы увидеть призрак, – с отвращением сказал Род.

– Именно так, – неожиданно привидение с призрачным звяканьем встало на колени. – Молю тебя, как отец отца, помоги мне! Найди способ вернуть моему ребенку покой! Отомсти подлому убийце!

Лицо Рода приняло жесткое выражение:

– Я не занимаюсь местью.

– Ты струсил? Чума на твою голову! Да чтоб ты вечно...

– Нет, не надо браниться, сэр, выслушайте моего отца, – негромко сказал Грегори, и призрак, как ни странно, замолчал. Он посмотрел на Грегори, потом на Рода.

– О чем говорит твой сын?

– Он знает, что я не стану мстить, – ответил Род. – Месть принижает, не дает проявить лучшие свойства. Мы должны дать твоей дочери покой и возможность завершить путь на небо. И если в ходе этого освобождения последний граф испытает муки, которые сам причинял, хорошо. Но только в качестве побочного эффекта.

– Но скажи нам, – удивленно спросил Магнус, – как можно причинить боль призраку?

Рыцарь вздохнул и как будто стал менее видимым.

– Не знаю.

– Последний граф теперь тоже призрак, – заговорил Грегори, – но он может чувствовать призрачную боль. По правде говоря, эта душевная боль может спасти его. Если он поймет, какие муки причинял другим людям, то сможет еще раскаяться.

– Время для этого прошло, – возразил призрак. – Он мертв, – и повернувшись к Роду добавил: – Но что у тебя за ребенок, который говорит с мудростью епископа?

Род поморщился.

– Прошу тебя! Мы уже покончили с этим этапом его карьеры.

Где-то далеко прокричал петух. Призрак поднял голову:

– Чреватое небо озарилось рассветом, и все призраки ночи должны уйти и скрыться от света. Я слишком задержался. Прощайте! Помогите моему ребенку – и помните меня!

С этими словами он начал расплываться и исчез. Его последнее слово несколько раз, слабея, отдалось эхом:

– Помните... помните... помните...

Пространство, в котором он находился, опустело, в зале стало тихо.

Дети переглянулись, Гвен попыталась поймать взгляд Рода, но чародей продолжал мрачно смотреть на то место, где секунду назад находился призрак. Тогда она вздохнула и принялась раздувать огонь.

Магнус подошел к Роду, подняв руку, но не касаясь его.

– Папа...

– Да... – Род взглянул на него и улыбнулся. – Доброе утро, сын. Не хочешь ли немного поохотиться?

* * *

– Как ты можешь узнать о бывших обитателях больше, в том же самом помещении, что и раньше, сын мой?

– Я теперь знаю, кого искать, мама. Это все равно, что выискивать в толпе хорошо знакомое лицо.

Магнус находился в одной из комнат камеристок леди, пальцами он касался стены. Нахмурился, покачал головой и дотронулся до изголовья кровати. И тут же застыл.

– Что ты увидел, сын мой? – негромко спросила Гвен.

– Я увидел, как злой граф Рафаэль Фер де Ланс приводит в эту комнату леди Солу и ее мать Флору л'Аккорд, – голос Магнуса доносился словно издалека. – Он далеко не молод, лицо у него грубое с жестоким выражением, но оно привлекает женщин, я бы сказал, как удав привлекает загипнотизированных кроликов.

Корделия вздрогнула.

– Он последний отпрыск злого рода, – продолжал Магнус. – Он хуже остальных, он даже не стал жениться, но совращал каждую девушку, которая попадала в поле его зрения. Он совращал их добром и злом, а потом бросал, как использованную одежду. И только леди Сола не поддавалась на его льстивые речи. Он выбрал ее, потому что она была прекрасна. К тому же она была дочерью одного из его рыцарей. И вот граф Фокскорт приказал всему семейству сэра Донда прислуживать себе. Рыцарь отказался, и поэтому лорд велел ему идти в бой.

Позаботившись о том, чтобы рыцарь погиб, он взял всю семью в свой замок «для защиты», хотя Флора протестовала. А ее сын Джулиус хотя и унаследовал имение отца, был слишком молод, чтобы управлять им.

– Здесь, в его логове? – спросила Корделия. – Как могла леди устоять против него?

– Она пользовалась любовью и поддержкой матери и брата. И так как она продолжала отвергать притязания графа, а мать поддерживала ее, граф приказал отравить добрую женщину.

Женщины ахнули, Джефри что-то мрачно пробормотал, но Грегори спросил:

– Нашла ли тогда леди в себе силы?

Род посмотрел на младшего сына, понял, о чем тот спрашивает, и вздрогнул.

– Нет, – дрожа, ответил Магнус, – потому что граф пригрозил обвинить в измене ее брата Джулиуса, если леди своим согласием возлечь на ложе не спасет юношу.

– Негодяй! – воскликнул Джефри, а Род длинно и негромко присвистнул.

– Леди готова была уступить из страха за брата, но юноша сумел сбежать, тайно посетил ее и просил держаться до конца. Потом оставил ложный след, чтобы его преследователи решили, что он утопился, а сам скрылся в цыганском таборе.

– Какой умный, проницательный парень! – Грегори захлопал в ладоши. – А граф ничего не заподозрил?

– Заподозрил. Он искал повсюду, но о маскировке под цыгана не подумал и не сумел беглеца найти. Но леди он сказал, что юноша пойман и будет подвергнут пытке.

Глаза Корделии стали огромными.

– Но как же она смогла устоять?

– Брат уговорил цыган подойти к замку, и она увидела его в окно башни, услышала песню, которую они в два голоса напевали в детстве.

Грегори восхищенно вздохнул, а Джефри отметил:

– Храбрый юноша.

– Леди снова начала упрямиться, – продолжал Магнус, – и лорд догадался, что кто-то в замке выдал ей тайну, что ее брат не пойман. Он начал искать этого предполагаемого предателя, а ее заключил в этой комнате и посещал ежедневно, не оставляя своих гнусных домогательств.

– Ох! – Корделия прикрыла рукой рот. – Он ее изнасиловал?

– Нет, потому что для него добровольное согласие жертвы стало своего рода идеей фикс. Но он приказал дать ей вино с примесью сильного снадобья, призванного сломить сопротивление. Однако леди была осторожна и узнала снадобье по запаху. Она отказалась пить, не стала пробовать и коньяк, как он ее ни уговаривал.

– Достойная леди, – выдохнул Грегори. Глаза его горели. – И благоразумная. Разве граф не понял, что она догадывается о его позорных намерениях?

– Конечно, понял, потому что потерял терпение, обвинил в колдовстве, судил и приговорил. И как часть приговора включил попытку изнасилования.

– Неужели этот подлец так и не отступился от своего гнусного намерения? – с жаром спросила Корделия.

– Отступился, – ответил Магнус. – Но не из благородства. Все окружающие, и духовные, и миряне пришли в ужас от того, что он может вступить в связь с дьяволом. Ибо несчастная леди была объявлена графским приговором суккубом. И когда негодяй понял, что его могут свергнуть, он отступился и удовлетворился тем, что сжег ее на костре.

– Так умерла эта достойная и храбрая девушка, – прошептал Джефри.

– Да, и жизнь принесла ей только страдания и горе, – слезы блестели на глазах Корделии.

– А что сталось с лордом? – выдохнул Грегори.

– Граф продолжал жить, как и раньше, в жестокости и распутстве, но теперь все больше склонялся к насилию.

– А юноша? – спросил Джефри. – Ее смелый отчаянный брат? Он не пытался отомстить?

– Да, когда стал мужчиной и предъявил свои права на рыцарство. Он пришел в замок Фокскорт и при всем обществе бросил графу вызов, а за спиной его стояли два десятка рыцарей короля.

– Но их помощь не была нужна, – улыбнулся Джефри. – Граф должен был сразиться с ним.

– Он сразился и, как всегда, предательски и коварно. Он смазал свое лезвие ядом и оцарапал сэра Джулиуса, когда тот готов был убить лорда.

– Ах, бедный рыцарь! Какое подлое и низкое коварство!

– Да, граф вряд ли мог послужить образцом для подражания, – голос Магнуса прозвучал глухо. – Но мерзавец чинно скончался в собственной постели от прозаических желтухи и подагры, так и не оставив после себя законных наследников.

– Значит, с ним кончился его поганый род, – удовлетворенно прошептал Грегори.

– Да. Конечно, у рода была боковая ветвь и даже не одна...

– По-прежнему есть, – уточнил Род.

– ...но у далеких родственников оказалось слишком много здравого смысла, чтобы потребовать себе замок. И поэтому он стоял заброшенный и мрачный, пока проходили столетия, а тень графа продолжала безустанно преследовать леди Солу, чей призрак, вечно оплакивающий смерть отца, матери и брата, по-прежнему бродит по этим залам в поисках искупления.

– Но ей нечего искупать! – воскликнула Корделия. – Она ни в чем не виновата!

– Тише, дочь! – приказала Гвен, взяла Магнуса за руку и сняла ее со стены.

Молодой человек застыл. Потом постепенно взгляд его снова стал сосредоточенным. Он замигал и повернулся к Гвен:

– Мама, это ты?

– Да, – негромко ответила Гвен. – Это все в прошлом, сын мой, прошли сотни лет. Ты снова с нами, как всегда, с отцом, со мной, с твоими братьями и сестрой.

Магнус, мигая, повернулся к братьям и сестре.

Корделия подошла к матери и уткнулась лицом в плечо:

– Это неправильно, мама! Несправедливо!

– Мир не всегда справедлив, дочь моя, – ответила Гвен. Лицо ее стало мрачным. – А небесная справедливость приходит только после смерти.

– Но какая здесь небесная справедливость, если девушка до сих пор мучается, а лорд избежал наказания и ушел?

– Куда ушел? – спросил Джефри, скривив губы.

– Хороший вопрос, – отозвался Род. – А что касается этой девушки Солы, я вполне могу понять, почему она осталась здесь. Она считает себя виновной в гибели своей семьи.

Корделия повернулась, широко раскрыв глаза.

– Значит ли это, что для ее освобождения мы должны объяснить, что виновата не она, а граф?

– Да, мы должны попытаться убедить ее в этом. И убедить ее должен тот, кому она поверит, а это трудная задача.

Гвен пристально взглянула на него.

– Ты что-то задумал, супруг мой?

– Всего лишь небольшую демонстрацию, – небрежно ответил Род.