Текст книги "Напарник чародея"

– Как раз вовремя. Я пообещал Герману сорок пять минут, а прошло пятьдесят. Пошли, девочка, поворачивайся против часовой стрелки, чтобы не запутать тросы.

– Что? О, конечно, дедушка.

Девочка, глубоко задумавшись, последовала за ним.

Уайти закрепил люк и взял Лону за руку, повернувшись лицом к лодке-ослику.

– Узнала что-нибудь?

– Угу, – Лона кивнула. – Генератор исправен.

– Что? – Уайти остановился, глядя на нее.

– Он исправен, дедушка, – в голосе девочки слышался страх. Словно она считала, что поступает неправильно. – Если его включить, он снова окружит часть астероида куполом.

Уайти продолжал крепко держать Лону за руку, но не смог бы признаться, что делает это скорее для собственной, чем для ее уверенности. Мысли у него смешались.

– Но как может отказать генератор, который совершенно исправен?

– Кто-то намеренно его отключил.

Бард пораженно глянул на Лону. Внучка смотрела на него серьезными, широко раскрытыми глазами и уверенно заявила:

– Кто-то должен был отключить его, дедушка. Это единственная возможность.

– Но мне потребовалась целая неделя, письмо, подтверждающее необходимость, заполнение десятка бланков в пяти различных учреждениях, чтобы получить комбинацию замка, – и это теперь, когда генератор не действует! Как кто-то мог до него добраться четыре года назад да еще во время функционирования?

– Не знаю, – ответила Лона, – но кто-то же добрался.

Уайти застыл: ему пришла в голову новая мысль.

– Девочка, – медленно проговорил он. – Я не видел там никакого выключателя.

Лона замерла с поднятой для шага ногой. Потом осторожно опустила ногу и кивнула:

– Ты прав, дедушка. Выключателя нет.

– Но если нет выключателя, кто же мог выключить генератор?

– Компьютер, – отозвалась она.

– Но это значит, что кто-то запрограммировал его на экстренное отключение поля.

Она немного помолчала, потом задала вопрос:

– Может, внезапно отказал процессор или еще какая-нибудь микросхема?

– Вероятность такой неисправности ничтожна, девочка! Но кто мог вмешаться в работу компьютера?

– Нужно узнать, – ответила она и направилась к лодке.

Уайти вышел из ступора и заторопился за внучкой. Девочка так углубилась в свои мысли, что легко могла наткнуться на какой-нибудь кусок проволоки и повредить скафандр.

Именно поэтому внимание Уайти вовремя привлекло лазерное сверло, венчающее нос лодки, которое внезапно повернулось в их сторону.

Несмотря на возраст, бард отреагировал по-юношески порывисто. Он резко прыгнул и толкнул Лону в плечо, отбрасывая внучку за угол дома, и в этот момент лазерный луч расплавил камень на том самом месте, где она только что стояла. Конечно, девочка от неожиданности вскрикнула, но Уайти рявкнул:

– Тише! – мозг его лихорадочно работал, пытаясь отыскать выход из создавшегося положения. – Пожалуйста, не шевелись! – выпалил он, удерживая ее одной рукой, а другую прижимая к лицевой пластине шлема. Девочка поняла, что дед просит ее замолчать, и плотно сжала губы, широко раскрыв глаза, как испуганная кукла.

Однако бездеятельность еще никому не помогала, поэтому он поспешил обогнуть угол, обойти три соседних дома, отыскать разбитое окно, до которого можно дотянуться, открыть его и протолкнуть внутрь Лону. Она забилась под стол, по-прежнему озираясь широко раскрытыми глазами. Уайти показал вниз, надеясь, что она поймет – дед хочет, чтобы она спряталась в подвале. И она поняла, что тот, кто стрелял в них из лазера, сейчас прослушивает радиочастоту, на которой работают их автономные передатчики. Потом он повернулся и как можно дальше отошел от внучки, с тревогой поглядывая на черное небо, зная, что лодка-ослик поднялась над астероидом и охотится на них.

Так оно и было. Сверкнул яркий огонь и ударил в крышу первого дома, за которым спрятались беглецы. Уайти почувствовал удовлетворение: убийца выжег место, в котором, по словам барда, он якобы спрятал Лону. Все это потому, что стрелок подслушивал их разговор и решил, что Уайти спрятал Лону в первом доме.

Но невозможно использовать сверлильный лазер в качестве боевого оружия: луч слишком узок, а энергия недостаточно велика. Постоянна, но невелика, поэтому луч продолжал периодически вспыхивать в небе, снова и снова упираясь в тот дом.

«Сколько он сможет еще стрелять?» – подумал Уайти.

Неожиданно у него возникла идея. Лазер использует больше энергии, чем передвижение в поясе астероидов, и, возможно, Герман говорил правду, когда жаловался, что у него мало горючего.

Поэтому стоит постараться, чтобы этот ублюдок в лодке продолжал стрелять как можно дольше. Он очень скоро разделается с домом – и поймет, что ни Уайти, ни Лоны в нем нет.

Ненависть душила Уайти, ненависть к человеку, который может так спокойно, без зазрения совести, стрелять по ребенку. Он оттолкнулся ногами от ближайшей стены и начал метаться от дома к дому, выглядывая время от времени, чтобы враг продолжал стрелять.

И петлял как заяц – чтобы убийца ненароком не зацепил его.

Вдруг прямо перед ним выросла глухая кирпичная стена – склад. Дверь открыта, конечно: зачем закрывать, если все друг друга знают? Со вздохом облегчения он нырнул внутрь, подбежал к окну в длинной стене и выглянул на площадь, за которой располагался парк.

Лодка была там, висела на высоте пятидесяти футов, достаточно высоко, чтобы заметить любое движение, достаточно низко, чтобы сохранить эффективность стрельбы. Висела и не стреляла.

Но если расстояние позволяет врагу стрелять из лодки, то кто может помешать стрелять по нему самому. Уайти переключил фонарь шлема и лихорадочно принялся оглядываться в поисках оружия, любого оружия или чего-нибудь, что может произвести вспышку.

Кто ищет, тот всегда находит.

Ага, вот и они, у боковой стены рядом с соседней дверью, двадцать превосходных лучевых ружей, подключенных для перезарядки. Уайти бросился к ним, благословляя врожденную привычку жителей Пояса быть наготове; хотя отряды космической пехоты вот уже пятьдесят лет поддерживают мир в Поясе Астероидов. Старики еще помнят пиратов, которые грабили астероиды почти с самого первого дня их освоения и однажды даже предприняли довольно успешную попытку установить свою тиранию. Пираты давно исчезли, но у жителей астероидов вошло в привычку держать оружие под рукой.

Очень кстати. Уайти отключил одно ружье, благословляя свою удачу и надеясь, что заряд в ружье сохранился. Почему бы такому не быть? Планетоид снабжается энергией от атомного генератора, который способен работать еще пятьдесят лет. Расщепляемых материалов достаточно, и генератор должен продолжать работать. Уайти выбрал на противоположной стене заклепку в качестве цели, установил минимальный уровень энергии и выстрелил.

Энергетический луч расплавил металл чуть выше и слева от цели.

В сердце Уайти запели птицы удачи. Он поправил прицел и выстрелил снова. На этот раз заклепка исчезла, словно ее корова языком слизнула, и Уайти вернулся к окну, переключил ружье на полную мощность, прицелился в лодку-ослика, выдохнул и нажал на курок.

Огненный цветок распустился на корме лодки.

Лодка начала разворачиваться лазером к нему, и в этот момент Уайти выстрелил вторично. Кем бы ни был пилот лодки, он понял, что встретил достойного противника с настоящим оружием и что прежде всего нужно вывести из строя именно его. Лодка устремилась по направлению к складу, и выстрел лазера прожег крышу.

Но Уайти уже выскочил и спрятался за соседним домом. Он выглянул из-под крыши, прицелился, выстрелил и перескочил на другое место, а луч прожег крышу, за которой он только что прятался. Уайти прыгнул дальше, но в сторону, за угол, потому что, как известно, две точки представляют прямую, а два события составляют последовательность, если вы склонны к поспешным заключениям.

Убийца таким торопыгой и оказался, и луч прожег третий дом в ряду. Но Уайти уже стрелял из второго дома к югу, потом из дома, расположенного к западу, потом через два дома опять к западу. В ушах у барда стучал пульс, он каждое мгновение ожидал, что вот-вот все вокруг охватит рубиновое пламя.

Но не охватило: убийца так и не смог угадать, где он окажется в следующий раз. Неудивительно: сам Уайти этого тоже не мог.

Но вот наконец луч заметно потускнел.

Вначале менее яркий пучок, потом слабое свечение сверла, потом вообще ничего. Лодка-ослик застыла в ночи. Ни огонька, ни вспышки ракетных дюз.

Уайти ждал, затаив дыхание. Наконец передохнул, но лодка продолжала оставаться неподвижной. Уайти медленно двинулся назад, к складу, продолжая оглядываться на лодку, но в ней по-прежнему не было заметно ни движения, ни малейшего признака жизни. Уайти улыбнулся, представив себе, как мечется человек внутри, в слепой панике нажимает на переключатели, но его аппарат не способен даже улепетнуть с астероида, выстрелить хотя бы еще разок, передать призыв о помощи.

Энергия кончилась. Вся – абсолютно и бесповоротно.

Уайти нырнул в дверь и принялся с большим тщанием осматривать склад. Если нашлись ружья, вполне возможно, отыщется и радио.

Терпение и труд, как говорится, все перетрут.

Радио нашлось поблизости от ружей, и тоже было подключено для зарядки. Уайти включил его, настроил на волну чрезвычайных вызовов, включил громкоговоритель своего шлема и заговорил в решетку микрофона:

– Срочно. Вызываю космическую пехоту, сектор шесть-четырнадцать, галактическое восхождение...

Жаль только, подумал он мстительно, что убийца не слышит его вызов.

Космическая пехота явилась через час: в конце концов, Церера находилась совсем рядом с Фермой. Конечно, убийца не смог никуда деться. Но у Уайти хватило времени, чтобы отыскать испуганную Лону, маленькую девочку, которая в страхе и отчаянии плакала одна в этом населенном призраками мире. Увидев деда, малышка снова заплакала, но на этот раз от облегчения. Уайти успокаивал и утешал ее, и когда десантный корабль космических пехотинцев повис над ними, она уже приободрилась. И в самом деле, объятие даже в скафандрах остается объятием.

– Его зовут Корнелиус Ханаш, – сообщил капитан космических пехотинцев, закрывая дверь своего кабинета и усаживаясь за стол.

Уайти вздрогнул:

– Миллионер Ханаш? Тот самый, что построил Цереру-Центральную? Который обслуживает богатых туристов, чтобы они могли не поднимаясь со своих роскошных гамаков глазеть на астероиды над головой? Этот самый Корнелиус Ханаш?

– Он самый, – ответил капитан, – и документы свидетельствуют, что он хотел открыть свое дело на Ферме, даже купил там солидный участок голой скалы. Но толстосум потратил гораздо больше, чем рассчитывал, и много задолжал кредиторам.

– Но как... как он уничтожил Ферму? – прервала военного Лона, стараясь сдержать слезы.

– Элементарная причина – страховка, – объяснил капитан. – Он застраховал этот участок на полную сумму стоимости отеля, который собирался там построить. Когда силовой купол отказал, страховой компании пришлось заплатить, и этого мерзавцу хватило, чтобы рассчитаться с долгами.

– Но откуда он узнал, что мы... – Уайти замолчал и нахмурился. – Конечно, я не делал тайны из того, что мы собираемся на Ферму.

– Конечно. Даже я слышал, что какой-то псих собирается добраться до неисправного генератора на печальной памяти астероиде. У Ханаша большие связи в Совете сектора, он обязательно должен был об этом узнать. А он-то знал, что вы там найдете.

– Смерть, – прошептала Лона. – Смерть ста тысяч человек. И мамы с папой.

Слезы покатились по ее щекам. Уайти прижал девочку к себе и ждал, пока минует буря, радуясь, что Лона наконец-то может горевать и может оставить прошлое там, где ему положено быть.

* * *

Корделия вытерла глаза, высморкалась и, всхлипнув, спрятала носовой платок:

– О, какая храбрая девочка!

– Действительно. И хотя не все у нее потом шло прекрасно, большую часть жизни она прожила счастливо. И весьма энергично.

– Если так же энергично, как в детстве, она никогда не должна была скучать, – заметил Магнус.

– Он тоже был храбрым человеком, этот Уайти, – глаза Джефри горели. – Отважным и находчивым.

– Не могу не согласиться... хотя должен добавить, что он никогда не искал опасности. Однако непонятно каким образом постоянно навлекал ее на себя.

– О, слава Небу, что ты знал и таких, как он! – выдохнул Грегори. – Ты много лет провел со старателем-скупердяем, но тебе встречались и хорошие люди!

– Да, а что случилось с этим старателем? – Джефри нахмурился. – Как ты освободился от него?

– Благодаря смерти, дубиновая головушка! – Магнус легонько шлепнул брата по голове. – Как еще он мог освободиться от этого жмота?

Джефри легко отразил шлепок, ответил для равенства свои ударом и проговорил:

– Я мог бы придумать сотню способов, начиная с дубинки и кончая ядом.

– Джефри! Надеюсь, ты шутишь! – воскликнул шокированный Фесс. – Кстати, я освободился от него вследствие его собственной порочности.

– Пороч... чего? – спросил Грегори.

– Порочность, Грегори, это когда поступают неправильно и при этом не испытывают угрызений совести. Мой хозяин проявил это свойство, когда получил тревожный сигнал от группы людей, потерпевших ракетокрушение, и решил не приходить им на помощь, так как не надеялся получить от них маломальской прибыли или удовольствия.

– Вот же подлец! – ахнула Корделия. – Он был совсем лишен человечности?

– Совсем, – согласился Фесс. – Он с удовольствием позволил бы им умереть и после никогда не вспомнил бы о них.

– Но ты не позволил ему?

– Естественно. Я органически не мог позволить. Моя программа расценивает человеческую жизнь гораздо выше удобств – а спасение жизни других людей выше желаний моего хозяина. Поэтому я повернул корабль, подобрал их и впустил через шлюз. А когда они оказались в шлюзе, то убедил хозяина разрешить им пройти на корабль.

– Убедил! – торжествующе воскликнул Джефри. – Ты ослушался хозяина!

– Да, ослушался, но хозяин сам хотел нарушить закон.

– А ведь ты подчиняешься законам!

– Так, – подтвердил Фесс. – Подчиняюсь.

– А бывали еще случаи, когда ты не подчинялся хозяину?

– Бывали, – честно признался Фесс. – Я скоро понял, что потерпевшие крушение проявляют исключительную преданность друг другу и взаимную поддержку. Но мой хозяин получил сообщение о том, что они бегут от правительственных сил. Кроме того, в сообщении обещали солидную награду за информацию об их местоположении. И так как сами беженцы ничего не могли заплатить скупцу, то он решил их продать.

– Продать? – Джефри нахмурился. – Но как можно продавать людей?

– В старые времена подобное положение вещей называлось рабством, – пояснил Фесс, – и я уверен, что единственная причина, по которой мой хозяин не опустился так низко, – просто отсутствие такой возможности. Но едва подходящий случай предоставился, как он, не долго думая, решил заработать на беглецах. И поэтому приказал мне передать сообщение на станцию Церера, чтобы известить власти о присутствии беженцев на борту. И я отказался это сделать.

– То есть не послушался и хозяина и требований закона!

– Не совсем, – возразил Фесс, – потому что у меня были основания полагать, что сами власти в данном случае являлись нарушителями закона.

Джефри выглядел раздраженным. Если Фесс говорит «были основания полагать», значит у него были почти несомненные доказательства.

– Но мой хозяин привел в действие передатчик вручную и послал сообщение.

Корделия нахмурилась:

– Разве это не опасно?

– Ага, – согласился Джефри, – а я из твоих слов понял, что твой хозяин был не очень храбрым человеком. Разве он не ценил собственное благополучие превыше всего?

– Это правда, – согласился Фесс. – Но беглецы не представляли социальной опасности. Это были не преступники, а просто люди, не согласные с политикой, проводимой группой лиц, которая тогда пришла к власти. И так как сами по себе беглецы не были опасны, старатель не колеблясь решил выдать их убийцам, нанятым правящей группой.

– Трус! Негодяй! Подонок! – воскликнул Джефри. – Неужели у него не было никакого сочувствия к беднягам?

– Подозреваю, что не было. Я же сказал, он не задумываясь решил заработать на беглецах, когда представилась возможность. Но он не знал, что получит гораздо больше от того человека, который впоследствии нанял меня на работу.

Джефри не понял.

– Ты хочешь сказать, что тебя у хозяина выкупили беженцы?

– Да. А именно их предводитель.

Корнелия тоже задумалась.

– Но зачем этот богатый джентльмен выкупил тебя у старателя?

– Им необходимы были я и лодка-ослик, чтобы успеть уйти от убийц, которых старатель вызвал по радио.

– А как этот достойный джентльмен узнал, что старатель их вызвал?

– Я взял на себя смелость сообщить ему.

– Фесс! – Джефри шокировано смотрел на него. – Ты предал своего владельца!

– Да, – без колебаний ответил Фесс. – Я уже высказывал свое мнение о чертах характера старателя, дети. Но к тому времени я уже испытывал большое уважение к беглецам и понял, что они пытаются завоевать свободу для всего человечества. Моя программа считает эту свободу фундаментальной ценностью, равной, а может быть, и гораздо выше верности владельцу.

Джефри нахмурился.

– Странно звучит, особенно если сравнить твои слова с теми, что ты раньше говорил о своей программе...

– Да, это звучит странно, – согласился Фесс, – но я подозреваю, что при моем программировании была допущена какая-то ошибка. Причем только в моей индивидуальной программе. Тем не менее, где-то глубоко внутри меня долго зрело и, наконец, во всей красоте проявилось внутреннее противоречие. Следовательно, я поступил в соответствии со своей программой, рассказав беглецам о предательском по отношению к ним сообщении на Цереру.

– Ты уже лучше знал людей, чем когда водил машину Регги, верно?

– Значительно лучше и, как я уже говорил, понял, что в каждом человеке есть и хорошее, и плохое.

Грегори удивленно посмотрел на рассказчика:

– Но ведь ты всего лишь робот. Ты сам это нам говорил. Как же ты можешь отличать добро от зла?

– Не забудьте об уникальности моей программы, дети. Для меня «добро» все то, что способствует жизни, свободе и счастью человека, и все «зло», что враждебно жизни и счастью, что угрожает свободе.

– Но в таком случае крепкие напитки – это «добро», – объявил Джефри.

– Я говорил о счастье, Джефри, а не об удовольствии.

Джефри покачал головой.

– Не вижу разницы.

– Мой второй владелец тоже не видел. Но даже признавая трудность его положения, я не мог простить его поведение.

– Удивительно, что он не продал тебя на лом!

– У него не было такой возможности: предводитель беглецов обеспечил собственную безопасность и безопасность своих друзей самым простым способом. Старателя оставили на небольшом астероиде с достаточным запасом еды и воды. Оставили убежище и маяк, чтобы он мог вызвать помощь.

– Какая жестокость!

– Неправда, никакой опасности на самом деле не было: несомненно, его спасли до того, как у него кончились припасы.

Но Джефри никак не мог угомониться.

– Тогда зачем было оставлять его в таком месте? Можно было просто отвезти в город.

– Потому что, если бы его отвезли на Цереру, власти определенно арестовали бы беглецов. А так властям потребовалось несколько дней, чтобы прислать спасателей, и это давало беглецам возможность оказаться в безопасности.

– А почему они просто не убили его? – спросил Джефри.

– Джефри! – воскликнула Корделия с укором.

Но Фесс признался:

– Кое-кто склонялся к такому решению, но предводитель беглецов предложил более гуманный выход.

– Только предложил? – удивился Джефри. – Значит, он не обладал реальной властью среди соратников?

– Не знаю, – ответил Фесс, – потому что такая проблема никогда не возникала. Никто не противоречил ему, когда он предлагал что-нибудь сделать.

– Ты хочешь сказать, что они и не думали возражать? – поразился Джефри. – Разве это правильно?

– Правильно, – подтвердил Фесс, – когда предложения верны.

– А когда ты мне что-нибудь запрещаешь! – воскликнул Джефри. – Должен я тебя слушаться или нет?

– Вопрос, конечно, интересный, Фесс, – усмехнулся Грегори.

– Вы должны сами решать, дети, и решать в каждом случае отдельно. Не нужно отказываться от возможности принимать решение, не следует для себя устанавливать незыблемые правила.

– Тогда предложи нам правило, которое можно изменять, – сказал Магнус.

– Ваши родители уже сделали это.

Дети удивленно посмотрели друг на друга.

– Ты играешь с нами? – спросил Джефри.

– Нет, – сказал Грегори, – это не соответствует его природе.

– Его природа – это верность хозяину, – сказал Магнус, – а его хозяин – папа.

Корделия повернулась и сердито посмотрела на Фесса.

– Значит, ты нас продал?

– Нет, – ответил Фесс, – и если подумаешь, ты согласишься со мной. Если хочешь узнать, нужно ли подчиниться, в ответ я могу только сослаться на собственный опыт: «Подчиняйся, но сохраняй верность своей программе».

Джефри прищурился.

– Какой в этом смысл для человека из плоти и крови? Какая у нас программа, которой мы были бы верны?

– Тебе придется узнавать это на собственном опыте, Джефри, – заявил Фесс. – Это и есть часть процесса взросления.

Дети смотрели на него, пытаясь решить, стоит ли сердиться.

Затем Магнус улыбнулся.

– Но ведь ты этого не знал, когда впервые осознал себя, как некое «Я»?

– У меня не было подпрограмм для разрешения противоречий между моей программой и ежедневными проблемами, с которыми я встречался. Но моя программа дает возможность создания таких подпрограмм.

– И ты создавал такие подпрограммы, обдумывая события, о которых только что рассказал нам, верно?

– Это правильное заключение.

– Значит, у тебя тоже был период взросления! – воскликнула Корделия.

– Да, период, эквивалентный у человека подростковому. Я рад, что тебе доставило удовольствие это открытие, Корделия.

– О, мы всегда стараемся научиться у тех, кто прошел по дороге жизни перед нами, – весело сказал Магнус. – А у кого ты научился разрешать такие противоречия, Фесс?

Робот некоторое время молчал, потом медленно проговорил:

– Я создавал подпрограммы, руководствуясь принципами своей базовой программы, Магнус. Но дополнительно я включил в них и некоторые концепции, усвоенные у человека, рассуждения которого соответствовали строгой логике, помогали сопоставлять события нынешние и прошлые, находить сходства и различия и давать верные оценки.

– И кто был этот человек?

– Предводитель беглецов.

– Твой третий владелец? – Магнус вздрогнул. – Но почему он оказал на тебя такое большое влияние?

– Главным образом благодаря своему выдающемуся уму, Магнус, хотя сам он не согласился бы с таким утверждением. И воздействие его идей на меня оказалось особенно сильным, потому что он первым из моих хозяев был по-настоящему хорошим человеком.

– Судя по тому, что ты нам рассказал, я могу в это поверить, – Магнус задумался. – Но кто он был, этот образец совершенства, этот предводитель беглецов?

– Его называли Тодом Тамбурином, и он вряд ли мог претендовать на почетное звание образца совершенства, хотя в глубине души мой хозяин, несомненно, был хорошим человеком.

– Тод Тамбурин... – Корнелия ошеломленно смотрела на Фесса. – Ты хочешь сказать, что это был Уайти-Вино, о котором ты только что рассказывал? Тот самый, который помог внучке справиться с комплексом ложной вины из-за смерти родителей?

– Тот самый, – согласился Фесс. Грегори нахмурился.

– Но как получилось, что он оказался тезкой другого «Тода Тамбурина», о котором ты нам рассказывал на уроках?

– Очень просто. Он не тезка, а все тот же человек.

У Джефри от изумления отвисла челюсть.

– Тот самый Тод Тамбурин? Слабак с пером и чернилами? Тот, которого ты назвал величайшим земным поэтом?

– Это не только мое мнение, дети, но общее мнение земных критиков. И вряд ли его можно назвать слабаком.

– Тот самый, стихи которого ты заставлял нас заучивать наизусть, хотим мы того или нет? – продолжал Джефри.

– Неужели тебе они так не нравились? – поддел его Магнус.

Джефри поморщился.

– Нет, конечно. Его «Мятежники и адмирал» просто класс, да и баллады очень хороши. Но в «Упадке и падении свободы» я, например, не вижу проку.

– Я тоже, – согласилась Корделия, – но мне очень нравятся его «Радость молодой жены» и «Ухаживания Денди».

– Еще бы, – усмехнулся Джефри.

– Дети, у каждого, кто читал его стихи, есть свои любимые, – быстро сказал Фесс, предупреждая стычку, – хотя мало кто знает автора. Да, моим третьим владельцем был Тод Тамбурин. Он подарил меня своей внучке Лоне. Это был свадебный подарок, и с тех пор я служу этой семье.

Магнус уставился на Фесса.

– Ты хочешь сказать, что мы все потомки Тода Тамбурина?

– Не нужно этому удивляться, – посмеивался Фесс. – Разве вы еще не поняли, что когда вам весело, вы не можете не петь?

Дети удивленно переглядывались.

– Но довольно, вас зовут родители.

– Еще, пожалуйста, Фесс. Расскажи нам что-нибудь о Тоде Тамбурине! – попросила Корделия. Но большая черная лошадь покачала головой и повела детей к Роду и Гвен, которые ждали в тени дерева.