Текст книги "Маг с привидениями"

А менестрель все пел и пел:

 
«Он урод», – опять сказала
Петронилла королю.
«Ну и что? – Драстэн ответил.
– Больше всех его люблю!»
 
 
И вскричал он, сняв сутану:
«Ах, неверная жена!»
Королева сил лишилась,
Так была потрясена.
 

Но кто же на самом деле «вел передачу»? Король Драстэн теперь в этом смысле котироваться не мог, поскольку содержание предпоследнего куплета слишком резко выдвигало принца Джона на позицию самого вероятного кандидата на престол. Принц Джон? Нет, Мэту с трудом верилось в то, что недоумок Джон был способен сочинить такую изящную балладу, и уж тем более вряд ли он смог бы магическим образом транслировать песню. Джон был принцем, он не был колдуном.

Менестрель же тем временем завел следующий куплет. Мэт самым внимательным образом вслушивался в слова, надеясь разгадать загадку.

 
Тут король наш обернулся
И лорд-маршалу сказал:
«Я тебя велю повесить,
Вероломнейший вассал!»
 

После этих слов менестрель ударил по струнам и взял заключительный аккорд. В зале стало тихо-тихо. Никто не в силах был проронить ни слова – так всех напугала мысль о превращении одного из самых благородных рыцарей в стране в злодея и изменника.

Мэта эта мысль просто огорошила. Кто-то старался опорочить один из оплотов добродетели и благородства в Бретанглии. Тут попахивало колдовством с большой буквы, но кто же мог быть этим великим колдуном?

Тот человек, что выпрыгнул из окна.

Внезапно он снова вернулся в список подозреваемых, составленный Мэтом. Получалось, что, кто бы в этой игре ни проиграл, колдун оставался в выигрыше.

А в следующее мгновение толпа всколыхнулась единой мощной волной, и все, как один, люди кинулись на менестреля.

Тот мертвенно побледнел и забился в ближайший угол.

Реакция слушателей застала Мэта врасплох. Секунду он сидел не шевелясь, не в силах поверить, что народ мог так разбушеваться.

Но вот шок отхлынул, и Мэт, вскочив со стула, бросился к менестрелю и, загородив его собой, обнажил меч. В следующую секунду слева от него оказался сержант Брок с куотерстафом наготове, а справа – сэр Оризан, который тут же выхватил из ножен меч.

Зрелище обнаженной стали несколько охладило толпу, и смутьяны даже притихли на секунду. Мэт воспользовался паузой.

– Свобода слова неприкосновенна! – вскричал он. Ответом ему были недоуменные взгляды – подобный лозунг был лишен какого бы то ни было смысла в средневековом обществе.

– Пусть поет, что пожелает, – сказал Мэт, – и пусть всякий, кто желает защитить королеву, выйдет и скажет свое слово! А остальные... Если у вас есть хоть толика здравого смысла, так решите, кто прав, кто виноват!

– Мы знаем, кто не прав! – Вперед выскочил человек в куртке с поднятым капюшоном и указал на менестреля жутко волосатым пальцем. – Он в окошко вылезает, глядите!

– Это вовсе не значит, что он в чем-то виноват! – протестующе выкрикнул Мэт, но его голос потонул в реве толпы. Кто-то выхватил дубинки, и дерево ударилось о сталь рыцарских мечей. Однако стоило Мэту и сэру Оризану взмахнуть мечами, как обладатели дубинок в испуге попятились. Сержант Брок, как безумный, отбивался сразу от троих нападавших. Палки выстукивали бешеное стаккато. Мэт прикрыл его собой и прошипел:

– Прыгайте в окно!

Сержант Брок был опытным воином и потому не решился спорить со старшим по званию в боевой обстановке. Как только он отступил к окну, Мэт разрубил пополам еще пару дубинок и крикнул сэру Оризану:

– Теперь вы!

– Я вас не покину – ох!

Рыцарю кто-то попал дубинкой по левому плечу.

– А могли и по правому угодить. Прыгайте же в окно!!! – рявкнул Мэт, и как только рыцарь скрылся за его спиной, он принялся описывать мечом восьмерки. Толпа, испугавшись неожиданной ярости Мэта, отступила, однако драчуны затаились, и это было мудро, поскольку Мэт вот так только продержаться не мог. Но с другой стороны, это ему и не было нужно.

 
Я не собака и не кошка,
Я сохранить хочу лицо,
И я не выпрыгну в окошко,
Но и не выйду на крыльцо.
 
 
Продемонстрирую пейзанам
Моей фантазии простор
И прямо к сэру Оризану
Телепортируюсь во двор.
 

Перед глазами у Мэта потемнело, и он спрыгнул на землю с высоты в полтора фута. Впрочем, он был к этому готов и лишь слегка покачнулся. Обернувшись, Мэт увидел сержанта Брока и сэра Оризана, ошарашенно глядящих на него. За их спинами прятался менестрель.

– Нельзя медлить, – выпалил Мэт. – Бежать надо!

– От кого? – заносчиво вопросил сэр Оризан.

– Да от толпы, от кого же еще! – в отчаянии воскликнул Мэт.

И вся компания бегом бросилась с постоялого двора. Скорость на старте беглецы взяли приличную и потому успели скрыться во тьме к тому времени, когда первые из драчунов выбежали из двери кабачка, возмущенно вопя. Пробежав футов с тридцать, смутьяны замедлили шаг, остановились и принялись в злобе озираться по сторонам. Ветер донес до Мэта и его спутников обрывки разговора.

– Куда ж они подевались?

– Между домов к южной дороге подались, поди!

– К дороге? Верно, колдовскими чарами они перенеслись куда-то!

– Вот-вот! А то как бы еще они вот так пропали?

– Ага! Разве колдунам когда нужна была дорога?

– Исчезли? – непонимающе обернулся к Мэту сэр Оризан.

– Мы ведь в окошко выпрыгнули! – обиженно возразил менестрель.

– Они видели, как я исчез, – объяснил спутникам Мэт, – а потом увидели, что в углу нет ни души. – Вот и решили, что точно так же исчезли все остальные. Нелегко им пришлось – весь вечер нужно было делать выводы. А нам нужно поспешить, господа. Предстоит еще одна ночь на свежем воздухе.

Примерно через час Мэт остановился и объявил, что они отошли на достаточно безопасное расстояние для того, чтобы рискнуть встать лагерем. Он и его товарищи принялись за свои обычные дела без предварительного распределения обязанностей. Мэта приятно порадовало то, что к общей работе подключился менестрель – он собирал хворост, потом расчистил место для кострища и прикатил камней, чтобы его окружить, а потом нарезал лапника для того, чтобы подложить его под одеяла. Хвороста менестрель набрал сухого, поэтому костер разгорелся быстро и горел почти без дыма. Затем он вытащил из дорожного мешка небольшой котелок и поспешил к протекавшему неподалеку ручью за водой. Пока он ходил, сержант Брок приготовил рогатины и палку, чтобы подвесить котелок над огнем.

– Думаю, нам всем не помешает согреться, – объявил Мэт и бросил в котелок немного сушеной травы. Его спутники смутились.

– Это всего-навсего ромашка, – сказал им Мэт. – Кстати, менестрель, позволь поздравить тебя с редкостно удачным выступлением.

– Да уж, успешнее некуда, – усмехнулся менестрель. – Надеюсь, слова не забуду.

– Так ты их по ходу дела придумывал, что ли? – прищурился сержант Брок.

– Придумывал? Да я их и не пел! – воскликнул менестрель и поежился. – Я пел совсем другие слова – балладу о том, как королева горюет о гибели сына и пропаже принцессы.

– О пропаже? – встревожился сэр Оризан.

Менестрель взглянул ему в глаза и смущенно пожал плечами:

– Ну а как иначе скажешь? Пропала ведь она. Исчезла из поместья графа Сонора, куда ее заточил король.

– Она убежала. – Сэр Оризан обрадованно расправил плечи. – Моя госпожа отважнее и находчивее, чем многие могут подумать, как посмотрят на нее – бледна, светловолоса, тиха.

Менестрель пристально посмотрел на рыцаря:

– Ваша госпожа, вы сказали?

– Он родом из южного Меровенса, откуда и принцесса, – торопливо вмешался Мэт. – А я хотел еще немного расспросить тебя о твоей песне, менестрель. Ты слышал слова, которые пел?

– Те, которые я пел сам, – нет, не слышал. Я-то знал, какие слова хочу пропеть, понимал, какие звуки должны срываться с моих губ, но я, как и те, кто меня слушал, слышал только скабрезную историю про измену королевы, которой она никогда в жизни не совершала. – Менестрель снова зябко поежился. – Разве можно дивиться тому, что мои слушатели так возмутились!

Сэр Оризан нахмурился:

– И все-таки почему они вдруг вздумали на тебя напасть? Ведь они уже успели послушать про то, что лорда маршала королева назвала виновником того, что она утратила невинность. Но ведь всем известно, что король Драстэн – второй супруг королевы и женился он на ней задолго до того, как она познакомилась с лордом маршалом. Более того – народ в кабачке проглотил сплетню о том, что принц Брион – сын лорда маршала. Ну, некоторые возмущенно вскричали – но не более. Так почему же окончание баллады вдруг вызвало такой приступ ярости?

У Мэта мелькнула мысль: «Спокойствие. Враг не дремлет».

Вслух он сказал:

– Думаю, это тоже произошло под воздействием заклинания.

– Заклинания? – испуганно воскликнул менестрель. – Думаете, то было злое колдовство?

– Ну... – несколько смущенно протянул Мэт. – Боюсь, в некотором роде происшествие в кабачке связано с одним проказливым духом, который мстит мне за то, что я его отвергаю.

– Ду... Духом? – Менестрель на дюйм отодвинулся от Мэта.

– Это бохан, – пояснил ему Мэт. – Он ко мне случайно прицепился, когда мы ночевали в заброшенной лесной избушке. Теперь он от нас не отстает.

– Ну да. Боханы – они такие, – кивнул менестрель и отодвинулся еще на дюйм.

– Он запросто мог сделать так, что с твоих губ слетали другие слова, – сказал Мэт, – но мне кажется, что стихи эти сложил не он.

– Да что ты говоришь? – послышался возмущенный голос из-за спины Мэта. – Что уж, ты считаешь меня таким бездарным?

Менестрель замер и вытаращил глаза. Из ночной тьмы вышел Бохи и присел на корточки у огня. На сей раз на нем не было никаких облачений, кроме собственной шерсти, которая, следовало признать, являла собой вполне приличный наряд. Бохи устремил на Мэта злорадный взгляд.

– Уж мог бы понять, между прочим, что моей изобретательности конца и края нет.

– Твоя изобретательность вовсе не означает, что ты наделен даром стихосложения, – возразил Мэт и перевел взгляд на менестреля. Тот прекратил попытки отодвинуться как можно дальше и с волнением внимал беседе Мэта с хобгоблином. Мэт почти слышал его мысли: «Какую великолепную балладу можно было сложить об этом!» Стараясь вернуть разговор в нужное русло, Мэт проговорил:

– Умный ты или нет, изобретательный или не очень, будь хоть разок честным. Ты сложил эти стихи или ты болтал первое, что тебе приходило в голову?

Бохи злобно зыркнул на Мэта, но все же признался:

– Что в голову приходило. Но стишки-то славные!

– Как сказать, – сухо прокомментировал это заявление Мэт. – Вопрос в другом: кто тебе их нашептывал?

– Никто. Я сам!

– Неужто? – прищурился Мэт. – А быть может, тебе их все-таки кто-то нарочно подсказывал?

Бохан отодвинулся от костра, жутко оскорбленный.

– Это кто же бы мог ко мне в голову так нагло забраться?

– Ну... Что касается первой половины песни, то я подумал, что эти куплеты тебе нашептал некий колдун, работающий на короля Драстэна, поскольку там было сказано много нехорошего про королеву Петрониллу. Однако ближе к концу песни на первый план вышел принц Джон в роли наиболее явного претендента на престол. Быть может, у него есть колдун, который и поработал над тобой.

Как только Мэт произнес эти слова, ему самому стало здорово не по себе. Если у Джона был свой колдун, то этим объяснилось очень и очень многое.

– Никакой волшебник, никакой колдун не смог бы вот так прокрасться в мои мысли! – обиженно рявкнул бохан. – Я – дух природы! Меня оберегает сама Бретанглия.

Мэта вновь озарило.

– А если колдун и сам – порождение бретанглийской природы?

Бохан выпучил глаза.

– Ну, правда, что тут такого особенного? – пошел в атаку Мэт. – Если колдун воспользовался магией, возросшей на бретанглийской почве, если он – потомок давнего рода бретанглийских народных колдунов. Такой ведь справился бы и с бретанглийским духом – почему бы и нет?

Бохи молча смотрел на Мэта, но тут голос подал менестрель:

– Да. Справился бы.

– Да! Если бы не я сам придумал эти стишки! – гаркнул Бохи. – Я тебе – не безмозглая тварь, маг!

– Маг? – Менестрель оторопело глянул на Мэта, перевел взгляд на сэра Оризана, а тот едва заметно кивнул. Менестрель снова уставился на бохана.

– Ну, если ты почитаешь себя таким великим стихотворцем, – хмыкнул Мэт, – так докажи это.

– Запросто! – вскричал бохан.

 
Не бродить с тобой нам вместе
Ночью при луне...
 

– Нечестно! – воскликнул Мэт. – Ты чужие стихи читаешь!

Бохи захлопнул рот и злобно уставился на Мэта:

– А как же мне еще доказать тебе, что я – умный?

– А вот как: я тебе дам набор слов, а ты сложи из них строфу.

– Ну и какие же словечки у тебя на уме?

– Сейчас... Сейчас скажу. Лед, мед, трава, дрова, друга, луга.

– Ха! Нет ничего проще! – обрадовался бохан. – Они же все рифмуются. Это мы быстренько... Так... Так. Ну, нате, слушайте:

 
Всем известно, что лед
Так не сладок, как мед,
Их легко отличить друг от друга.
 
 
А сухие дрова —
Не сырая трава,
Их из леса несут, а не с луга.
 

– Вот тебе! – Бохан ударил себя по лохматой коленке и победно воззрился на Мэта. – Я точно так же легко сорю стишками, как... О-О-ОЙ!

Он исчез мгновенно – даже воздух ухнул, заполнив то пространство, которое он только что занимал. В памяти людей остались выпученные глазищи и испуг на кожистой физиономии бохана.

Сержант Брок оторопело промямлил:

– Что такое с ним… стряслось?

Глава 11

– Он сложил стихотворение, – пробормотал Мэт. – И оно сработало. То есть сработало колдовство. «Их несут» – вот что было главное в этом стишке. Вот его и унесло куда-то. На далекий юг или на далекий север, где одинаково холодно и много льда. Но переживать за него не стоит – вы же видели, какая у него густая шерсть...

«Уж не родичи ли они, часом, с йети?» – мелькнула мысль у Мэта.

Менестрель усмехнулся:

– Он забыл о том, что стихи творят чудеса, верно?

– Вот именно, – кивнул Мэт. – Он так старался сложить стихотворение, что напрочь отвлекся от его смысла – как, впрочем, многие поэты, произведения которых мне довелось читать.

Менестрель прищурился.

– Хорошо, что я вам не сказал, как меня зовут, – буркнул он. – А этот бохан – он вам здорово мешал.

Мэт пожал плечами:

– Зато теперь больше не мешает.

– Но ведь вы могли бы что-нибудь такое сделать, чтобы он нас побаивался и держался от нас подальше, – предложил сержант Брок. – А теперь он поколдует маленько и найдет дорогу обратно. Почему вы его не наказали более сурово?

Мэт снова пожал плечами:

– Но мне больше ничего не было нужно – я только хотел избавиться от него на эту ночь. Но еще забавнее, конечно, то, что теперь он унесен от нас далеко-далеко.

– Но ведь он натравил на нас толпу в кабачке, потому что заранее понял, что вы встанете на защиту менестреля! Неужто вы не могли проучить его более сурово, чтобы он навсегда позабыл о своих проказах?

– Нет, я не думаю, что стоило так сурово карать его, – задумчиво произнес Мэт. – Такова уж его суть. Что бы я ни предпринял, он все равно пожелал бы мне отомстить.

Мэт устремил взгляд на менестреля, ожидая от него, как от знатока местного фольклора, поддержки.

Менестрель кивнул.

– Нам от него и так достается, пока он просто проказничает, – сказал Мэт. – Можете себе представить, что он способен вытворить, если решит всерьез ополчиться против меня?

Сержант Брок поежился, а сэр Оризан пылко проговорил:

– В вашем милосердии было не только благородство, но и мудрость!

– Благодарю, – улыбнулся Мэт. – Но нам ли с вами не знать, что рыцарство в итоге дарует мудрость.

Сэр Оризан изумился:

– Вот не знал, что вы не только маг, но еще и рыцарь!

– О да, в свое время меня посвятили в рыцари, – ответил Мэт, но решил, что в подробности пускаться не стоит. – Правда, на первый взгляд рыцарские деяния порой выглядят смешно, по-дурацки – ну, взять, к примеру, хотя бы решение сохранить жизнь врагу.

– Да, можно подумать, что это глупо, – согласился сэр Оризан. – Но если милосердием ты обратишь этого врага в друга, мудрее деяния просто не придумать.

Менестрель вытаращил глаза.

– Только не говорите, что вы решили обратить бохана в своего союзника!

– Почему бы и нет? – пожал плечами Мэт. – Он все равно меня в покое не оставит. Через какое-то время он найдет способ вернуться назад, так что будем надеяться, что мне удастся придумать, как обратить его проказы нам во благо. В конце концов, боханы не всегда так уж ужасны, правда?

– Ну, в общем, в сказках говорится, что порой они выручали своих хозяев из беды, – сказал менестрель, но добавил: – И все же сказать трудно. Они совершенно непредсказуемые создания.

* * *

Принц Джон играл в шахматы сам с собой, и притом весьма своеобразно: первым же ходом он выдвинул все пешки на середину доски, после чего ладьи, кони, слоны и ферзи приступили к полному уничтожению пешек. Но даже при том, что на месте пешек он не без удовольствия представлял своих братцев, играть ему все равно было скучно, потому что в эту игру он играл бессчетное число раз.

– Ваше высочество...

Принц оторвал взгляд от доски. Ему было безразлично, кто к нему явился – все равно это был шанс развеять скуку.

– Чего тебе, Орлин?

Оруженосец принца был бледен. Значит, принес дурные вести. Что ж, это могло оказаться еще интереснее. По крайней мере тогда Орлина можно было поколотить.

– Ваше высочество, – дрожащим голосом вымолвил юноша, – вести... из Вудстока.

Принц Джон нахмурился. До Розамунды ему в общем-то дела не было, но тем не менее он за ней волочился и порой вожделенно представлял себе, как прогонит выражение высокомерия с ее хорошенького личика, чтобы его заменил страх, страх, страх без конца. Кроме того, приданым принцессы была ее корона и ее княжество – и наоборот. Помолвка с нею укрепила бы принца Джона в притязаниях на бретанглийский престол, а он отлично понимал, что даже теперь, когда Гагерис и Брион были мертвы, ему придется изрядно поднапрячься, чтобы бретанглийские бароны смирились с его правом наследования короны.

– Ваше... высочество... – дрожащим от страха голосом промолвил Орлин.

Джон ухмыльнулся. Ему понравилось, как дрожит голос оруженосца. Все знали, как страшен во гневе его отец, вот и боялись, что так же страшен будет и он.

– Лучше бы, чтобы твои вести мня не слишком огорчили, – предупредил он оруженосца. – Говори.

– Принцесса... пропала, ваше высочество.

– Пропала? – зловеще нахмурился Джон. – Что значит «пропала»?

– Исчезла, ваше высочество. – Оруженосец Орлин тяжко вздохнул. – Король явился к ней, чтобы поведать о победе, а на ее месте обнаружил ее полуживого двойника. Деревянную статую.

Джон вздрогнул. Он представил себе, как именно его папаша намеревался «поведать Розамунде о победе», и сглотнул подступивший к горлу ком.

– А где же была настоящая принцесса?

– Нигде, – отвечал Орлин, привыкший к тому, что принц не слышит того, чего слышать не желает. Он вдохнул поглубже и повторил:

– Она попала.

– Пропала? – нахмурился Джон. – Но как? Ее дверь стерегли стражники, поместье графа обнесено стеной, а за стеной – широченный ров! Как же она могла уйти?

– Я и сам не понимаю, ваше высочество.

Только теперь до Джона наконец дошло, что его избранница (ведь он, в конце концов, намеревался на Розамунде жениться) исчезла.

– Лучше бы ты этого не говорил, презренный!

И Джон замахнулся на оруженосца. Орлин, обладавший богатым опытом взаимоотношений с принцем Джоном, точно знал, насколько далеко надо уклониться, чтобы максимально снизить силу полученного удара. Причем уклониться надо было настолько, чтобы принцу Джону не показалось, что он промахнулся. Для вящей убедительности Орлин покачнулся и упал.

– Трус и лжец! – заорал Джон. – Пропала, говоришь? Так пусть бросят за решетку тех, кто ее охранял! Как они могли не справиться с тем, что им было поручено?! – Но тут он умолк и выпучил глаза. – Колдовство! Вот в чем все дело! Она выкрадена с помощью колдовства!.. Значит, к этому приложила руку моя матушка!

– Но... Но ведь королева и сама пленена! – пылко возразил поверженный на пол Орлин. – И королева – не колдунья!

– Не колдунья? Неужто ты думаешь, что война с нею обошлась бы папаше столь дорого, если бы она не была колдуньей? Нет-нет, это мамашины происки! – Джон отвернулся и принялся потирать левой рукой сжатую в кулак правую. – Она придумала, она снова придумала, как лишить меня подарочка, как снова оставить меня с носом! Но я все равно получу то, что мне полагается! Я отомщу!

– Вашей собственной матери?

– Да нет же! – Джон резко обернулся и оскалился. – Зачем же рисковать и терять любовь дражайшей матушки? Я не такой дурак. Нет... Я отомщу тем, что найду принцессу.

Орлин отлично знал, что любовь матери Джон утратил давным-давно, однако ему хватило ума не упомянуть об этом.

* * *

Рамон и Химена, переодетые крестьянами, шли по дороге. Рамон опирался на рябиновый посох, который мог помочь ему точно нацелить любое заклинание, сыграв роль винтовки с оптическим прицелом. Волшебная палочка Химены – прут орешника – была спрятана в складках пышной юбки. Ни Рамон, ни Химена не имели особых намерений прибегать к волшебству посредством использования этих орудий. Они давно установили, что транслируемые заклинания срабатывали куда вернее фокусированных, хотя и менее интенсивно. Тем не менее подстраховаться не мешало, а вооружаться мечами крестьянам было запрещено.

– Странно, – покачал головой Рамон, окинув взглядом придорожные деревья, – вот не думал, что Англия так заросла плющом.

– Да, судя по тем ботаническим справочникам, что мне довелось просматривать, плющ не должен тут расти так густо, – кивнула Химена. – И как много мха!

– Да. Я знал, что в Англии сыро, но не думал, что настолько. Посмотри, сколько омелы на ветвях деревьев! Вот так в нашем мире деревьям вредит пуэрария.

– Омела? – переспросила Химена. – Точно, омела. А я и не знала, что ты увлекался ботаникой, Рамон.

– Я ею никогда не увлекался, – лукаво сверкнул глазами Рамон. – Но есть одно растение, которое я узнаю с первого взгляда, – это омела.

Химена покраснела и отвернулась, но подала мужу руку. Вернувшись к нему взглядом, она предпочла сменить тему разговора:

– Ой, сколько же их...

– Ты про воронов? – нахмурился Рамон. – Да, я тоже заметил. Я думал, что вороны большей частью гнездятся на полуразрушенных башнях, а здесь их по десятку на каждом дереве!

– А ночью так страшно ухают совы, – добавила Химена. – Готова поклясться, кто-то хочет, чтобы мы с тобой по ночам не смыкали глаз.

– Лучше не клянись, – поспешно одернул жену Рамон. – Кто знает, что тут может произойти от таких слов.

– Да, верно, – смутилась Химена. – Ой, смотри. Развилка. А дальше – деревушка! Как славно, что можно будет перекусить чем-то другим, а не солониной с сухарями.

Но как только они приблизились к деревне, позади послышался окрик:

– Посторонись! Дорогу!

Рамон и Химена уже достаточно долго прожили в средневековой Европе, чтобы понимать, что означает такой окрик. Они поспешили к обочине, и мимо них с довольной ухмылкой проскакал рыцарь, следом за которым топали по дороге двенадцать вооруженных воинов. Некоторые из них бросили оценивающие взгляды на Химену, но затем – видимо, решив, что она для них слишком стара – отвернулись.

– Можешь успокоиться, Рамон, – шепнула мужу Химена. – Похоже, они решили, что я им в матери гожусь.

– Ты так думаешь? – поджал губы Рамон и посмотрел на жену. – А для меня тебе всегда девятнадцать.

Химена кокетливо улыбнулась ему, но тут же обрела серьезность.

– Пойдем скорее, Рамон. Не понравилась мне эта процессия.

Рыцарь остановил коня возле постоялого двора и крикнул:

– Сказочная победа! Великое торжество! Я стоял рядом с принцем Джоном, когда он заколол графа Гальтейна! Я дрался рядом с ним, а он сражался с яростью безумца! Наш король – по-прежнему король, и он заточил королеву в далеком замке за измену стране! Бретанглия вновь едина!

– Верится с трудом... – прошептал Рамон, окинув взглядом жителей деревни, окруживших рыцаря и пехотинцев. Мужчины встретили вести радостными криками, а девушки отвернулись, но убежать не решились.

Оценивающе осмотрев женскую половину населения деревни, рыцарь заметил среди девушек одну, прекрасные формы которой были видны даже под мешковатым платьем. Он наклонился, схватил девушку за плечо и развернул к себе:

– Эй, красотка! Дай-ка я на тебя полюбуюсь!

Девушка попыталась вывернуться, но рыцарь приподнял ее подбородок и держал ее крепко. Он облизнулся и кивнул:

– Недурна, совсем недурна. – Он схватил девушку за руку и швырнул к одному из своих воинов. – Эй, сержант! Отведи ее в мою комнату! А ты, хозяин, приготовь для меня лучшую комнату, да поживее!

Но девушке удалось вырваться, и она спряталась за широкой спиной хозяина постоялого двора.

– Отец, нет! Спрячь меня!

– О, так это твоя дочка, вот как? – Рыцарь усмехнулся, довольный тем, что может убить двух зайцев одним выстрелом. – Ну так ведь для тебя большая честь – отдать ее рыцарю.

– Нет, сэр! – вскричал хозяин. – Она невинна!

– В ее-то годы? – усомнился рыцарь. – Либо она переспит со мной, либо со всей дюжиной солдат. Выбирай, хозяин!

– Ах вы, мерзавец! – воскликнула Химена и встала между рыцарем и хозяином. – Да как вы только смеете называть себя благородным рыцарем, если готовы опорочить невинную девушку?

Рамон вздрогнул от страха за жену, а хозяин постоялого двора, несказанно обрадовавшись появлению заступницы, обернулся к стоявшему рядом с ним мальчишке и шепнул:

– За братом Фомой! Беги со всех ног!

Мальчишка стрелой сорвался с места, а рыцарь побагровел и заорал на Химену:

– Да как ты смеешь обращаться в рыцарю, низкородная баба! Прочь! – И он размахнулся, чтобы дать Химене пощечину.

Но удар его пришелся по выставленному Рамоном посоху. Рыцарь взвыл, выругался и крикнул своим солдатам:

– Отлупите как следует этих оборванцев!

Химена выхватила из складок юбки волшебную палочку и быстро пропела куплет по-испански.

Солдаты гневно завопили и кинулись на Рамона, но тот принялся вертеть посохом на манер пропеллера, и первые же трое бросившихся к нему солдат были сбиты с ног и повалились на тех, что спешили за ними следом, и в итоге получилась куча-мала.

– Колдовство! – взвизгнул рыцарь и обнажил меч.

– Опрометчивость, я бы так сказал, – поправил его Рамон. – Разве вы никогда не учили своих людей тому, что не стоит недооценивать противника?

Рыцарь замер, воздев над головой меч и с подозрением глядя на Рамона.

– Говоришь ты совсем не как крестьянин.

– Для истинного рыцаря должно быть все равно, к какому сословию принадлежит человек, – тоном наставника проговорил Рамон. – Истинный рыцарь готов распространить свое благородство на всех, а девственница-крестьянка должна быть для вас столь же неприкосновенна, как благородная дама.

Гневное выражение на физиономии рыцаря сменилось опаской.

– Да кто ты такой, чтобы меня поучать! Тоже мне – учитель выискался!

– Воистину – учитель и ученый, – ответил Рамон и, наверное, сказал бы что-то еще, но тут подбежал монах в коричневой сутане, с выбритой на макушке тонзурой.

– Что вы, что вы, сэр рыцарь! – запричитал монах. – Неужто вы готовы нарушить данный вами обет благородства и лишить девушку невинности?

Рыцарь устремил на монаха ошарашенный взгляд, мстительно посмотрел на хозяина постоялого двора:

– А это не твое дело, бритоголовый!

– Мое дело – благо всех и каждого в приходе! – С этими словами монах заслонил собой Химену. Теперь рыцаря от намеченной жертвы отделяли уже четверо вставших плотной стеной людей. – А вы сейчас находитесь в моем приходе, так что ваша душа также вверена моим заботам! Вспомните о заповедях, о рыцарь! Более же всего вспомните о шестой заповеди!

– Но она не замужем, если и вправду девственна, как утверждает ее отец, – возразил рыцарь. – Это не соблазнение чужой жены.

– Да, но это было бы изнасилование, что столь же грешно, а изнасилование девственницы – и того грешнее! Господь не велел нам брать женщин силой! И если ваши деяния вводят кого-то в грех, лучше броситься в реку, привязав к шее мельничный жернов!

Рыцарь снова воздел над собою меч.

– Да кто это говорит?

– Господь наш это говорит! – Монах непоколебимо застыл на месте, не боясь меча. – Так что же, сэр рыцарь? Вы готовы погубить свою бессмертную душу ради праздного развлечения? Вы готовы обречь себя на вечные муки ради минутного вожделения?

Рыцарь заерзал в седле. Рука его, сжимавшая меч, дрогнула. Химена тем временем изобразила руками ряд замысловатых жестов и зашевелила губами, но голос ее при этом донесся из середины толпы за спиной рыцаря.

 
Когда я к Господу воззвать
В отчаянье посмел,
То тьму рассеял солнца луч,
Я слеп был, но прозрел.
 

Люди завертели головами, ища ту, чей голос прозвучал столь нежно. В груди у всех поселилась невыразимая радость, и даже выражение лица рыцаря изменилось.

– Да будет так, как ты сказал, святой отец. Пусть девушка останется невинной, а тебе я благодарен за то, что ты спас мою душу! – Он обернулся к воинам и крикнул:

– В путь! Мы проведем ночь на другом постоялом дворе!

По толпе крестьян пронесся облегченный гомон, как только рыцарь и его свита тронулись в путь, а монах поманил к себе мальчишку и сказал:

– Возьми с собой двоих приятелей и бегите в деревню Ренвед кратким путем – по лесной тропинке. Передайте брату Ноллиду, чтобы он встретил и поприветствовал этих людей, как только они появятся в его приходе, а не то, боюсь, этой ночью они все же свершат бесчинство.

Мальчишка, приняв несказанно важный вид, умчался прочь, а священник обернулся к хозяину постоялого двора:

– Теперь вам нечего бояться, досточтимый Дэлрэн и девица Дарсти.

– О да, благодаря вам, святой отец! – Хозяин потряс руку монаха и обернулся к Химене и Рамону. – И вам спасибо, друзья! Вот уж не возьму в толк, какой такой магией вы удержали рыцаря, но я вам так благодарен, уж так благодарен, что и сказать нельзя!

Дарсти схватила Химену за руку и принялась осыпать ее поцелуями.

– Мы были рады помочь, – сказала хозяину Химена. – Ни одна женщина не должна становиться мишенью для грязных посягательств, и не важно – невинна она или нет!

– Верно, принуждать к любви нельзя ни одну женщину, – горячо согласился монах.

– Вы непременно должны погостить у меня нынче, – сказал хозяин. – Оставайтесь ночевать.

– А я почту за честь поухаживать за вами и поднести вам еду, – призналась Дарсти.

Химена и Рамон переглянулись, после чего Рамон обратился к хозяину:

– Мы так и так собирались у тебя остановиться, добрый хозяин, а помочь были рады.

Через несколько часов им еле удалось отделаться от не в меру услужливых хозяев и закрыться в предоставленной им для ночлега комнате. Рамон налил Химене и себе по стакану вина и заметил:

– Презабавный вышел вечер, милая.

– Это верно, – кивнула Химена. – Хорошо, что даже грубияны вроде этого рыцаря пока что уважительно относятся к священнослужителям.

– «Пока что» – очень верно сказано, – отметил Рамон. – С трудом верится, что рыцари в этой стране всегда были такими безобразниками.