Текст книги "Мой сын маг"

Глава 11

Тут за дело решил взяться отец Мэта. Рамон воздел руки к небесам и приказным тоном прочитал:

 
За все проступки наказанье
Несет всегда любой из нас,
Получит всякий воздаянье
В урочный день, в урочный час!
Летите, милые, летите,
Пускай для вас померкнет свет,
Несите, милые, несите
Своим хозяевам привет!
 

Джинн, вертясь, отлетел от перекидного моста, отпрыгнул к невидимой стене и прошел сквозь нее обратно. Тут все джинны, словно по команде, взмыли в воздух и, рыча, понеслись к невысокому холму, возвышавшемуся посреди равнины за замком.

– Я сдал экзамен? – усмехнулся Рамон.

– Вы ответили только на первый вопрос, – ответил ему брат Игнатий.

На склоне холма возникли три разноцветные точки. Они быстро двигались каждая в свою сторону.

– Воды! – крикнул Мэт. – Воды в чаше!

К нему подошел воин и подал наполненный водой широкий кубок. Мэт поводил над кубком рукой, пробормотал стихотворение, и вода в кубке потемнела.

Остальные собрались вокруг него как раз в тот миг, когда на поверхности воды появилось изображение: склон холма – такой, каким его можно было увидеть в подзорную трубу.

Родители Мэта сначала удивленно смотрели на воду, но вот их лица просияли.

Рамон шепнул:

– До чего же приятно наблюдать за тем, как он упражняется в своем деле, правда? Химена кивнула.

– И он делает это так уверенно, и другие верят в него!

Мэнтрелы гордо улыбались.

А разноцветные точки на поверхности воды увеличились и превратились в людей, одетых в бурнусы. На головах у них красовались огромные тюрбаны. Они гневно кричали на джиннов. Один из чих потирал лампу, второй – кольцо, а третий – бутылку.

Джинны попятились, отчаянно вопя, но тут же снова устремились к колдунам.

Те запели заклинание, продолжая тереть волшебные предметы, и вроде бы им удалось оттолкнуть джиннов подальше. Джинны взлетели повыше, сбились в кучку и, казалось, начали переговариваться.

– Военный совет, – усмехнулся Савл. А на поверхности воды произошло следующее: один из колдунов поднял голову, устремил взгляд прямо на Мэта и гневно окликнул своих соратников.

Мэт быстренько вылил воду на камни и перевернул кубок вверх дном. В это же мгновение на камни упала небольшая молния и выжгла в них черное пятно.

– Похоже, они хотят атаковать нас, – заметил Савл.

– Значит, мы должны сразиться с ними на их территории! – воскликнул Рамон Мэнтрел и бросился к лестнице.

– Рамон, нет! – вскрикнула Химена, но удержать мужа не успела. Он уже скрылся из виду. Мэт бросился вслед за отцом.

– Нет! – отчаянно вскричала Алисанда. – Леди Мэнтрел, разве вы ничего не можете сделать?

– С такими упрямыми ослами? Нет. Ничего, – сокрушенно покачала головой Химена. – Но я могу их защитить.

С этими словами она развернулась к бойницам и начала читать стихи.

От холма, на котором окопались колдуны, отделилась огненная точка, разбухла, стала огненным шаром, но Химена уже закончила стихотворение и сделала руками такое движение, словно завязывает узлом веревку. Огненный шар дрогнул, пламя угасло, и на землю упал холодный обугленный камешек.

Колдуны собрались кучкой, и в это же мгновение к ним вновь устремились все три джинна. Они были похожи на громадное копье, нацеленное на колдунов. Однако колдуны и не думали сдаваться. Они хором запели какое-то заклинание, да так громко, что их голоса слышны были даже на крепостной стене. Единое «копье» распалось, и в небе снова повисли три джинна. Еще мгновение, и все трое пали ниц перед колдунами и принялись биться головами о землю и приветствовать своих повелителей.

А потом один из колдунов развернулся и решительно указал в сторону замка.

Савл вскрикнул от боли и затряс руками – так, словно обжегся.

– Стена! – прокричал Савл, морщась от боли. – Он проделал брешь в моей Октройской стене! Только не спрашивайте, как ему это удалось!

Джинны поднялись в воздух, снова превратились в великанов и замахали руками, в которых тут же начали материализовываться камни.

Химена принялась нараспев читать испанские стихи, руки она держала перед собой – ее растопыренные пальцы походили на антенны, передающие джиннам приказ.

Формирующиеся в руках у джиннов булыжники потускнели, стали таять и наконец исчезли совсем.

– Вы одолели вражеское заклинание! – с восторгом воскликнула Алисанда. – Они больше не могут создавать камни! Превосходно, леди Мэнтрел!

– Что ж, хоть как-то отблагодарила тебя, детка, за твое гостеприимство, – довольно пошутила Химена.

Затем она устремила взгляд из-под нахмуренных бровей к колдунам, вновь растопырила пальцы и запела.

Колдуны не унимались, они тоже произносили заклинания, и вскоре в стенах замка появились трещины.

Химена запела громче.

Трещины исчезли.

Алисанда не сводила со свекрови изумленных глаз.

А голос Химены обретал все новую и новую силу, звучал все решительнее, все громче. Колдуны заметались по склону холма. А джинны, парящие в небе, радостно возопили и с новой страстью бросились на своих повелителей.

Один из колдунов резко остановился. Еще секунда – и один из джиннов закричал, как от боли.

– Колдуны потеряли бутылку и кольцо! – вскричала Алисанда.

– Но лампу-то они не потеряли. Смотрите, один из них вновь обрел власть над джинном!

Химена опять запела, и остановленный колдуном джинн снова бросился на хозяина.

– Вы снова куда-то спрятали его лампу! – восторженно воскликнула королева.

Два других колдуна отчаянно пытались разыскать предметы, с помощью которых повелевали джиннами, – видимо, они таки нашли их, потому что двое джиннов отлетели от них подальше, мстительно рыча. А третий колдун все метался по склону холма, пытаясь отыскать свой талисман. Но вот он остановился, что-то подобрал с земли, и повинующийся ему джинн резко спикировал к земле и врезался в холм. Да не то что врезался – он просто исчез.

В это самое мгновение у подножия холма появился отряд, возглавляемый отцом и сыном Мэнтрелами. Их поддерживали несколько десятков конных рыцарей. Все они, дружно распевая, устремились вверх по склону.

– Что они там поют? – нахмурился Савл.

Химена покачала головой:

– Они слишком далеко отсюда, слов не разобрать. Но, по-моему, они поют что-то о холме Сан-Хуана.

Два джинна замерли в небе, не долетев примерно ярда до своих повелителей.

Третий возник на склоне и бросился прямиком на наступавший отряд. Два его соратника взлетели повыше и помчались следом за ним.

И вдруг вместо одного отряда появились два, причем один из них был зеркальным отражением другого. Затем число отрядов удвоилось – на колдунов мчались уже четыре отряда!

Джинны отчаянно ревели, метались от одного отряда к другому, не понимая, на кого же им напасть в первую очередь. С полдюжины всадников с Рамоном во главе отделились и устремились к колдунам.

А джинны, видимо, решили, что пора браться за дело... и взялись. Они развернулись к отрядам, и с кончиков их пальцев слетели палящие огненные лучи.

Химена Мэнтрел прокричала гневное стихотворение.

Лучи угодили, в два отряда, и воины исчезли, словно испарились. Но самый большой луч, не долетев до третьего отряда, замер в воздухе и рассыпался на отдельные яркие искры.

Один из колдунов упал.

Его джинн, испуганно закричав, бросился к нему, но Рамон Мэнтрел опередил джинна: он подбежал к упавшему колдуну, схватил что-то с земли и отвесил начавшему подниматься колдуну увесистый апперкот в подбородок. Джинн медленно подплыл к Рамону и, сложив руки на груди, склонился перед ним в поклоне.

Химена хлопнула в ладоши.

– Рамон нашел лампу колдуна. Теперь он повелевает джинном!

Тем временем Мэт, размахивая руками, управлялся с остальными джиннами. Те тоже принялись махать руками, но при этом не заметили, что сверху на них опускается громадный кусок полотна, раздутый, словно парус на корабле при хорошем ветре. Они не замечали его вплоть до того мгновения, когда полотно опустилось на них. Тут джинны заметались, пытаясь вырваться, освободиться, бесполезно. Каждое их движение приводило к тому, что они еще сильнее запутывались в окутавшей их ткани. Джинны, вконец отчаявшись, исчезли.

– Липучка! – весело рассмеялась Химена. – Липкая бумага для ловли мух! Подумать только – а я-то решила, что мой сын совсем забыл о таких простых вещах!

– Вряд ли этот трюк сработает еще раз, – вздохнула Алисанда. – Они теперь будут следить, как бы это не повторилось. – И королева довольно улыбнулась. – Значит, одного мы таки выведем из боя!

– Да, им нужен наблюдатель, но он измучает напарников, поскольку то и дело будет отвлекать их от битвы, – кивнула Химена. – Здорово придумано, ваше величество.

Алисанда посмотрела на свекровь и прикусила губу. Химена тепло улыбнулась невестке, подошла к ней поближе и вполголоса проговорила:

– Когда мы будем в кругу семьи, то сможем называть друг друга по имени, но здесь, на людях, мне, наверное, лучше обращаться к тебе официально?

– Ну, конечно. – Облегченно вздохнув, Алисанда улыбнулась.

Химена вгляделась в поле битвы.

– Они скачут назад и, похоже, взяли кого-то в плен. Савл, – обратилась она к Знахарю, – ты не пробовал создавать здесь современные приборы?

– Нет, не пробовал, – пробормотал Савл, словно эта мысль его испугала. – Я боялся, что они здесь не будут действовать, поэтому я творил только их магические эквиваленты.

– А я попробую, вреда не будет, – решительно тряхнула головой Химена и поднесла к глазам руки, сложив пальцы трубочками. Глядя сквозь получившиеся отверстия, она что-то пропела по-испански. Вдруг в ее руках появилась подзорная труба.

Савл не сводил глаз с Химены. А она покачала головой и опустила трубу.

– Ты прав. Она не увеличивает изображение. Хочешь – не хочешь, а придется прибегнуть к магии. А как ты создаешь свои волшебные предметы, Савл?

Савл пожал плечами:

– Я просто создаю предметы, похожие на те, к которым мы привыкли, а потом говорю им, что они должны делать.

– Говоришь предметам, что им делать? – Химена удивленно покачала головой.

– Ах, да! – Она отвернулась и, глядя на сотворенную ею подзорную трубу, прочла короткое стихотворение, затем вновь поднесла трубу к глазам. – Ага, вот теперь она заработала!

Алисанда удивленно глянула на Савла. А он развел руками.

– Пленник – один из колдунов, – сообщила Химена, крепко сжала подзорную трубу, направила ее на подъезжавших к замку воинов и прочла какое-то стихотворение тоном, не допускающим никаких возражений. Опустив трубу, она довольно проговорила:

– Теперь он безопасен.

– А что вы сделали? – широко раскрыв глаза, спросила Алисанда.

– Отменила все его заклинания, естественно. Если он теперь попытается колдовать, все его заклинания обратятся против него. – Химена вновь посмотрела в подзорную трубу и довольно улыбнулась. – Вот уж не знаю, что он там только что замыслил, но он как-то странно ерзает в седле. – Чуть погодя она добавила:

– Снова попробовал – и опять не вышло.

– Мне бы хотелось, чтобы от него что-то осталось для допроса, – заметила королева.

– Что ж, будем надеяться, что он сам не переборщит в своем колдовстве, – пожала плечами Химена. Алисанда встревожено посмотрела на свекровь.

– Не «переборщит»? Как это понимать?

– Не переусердствует, – проговорила Химена – просто сама невинность!

Алисанда очень радовалась тому, что эта женщина на ее стороне и останется здесь, будучи связанной семейными узами. Королева решила, что ей следует помягче обращаться с мужем.

Кони галопом влетели во двор замка. Мэт спешился и улыбнулся Алисанде – та радостно улыбнулась ему в ответ, а Химена, прикрыв глаза рукой, с нежностью поглядывала на них обоих.

Рамон же не скрывал своих чувств: он взбежал по лестнице и заключил жену в объятия.

– Погляди, какой трофей я для тебя добыл, mi corazon! Но что ты с ним сделала?

– Да ничего особенного! – рассмеялась Химена. – Просто приказала, чтобы его заклинания действовали против него самого. – Ой, опусти меня, Рамон! Дети же смотрят!

Алисанда с Мэтом действительно не сводили с них глаз, и когда Рамон опустил Химену на землю, переглянулись.

Химена поправила прическу, улыбнулась и добавила:

– Если этот колдун пытался что-либо сделать для собственного блага, то это ему удавалось, но если он замышлял что-то против тебя, то получал по заслугам.

Отец удивленно обернулся, глянул на колдуна и крикнул Мэту:

– Помешай ему!

Мэт резко повернулся и увидел, что колдун становится прозрачным. Мэт поспешно пропел:

 
Это что еще за представленье?
Здесь у нас не цирк, не балаган!
Прекрати-ка это растворенье,
Ишь какой нашелся Акопян!
 

Колдун перестал таять и выругался:

– Какой такой дрянной магией ты вынудил меня остаться здесь?

Мэт медленно запрокинул голову.

– Вот как? Ты разговариваешь на нашем наречии?

Глаза колдуна стали холодными, злыми.

– Самое варварское из всех наречий! Слова в нем текут как вода и утрачивают смысл!

– Да, у нас маловато гортанных звуков, – согласился Мэт. – Но разговаривать вы можете, господин колдун, и можете отвечать на вопросы.

В глазах колдуна блеснул страх, во он, брызгая слюной, ответил:

– Не стану отвечать ни на один твой вопрос!

– Не хочется звать тебя ни «колдуном», ни «пленником», – покачал головой Мэт, – а кстати, как тебя зовут? – Увидев, что по лицу мусульманина пробежала тень, Мэт уточнил:

– Назови свое мирское имя, тайного можешь не называть.

– Ахмед, – неохотно выговорил колдун.

– Ну, вот видишь? Вот ты уже и отвечаешь на мои вопросы.

Ахмед побагровел от злости.

– Больше ни на один не отвечу, напичканный свининой неверный!

– Свинина – неплохая вещь, если хорошо зажарена, – возразил Мэт и крикнул одному из солдат:

– Стражник! Сбегай-ка на кухню и принеси ветчины, которую подавали вчера на ужин!

– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, – ухмыльнулся солдат.

Стражник развернулся на каблуках и убежал. Лоб колдуна покрылся испариной.

– Ты не сделаешь этого!

– Почему бы и нет? – пожал плечами Мэт. – Гостеприимство – наш долг в конце концов. Терпеть не могу, когда мой гость голоден!

– Ты – свинья!

– Поосторожнее! – посоветовал Ахмеду Мэт. – Тогда получается, что ты проповедуешь людоедство!

– Я никогда не съем ни кусочка этого грязного мяса!

– Не съешь так не съешь, – уступчиво проговорил Мэт. – Но оно коснется тебя.

Отец Мэта нахмурился.

– Сынок, – сказал он, – я прежде никогда не видел, чтобы ты был таким непреклонным.

– Я теперь рыцарь, отец. И могу добиваться того, чего хочу.

– Но какое неуважение к чужой религии!

– Это же гуманнее, чем пытки, разве нет?

– Ты не смог бы причинить мне большей боли, чем та, которую я испытаю, если ты вынудишь меня согрешить! – обвиняюще проговорил колдун.

– А я бы на твоем месте усомнился в этом, – посоветовал колдуну Мэт и обернулся к отцу:

– Скажи, как ты думаешь, что бы произошло, если бы ты потер лампу и повелел джинну сделать с его бывшим повелителем все, что тому захочется?

– Нет, ты не сможешь совершить такую жестокость! – вскричала Химена.

– Да, не сможешь, – поддержал жену Рамон.

– Вот видишь? – Мэт пристально смотрел на колдуна. – Согрешить гораздо проще и приятнее, чем схлопотать от бывшего раба. Но еще приятнее согрешить по собственной воле, а не по принуждению.

– Я никогда не поступал вопреки своей совести!

– Почему же совесть не мешает тебе иметь джинна-раба и покорять христиан?

– Все, что делается для истинной веры, – не грех!

Мэт оглянулся на отца:

– Знаешь, когда я слышу такое от верующего, мне кажется, что тем самым он оправдывает нарушение самых главных заповедей своей собственной религии.

Рамон печально кивнул:

– Запреты на убийство и грабеж. Но, я надеюсь, ты не думаешь, что цель оправдывает средства?

– Иногда – думаю. – И Мэт подмигнул отцу так, чтобы колдун этого не заметил.

Тут появился стражник со свиной костью, на которой еще осталось немного копченого мяса.

– Я вот подумал, господин, может, вы пожелаете его отдубасить такой дубинкой?

– Неплохая мысль, – похвалил стражника Мэт, взял кость и протянул ее колдуну:

– Отведай кусочек.

– Никогда! – брызгая слюной, прокричал Ахмед.

– «Никогда» – это очень сильно сказано, – вздохнул Мэт и, размахивая костью, пропел:

 
Три кусо-чи-ка свининки
Для тебя я, гость родной, припас!
Съешь хотя бы половинку,
А не то обижусь я сейчас.
Не осталось, жалко, осетринки
В королевских погребах,
Но от запаха свининки
Вижу слюнки на твоих губах!
 

И точно: у колдуна потекли слюни.

– Какой злобной магией ты воздействуешь на меня? – возопил Ахмед.

– Нехитрой, – заверил его Мэт. – Эта магия знакома каждому повару, расхваливающему свое блюдо. А ты и не думал, что свинина так хороша, верно?

От мяса шел такой аппетитный аромат, что Ахмед судорожно сглотнул.

– Это нечестно! – в отчаянии закричал он. – Ты заставляешь меня жаждать запрещенной пищи!

– Да что ты? А у нас это вовсе не грешно. – Мэт обернулся к стражнику и распорядился:

– Разведи-ка огонь. Надо немного подогреть мясо – пусть Ахмед почувствует, как оно пахнет по-настоящему.

Стражник ухмыльнулся и крикнул конюшему:

– Эй, притащи-ка соломы и хвороста!

– Ты самый жестокий палач на свете! – выл Ахмед. – Другие руки выкручивают, а ты мне душу наизнанку выворачиваешь!

– Не желаешь ли запить ветчинку вином? – Мэт взмахнул рукой стражнику, разводившему огонь. Тот кивнул подбежавшему конюшему, и конюший бегом помчался к кухням.

– Ты знаешь, что и вино мне запрещено! Я никогда не изопью вина!

– А есть мусульмане, которые очень даже себе это позволяют, – пожав плечами, заметил Мэт. – Вот уж не знаю, слыхал ли ты про Омара Хайяма, но стихи у него такие...

 
Выпей влаги хмельной, что кипит молода,
Что весельем сердца наполняет всегда,
Пусть она обжигает порою, как пламя,
Но уносит тоску, как живая вода.
Заболел я и дал воздержанья зарок.
Пуст мой кубок, но я лишь сильней занемог.
Унесите лекарства; в них зло и отрава,
Дайте мне исцеляющей влаги глоток.
Лишь лучистое утро заглянет в окно
Пусть прозрачные кубки наполнит вино.
Люди горькой отравой вино называют,
Но прибежище истины тоже оно.
 

– Как же это возможно! – вскричал Ахмед. – Теперь я жажду вина, о котором ты говоришь, но ведь я никогда его не пробовал!

– Может быть, оно и не так хорошо, каким ты его себе представляешь, вздохнул Мэт. – Но с кем не бывает?

Стражник взял у Мэта кость с остатками мяса и поднес ее к небольшому костру. В воздухе распространился аппетитный запах.

– Ты жестоко пожалеешь о том, что соблазнил одного из правоверных, прислужник Шайтана! – воскликнул Ахмед. – Что ж, соблазняй мою душу! Найробус и его помощники дадут моим соратникам вдоволь сил, чтобы они смогли отправить тебя в адское пламя – такое же жаркое, как то, в какое ты посылаешь меня.

Мэт замер.

– Найробус? Кажется, я уже где-то слышал это имя... Но он слишком далеко отсюда! Слишком далеко, чтобы обеспечить тебя подкреплением.

– Он сумеет сделать это и сделает! Он уже придал нам сил, и теперь доспехи и мечи мавров стали крепче!

– Вот как? – язвительно прищурился Мэт. – И какой же пустячок он потребовал от тебя взамен? Заклясть духов? Или подписать кровью небольшой договорчик?

– Только то, что сделал бы всякий правоверный мусульманин, если бы сумел, – начать джихад, священную войну за распространение ислама и просвещение всего мира!

– Вы собираетесь зажечь огонь, который бы охватил всю Европу, да? Не верь, Ахмед. Ты сможешь поднять людей на битву, но в итоге получишь слепую толпу. Eсли ты хочешь, чтобы толпа стала войском, тебе нужен полководец.

– Ты что, думаешь, я дурак набитый? – оскорбление прошипел Ахмед. – Да, у нас такой полководец имеется – махди. Он молод, горяч, набожен, он настоящий гений во всем, что касается ведения боя! Его только нужно было уговорить, чтобы он поверил, что завоюет всю Европу ради Аллаха, а уж мавров не пришлось долго убеждать, что он – настоящий махди.

– Похоже, Найробусу только того и надо было – разыскать этого гениального полководца и распустить слухи о его гениальности, – заключил Мэт. – И сколько же лет этому вашему махди?

– Ну... вроде бы двадцать пять. И скоро весь мир познает его совершенство!

– Двадцать пять... – задумчиво повторил Мэт. – И что же, он действительно опытный воин?

От издевки Мэта Ахмед побагровел.

– Он уже выиграл пять больших сражений и загнал христианских рыцарей на узкую полоску земли вдоль северного побережья Ибирии. Сам Аллах дарует силу его руке, а его чародеи питаются силами, дарованными Найробусом!

– О... – понимающе протянул Мэт. – Стало быть, ваши войска одерживают победы с помощью магии?

– Наши войска одерживают верх над неуклюжими, медлительными христианскими рыцарями, а чародеи – подручные Найробуса – запросто одолевают дохлую магию христианских магов! Тебе не выстоять против него! Сдавайся, и он поступит с тобой милосердно!

– Ну, ясное дело. Если мы все примем ислам.

– Нет! Он не станет принуждать вас, он только покажет вам преимущества ислама, ту благодать, которую вы получите, отдав себя в руки Аллаха!

– Только покажет... – понимающе кивнул Мэт. – Ну и конечно, христианам придется платить более высокие налоги, нежели мусульманам, а христианские герцоги и графы вынуждены будут уступить свои замки мусульманским паладинам, а мусульманские судьи станут чинить суды в пользу мусульман но ведь это все, так сказать, право победителей, верно?

– Вы избежите даже этих небольших наказаний, если предадите себя в руки Аллаха.

– Значит, своим воинам вы обещаете не только победу – вы обещаете им добро, отнятое у христиан, у христиан, не желающих расстаться со своей верой. А теперь скажи мне, как вы ухитрились одолеть магов короля Ринальдо?

Ахмед, казалось, просто-таки раздулся от гордости, глаза его дерзко блеснули.

– Найробус и вправду придает нам силы из своей далекой страны, неверный! Это совершенно новая сила! Она проникает в самую душу чародея и переполняет его могуществом. С этим ничто не может сравниться! Когда мне помогает Найробус, я чувствую себя таким живым, каким никогда не чувствовал, во мне жизни на троих, на четверых, на пятерых – нет, еще больше!

– Мэтью, – негромко проговорил Рамон, – помнишь, я тебе рассказывал про новый наркотик, который появился у нас в округе? Когда парни находятся под его влиянием, они пошатываются, глупо улыбаются. Когда они в таком состоянии, кто-то должен присматривать за ними, а когда они трезвеют, они становятся слабее, словно жизнь уходит из них...

– Так вот почему они дрались хуже, чем обычно! – Мэту не слишком приятна была мысль о том, что его победа над всегдашними обидчиками состоялась не только за счет его собственной силы и ловкости. – И как ты думаешь, к чему приведет эта наркомания, папа? Видимо, каждому из этих парней суждено превратиться в скелет, обтянутый кожей? Из них как будто высасывают жизнь?

Ахмед нахмурился:

– О чем это вы толкуете? Найробус никогда не отберет жизнь у наших душ!

– Что ж, пусть не у душ, но у тела – точно... – пробормотал Мэт и поднял руку, тем самым заставив колдуна замолчать. – Пойми меня правильно, я не думаю, что ваш махди – плохой человек. Я даже думаю, что ты и твои товарищи вообще не колдуны. Вы хорошие, добродетельные люди – по законам вашей веры. Вы мудрецы, полагающие, что питаетесь доброй силой.

– Тогда к чему вся эта болтовня про каких-то юношей, которые почему-то слабнут, словно кто-то сосет из них жизнь?

– Потому что я уверен: Найробус пошел на самый грязный обман, который только может существовать в мире, – сурово проговорил Мэт. – Он обманул вас. Я думаю, он убедил вас в том, что он – святой человек, праведник, которому ничего не надо, кроме как процветания вашей веры.

– Так оно и есть!

Мэт покачал головой:

– Боюсь, что это не так. В лучшем случае этот ваш Найробус преследует собственные цели. Он даст вашему махди завоевать весь мир для вас, а потом убьет его и сам станет властелином мира.

– Не может этого быть! – яростно воскликнул Ахмед, однако в глазах его появилось сомнение.

– Ох, – вздохнул Мэт. – Значит, еще более худшего ты знать не хочешь!

– Нет!

– А я все равно тебе скажу, – почти прошептал Мэт. – Ответь мне, кто отец Лжи, Ахмед? Кто султан Обмана? Так вот, самое худшее, что может быть, – это то, что Найробус хочет завоевать мир не для себя. У него может иметься повелитель, и притом очень злобный повелитель.

Ахмед стал корчиться и вертеться, пытаясь сбросить путы, которыми был связан.

– Развяжите мне руки, дабы я мог закрыть ими уши! Я не желаю слушать твое богохульство?

– Это не богохульство! Ты и твои товарищи-колдуны всего-навсего доверчивые глупцы, позволившие обманщику без чести и совести заставить вас поверить в то, во что вам самим так хотелось поверить, – возразил Мэт. – Вы позволили убедить себя в том, что Найробус хочет отдать весь мир Аллаху...

Ахмед начал кричать и вырываться.

– Но ему не нужен весь мир для Аллаха! – прокричал Мэт. – Повелитель, которому он служит, – Сатана, и на самом деле он хочет, чтобы мы все угодили в ад!

– Я не слышал твоих слов! – вопил Ахмед. – Я не слышал твоего богохульства!

Но они оба понимали, что он слышал все, и понимали, что хулил Мэт вовсе не Бога.