Текст книги "Мой сын маг"

Глава 17

Пока раскидывали шелковый шатер, стражники обвели Мэта и Рамона вокруг него несколько раз – для того, чтобы «гости» убедились: вход в шатер, а значит, и выход из него, только один, и на каждом углу стоят по два часовых.

– А все-таки приятно чувствовать, что ты в безопасности, – пошутил Мэт.

Отец испытующе глянул на него и ответил в тон:

– Да, приятно будет выспаться, зная, что с нами ничего не случится.

Как только шатер поставили и откинули переднее полотно, Мэт и Рамон в сопровождении двух стражников вошли внутрь. Один из стражников разжег светильник, другой приготовил чашу и кувшин для умывания, а затем принес поднос, на котором стоял медный кофейник и две пиалы. Затем стражники ретировались, оставив отца и сына наедине.

– Неплохо, – заключил Мэт, оглядевшись по сторожам. Серый шелк стен, приятное тепло восточного ковра под ногами. – Во всяком случае, здесь посимпатичнее, чем в любой из тюрем, где мне случалось побывать.

Рамон уставился на сына.

– Ты сидел в тюрьме! – удивленно воскликнул он.

– Не меньше раза в год с тех пор, как угодил в Меровенс, – отвечал Мэт. – Ничего не поделаешь – так уж оно ведется, если отвоевываешь у злобных тиранов право на престол для законной наследницы. – Мэт улыбнулся. – Но, конечно, если ты влюблен в эту самую наследницу, можно и потерпеть такие маленькие неудобства.

Пристальный взгляд Рамона сменился улыбкой, в которой теплота и понимание сочетались с гордостью.

– Можно, если не совершил ничего дурного.

– Только с самой что ни на есть пуританской точки зрения, если уж очень придираться. – Мэт на секунду задумался. – А вообще в этом мире угодить за решетку можно и за то, что совершил правое дело.

Рамон ухмыльнулся:

– Что ж, если ты был преступником, так сказать, достойным, то я ничего не имею против.

– По крайней мере из всех тюрем, где я побывал, эта – первая, где подают кофе, – отметил Мэт и шагнул к низенькому столику. Опустившись на разложенные вокруг столика мягкие подушки, он принюхался к восхитительному аромату, шедшему из небольшого медного кофейника. – Честно говоря, вообще впервые вижу в этом мире кофе! Как только уладим все с этим маленьким недоразумением – ну, в смысле, с завоеванием, – нужно будет наладить регулярные закупки.

– Но не собираешься же ты сидеть здесь сложа руки!

– А что я могу поделать? – Мэт выразительно скосил глаза в сторону шелковой стенки шатра и пальцем указала на свое ухо.

Рамон широко раскрыл глаза. Намек он понял – у стен были уши. Он опустился на подушки напротив сына, сунул, руку во внутренний карман своего средневекового дублета и вынул вполне современный блокнот и шариковую ручку.

Мэт усмехнулся:

– Старина-профессор во всей своей красе!

Отец кивнул, указал на ухо и ответил:

– Старые привычки не умирают из-за смены декораций.

Тут он не погрешил против истины: Мэт не мог припомнить случая, чтобы у отца по карманам не была рассована хоть какая-нибудь писанина. Между тем следовало продолжать непринужденную болтовню, дабы те, кто находился по другую сторону шатра, не разволновались и не стали гадать, что за козни задумываются внутри. Отец Мэта, видимо, был того же мнения.

– Я виноват в том, что мы попали сюда, Мэт, – сказал Рамон. – Мне просто невмоготу было слышать эти разговорчики. – С этими словами Рамон передал сыну блокнот.

– Не переживай, – утешил отца Мэт. – Ты опередил меня всего-то на минутку-другую. – Мэт что-то нацарапал в блокноте. – Пойми, я, наверное, постарался бы сказать то же самое, что и ты, но более мягко. Как бы то ни было, это все равно прозвучало бы для них богохульством. Источник христианства и ислама, может быть, один и тот же, но вот в том, как приверженцы этих учений видят мир, есть фундаментальные различия.

Мэт развернул блокнот так, чтобы отец смог прочитать написанное:

Мы все равно попробуем дать деру.

– Фундаментальные, согласен, – кивнул Рамон, взял у Мэта ручку и блокнот и написал ответ. – Но точка зрения этого юноши мне понятна. Он типичный подросток. Считает, что прав он, а все, кто старше его, – неправы. – Рамон передал блокнот и ручку сыну.

В блокноте было написано одно-единственное слово:

Как?

Мэт усмехнулся.

– Ага, как у Марка Твена, помнишь? Ему было восемнадцать, и он никак не мог понять, почему его отец настолько глуп, что не может уразуметь, отчего сын стыдится где-то появляться вместе с ним. – Мэт взял ручку и написал:

Для начала испробую кое-какие магические приемчики и выясню, не наложены ли на нас ограничительные заклинания. Если нет – вмиг сделаю так, что мы окажемся за десять миль отсюда.

– Да, – ответил Рамон одновременно на устное и на письменное сообщение.

Мэт снова принялся что-то писать в блокноте, а Рамон продолжал беседу.

– Хотя тот же Твен писал о том, что, когда ему стукнуло двадцать два, он поразился тому, сколь многое его старикан усвоил за четыре года.

Мэт развернул страничку блокнота к отцу, соображая при этом, что бы такое сказать в защиту младшего поколения.

– С другой стороны, – нашелся он, – в тех случаях, когда взрослые соглашаются с подростком, он становится уверенным в своей правоте. Что до меня, то я бы отнес случай Тафы на счет классического религиозного фанатизма.

Прочитав написанное Мэтом, Рамон сказал, предварительно написав:

А что, если они связали нас магией?

– Религиозный фанатизм? Да, причем подростки, как никто другой, склонны к прямолинейности и узколобости. – Он усмехнулся. – Верные выводы приходят с годами, с опытом.

Мэт написал:

Тогда нам придется перебороть их заклинания.

Однако из-за слов, произнесенных отцом вслух, Мэт невольно вспомнил себя семнадцатилетним, восемнадцатилетним, девятнадцатилетним...

– Ты просто слишком долго преподавал в колледжах, – возразил Мэт. – А я всего лишь два года проработал ассистентом и не успел пресытиться.

– Но этого тебе хватило для того, чтобы твои идеалы слегка потускнели? – В глазах отца затеплилось сочувствие. Прочитав написанное Мэтом, он написал в ответ:

На это потребуется время?

– Немножко, – отозвался Мэт и пояснил:

– Немножко потускнели. Я обнаружил, что не все студенты так уж обожают учебу.

На этот раз он написал:

Совсем немного. У тебя есть какие-нибудь неотложные дела?

– Между тем они все же подумывают о получении степени, – отметил Рамон и написал:

У меня нет, а у тебя?

Надо подумать,

– написал Мэт, а вслух добавил:

– В общем, в конце концов я умыл руки. Кстати, мысль неплоха. Время от времени умывать руки – полезно. Кто знает, может, нам ужин принесут.

– Это было бы славно, – согласился Рамон. Мэт налил воду в чашу, поводил над ней рукой и пробормотал:

 
Вода, вода, кругом вода!
Куда б ни шел – туда, сюда...
В ушате, в корыте, в лохани,
В реке, в ручейке, в океане,
И в хате, и в царском чертоге,
И в луже простой на дороге.
Ответьте мне, лужи, тотчас,
Кто, что отражается в вас!
 

Пока Мэт произносил стихи, вода потемнела, завертелась... Со дна чаши поднялись пузыри, затем вода успокоилась, стала похожей на стекло, и тогда Мэт негромко проговорил:

 
А теперь, вода, скажи,
Да всю правду расскажи:
И не вздумай ошибиться:
В Бордестанге что творится?
 

На поверхности воды начало появляться изображение. Рамон выпучил глаза...

Сначала трехмерная картинка имела довольно-таки хаотичный вид, но затем Рамон понял, что это – вид сверху на Бордестанг и окрестности города, обнятые, словно заботливой рукой, излучиной реки. Между тем рука, казалось, пестрит веснушками, и, приглядевшись повнимательнее, Мэт заключил:

– Корабли! Обгоревшие остовы кораблей! И еще – эти-то смогли бы плыть, у причалов!

– А что это за кольцо вокруг города? – поинтересовался отец.

– Шатры! – мгновенно напрягся Мэт. – И воины! Они мчатся к крепостной стене!

Кавалерия скакала по аллее к высоким городским воротам. За рядами конников на колесах ехала осадная башня, в ее окнах виднелись изготовившиеся к атаке лучники, в дверях стояли копейщики, и помимо копий у них имелись перекидные мостки, которые они намеревались бросить на стену.

– А вон и артиллерия! – воскликнул Мэт, завидев джиннов, сжимавших в руках здоровенные валуны.

Камни полетели в ворота, но на полпути замерли в воздухе и упали на мавританских воинов.

– Молодец Химена! – радостно вскричал Рамон. – Воистину она волшебница!

– Тебе это было известно больше, чем кому бы то ни было, – пошутил Мэт, внимательно глядя на то, как громадные камни становятся прозрачными и тают, превращаясь в тучки. – Их колдуны тоже веников не вяжут, – отметил он.

Мавры упрямо продвигались к стене, невзирая на завесу тумана, образовавшуюся после исчезновения камней. Навстречу врагам устремился град стрел. Стрелы не долетели до цели, развернулись и устремились обратно – к тем, кто их выпустил. Однако, долетев до стены, стрелы успели значительно сбавить скорость, и лучники Бордестанга, изловчившись, схватили их и вновь зарядили ими луки.

– Или мама, или Савл, – пробормотал Мэт. А потом прямо перед маврами взорвалась земля, взметнулось облако птичьего пуха, захватчиков ослепило. Мэт решил, что все они наверняка жутко расчихались и раскашлялись.

А потом ворота открылись, и из них выехал конный отряд, возглавляемый рыцарем в черных латах.

– Сэр Ги! – радостно воскликнул Мэт. – Слава Богу, он явился на помощь!

Схватка у ворот получилась короткой, но яростной. Защитники города наблюдали за схваткой со стены: полуслепые от птичьего пуха, чихая и кашляя, мавры отступали. В последнее решающее мгновение со стены выстрелила небольшая катапульта. Увесистое каменное ядро угодило в осадную башню и снесло ее верхушку. Изображение на воде стало таять в тот миг, когда сэр Ги увел свой отряд обратно в город, и ворота за ним захлопнулись.

Мэт вышел из себя.

– Ублюдок! – вскричал он. – Подлец! Гений! Он повел свое войско в обход, морем! Как только мы скрылись из виду, корабли подплыли к столице по реке! Естественно, он сидит около Пиренеев, вместо того чтобы атаковать Ринальдо!

– Точно! – подхватил Рамон. – Там ведь сейчас только половина его войска, верно? Вторая половина здесь и дожидается, когда войско королевы пересечет Пиренеи!

– Нечего дивиться тому, что гонец от Ринальдо прорвался к нам – в планы Тафы как раз и входило то, что королева отправится на помощь королю Ибирии. Проклятие! Я бы прикончил этого юнца, если бы он не привел меня в восторг своей стратегией! – Мэт взмахнул рукой над чашей. – Мы должны сообщить Алисанде если она уже не попала в засаду!

Изображение замка исчезло, на поверхности воды появилось новое изображение: войско на марше, шагающее по полям, зеленеющим свежими всходами.

Рамон нахмурился.

– Здесь ночь, а их мы видим утром.

– Перед рассветом, – уточнил Мэт. – Свет сероватый и тени еще не легли. Видимо, при передаче изображения небольшая разница во времени все-таки существует. – Указав пальцем на золотоволосую фигурку впереди войска, он воскликнул:

– Алисанда! Она ведет войско и торопится, раз подняла воинов до рассвета!

– С ней все в порядке, – добавил Рамон. – Войско в пути и в засаду не попало.

– Пока, – с горечью проговорил Мэт. – Как же мне передать им весточку?

Мэт задумался. Он искал подходящее заклинание.

– Может быть, это не так уж и актуально? – спросил Рамон. – Они идут к солнцу или от него?

– Отлично придумано! – похвалил отца Мэт и снова, что-то бормоча, провел рукой над поверхностью воды. Само войско стало меньше, теперь взглядом можно было охватить более широкое пространство. Наконец сбоку над горизонтом стало видно золотистое свечение.

– Рассвет! – воскликнул Рамон и тут же вспомнил о стенах, имеющих уши.

Схватив блокнот, он быстро написал:

Они уходят от солнца.

– Хвала Небесам! – выдохнул Мэт так тихо, как только мог, взял у отца ручку и написал в блокноте:

Они возвращаются в Бордестанг! Видимо, Савлу каким-то образом удалось сообщить ей о случившемся.

Нахмурившись, он приписал:

Алисанда возвращается, чтобы зажать мавританское войско между своей армией и городом. Мне срочно нужно туда.

Наверное,

– ответил Рамон сыну в письменной форме и пристально посмотрел – Мэта. Понимал ли он, что его жена уходит оттуда, где сейчас находится он и предоставляет его самому себе? Если Мэт это и понимал, похоже, это его сейчас не волновало, да и не время сейчас было заводить такой разговор.

Вслух же Рамон сказал:

– Нужно понять, насколько ты полезен здесь, сынок. У тебя появились задатки дипломата, о которых я и не предполагал. Очень может быть, что тебе удастся укоротить эту войну тем, что ты останешься здесь, что ты будешь думать и говорить. Вдруг тебе вообще удастся положить войне конец.

При этом в блокноте Рамон написал:

Оставайся.

– С трудом верится, что от меня тут будет толк, – покачал головой Мэт.

Однако предложение отца не лишено было смысла: если бы ему удалось доказать Тафе, какие силы стоят за вторжением мавров в Ибирию и Меровенс, он мог бы добиться мира, и к тому времени, когда он вернулся бы в Бордестанг, глядишь, Алисанде и вовсе не пришлось бы вступать в бой.

Партизаны,

– написал Рамон в блокноте. Мэт угрюмо кивнул. Если дипломатия провалится, он мог бы организовать движение сопротивления. В конце концов, у него в роду уже есть один испанский партизан.

– Сидя в этом шатре, мы ничего не добьемся.

– А какой у нас выбор? – спросил Рамон, но его глаза уже весело сверкали.

Мэт вздохнул. Давно пора. Он и так слишком долго тянул. Встав, Мэт пошел по кругу вблизи стенок шатра, бормоча под нос:

 
Десяток стражников у входа,
Но, может, все-таки свобода
Нас ждет за стенами шатра?
Хотелось б смыться до утра...
 

Мэт коснулся рукой шелковой стенки, и по его пальцам ударила яркая искра.

Раздался треск, похожий на чирканье зажигалкой. Мэт обжегся, сжал обожженные пальцы другой рукой, скривился. Отец бросился к нему, протянул руку, предлагая растереть больное место, но Мэт отрицательно покачал головой. Делать нечего нужно ждать, пока пройдет боль.

– Статическое электричество? – высказал предположение Рамон.

Мэт раздраженно мотнул головой. Рамон приложил руку к уху и указал на стенку шатра. Мэт понял его. Нужно было говорить о чем угодно, лишь бы стражников не заинтересовало, отчего это они так внезапно умолкли.

– Эти стены просто пропитаны магией, папа.

– Ясно, – кивнул Рамон. – Значит, она проявляется в виде выбросов энергии?

– Может проявляться, – ответил Мэт. Боль мало-помалу утихала. – Не забывай, тот колдун, который наложил заклятие на эти стены, понятия не имеет об электричестве. Скорее всего он сотворил некое подобие молнии.

– То есть «небесного огня», да? – Рамон понимающе кивнул. – Но ведь его можно, так сказать, заземлить?

Мэт с радостью отметил, что их диалог был совершенно непонятен стражникам и звучал как сущая галиматья даже в том случае, если кто-то из них знал язык Меровенса. А для себя Мэт решил, что мысль о заземлении недурна и что в следующий раз не стоит подвергать себя риску.

– Кто знает? А вдруг электрический заряд всякий раз обновляется? А если нет, то все равно можно преспокойненько взлететь на воздух. – Он поднял руку. – Жаль, нельзя сказать как-нибудь покрепче, упомянуть чью-то бабушку – здесь, в этом мире, это слово на букву «ч» лучше не произносить.

– Понятно... – задумчиво протянул Рамон, отошел к столу, нацарапал на страничке блокнота вопросительный знак и вздохнул:

– Мне еще немного нужно узнать о физических явлениях в этом мире.

– Ну... – протянул Мэт. – У мавров уже есть алгебра, так что, возможно, они нас опередили.

Вообще-то Мэт так не думал. Лучше всего соотношение сил в этом мире передавалось не уравнениями, а стихами. Взяв ручку, он написал:

Попробую прочесть транспортированный стишок. Приготовься.

Взяв отца за руку, Мэт заговорил нараспев:

 
Мы не за решеткой, в темнице сырой,
Не в башне высокой, не в черной дыре —
B тюрьме комфортабельной, теплой, сухой —
В роскошном из серого шелка шатре.
Но нас не прельщает подушек гора,
И крикнуть охота:
«Пора, брат, пора!»
Томиться мы далее тут не хотим,
Давай поднатужимся – и улетим!
 

Отец встревоженно глянул на сына. Но опоздал. Все вокруг завертелось в бешеном вихре... и застыло. Мэт упал на столик, Рамон повалился спиной на подушки. У Мэта жутко кружилась голова, но он, совладав с собой, бросился к отцу. Рамон сел. Он явно еще плохо ориентировался, но у Мэта вырвался вздох облегчения.

– Дай-ка я угадаю, – проворчал Рамон, придя в себя. – Вероятно, наши тюремщики и такую возможность предусмотрели?

– Либо предусмотрели, либо глаз с нас не спускают. – Мэт задумался: уж не переодетый ли колдун – один из стражников? А кто живет в соседнем шатре? Тоже вопрос.

Отец кивнул и взял ручку.

Позови Лакшми,

– написал он в блокноте.

Мэт выпучил глаза. Его охватил страх – и страх этот уж никак не был связан ни с произнесением контрзаклинаний, ни с подслушивающими вражескими колдунами.

Мэт весьма выразительно затряс головой.

Отец облегченно вздохнул и тихонечко запел:

 
Лакшми дорогая, подруга моя?
Унес тебя ветер в чужие края...
О, где же ты бродить?
Скажу не тая:
Нужна дозарезу нам помощь твоя!
 

Мэт продолжал мотать головой, но тут посередине шатра завертелся маленький смерчик. Смерчик гудел и вырастал на глазах. Достигнув высоты пять с половиной футов, гул смерча превратился в хрипловатое контральто и вопросил:

– С какой стати мне являться к людям, которые меня отвергли?

– Ну... к примеру, чтобы отблагодарить их, – совершенно невинно отозвался Рамон.

Смерч начал менять, очертания, съеживаться, в нем проступили контуры, при виде которых Мэт бы непременно сладострастно взвыл, не знай он, какой разрушительный потенциал за этими контурами таится.

– Отблагодарить? – возмущенно вопросил голос. – Я вас уже дважды отблагодарила! Я пощадила вас, я прогнала более слабого джинна и отнесла вас к махди! Мне, что же, вас десять раз благодарить нужно?

– Но мы тебе оказали очень большую услугу, – напомнил джинне Рамон. – Но если тебе так уж трудно ответить добром на добро, тогда я молю тебя, сделай это ради дружбы.

– Ради дружбы? – Смерч окончательно утихомирился, осел, и Лакшми шагнула к Рамону. Бросив попутно взгляд на Мэта, она смерила его глазами с головы до ног.

Мэту показалось, что он слышит мысли джинны: «Если мне не достался сынок, может, папочка сойдет?» Джинна развернулась к Рамону и промурлыкала:

– Какие доказательства дружбы ты можешь предложить мне?

– О, только те, о которых прошу сам! – воскликнул Рамон. – Я готов помочь, когда тебе будет грозить беда – и я, и мой сын, как только сумеем! – Рамон шагнул к джинне, и Мэт был готов поклясться: в глазах отца горел игривый огонек.

– Беда? Мне? – игривым полушепотом проговорила джинна и приблизилась почти вплотную к Рамону. – Только в этом случае ты готов помочь мне?

– Увы, боюсь, что так, – вздохнул Рамон, хотя мимика его говорила обратное. – Ну разве что еще я готов разделить твое общество, когда тебе будет одиноко.

– Джинны вообще-то живут одиноко, – проворковала Лакшми, – но бывают времена, когда нам хочется, чтобы кто-то был рядом.

– Мне это очень знакомо, – кивнул Рамон. – Но было бы нечестно с моей стороны предлагать тебе то, что я уже некогда предложил другой. Между тем дружба – не такое уж скромное подношение.

На миг Лакшми озарилась гневом – в буквальном смысле! Крошечные языки пламени вспыхнули над ее бровями, плечами, грудями. Мэт в панике прошептал мощнейшее заклинание против злых духов.

– Все мужчины во все времена тянутся к красоте, чудесной, волшебной красоте, – пробормотал Рамон.

Пламя гнева тут же угасло, Лакшми насмешливо улыбнулась.

– О да, вот только такая красота у тебя уже есть, верно? И все же от дружбы не так легко отказаться. Надеюсь, твоя жена примет меня так же любезно, как ты. А теперь довольно, о ты, Обещающий-Невыполнимые-Услуги! Чего ты хочешь от меня?

С этими словами она одарила Мэта таким похотливым взглядом, что все его мужские гормоны взвыли, словно волки на луну. Правда, их вою ответили колокола тревоги, вовсю забившие в его голове.

Рамон поспешно проговорил:

– О, нам нужна сущая безделица. Вынеси нас из этой шелковой тюрьмы, и все.

Лакшми, нахмурив брови, повернула голову к Рамону. Мэт облегченно выдохнул. Джинна фыркнула.

– Два могущественных чародея не могут выбраться из шелкового шатра? Значит, здесь есть нечто такое, чего не увидишь глазами смертных... – Она внимательно осмотрела стены шатра. Глаза ее полыхнули загадочным светом. Затем свет угас и она объявила:

– Сильнейшими чарами пропитана сама ткань этого шатра.

– Какие чары могут смутить принцессу джиннов? – заискивающе вопросил Рамон.

– Нет таких чар, – рассеянно отозвалась Лакшми, крепко схватила обоих мужчин за руки, и шатер бешено завертелся вокруг них.