Текст книги "Фарс, или Долой одиночество!"

37

Как и следовало ожидать, не долго думая, Софи развелась со мной и смылась в новое государство, которое образовалось в Мачу Пикчу, в Перу, предусмотрительно захватив с собой драгоценности, меха, картины, золотые слитки и т.п.

Я успел сказать ей напоследок, если мне не изменяет память, следующие слова: «Неужели ты не можешь подождать, пока мы не совершим составление семейных справочников? Вот увидишь, и в твоем семействе окажется много выдающихся женщин и мужчин».

«В моей семье уже есть сколько угодно выдающихся женщин и мужчин, – ответила она. – До свидания».

Чтобы довести до конца издание семейных справочников, нам еще раз пришлось свозить бумаги из Государственного Архива на электростанцию.

Но все равно мы были не в состоянии выдать на руки всем гражданам личные семейные справочники. Зато нам удалось снабдить ими каждое здание законодательного органа штата, каждую ратушу, каждое полицейское управление и каждую публичную библиотеку.

Да, вот и после того, как государство обеспечило граждан справочниками, свободное предпринимательство ухватилось за выпуск семейных газет. Моя газета называлась «Нарциссиум». Газета Софи, которая еще долго продолжала приходить в Белый дом после ее отъезда, называлась «Голос снизу». Как-то на днях Вера рассказывала мне, что у Бурундуков была семейная газета под названием «Хворост». В колонке объявлений помещались объявления родственников, которые предлагали себя в качестве рабочей силы, интересовались, как выгодней поместить капитал, предлагали всякую всячину для продажи. В колонке новостей сообщалось о крупных победах членов семейства, а также помещались предостережения против родственников, которые приставали к несовершеннолетним, мошенничали и т.п. Обязательно имелись списки родственников, которых можно навестить в различных больницах и тюрьмах.

Некоторые печатные органы призывали к созданию семейного жизненного страхования, спортивных клубов и т.п.

Я хорошо запомнил одну любопытную статейку, то ли из «Нарциссиума», то ли из «Голоса снизу», точно не припомню. Так вот, в этой статейке сообщалось, что лучшим оплотом закона и порядка являются высокосознательные семьи. Поэтому в скором времени полностью отпадет нужда в полицейских участках.

«Если вам известен родственник, который нарушает закон, – говорилось в заключение, – не спешите обращаться в полицию. Лучше позовите на подмогу еще штук десять честных родственников».

И тому подобное.

Новорожденные семьи углубились в тщательный самоанализ и, конечно, не замедлили всплыть на поверхность статистические просчеты. Например, оказалось, что все без исключения члены семейства Вечнозеленых имеют отношение к музыке. Трое членов этого семейства были дирижерами крупнейших симфонических оркестров. Вдова из Урбаны, которую посещали китайцы, тоже была членом семейства Вечнозеленых. Она давала уроки игры на фортепиано, чем зарабатывала на жизнь.

Оказалось, что все члены семейства Арбузов на килограмм-другой тяжелее, чем члены других семейств.

Три четверти семейства Бабочек составляли женщины.

И так далее и тому подобное.

Что касается моей собственной семьи, то огромное количество Нарциссов осело в районе Индианаполиса. Там же издавалась наша семейная газета, а ее шапка хвастливо гласила: «Напечатано в Нарциссграде, США».

Так-то вот.

Как грибы после дождя, стали появляться семейные клубы. Я собственноручно разрезал ленточку при открытии клуба Нарциссов в Манхэттене, на 43-й Улице, рядом с 5-й Авеню.

38

В тот же приезд я впервые посетил манхэттенский «Тринадцатый клуб». Мне и раньше доводилось слышать, что в Чикаго расплодилось множество низкопробных заведений того же порядка. Вот и Манхэттен заимел свое собственное.

Мы с Элизой не были настолько дальновидны, чтобы предусмотреть, что все люди с цифрой 13 в фамилии поспешат сгрудиться в самую большую семью.

Наконец мне предоставился случай по достоинству оценить родной три-бензо-манерамил.

Я спросил у вахтера, можно ли мне зайти посмотреть, как выглядит манхэттенский «Тринадцатый клуб».

«С должным уважением, мистер Президент, – сказал он мне, – но вы-то сами, сэр, – тринадцатый?» – «Нет, – сказал я. – Вы отлично знаете, что нет» – «В таком случае я вынужден сказать вам, сэр, и это мой долг, с глубоким уважением, сэр, не пойти ли вам подальше? Катитесь-ка вы, сэр, к едрене фе-не-е-е!»

Я был в полном экстазе.

39

И вот в то самое время, когда все шло, как по маслу, и американцы были счастливы, как дети, несмотря на то, что государство обанкротилось и, буквально, расползалось по всем швам, так вот, в это самое время, как назло, людей повсеместно стала косить албанская лихорадка. Она за раз уносила миллионы жизней. На Манхэттене же люди стали умирать от «зеленой смерти».

И тут пришел конец нации. Она развалилась на отдельные семьи.

Так-то вот.

О-хо-хо! Все, кому не лень, полезли претендовать на герцогства, царства и тому подобное барахло. Армии стали образовываться повсеместно, повсюду возводились крепости. Кому это может прийти по душе? Такая же напасть, как плохая погода и изменчивое притяжение. Каким только испытаниям не подвергались несчастные семьи!

Очевидно, в тот же период произошло еще одно печальное событие. Однажды ночью притяжение разгулялось настолько, что подорвало основы государства Мачу Пикчу. И вот все его верховные правители вместе с лавками чудес, банками, золотыми слитками, драгоценностями, произведениями искусства доколумбового периода. Оперным театром и божьими храмами кубарем покатились с вершины Анд и оказались в море.

Я плакал.

Какое-то время по старой привычке в Белый дом еще доставлялись различные извещения. А мы, его обитатели, лицом к лицу столкнулись со смертью и ожиданием смерти.

Наша личная гигиена заметно деградировала. Умываться и чистить зубы стало делом случайным. Мужчины отпустили бороды и отрастили волосы до плеч. В каминах горела ясным пламенем мебель, обшивка стен, картинные рамы и т.п. Моего личного секретаря, Гортензию Щука-13 Мак Банди, унесла лихорадка. Моего личного слугу, Эдварда Клубника-4 Кленденста, унесла лихорадка.

Мой научный консультант, доктор Альберт Аквамарин-1 Пятигорски, испускал последний вздох прямо у меня на коленях на полу Овального зала. Он был почти что с меня ростом. До чего же, наверное, здорово смотрелись мы с ним, распростертые на полу.

Он все твердил и твердил: «Что же это такое происходит?»

«Не знаю, Альберт, – сказал я. – Наверное, так лучше – ничего не знать».

«Спроси китайцев!» – успел еще сказать он и отправился к праотцам, как это принято говорить.

Время от времени звонил телефон. Но происходило это крайне редко, и поэтому на звонки отвечал я сам. «Вас слушает Президент», – обычно говорил я.

Бывало, с другого конца провода до меня доносился тоненький, дребезжащий голосок, который сообщал нечто из области мифологии: «Король Мичигана» или «Чрезвычайный правитель Флориды» или «Действующий мэр Бирмингема».

Но недели шли, и звонков становилось все меньше и меньше. Наконец, они и вовсе прекратились.

Меня окончательно забыли.

Так закончилось мое президентство.

Я успел пробыть две трети положенного срока после того, как меня вторично избрали на этот пост.

Параллельно шло к концу и нечто более важное: мои невосполнимые запасы три-бензо-манерамила.

Так-то вот.

Я не решался пересчитать оставшиеся таблетки. Но настал день, когда пересчитывать не было никакой надобности. Они все были передо мной на ладони. Я так привык к этим таблеткам и так многим был им обязан, что мне даже казалось, что вместе с последней окончится и моя жизнь.

Убывали и мои служащие. В конце концов остался всего один. Остальные либо умерли, либо разбрелись кто куда.

Единственный, кто не покинул меня, был мой брат, мой верный Карлос Нарцисс-2 Виллавиченцо, посудомойщик, которого я заключил в объятия, когда он вступил в семью Нарциссов.

40

Очень быстро все пришло в упадок. Больше не было надобности корчить умный вид. Поэтому я охотно предавался мании подсчитывать предметы. Сначала я пересчитал планки и жалюзи на окнах. Я сосчитал все вилки, ножи к ложки на кухне. Я точно знал, сколько квадратов было в стеганом одеяле, которое лежало на кровати Авраама Линкольна. Однажды, невзирая на то, что притяжение было среднелегким, я на четвереньках взобрался по лестнице, на ходу пересчитывая столбики в перилах. И тут я заметил, что снизу за мной следит какой-то мужчина.

На мужчине были штаны из оленьей кожи, мокасины и енотовая шапка. В руках он держал ружье.

Но тут к мужчине подошел еще один человек. Он был одет в форму военного летчика той поры, когда я еще не был президентом и существовало такое понятие, как Военно-Воздушные Силы Соединенных Штатов.

«Разрешите, я сам отгадаю, – вслух сказал я. – Сегодня или канун Дня всех святых, или Четвертое июля».

По-видимому, пилот был шокирован запустением, в которое пришел Белый дом. «Что здесь случилось?» – спросил он.

«Одно могу вам сказать, – ответил я, – здесь свершилась история».

«Ужасно».

«Что, не нравится? А попробовали бы вы заглянуть сюда», – сказал я ему, постукивая себя при этом пальцами по лбу.

У них не закралось и тени сомнения, что перед ними сам президент Соединенных Штатов. Я был похож на всех чертей.

Наверное, именно поэтому они не слишком охотно со мной разговаривали. Между собой они тоже не спешили обменяться впечатлениями. Позже выяснилось, что они вообще были не знакомы. Они прибыли в одно и то же время по чистой случайности. Каждый из них имел свое чрезвычайно важное поручение.

Они ходили по всем комнатам Белого дома, пока не наткнулись на моего Санчо Пансу – Карлоса Нарцисса-2 Виллавиченцо, который вдохновенно готовил завтрак из матросских котлет, консервированных копченых устриц и других съедобных вещей, которые ему удалось отыскать. И Карлос привел их ко мне и со всей искренностью, на какую только был способен, пытался убедить их, что я и есть президент, как он выразился, «самого могущественного в мире государства».

Ну и тупица же был этот Карлос!

Человек из пограничных районов доставил мне письмо от вдовы из Урбаны, штат Иллинойс, той, которую пару лет тому назад посетили китайцы. В те времена я по уши был занят делами государственной важности и поэтому не узнал, какого черта хотели от вдовы китайцы.

«Дорогой доктор Свеин, – начиналось письмо. – Я простая, ничем не примечательная женщина, которая живет за счет уроков музыки. Я знаменита лишь тем, что имела счастье быть женой великого физика, родить от него сына, а после его смерти – принимать у себя в доме крошечных гостей из Китая. Один из них сказал мне, что его отец был с вами знаком. Отца его звали Фу Манчу. Этот самый китаец рассказал мне об удивительном открытии, которое сделал незадолго до смерти мой муж, доктор Феликс Боксит-13 фон Петерсвальд. Кстати, мой сын, как и вы, принадлежит к славной семье Нарциссов. Так вот до сегодняшнего дня мы с сыном держали это открытие в строжайшей тайне, потому что свет, который оно проливает на реальное положение людей во Вселенной, мог бы подействовать деморализующе на человеческую психику. Открытие это имеет прямое отношение к тому, что ждет нас после смерти. И, представьте себе, доктор Свеин, нас ничего не ждет, кроме смертельной скуки. Просто язык не поворачивается назвать эту штуку „раем“ или „законным вознаграждением“, или чем-то в том же роде. Здесь уместно название, которое дал мой покойный муж: „индюшатник“. Вы сможете сами убедиться в правильности такого названия.

Короче говоря, доктор Свеин, мой муж открыл способ общения с умершими людьми. Случилось это на территории индюшачьей фермы. Он сам не посвятил ни меня, ни сына, ни кого-либо еще в тайну манипуляции. Но эти китайцы, ведь вы знаете, у них всюду есть свои шпионы! Они каким-то образом все пронюхали. А приезжали они ко мне для того, чтобы полистать дневник покойного мужа и посмотреть кое-что из оставшейся аппаратуры.

Они сами быстро разобрались, что к чему, и не поленились научить нас с сыном проделывать этот мерзкий фокус. Просто так, на всякий случай. Сами они были полностью разочарованы открытием мужа. Для них это тоже было в новинку, но, как они выразились, могло представлять интерес лишь для представителей того, что еще осталось от западной цивилизации. Что бы это могло значить?

Я вручаю это письмо доверенному лицу, которое отправляется в дальний путь, чтобы присоединиться к поселению своих родственников Бериллиев, которое находится в Мериленде, неподалеку от вас.

В своем письме я решила обратиться к вам, как к доктору Свеину, а не как к «мистеру Президенту», ибо это письмо никоим образом не затрагивает интересов государственной важности. Письмо мое носит чисто личный характер и имеет своей целью сообщить вам, что мы при помощи аппарата неоднократно разговаривали с вашей покойной сестрой Элизой. Она просит, чтобы вы обязательно приехали сюда для конфиденциальной с ней беседы.

Заранее рады встрече с вами. Пожалуйста, не обижайтесь на моего сына – вашего искусственного брата Нарцисса-2 фон Петерсвальда, который помимо своей воли говорит грубости и сопровождает их непристойными жестами, причем делает это в «самые неподходящие моменты. Он пал жертвой болезни.

Преданная вам, Вильма Вечнозеленая-17 фон Петерсвальд».

Так-то вот.

41

Несмотря на изрядную дозу три-бензо-манерамила, письмо задело меня за живое. Какое-то время я внимательно следил, как на лужайке у Белого дома мирно пасется лошадь человека из пограничных районов. Потом я повернулся лицом к нему самому. «Как это письмо попало вам в руки?» – спросил я.

Он рассказал мне, что нечаянно застрелил мужчину, по всей видимости. Бериллия, друга Вильмы Вечнозеленой-17 фон Петерсвальд.

Произошло это на границе Теннесси и Западной Вирджинии. Он принял Бериллия за кровного врага своей семьи. «Мне показалось, что это Ньютон Мак Рой», – сказал он.

Он делал все, чтобы спасти свою невинную жертву, но человек умер от гангрены. Умирая, Бериллий заставил его дать слово христианина, что он доставит письмо в собственные руки президенту Соединенных Штатов.

Я поинтересовался, как зовут его.

«Байрон Хэтфилд», – ответил он.

«А какое имя вам дало правительство?» – спросил я.

«Мы не привыкли кидаться на всякое новое барахло».

Выяснилось, что он принадлежит к одной из немногих натуральных разветвленных семей, в которую входили кровные родственники. Семья эта с 1882 года находилась в состоянии войны с другой такой же семьей.

«Мы за модой не гоняемся», – сказал он.

Я и мой гость из пограничных районов уселись в золоченые высокие кресла из бального зала, которые, скорее всего, когда-то приобрела для Белого дома Жаклин Кеннеди. Таким же манером расположился и летчик. Он очень волновался, ожидая, когда ему дадут слово. Я прочитал, что было написано на нагрудном кармане летчика. Там было: капитан Бернард О'Хара.

«Капитан, – обратился я, – по-моему, вы тоже не гоняетесь за модой и плюете на новые правительственные имена?».

Я подумал, что для капитана он явно староват. По-видимому, ему было не меньше шестидесяти. И я пришел к заключению, что передо мной – псих. Он случайно нашел капитанскую форму, напялил ее – и пришел в неописуемый восторг от собственного вида. Тогда он решил показаться ни больше, ни меньше, а самому президенту.

Но оказалось, что он был в здравом уме. Последние одиннадцать лет, выполняя задание, он просидел на дне засекреченной силосной ямы в Рок Крик Парае. Я ничего не знал о существовании этой ямы. Оказывается, в ней был спрятан президентский вертолет, а к нему впридачу тысячи галлонов бесценного топлива.

В конце концов он не выдержал, нарушил приказ и выбрался на свет божий, чтобы лично выяснить обстановку и, как он сам выразился, узнать, черт побери, что на земле происходит.

Я не мог удержаться от смеха.

«Вертолет к полету готов?» – спросил я.

«Да, сэр», – ответил он. Два года он собственноручно следил за исправностью машины.

Его механики один за другим разбрелись кто куда.

«Молодой человек, я вручаю вам медаль за верную службу». С этими словами я снял значок с лацкана своего смокинга и привинтил его к груди летчика.

Естественно, на нем было написано: «Долой одиночество!»

42

Человек из пограничных районов от награды отказался и вместо этого попросил продукты питания, которые поддерживали бы его силы на протяжении длинного пути до родных гор. Мы дали ему все, чем располагали сами. Мы доверху набили его седельные вьюки галетами и консервированными копчеными устрицами.

Да, а на следующее утро, когда заря еще только занималась, капитан Бернард О'Хара, Карлос Нарцисс-2 Виллавиченцо и ваш покорный слуга взмыли в воздух прямо из силосной ямы. Притяжение нам благоприятствовало, и вертолету приходилось затрачивать усилий не больше, чем парашютику одуванчика, гонимому ветром.

Мы плыли высоко в небе, и я помахал рукой крышам Белого дома, которые остались далеко внизу.

«До свидания», – сказал я.

Согласно моему плану, первым делом мы должны были посетить Индианаполис, который густо населяли Нарциссы. Они стекались туда со всех концов страны.

Я решил оставить там Карлоса доживать свои преклонные годы, окруженного заботами многочисленных искусственных родственников. Он до смерти надоел мне, и я рад был от него наконец избавиться.

«Потом мы полетим в Урбану, – сообщил я капитану О'Харе, – и конечной точкой нашего путешествия будет дом моего детства в Вермонте. После этого,

– пообещал я, – вертолет ваш, капитан. Вы свободны, как птица, и можете лететь, куда вашей душеньке угодно. Но вас ждут трудности, если вы не выберете себе хорошее среднее имя».

«Вы президент, – сказал он. – Вам и карты в руки».

«Нарекаю тебя „Орел-1“ – сказал я.

Он был ужасно польщен. Орден ему тоже пришелся по вкусу.

43

Сегодня Мелодия и Изадор навещали многочисленных родственников Изадора

– представителей семейства Малин, которые живут в районе Уолл-стрит. А я в одиночестве предпринял прогулку к надгробной пирамиде, которая стоит на пересечении Бродвея с 42-й Улицей. Потом я решил зайти в старый клуб Нарциссов на 43-й Улице. Потом пошел по 44-й Улице прямо к бывшему городскому дому моих родителей, где жили рабы Веры.

На крыльце городского дома я увидел Веру собственной персоной. Вокруг грудились ее рабы. Когда-то здесь был Парк Организации Объединенных Наций. Рабы засадили его арбузами, кукурузой и подсолнухами. У них был счастливый вид. Они считали, что им чертовски повезло в жизни, раз они стали рабами.

Все рабы Веры носили среднее имя Бурундук-5. Две трети из них были выходцами из семейства Малин. Чтобы тебя приняли в славные ряды рабов, ты должен был сменить имя на Бурундук-5.

Так-то вот.

Обычно Вера трудилась рука об руку со своими рабами. Она любила тяжелый физический труд. Но сегодня она рассматривала красивый цейссовский микроскоп. Накануне один из ее рабов нашел его среди развалин больницы. Микроскоп был так хорошо упакован, что в целости и невредимости пережил все эти годы.

Вера не заметила моего приближения. Как ребенок, она неумело смотрела в аппарат и бессистемно крутила ручки. По-видимому, она ни разу в жизни не видела микроскопа. Я подкрался поближе на цыпочках и вдруг крикнул: «Бу!»

Она в ужасе отшатнулась.

«Привет!» – сказал я.

«Ничего не понимаю», – сказала она, подразумевая микроскоп.

«Малюсенькие агрессоры, подстерегающие нас на каждом шагу, которые мечтают убить и сожрать нас, вот и все, – сказал я. – Ты действительно хочешь на них посмотреть?»

«Я рассматривала опал», – сказала она.

На предметном столике микроскопа красовался браслет с опалами и бриллиантами. В прежние времена коллекция драгоценных камней стоила бы миллионы долларов. А теперь люди отдавали Вере все драгоценности, которые им попадались. Точно так же, как мне отдавали все подсвечники.

Драгоценности потеряли всякую ценность. Обесценены были и подсвечники по той причине, что на Манхэттене не осталось ни одной свечи. Ночью люди освещали свои жилища помещенными в животный жир кусками ткани.

«Наверное, и на опале развелись микробы „зеленой смерти“, – сказал я.

Эти микробы развелись куда ни плюнь. Между прочим, мы сами не умерли от «зеленой смерти», потому что принимали противоядие, которое абсолютно случайно открыли родственники Изадора – члены семейства Малин. Лишались противоядия одиночные нарушители правопорядка, а порой и целые армии нарушителей, и тем самым они быстренько отправлялись на «индюшачью ферму» – в мир иной.