Текст книги "Дьявол носит чёрный"

Глава 8
Чейз

– Так что выкладывай. Как поживает мой старик? – Я обогнал ребенка на самокате, направляясь с Грантом к квартире Мэдисон. Грант Гервиг – мой лучший друг с четырех лет. Сейчас он престижный онколог с внешностью Колина Ферта и частной клиникой в Верхнем Ист-Сайде. Он один из тех засранцев из газет, которые случайно находят лекарство от неизлечимой болезни в баре, поедая черствый арахис в ожидании свидания с пассией из «Тиндера». Из тех умников, кто заставлял задуматься, есть ли в жизни какой-то тайный смысл, о котором он тебе не рассказывал. Каждое утро мы вместе бегали и взяли за правило выпивать по выходным, вне зависимости от нашего графика, если оба были в городе. Когда мы узнали об отце, я силой потащил Ронана Блэка в клинику Гранта, дабы узнать мнение других врачей, несмотря на то, что отец бормотал, что ясно помнит, как ему приходилось помогать Гранту «делать его дела», когда мой лучший друг оконфузился, смотря со мной ужастик, в возрасте пяти лет. «Мне просто не нравится идея получать медицинские заключения от людей, которых я знал до того, как они приучились к горшку».

Как бы то ни было, и молодой Грант, и старый доктор, к которому первоначально ходил папа, оказались на одной волне. Рак слишком запущен, неизлечим. Тем не менее я чувствовал себя менее беспомощным, когда отца лечил мой лучший друг.

– Ты же знаешь, что я не вправе это обсуждать. – Грант засунул кулак в штаны цвета хаки, свободной рукой перенаправляя ребенка на самокате, чтобы тот не столкнулся с деревом. Мать мальчика поблагодарила его, мчась по улице за сыном.

Богемная, красочная улочка Мэд страдала от величайшей проблемы нашей нации, врага Нью-Йорка номер один: туристов, которые останавливаются и делают снимок прямо посреди гребаной дороги. Повсюду сновали люди. Делали селфи на фоне старинной кондитерской, стояли в очереди в бар, просматривали подержанные книги на прилавках возле независимого книжного магазина. Тонкости жизни не затронули эту улицу. Она была яркой, живой и переливалась красками.

Меня возмущало, что мальчишка с впалыми щеками, с нейлоновым рюкзаком и толстовкой с надписью «Антисоциальный социальный клуб», пожилой выгульщик собак в фартуке и даже четыре чертовых пса, которых он держал на поводке, переживут моего отца. Человека, который основал Black & Co. Того, кто предоставил тысячи рабочих мест и отвечал за треть текстильного бизнеса в Нью-Йорке. Кто внес свой вклад в экономику США, регулярно посещал мои турниры по гребле и помог Джулу превратить его летний особняк в Нантакете в экологически чистого монстра, который, по сути, жил без электричества, а также присутствовал на школьных театральных представлениях Кэти, и, черт побери, жизнь так несправедлива.

– Чейз? – Грант внимательно посмотрел мне в глаза. Он шел на свидание. Мы решили заранее по-быстрому выпить пива. – Ты слышал, что я сказал? Конфиденциальность между пациентом и врачом и так далее.

Я хмыкнул, пиная мокрый мусорный мешок возле обочины. Меня уже раздражала перспектива делить отца с Джулианом, Эмбер и Мэдисон сегодня вечером. Всю последнюю неделю я навещал его каждый день, хотя мы работали вместе в одном офисе. Казалось, ему становилось все хуже, и некоторые сотрудники стали разносить сплетни.

– Ему очень больно. – Слова звучали так, будто я тоже испытывал эту боль.

– Передай ему, чтобы он мне позвонил. Мы можем помочь.

– Он упрямый засранец, – возразил я.

– Очевидно, это семейное. – Грант криво улыбнулся.

Мы оба остановились перед одним и тем же домом из коричневого камня. Он удивленно приподнял бровь. Я сделал то же самое.

– Что ж, думаю, увидимся завтра на гольфе? – спросил он.

– Таков план. – Я поднялся по лестнице. Грант тоже. Мы снова остановились. Переглянулись.

– Да? – нетерпеливо спросил я. – Хочешь мне что-нибудь сказать?

Неужели Мэдисон решила встречаться со всеми врачами в Нью-Йорке?

Входная дверь распахнулась, и Лайла, еще более сумасшедшая подруга Мэдисон с причудливыми зелеными волосами, выскочила, как стриптизерша из торта.

– Грант! Ты здесь! – она обвила руками его шею. Весьма нескромный способ поприветствовать мужчину, с которым ты не собиралась ложиться в постель в ближайшие несколько часов, если только…

Если только он не начал встречаться с ней несколько недель назад и не хотел говорить мне, поскольку я казался жалким куском дерьма, пытающимся смириться с ситуацией отца.

– Лайла, – коротко сказал я.

– Принц Тьмы, – ответила она в той же манере. – Молюсь ради блага моей лучшей подруги, чтобы ты был милым этим вечером.

– Даже Бог не может помешать моему гнусному поведению, но спасибо за королевский титул. Вижу, ты встречаешься с моим лучшим другом, – протянул я.

– Сплю с ним, – поправила она. – Да.

Грант одарил меня виноватой улыбкой.

– Ты был не в том состоянии, чтобы говорить об этом, и, как сказала Лайла, она установила довольно строгие правила. У нас свободные отношения, и они не должны повлиять на вашу с Мэдди жизнь.

Будучи не в настроении трогать это дерьмо и десятифутовым шестом, я закатил глаза, пробираясь к двери. Когда мы с Мэдисон расстались, Грант стал еще одним человеком, кто свалил вину на меня. Хотя я запретил ему поддерживать с ней связь, не премину заявить, что именно Мэдисон сыграла роль свахи для него и Лайлы. Еще одна черта, которую я абсолютно презирал в Мученице Мэдди, – она всегда совала нос в чужие дела, пыталась обеспечить людей свиданиями, необходимой им мебелью и общественной деятельностью.

Особенно мне не нравилось, что она свела этих двоих, потому что Грант действительно лелеял мечту «о-белой-изгороди-и-адекватной-жене», а когда я впервые встретил Лайлу, она разразилась сорокаминутной речью о том, почему моногамия неестественна. Дейзи и Фрэнк могли бы стать более разумной парой, чем эти двое.

Я постучал в дверь Мэдисон и услышал взволнованный лай Дейзи. Мэд распахнула дверь, и я стал слаб в коленях и тверд во всех остальных частях тела, потому что: какого хрена?

Мэдисон надела маленькое черное платье, облегающее ее во всех нужных местах – совсем без узоров, – в паре с черными бархатными туфлями на каблуках и бирюзовым шейным платком. Что-то среднее между колье и ошейником с шипами. Ее короткие каштановые волосы были взлохмачены с нарочитой «только-что-трахнутой» небрежностью, губы накрашены алым, а оливковые глаза подведены драматичным черным лайнером роковой женщины. Мой член встал для аплодисментов, бросая к ее ногам воображаемые розы. Остальная часть меня задавалась вопросом, что побуждало меня делать с ней что-то еще, когда мы встречались, кроме как не вылезать из постели до тех пор, пока от Мэд ничего не останется.

– Отлично выглядишь. – Я сузил глаза в щелочки, комплимент прозвучал как обвинение.

Нахмурившись, она схватила свою сумочку и ключи.

– Разве ты не говорил, что наши наряды должны соответствовать друг другу? Я вспомнила, что ты очень любишь черный. Черная блестящая дверь, черная мебель, черные атласные простыни… – Она принялась перечислять все черные вещи в моей квартире.

– Ты забыла про черные шторы. Хочешь нанести еще один визит в мою спальню? – Я одарил ее волчьей ухмылкой.

– Твердое нет.

И это не единственное, что сейчас твердое, дорогая.

У меня возникло нестерпимое желание прикоснуться к Мэдисон. Заправить выбившуюся прядь ее волос за ухо, поцеловать в щеку в знак приветствия или усадить к себе на колени, раздвинуть ягодицы и поглотить ее. Прежде чем я успел это сделать (я собирался смахнуть ворсинки с ее рукава, хотя лично мне больше нравился вариант с поглощением), кто-то сзади хлопнул меня по плечу.

День полон неприятных сюрпризов, но Педиатр Биг-бро в своей парадной рубашке, дурацком галстуке и беговых трико стал вишенкой на дерьмовом торте. Он ухмыльнулся Мэдисон, подняв два больших пальца вверх за наряд.

– Мэдди! Я пришел, чтобы получить поцелуй на удачу перед полумарафоном. – Он бежал на месте у ее порога рядом со мной, мы оба стояли за дверью. Меня не волновало, насколько мил этот мужчина. Он сочился идиотизмом в радиоактивных количествах.

– Привет. – Он повернулся ко мне, протягивая руку. Я пожал ее, убедившись, что прилагаю достаточно сил, дабы почти сломать ему кости. Единственная причина, по которой я не пошел на полное уничтожение, заключалась в том, что его пациенты несовершеннолетние, а у меня достаточно оснований подозревать, что я уже возглавлял дерьмовый список кармы. Будь он пластическим хирургом, обслуживающим скучающих домохозяек и тщеславных мужчин, его рука уже напоминала бы маршмеллоу.

– Чейз Блэк.

– Итан Гудман.

– Итан мой… – Мэд замолчала, позволив себе на мгновение задуматься о том, кто он для нее. Мы оба выжидающе уставились на нее. По моему лицу медленно расползлась улыбка. У них еще не было этого разговора. Их отношения и близко не такие серьезные, как она хотела, чтобы я думал. Мэд откашлялась. – Мы часто проводим время вместе.

Итан кивнул в знак подтверждения, довольный ее бредовым объяснением. Если бы меня представили не как пар…

«Давай, закончи эту мысль, идиот. – Мой мозг наставил пистолет на висок изнутри. – Только, черт побери, посмей».

– Хороший галстук. Из последней коллекции «Бриони»? – Я выпятил подбородок в сторону Итана, чертовски серьезный. На его галстуке виднелся принт «Щенячьего патруля». В частности, с Чейзом[19]19
  Чейз (на англ. Chase, на рус. Гонщик). Отсылка к персонажу мультфильма «Щенячий патруль».


[Закрыть] в полицейской фуражке. Я знал имя собаки только потому, что Козявка какое-то время называла меня «Собачьим Чейзом», и меня беспокоило и тревожило, что она знает мою любимую позу в сексе.

И еще, почему мы не говорим о том, что на нем трико?

– «Бриони»? – повторил он, продолжая бежать на месте. – Это дизайнерский бренд?

– Почти. Итальянское блюдо, – невозмутимо ответил я.

Я чувствовал себя полнейшим придурком. Несомненно, и выглядел как один из них. И впервые за очень долгое время мне показалось, что я пересек невидимую черту. Я всегда был саркастичным и дерзким, но никогда не проявлял непозволительную грубость. Но в случае с Итаном не сумел сдержаться. Я представил, как он прижимает свой обтянутый трико пах (серьезно, мы что, собирались просто игнорировать трико?) к мягким изгибам Мэдисон и целует ее, и, честно говоря, мне захотелось напиться до беспамятства, разбить бутылку виски о кирпич и заколоть его ею.

– Чейз! – Мэдисон топнула каблуком, который, для протокола, я был бы не против стащить зубами позже вечером. Мой член беспокойно дергался в трусах всякий раз, когда я ощущал аромат ее духов. Тыквенный пирог, кокос и запах Дейзи. Она пахла домом. Куда меня категорически не приглашали, но все же домом. Итан вздернул подбородок, в его глазах мелькнула искра дикого безумия. Плотская искра, которая подсказала мне, он знал, что Мэдисон – настоящая находка, и не собирался отступать.

Все в твоих руках, малыш.

– Признаю, что не очень хорошо разбираюсь в одежде. Надеюсь, Мэдди это исправит. – Итан послал ей улыбку и подмигнул. Я оценивающе пробежался взглядом по его телу.

– Хреново тебе. Горшок и чайник идут за покупками. Глаза людей в опасности.

Теперь я оскорблял их обоих. Дурная модель поведения, учитывая, что Мэд собиралась помочь мне. Но они так не подходили друг другу, а она этого не замечала, что я не мог остановиться.

Мэд закатила глаза.

– Теперь понимаешь, что я имела в виду, когда говорила, что тебе никогда не придется беспокоиться о Чейзе? Он невыносим. Увидимся завтра, Итан. – Она наклонилась вперед, коснувшись его груди, и поцеловала в щеку. Ее губы задержались на его коже дольше положенного, и мои руки сжались в кулаки, так и желая схватить ее за талию и силой отодвинуть от него. – Удачи в марафоне.

– Полумарафоне, – поправил он, крепко обнимая Мэдисон.

Не смотри на его трико. Если у него эрекция, тебе, возможно, придется его убить, а твой адвокат сейчас в отпуске на Мальдивах.

Стоило нам с Мэд покинуть ее дом, мой пульс вернулся к своему обычному ритму.

– Чувствуешь этот запах? – она театрально принюхалась.

– Какой?

– Пахнет мочой от соревнований по дальности струи, которые ты только что устроил у меня на пороге.

Я рассмеялся. С ее версией 2.0 гораздо веселее общаться, несмотря на постоянную головную боль, которую она мне доставляла. И я произнес то, что, по моему мнению, могло разозлить ее еще больше, потому что видеть, как ее щеки заливаются краской, стало одним из моих любимых развлечений.

– Не знал, что золотой душ – твой конек. С радостью поучаствую.

– Чейз! – завопила она.

– Что? Сэкономили бы воду. Я всего лишь защитник окружающей среды. – Почему-то я думал, что Грета Тунберг[20]20
  Грета Тунберг – шведская экоактивистка, получившая международную известность и признание за продвижение мнения о неизбежном кризисе для человечества в результате изменения климата.


[Закрыть] все же этого не одобрит.

– Ну вот… теперь я это точно знаю. Дьявол носит черное.

Она имела в виду и мой любимый цвет, и мою фамилию.

– Лучше знакомый тебе дьявол, чем ангел, которого не знаешь.

– Мне не терпится узнать ангела поближе, – возразила она.

– Держу пари, он понятия не имеет, как вытворять своим языком то, что тебе так нравится.

– Ангел делает меня счастливой, – отрезала она, краснея под неброским макияжем. Мэд всегда была хороша в этом. Умела выглядеть ухоженной, не напоминая участников группы Kiss.

– Чертовски. Дерьмовая. Чушь. Тебе с ним комфортно.

– Что плохого в комфорте?

– Он никогда тебя не воспламенит.

– Может, я не хочу сгореть.

– Все мы желаем сгореть, Мэд. Это опасно, следовательно, мы этого жаждем.

Мы проследовали к метро. Я решил, что расспросы о Гранте и Лайле вызовут еще больше враждебности. Как бы то ни было, если ненависть превратится в электричество, Мэдисон подорвет мне задницу. Мы сели на поезд до Верхнего Вест-Сайда. Ехать по Манхэттену в пятницу вечером равносильно тому, что тереть член на терке: технически это возможно, но зачем вам пытаться?

Когда мы вышли из поезда, Мэд встала как вкопанная, и выражение ужаса исказило ее лицо. Я повернулся к ней.

– Что теперь?

– Я забыла банановый хлеб. – Она зажала рот рукой. – О, черт. Почему ты мне не напомнил? Я была так взволнована, когда вы с Итаном танцевали на моем пороге, что совсем забыла взять его.

Будто кому-то есть до этого дело. Кэти и мама просто хотели, чтобы Мэдисон почувствовала, будто они с нетерпением ждут чего-то еще, кроме ее королевского присутствия. Ее способность терпеть меня ставила их в тупик. Бананового хлеба они на самом деле не ждали. Фактически даже не собирались употреблять что-либо, кроме вина или бездарных реалити-шоу.

– Не было никакого танца, – заметил я.

– Был, – настаивала Мэд. – И ты проиграл. Образно говоря, танцуешь ты как чей-то пьяный дядюшка.

– Я не танцую как чей… – Я закрыл глаза, массируя виски. Не собирался низводить себя до интеллекта женщины, способной отличить всех в семье Кардашьян по имени. Добровольно. – Они обойдутся без бананового хлеба.

– Но это десерт.

– Не хотелось бы тебя разочаровывать, но на твой банановый хлеб никто не рассчитывал. Со вчерашнего вечера на кухне Джулиана и Эмбер, вероятно, трудились три кейтеринговых компании и сам Гордон Рамзи.

– Но я обещала!

Законно ли вообще фантазировать о чем-то с ее участием? В данный момент я всерьез об этом задумался. Психологически ей лет пятнадцать.

– Наверняка они об этом уже забыли.

– Я переписывалась с Кэти и Лори всю неделю. Они точно помнят.

Они общались всю неделю? Не потому ли мама вставала с постели, а Кэти действительно приходила на работу? Нечто абсурдное и необоснованное сжало мою грудь. Я проигнорировал это, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица.

– За углом есть пекарня. – Я сделал глубокий вдох носом. – Хочешь купить замену или Мученица Мэдди выше того, чтобы обманывать людей?

– Немного поздно притворяться, что я выше лжи. – Она махнула рукой между нами. Верно. Я заставил ее солгать покрупнее.

Я понял, что в Мэдисон есть все, что мне нужно. Кто-нибудь должен наградить меня за глупость. Я отказался от великолепного секса только потому, что боялся, будто она… что именно? Обманом заставит меня на ней жениться? Этому не бывать.

Скажи это подаренному тобой помолвочному кольцу, которое она сейчас носит.

Я вдруг вспомнил, почему оставался с Мэдисон дольше недели, хотя за все время у нас не состоялось ни одного серьезного разговора:

1. Неземной секс.

2. Греховная выпечка.

3. Она относилась к моей семье как, ну… к семье.

В ответ я изменил ей – во всяком случае, так она думала – и никогда не встречался с ее отцом, когда он приезжал в город. Очевидно, путь в ее трусики мне заказан. Лучше поскорее покончить с этой фикцией.

Я купил две буханки бананового хлеба в пекарне «Левэйн», а Мэд помчалась в супермаркет за подносом. Мы встретились на перекрестке прямо перед домом Джулиана. Она забрала у меня из рук хлеб, все еще завернутый в коричневый бумажный пакет, перехватила его за край и принялась яростно бить им о здание. Я уставился на нее в изумлении, как и вся улица.

– Могу я спросить, что, черт возьми, ты делаешь? – мой голос прозвучал более радушно, чем я считал нужным. В конце концов, она напала на выпечку. Публично, следует добавить.

– Ни один домашний банановый хлеб не выглядит так идеально, как хлеб из пекарен. Просто придаю достоверности, – последовал ее быстрый ответ, когда она высыпала испорченные буханки в купленный ею поднос и накрыла их пленкой. Она тяжело дышала, ее грудь вздымалась и опускалась в обтягивающем платье.

Я отвернулся, чтобы не думать о том, насколько идеальной она ощущалась в моих ладонях.

– Тебе следует приложить больше усилий, чтобы выглядеть так, будто ты меня терпишь, – кисло заметил я.

– Это выходит за рамки моего гонорара.

– Я тебе не плачу.

– Вот именно.

Мы пересекли улицу, не сводя друг с друга глаз. Очередное негласное состязание в гляделки.

– Знаешь, – начал я, – я мог бы…

– Нет. Пожалуйста, не пытайся подкупить меня квартирами, машинами и золотыми вертолетами. Господи, ты предсказуем. Я так рада, что встретила Итана.

Меня превзошел мужчина в трико и галстуке с «Щенячьим патрулем». Самое время признать тщетность своего бытия.

В лифте я склонил к ней голову. Не знаю почему. Просто Мэд выглядела такой… похожей на себя. Сексуальной в своем милом ретрошикарном стиле, на который так любили дрочить подростки. И даже тридцатидвухлетние магнаты.

– Ты меня только что понюхал? – она обернулась, широко распахнув глаза.

– Нет. – Да. Проклятье.

– Точно дикое животное.

– Все лучше, чем чихуахуа в ошейнике «Щенячьего патруля».

Она закатила глаза, будто я цирковой пони, повторяющий один и тот же трюк, взяла мою ладонь и приложила к своей обнаженной ключице. Я подавил желание сглотнуть. Ее кожа была горячей, шелковистой и идеальной; в том, как Мэд потирала свою нежную шею моей большой ладонью, не таилось ничего сексуального, но я уверен, что к тому времени, как она закончила, на головке моего члена красовалась жемчужина предсемени.

– Вот. – Она отстранила мою руку. – Этой порции моего запаха хватит тебе до завтрашнего утра, и ты будешь пахнуть мной, когда мы войдем. Счастлив?

– С тобой? Никогда, – выплюнул я.

Она улыбнулась.

Я нахмурился.

Лифт открылся, и мы вышли.

Черт побери, нам предстояла длинная ночь.

* * *

Джулиан жил в пентхаусе с пятью спальнями в Верхнем Вест-Сайде с видом на город, его обитель странным образом напоминала бордель, учитывая мебель с красной обивкой, канделябры и просторный бар. Как только мы прибыли, я отвел отца в комнату Клементины, чтобы перекинуться парой слов. Его щеки впали. Жизнь медленно утекала из Ронана Блэка. Не знаю, чего именно я ожидал. Ведь знал, что не существует лечения для его миллиардного уровня рака. Грант сказал, что подвергать отца химиотерапии – если даже анализы крови позволят ему ее пройти – стало бы пустой тратой времени и усилий, которая заставит его чувствовать себя еще хуже. На данный момент речь шла о том, чтобы отец чувствовал себя комфортно.

Только мне не казалось, что он испытывал комфорт.

– Чейз. – Отец нахмурился. – Почему мы здесь? – он оглядел комнату Козявки. Это единственное место в квартире, которое не выглядело так, будто можно подхватить заразу, если сесть на край мебели. Стены и потолок розовые, а мебель и техника белые.

– Потому что ты не заботишься о себе, – выплюнул я. – Тебе нужно принять лекарства.

– Мне не нравится чувствовать себя под действием успокоительного, – возразил он. – Хочу находиться в привычном состоянии.

– Я не хочу, чтобы ты страдал, – сказал я.

– Это не тебе решать.

После десятиминутного спора, во время которого я уговаривал его позвонить Гранту, но в итоге так и не смог убедить, я поплелся на открытую кухню, чтобы присоединиться к остальным членам семьи. Разозлившись, я оставил отца в комнате Клементины, не в силах смотреть ему в лицо. Когда добрался до кухни (где еще больше канделябров, кремово-золотые столешницы, все в чертовых цветочных узорах и никаких следов настоящей еды), я встал как вкопанный.

Козявка сидела на столешнице, болтая в воздухе своими пурпурными кроссовками, и смеялась от восторга. Мэд заплетала непослушные рыжие волосы Клементины во французскую косу, болтая о принцессах-воинах. Эмбер косилась на них из-за бокала с шампанским, даже не прикидываясь, что слушает, как мама перечисляет все магазины в городе, где закончились сандалии, которые она искала. Джулиан, стоявший рядом со своей женой, одарил меня убийственным взглядом; он с такой силой сжал свой бокал, чуть не раскрошив стекло, что его костяшки побелели. Укол мелкой радости пронзил мою грудь.

Мэдисон не давала им никаких оснований подозревать, что мы вовсе не влюбленные голубки. Хорошо. Так хорошо, что мне пришлось напомнить себе, почему иметь девушку, даже если это сексуальная, умелая Мэдисон, было не очень хорошей идеей:

1. В какой-то момент девушки хотят выйти замуж. Во всяком случае, большинство из них.

2. Я ни в коем случае не хотел связывать себя узами брака.

3. Встречайся я с Мэдисон – чего, опять же, никогда бы не случилось, – я бы стал подозрительным и злопамятным. Сделал бы ее жизнь невыносимо несчастной. А потерять ее во второй раз было бы неловко до такой степени, что у меня не оставалось бы иного выбора, кроме как ударить себя по лицу.

4. Желание преднамеренно бить себя по лицу находится где-то в самом конце моего списка дел.

Я прошел на кухню и поцеловал Клементину в макушку непослушных рыжих волос. И обвил рукой Мэдисон.

– Все хорошо?

– Конечно! – пронзительно заявила мама, поворачиваясь ко мне. – Все замечательно. Банановый хлеб выглядит аппетитно. Спасибо, Мэдди.

– Он очень уж похож на тот, что продают в «Левэйне», дальше по улице, – пробормотала Эмбер в свой стакан. Ее короткое красное мини-платье идеально подходило для гинекологического осмотра или любительского порно в колледже.

– Часто ходишь в пекарню, Эм? – я намеренно окинул взглядом ее подтянутую фигуру только для того, чтобы посмеяться.

Прищурившись, она окрасилась в тон своего платья.

– Вообще-то я похудела на три фунта. Занимаюсь новой горячей йогой пять раз в неделю.

– Твоим достижениям нет предела.

– А ты, Мэдди… занимаешься спортом? – она повернулась к моей фальшивой невесте и мило ей улыбнулась.

Мэдисон, притворившись, что не замечает пассивно-агрессивного поведения со стороны хозяйки апартаментов, закрепила косу Козявки тонкой розовой резинкой.

– Нет, если не считать прогулки из гостиной на кухню за мороженым во время рекламы в «Ходячих мертвецах». Следовало бы уже оформить подписку на AMC Premiere, но мне нужна физическая активность. А значит, много рекламных пауз.

Я подавил ухмылку, восхищенный реакцией Мэд на побледневшую, сильно раздраженную Эмбер.

– Ух ты. А я не представляю свою жизнь без тренировок. – Супруга Джулиана играла со своим бриллиантовым ожерельем.

– Ужасное существование, – легко согласилась Мэдди, – но кто-то же должен этим заниматься.

Я хотел ее поцеловать.

Ужасно хотел ее поцеловать.

Тот факт, что технически я мог это сделать, поскольку она моя так называемая невеста, совсем не помогал делу. Я знал, что Мученица Мэдди не влепит мне пощечину, если я попытаюсь поцеловать ее прилюдно, но мне не хватало дерзости, дабы превратиться из грубого и угрюмого в откровенного ублюдка.

Ужин проходил в формате шведского стола. Все блюда по-прежнему стояли в упакованных контейнерах, разбросанных по массивному кухонному островку в форме подковы. Жутко обезличено, как и все, что делали Джулиан и его жена.

Здесь были крабовые пирожки в медовой глазури и артишоки, фаршированные крабовым мясом, маринованная в мисо гавайская масляная рыба и кусочки огурца. На этот раз Мэд рискнула и попробовала большинство блюд. И только Клементина пребывала в ужасе, сидя перед своей тарелкой, ее большие зеленые глаза смотрели на кучу мертвых морских существ.

– Но мама… – продолжала повторять она. – Мамочка. Мамочка. Мам. Мамочка.

– Боже мой, Джулиан, просто дай ей немного хлопьев, – наконец выпалила Эмбер, когда стало очевидно, что она не может продолжать рассказывать Кэти свою историю о том, как ее приняли за Кейт Хадсон в одном из модных бутиков.

– Но я не хочу хлопья. – Нахмурившись, Клементина надула губы. – Мне надоело постоянно их есть. Хочу бабушкиных блинчиков.

– Бабушка не взяла с собой особую бабушкину смесь. – Мама сложила приборы на тарелку, ее взгляд смягчился. Клементина проводила много времени в доме моих родителей, и мама отважилась покорить кухню, чтобы угостить внучку единственным блюдом, которое она готовила сама и не просила повара исправить – блинчиками из готовой смеси.

Насколько я понял, отношения Эмбер и Джулиана представляли собой бесконечную череду споров, Джулиана часто выгоняли из дома, а Эмбер каждую неделю выплакивала глаза перед сном. Мои родители изо всех сил старались оградить Козявку от этой реальности.

Мэдисон наблюдала за их обменом репликами с едва замаскированной тревогой. Я видел, как в ее мозгу крутятся шестеренки. Она не хотела перегибать палку, но ей не нравилось, как Эмбер обращалась с Козявкой. Не думаю, что хоть кому-то это импонировало. Этот ребенок жил за счет хлопьев, печенья «Поп-Тартс» и воздуха.

– Какую смесь вы обычно используете? – Мэдисон повернулась к моей матери, положив руку ей на запястье. – Для блинов?

– «Квик Уит».

– Хорошо, значит, мука, сахар, яйца, вода, молоко и соль. И шоколадные капли, если они у вас тоже есть. Где у вас кладовая? – Она повернулась к Эмбер, бросая смелый взгляд в сторону хозяйки дома. И снова я почувствовал, как у меня встает. Делала ли Мэдисон хоть что-то, что не вызвало бы у меня бушующей эрекции? Я попытался вспомнить. Точно, я не испытывал напряжения в паху, когда она публично набросилась на банановый хлеб. Хотя, если быть честным, Мэд все равно выглядела так, что ее хотелось трахнуть. Хотя и связать тоже.

Эмбер вежливо улыбнулась.

– Она ест все то, что едят остальные. В нашем доме все едят одно и то же или не едят вообще. Это дело родителей. Тебе не понять.

Удар ниже пояса. Я взглянул на Мэдисон, чья улыбка оставалась свежей и милой.

В целом я согласен с мнением Эмбер, но в случае с Клементиной это полная чушь. Козявка никогда не имела того, что есть у всех остальных. Эмбер просто хотела наказать Клементину за симпатию к Мэдисон. Только малышка этого не осознавала.

– Разве она не чувствительна к моллюскам? – отец нахмурился, глядя на Джулиана. Тот беспомощно перевел взгляд на жену. Боже правый. Кэти отодвинула тарелку Клементины. – Легкая аллергия. Они вызывают у нее сыпь.

– Доктор сказал, что у нее выработается иммунитет, если она будет регулярно есть моллюсков. – Эмбер покраснела под макияжем. Я почти жалел ее. Она вовсе не нерадивая мать, но ее материнские инстинкты на уровне пакета хлопьев. Для Козявки нанимали частных репетиторов, и Эмбер водила ее на уроки балета, учила плавать, кататься на велосипеде и делать трюки. Она даже записала ее на занятия по французскому. Однако участие Джулиана в жизни ребенка свелось к минимуму и ограничивалось тем, что каждый вечер, возвращаясь домой, он гладил ее по голове, будто она лабрадор. У меня имелась теория, что Эмбер потеряла душу в тот день, когда выбрала в мужья Джулиана Блэка. Конечно, будучи президентом клуба «Я ненавижу Джулиана» последние три года, я немного предвзят. Во всяком случае, у меня появилось ощущение, что я могу завербовать Мэд в качестве нашего нового члена, судя по ее общению с парой.

– Разве ей не следует начинать с небольших порций? – Кэти обратилась к Эмбер.

– Я голодна-а-а-а-а, – заныла Клементина, запрокинув голову.

– В самом деле, это не составит никакого труда. И займет каких-то десять минут, – принялась объяснять Мэдисон в какофонии голосов, перебивающих друг друга.

– Просто дайте ей блинов! – вдруг прогремел мой отец, ударив кулаком по столу. В комнате воцарилась тишина. Мэдисон принялась за дело и помчалась на кухню.

Я снова переключил внимание на еду.

– Ты не собираешься составить компанию своей невесте? – Джулиан откинулся на спинку стула, закручивая очередную бурю дерьма.

Я пожал плечами.

– Она способна найти дорогу на кухню.

– А ты способен найти дорогу в двадцать первый век? Попахивает шовинизмом.

Я поборол желание закатить глаза.

– С каких это пор намеки на то, что моя девушка может сама приготовить себе еду, стали признаками шовинизма? Разве это не показывает ее независимость? И вообще, когда ты в последний раз готовил себе что-нибудь из того, что не куплено в супермаркете органических продуктов?

– Девушка? – Джулиан изогнул бровь, будто говоря: «попался». – Думал, она твоя невеста.

– Чейз. Джулиан. Прекратите, – выдохнула мама. – Вы расстраиваете своего отца.

«Это все он начал», – хотел возразить я. Но по понятным причинам не стал этого делать.

Я видел, как Мэдисон устраивается на кухне Джулиана и Эмбер. Слышал звук шипящего масла, когда оно попадало на сковороду. Запах теплого сахара разносился по воздуху, и я не представлял, что хоть один придурок за столом предпочтет краба, фаршированного органическими овощами, тому, что готовит моя фальшивая невеста.

– Мне очень нравится Мэдди. – Козявка со вздохом принялась пить свой органический сок.

– Это здорово, милая. – Эмбер отвернулась от тарелки, быстро моргая.

– Она мне очень, очень нравится, – продолжала Клементина, не выиграв за этот вечер ни одного очка такта. – Очень мило с ее стороны приготовить мне блинчики. Надеюсь, я скоро снова увижу ее в клинике.

Эмбер резко вскинула голову, как сторожевая собака, которая только что услышала хруст ветки под сапогом.

– В клинике?

– Ага. Когда мы ездили на прививку. Я хотела поздороваться, но ты разговаривала по телефону и сказала, что нет времени, помнишь? – Клементина посмотрела на свою мать в замешательстве, и в моей груди развернулось что-то очень темное и невероятно холодное. Наверняка Эмбер не обратила внимания на то, что сказала Клементина в тот момент. – Я видела ее, когда зашла ко врачу. Мэдди его обнимала. Она крепко его обнимала. И долго. Как это делают парочки в фильмах. Так противно. – Козявка вздрогнула и с отвращением тряхнула головой.