Текст книги "Вспоминая В.В. Жириновского"

Отчего они стали противниками – отдельный вопрос. В их политических биографиях было много общего: оба как политики поднялись на волне перестройки, оба стали известны благодаря свободной и неформальной манере общения с избирателями. Оба, в конце, концов, были «полукровками». Но у Немцова русским был отец, а у Жириновского – мать. Видимо, это имеет какое-то подспудное значение, иначе трудно объяснить, почему они стали антиподами и оказались на противоположных полюсах спектра российской политики.

Парламентские слушания

Главное отличие учёного от политика состоит в том, что политик говорит то, что от него хотят услышать, а учёный – то, что он должен сказать. Наверное, поэтому учёные, попав в политику, долго там не задерживаются, а в парламенте есть много политиков, но мало государственных деятелей.

В первой постсоветской Государственной Думе одним из самых грамотных и компетентных экономистов был, пожалуй, Сергей Глазьев. Внешне он ничем особо не выделялся и уж совсем не был похож ни на учёного, ни на государственного деятеля – аккуратный, подтянутый молодой человек невысокого роста. Но в свои тридцать три года он уже успел стать самым молодым доктором экономических наук и поработать во главе внешнеэкономического ведомства в правительстве Гайдара. Накануне октября 1993 года ему пришлось уйти в отставку. Ходили слухи, что в гипотетическом кабинете Руцкого-Хасбулатова ему пообещали пост премьера, но документы говорят о том, что этот пост предназначался не Глазьеву, а Явлинскому. Глазьев нужен был лишь для сбора чемоданов с компроматом. Ведь именно Глазьев по долгу службы знал о всех незаконных льготах, квотах и лицензиях, которыми одаривало «своих» людей правительство Гайдара.

Но неугодным Глазьев стал именно тогда, когда вздумал ввести компьютерную систему учёта и контроля всех внешнеэкономических сделок. Именно здесь, на разнице цен, создавались тогда многомиллиардные состояния «новых русских». Схема эта довольно проста: внутри страны покупать по одним ценам, на внешнем рынке продавать через посредников в 10-20-30 раз дороже, благо, «ножницы цен» позволяли это делать. Разница оседает в зарубежном банке. На вырученные деньги можно закупить импортный ширпотреб и по той же схеме реализовать его в России: результат, как минимум, удваивается. Разница – опять-таки в зарубежном банке.

При огромном количестве импортёров и экспортёров, которые после отмены государственной монополии внешней торговли рванулись на внешние рынки, проконтролировать эти сделки было чрезвычайно трудно, но возможно. Глазьев хотел это сделать. После его ухода из правительства о новой системе учёта внешнеэкономических сделок уже никто не вспоминал.

В Государственную Думу Сергей Глазьев попал по партийному списку Демократической партии Николая Травкина и получил Комитет по экономической политике.

Комитет по экономической политике – это, конечно, не Комитет по бюджету, где делят реальные бюджетные деньги, но всё же это была прекрасная трибуна для учёного. И первое, что сделал Глазьев на посту председателя Комитета по экономической политике, – организовал парламентские слушания по антикризисной программе.

Главным докладчиком на слушаниях был утверждён академик Станислав Шаталин. Собственно, так называемая программа Шаталина, а в действительности, Стандартная программа МВФ, на которую опирался Борис Ельцин и его команда, и была реализована ими в 1992 году, когда они пришли к власти.

Станислав Шаталин был научным «папой» многих известных российских реформаторов, в том числе, Григория Явлинского и Егора Гайдара. А кто был «папой» самого Шаталина? Всё тот же небезизвестный Международный валютный фонд и питающая его Гарвардская школа экономики США, в которой по ускоренной программе «выпекали» молодых российских реформаторов для нужд западной экономики.

Именно там «под копирку» была списана знаменитая программа «Пятьсот дней» Явлинского, которая ушла в небытие вместе с Горбачёвым. Та же программа, но уже под именем Гайдара, была взята за основу экономической политики президента Ельцина. И потерпела полное фиаско.

Теперь на парламентских слушаниях в Государственной Думе старому академику Шаталину предстояло объяснить, почему это произошло. Ведь ожидались совсем другие результаты.

Я подошла к Глазьеву и попросила записать меня на выступление. «Список уже полон, – недовольно сказал он. – Кто вы?». Выступающих действительно было много. От реформаторов летели перья во все стороны, но никто так и не ответил на главный вопрос: «Что делать?».

Мне дали слово самой последней, когда слушателей почти не осталось. Я сотрясала воздух в пустом зале. Но и сейчас, спустя много лет, я не стала бы удалять из этого выступления ни одного слова. Привожу его полностью.

«Для того, чтобы определить пути преодоления кризиса, нужно поставить правильный диагноз. Необходимо осознание причин, обусловливающих продолжение и углубление экономического кризиса.

Помимо общего структурного кризиса, на ситуацию в стране наложился денежно-финансовый кризис, который является результатом просчётов, допущенных уже в процессе реформирования экономики, и изначально неверного курса реформ, не учитывающего особенностей постсоциалистической экономики России.

Мы жили при экономической системе, в которой всё или почти всё было бесплатным, всё оплачивалось из бездонного государственного бюджета. Это создавало стоимостной перепад по сравнению с экономиками, где всё имеет свою реальную рыночную цену.

Пока существовала государственная монополия внешней торговли, такая система могла функционировать более или менее благополучно. Но в 1987 году эти перегородки были сломаны: государственная монополия внешней торговли была отменена, и сразу же поток товаров хлынул на внешние рынки.

Это стало главной причиной полного обескровливания внутреннего рынка, взвинчивания цен на товары, прежде всего, сырьё внутри страны и их падения на внешнем рынке, и – в конечном итоге – разрушения оставшейся без сырья отечественной промышленности и утечки финансовых ресурсов за рубеж.

Истинной причиной „обвала“ экономики является не либерализация цен 1991–1992 годов, как это утвердилось в общественном сознании, а преждевременная, то есть, до завершения рыночных преобразований, либерализация внешней торговли. Это в определённой степени объясняет тот факт, что аналогичный и даже более сокрушительный „обвал“ экономики произошёл и в тех бывших союзных республиках, где, в отличие от России, не была сразу проведена либерализация цен.

Можно сказать даже больше: преждевременная отмена государственной монополии внешней торговли и резкое ухудшение в связи с этим экономической ситуации стало главной причиной дезинтеграции страны и „бегства“ союзных республик из СССР. Именно по этой причине не срабатывают стандартные рецепты „стабилизации“ экономики и макроэкономического регулирования: бессмысленно формально балансировать товарную и денежную массу в то время, когда товары и деньги „убегают“ с внутреннего рынка. В этом случае сокращение дефицита государственного бюджета и снижение инфляции могут быть достигнуты лишь ценой разорения отечественных производителей и постоянного снижения жизненного уровня населения.

Экономика России лежит при смерти. Она истекает кровью, а консилиум врачей предписывает ей новейшие средства от туберкулёза. А ей надо сейчас наложить жгут, остановить кровотечение и уже потом лечить всё остальное.

В первую очередь нужно восстановить государственную монополию внешней торговли. Это не панацея, но эта мера позволит по крайней мере хотя бы исключить ситуацию, при которой наши производители конкурируют между собой на мировом рынке, сбивая друг другу цены, позволит осуществить реальный контроль за поступлением валютной выручки, закроет „дыру“, через которую сейчас уходит из страны национальный прибавочный продукт.

Никакие другие меры внешнеэкономического регулирования, принятые в практике других государств с нормальной рыночной экономикой, будь то лицензии, квоты, пошлины или тарифы, не могут быть достаточными для России с её деформированной экономикой и не смогут остановить лавину тотального вывоза, последовавшего после отмены государственной монополии внешней торговли.

В решении сегодняшних парламентских слушаний должны быть записаны рекомендации Правительству о внесении в Государственную Думу законопроекта „О государственной монополии внешней торговли“. Ибо это не тот закон, который должен вноситься на депутатском уровне.

Это коренной вопрос экономической политики государства, поскольку потребует отказа от реализуемой сейчас в России программы Международного валютного фонда и его главных условий, оговаривающих предоставление кредитов России, – либерализации внешней торговли и дробления крупных российских предприятий, поставляющих стратегические ресурсы на Запад».

Разумеется, никакие мои предложения не были внесены в уже подготовленный заранее проект Рекомендаций парламентских слушаний.

Именно тогда у меня и появилась мысль о проведении серии парламентских слушаний, реализующих подготовленную мною экономическую программу для партии Жириновского. Для этого были все предпосылки: два ключевых комитета Государственной Думы – по экологии и по природным ресурсам – находились под контролем ЛДПР: комитет по экологии возглавлял учёный-эколог Михаил Лемешев, а комитет по природным ресурсам и природопользованию – прокурор Николай Астафьев. Но если Астафьева мне удалось сразу убедить в необходимости проведения парламентских слушаний по проблеме перехода России на модель устойчивого развития, то со стороны Лемешева, который, казалось бы, был в «теме» и прекрасно знал о международной значимости этого вопроса, почему-то возникли совершенно необъяснимые препятствия. Лишь после того, как, потеряв терпение, ему было сказано, что такие слушания всё равно будут проведены, но без комитета по экологии, Лемешев сдался и согласился участвовать в подготовке совместных парламентских слушаний по устойчивому развитию.

Слушания были проведены в Государственной Думе 22 марта 1994 года, через три месяца после начала работы парламента. Это были первые парламентские слушания, организованные депутатами фракции Жириновского, и их подготовка не обошлась без провокаций.

Концепция устойчивого развития

Накануне парламентских слушаний, казалось, ничто не предвещало неприятностей. Был разослан доклад, с которым должен был выступить главный докладчик – мой бывший коллега, известный учёный, профессор Н.Н. Лукьянчиков, с которым я работала много лет, в том числе по проблеме устойчивого развития.

Николай Никифорович Лукьянчиков был (сейчас его уже нет в живых) человеком, безусловно обладающим пассионарностью. Это было видно ещё тогда, когда он был простым кандидатом наук, руководителем научной лаборатории в Институте экономики Центрального НИИ чёрной металлургии имени И.П. Бардина, к которой я была прикреплена как аспирантка.

Мне повезло, что я попала именно туда. Здесь, невзирая ни на какое административное и финансовое давление, всегда занимались самыми актуальными вопросами экономической науки, которым в то время ещё не придавали должного значения в академических институтах. Эпицентр экономической мысли тогда находился в прикладной науке, поскольку она была ближе к реальной жизни.

Душой этого крохотного коллектива был Н.Н. Лукьянчиков, обладавший удивительной способностью вдохновлять своих сотрудников на решение самых сложных и запутанных экономических проблем.

Но вскоре, защитив докторскую диссертацию, он ушёл из науки и стал крупным государственным чиновником. Однако в душе он всегда оставался учёным. И тогда, когда руководил экономическим ведомством союзного министерства по охране окружающей среды, созданного в года перестройки, и когда после организации в Российской Федерации своего министерства, стал в нём первым заместителем министра.

В конце 1991 года, когда было отправлено в отставку прежнее правительство Силаева, и формировался новый кабинет министров, кандидатура Н.Н. Лукьянчикова рассматривалась как одна из наиболее вероятных при назначении на пост министра экологии и природных ресурсов. Ведь именно он руководил разработкой нового хозяйственного механизма природопользования и охраны окружающей среды в России. Логично было, что именно он будет претворять его в жизнь.

Но Егор Гайдар предпочёл своего соратника Виктора Данилова-Данильяна. Новый министр постарался задвинуть потенциального конкурента как можно дальше, и Н. Н. Лукьянчиков ушёл руководить созданным им при министерстве научным центром.

В 1992 году, сразу после Конференции в Рио, он пригласил меня поработать вместе с ним над концепцией перехода России на новую модель устойчивого развития. Она предназначалась для вице-президента Александра Руцкого, побывавшего в Рио-де-Жанейро на Конференции ООН и подписавшего от России принятые там документы. Но, как известно, генерал Руцкой увлёкся политикой, и ему было не до того, чтобы сосредоточиться на выполнении решений Конференции ООН по окружающей среде и развитию, получивших огромный резонанс во всём мире.

Тем не менее наша активность в Государственной Думе по подготовке парламентских слушаний по этому вопросу не осталась незамеченной, и уже в начале февраля вышел коротенький Указ президента от 4 февраля 1994 года № 236 «О государственной стратегии Российской Федерации по охране окружающей среды и обеспечению устойчивого развития», в котором Правительству поручалось разработать соответствующую Стратегию.

На организованные комитетами фракции Жириновского парламентские слушания в Государственной Думе по проблеме перехода России на новую модель устойчивого развития были приглашены ведущие учёные, представители регионов, руководители соответствующих ведомств Правительства, сотрудники Администрации Президента и депутаты.

До слушаний оставалось чуть больше суток, когда в кабинете председателя Комитета по природным ресурсам и природопользованию Н. П. Астафьева появился главный докладчик Н. Н. Лукьянчиков, бледный и взволнованный.

«Вчера мне позвонил министр Данилов-Данильян. Он потребовал, чтобы я снял свой доклад на парламентских слушаниях. Иначе… – Лукьянчиков остановился, перевёл дух. – Он сказал, что уничтожит меня, если я этого не сделаю!».

Я буквально застыла. Что значит снять главный доклад накануне слушаний? Это значит сорвать их!

Астафьев не спеша вышел из-за стола, подошёл к Лукьянчикову и спросил: «Ну и что вы решили?». «Если вы поддержите меня, я готов выступить с докладом», – ответил Лукьянчиков.

К концу дня выяснилось, что на слушаниях не будет председателя Комитета по экологии Лемешева, который вместе с Астафьевым должен был председательствовать на слушаниях. Лемешев неожиданно улетел в Париж, а Астафьев должен был с утра задержаться и мог опоздать к открытию. Учитывая отсутствие Лемешева, он пообещал во что бы то ни стало быть вовремя.

Утром 22 марта я пришла в Государственную Думу пораньше, чтобы всё подготовить заранее. Время приближалось к десяти часам, а зал заседаний оставался пуст. Пробило десять часов, а в зале – никого.

Оказывается, произошло вот что: сотрудники аппарата не передали список приглашённых в бюро пропусков. У входа собралась огромная толпа. Никого не пускали. К счастью, около десяти часов на проходной появился Астафьев, который торопился к открытию заседания. Он сразу понял, в чём дело, и, пройдя в свой кабинет, приказал секретарю подготовить приказ об увольнении… Мгновенно, как из-под земли, сразу появились исчезнувшие сотрудники, список приглашённых оказался на проходной, и зал стал наполняться участниками слушаний.

Астафьев открыл заседание, и я облегчённо вздохнула. Но это было ещё не всё. Сразу после доклада Лукьянчикова слово попросил министр Данилов-Данильян. В своём выступлении он ругал доклад, поносил докладчика и, закончив свою речь, демонстративно покинул зал.

До сих пор не могу понять, зачем он сам вышел на трибуну? Ведь всегда можно найти услужливых людей, которые сделают всё, что им скажет министр. Но, видимо, или их авторитет в науке был недостаточно велик, или таковых вообще не нашлось. Но даже брошенный на трибуну авторитет министра не смог ничего изменить. Лишь несколько подхалимов поднялись вслед за министром. Все остальные остались в зале.

Сразу после министра слово попросил известный учёный-эколог В. Ф. Протасов и заявил, что абсолютно не согласен с министром. Он высказался в поддержку концепции, разработанной Н. Н. Лукьянчиковым. По его мнению, это своевременный и весьма важный документ. «Может быть поэтому, – сказал он, – уважаемый министр так ревностно и отнёсся к этому документу, что его опередила научная общественность, которая выполнила эту работу без затрат бюджетных или каких-либо иных средств».

Большинство выступавших одобрили и основные положения доклада, и рекомендации парламентских слушаний. В них, в частности, было записано, что главным условием перехода Российской Федерации на модель устойчивого развития является преодоление сырьевой ориентации экономики и восстановление государственной монополии на вывоз стратегических ресурсов из страны.

По результатам парламентских слушаний мы с Астафьевым подготовили статью, которая была опубликована в Российской газете 6 апреля 1994 года под названием «Экология не враг экономике». Возможно, она будет интересна читателям.

«Проблема перехода Российской Федерации на модель устойчивого развития рассматривалась на днях в Государственной Думе на парламентских слушаниях, организованных Комитетом по природным ресурсам и природопользованию и Комитетом по экологии.

Толчок к обсуждению был дан Указом Президента от 4 февраля 1994 года № 236 „О государственной стратегии Российской Федерации по охране окружающей среды и обеспечению устойчивого развития“, изданными в соответствии с рекомендациями Конференции ООН по окружающей среде и развитию, состоявшейся в июне 1992 года в Рио-де-Жанейро.

Основополагающий политический документ конференции – „Декларация Рио“ – накладывает на правительства государств определённые обязательства, связанные с переходом национальных экономик на рельсы устойчивого развития.

В условиях быстрого истощения природных ресурсов, разрушительного воздействия технического прогресса на среду обитания усилия мирового сообщества, правительств всех стран должны быть сосредоточены на переходе к новой модели общества, ориентированной на экологически безопасное и устойчивое развитие.

Поиски и разработки новой модели ведутся во всём мире. Свои особенности имеет этот вопрос применительно к российской экономике, находящейся в настоящее время в тяжёлом положении. Всеобъемлющий экономический кризис, охвативший страну, сопровождается усилением негативных явлений в экологической сфере. Угрожающий стране экологический кризис может иметь более опасные последствия, чем экономический. По такому существенному показателю, как средняя продолжительность жизни, Российская Федерация уже сейчас находится на одном из последних мест в мире. Экономический ущерб, наносимый загрязнением окружающей среды в России, по укрупнённой оценке, составляет около половины национального дохода страны.

Такая тревожная информация звучала на парламентских слушаниях, к участию в которых были привлечены крупнейшие специалисты и эксперты в этой области. Выработать политику главного законодательного органа страны, учитывающую все аспекты рассматриваемой проблемы, – вот в чём была главная цель проведения слушаний в парламенте. В основу обсуждения был положен доклад известного учёного, директора Научно-исследовательского и координационного центра по проблемам экологической безопасности и управлению природопользованием в условиях рынка Н.Н. Лукьянчикова.

Основная мысль, звучавшая в выступлениях участников парламентских слушаний, – это необходимость взаимосвязанного рассмотрения вопросов экологии и экономики при разработке стратегии экономических реформ. Бессмысленным является такое развитие экономики, когда окружающая среда окажется непригодной для проживания людей. Поэтому любые программы, а также меры по стабилизации экономики без учёта экологии, с точки зрения перспективы, носят „тупиковый“ характер.

Для изменения природоразрушительной структуры национального хозяйства, социального гарантирования экологической безопасности необходима организация системы экологических ограничений и регламентаций, встроенных в механизм рыночного регулирования. При этом предусматривается, что природоохранная деятельность – это особого вида деятельность, где анархия недопустима.

На основе обсуждения решено рекомендовать правительству Российской Федерации использовать материалы концепции и парламентских слушаний в качестве основы для разрабатываемой системы федеральных мероприятий по реализации Указа Президента Российской Федерации „О государственной стратегии Российской Федерации по охране окружающей среды и обеспечению устойчивого развития“».

К сожалению, из статьи исчезла ключевая фраза о том, что в переходный период обеспечение устойчивого развития экономики России возможно лишь при восстановлении государственной монополии внешней торговли на вывоз стратегического сырья и энергоресурсов, и поставки их в страны Запада в обмен на перспективные технологии устойчивого развития, прежде всего, технологии возобновляемой энергетики, внедрение которых в этих странах тормозится вследствие давления сырьевых монополистов.

Такой обмен по схеме «сырьё в обмен на технологии» уже осуществлялся в своё время Ираном, который поставлял нефть в США при условии передачи ему самой передовой в то время технологии атомной энергетики и строительства при содействии США атомных электростанций в Иране.

Но это теперь не имело значения, ведь мы уже начали готовить следующие слушания, посвящённые этому вопросу. Тема их звучала примерно так: «О рациональном использовании природно-ресурсного потенциала Российской Федерации».

По регламенту решение о проведении парламентских слушаний утверждается голосованием всех депутатов на большом пленарном заседании Государственной Думы. При этом предварительно заявка должна быть рассмотрена и одобрена профильным комитетом.

Перед заседанием Комитета по природным ресурсам и природопользованию ко мне подошёл руководитель аппарата и заговорил о том, что тема парламентских слушаний слишком обширна, и её неплохо было бы ограничить только одними минеральными ресурсами, а не брать все природные ресурсы в целом.

«А лес, а рыбные ресурсы? – спросила я. – Вы знаете, сколько теряет бюджет только на неучтённом вывозе рыбы?».

Руководитель аппарата продолжал настаивать, убеждая, что проблемы везде одинаковы, и важно определиться в принципе на примере одной отрасли, а если привлекать к работе все ведомства, то это может многократно усложнить работу аппарата.

В конце концов я согласилась с ним, и, как показали дальнейшие события, сделала это напрасно.

Немедленно возбудился председатель подкомитета по минеральным ресурсам Суренков, который курировал в комитете по природным ресурсам эти вопросы согласно пакетному соглашению между фракциями. Он был представителем Партии регионов, в прошлом – руководитель крупного золотодобывающего предприятия в Читинской области. Его сразу же после назначения пригласили в Лондон, в Институт Адама Смита, на международную конференцию по нефти и газу.

По приезду он с удивлением сообщил нам, что на этой конференции в центре обсуждения были российские ресурсы. Ему показалось довольно странным, что анализ по нефтегазовой отрасли России делала не российская сторона, а представитель Министерства энергетики США. В его докладе прямо говорилось о том, что Россия – зона жизненных интересов США. Равно как и Персидский залив. Но там нестабильно.

«Я знаю позицию США в отношении золота. Свои месторождения они стараются не разрабатывать, и уж тем более не продавать свои ресурсы на сторону, – недоумевал он. – А у нас при колоссальном падении добычи за последние семь лет почти на треть увеличился экспорт. Великобритания, если и разрабатывает свои нефтяные месторождения, то использует их исключительно на нужды внутреннего потребления».

«Пока вы были в Лондоне, мы как раз начали подготовку к парламентским слушаниям „О состоянии минерально-сырьевой базы Российской Федерации“», – заметил Астафьев.

«Мне уже об этом доложили, и я хотел бы узнать, почему их готовит депутат Гагут? Кто её уполномочил? Минеральные ресурсы – это моя сфера деятельности по пакетному соглашению», – недовольно сказал Суренков.

Он ребром поставил вопрос о том, что этими слушаниями должен заниматься только он как председатель подкомитета по минеральным ресурсам. Закончилось тем, что бразды правления при подготовке слушаний перешли к нему. Но я всё-таки настояла на содокладе и предложениях в проект рекомендаций парламентских слушаний.

Идея привлечения к подготовке парламентских слушаний служб государственной безопасности принадлежала Н. П. Астафьеву. Я согласилась с тем, что проводить такие слушания без участия российских спецслужб не совсем этично. Ведь речь на слушаниях должна идти о всё возрастающем расхищении природных богатств России, превращении страны в сырьевую колонию.

Через основные каналы, по которым идёт утечка природных богатств России, ценное стратегическое сырьё уходит из страны, а валютная выручка, как правило, остаётся в зарубежных банках.

По данным Института международных финансов, представляющего 175 международных банков, опубликованным накануне слушаний, в результате подобных операций из России ежемесячно вывозится не менее миллиарда долларов. В зарубежных банках, по различной информации, уже осело от 100 до 300 миллиардов долларов – несколько годовых бюджетов страны. Вот там находятся и обесцененные вклады, и неполученные заработная плата и пенсии наших граждан!

Этот вопрос уже не раз привлекал к себе внимание. Достаточно вспомнить бывшего вице-президента Александра Руцкого и его «чемоданы с компроматом». Но мы должны были сделать экономический анализ причин, вызывающих подобные явления, и исходя из них, определить пути пресечения дальнейшего разграбления страны.

На совещании с представителями спецслужб я говорила об особенностях экономики переходного периода, стимулирующих вывоз сырья, и спросила, как присутствующие относятся к нашему предложению о восстановлении государственной монополии внешней торговли. Один из сотрудников ФСБ, командированных на это совещание, осторожно заметил, что их служба тоже предлагала как-то укрупнить основные фирмы, имеющие выход на внешние рынки, так как при большом их количестве наладить эффективный контроль за вывозом и ценами практически невозможно. Я, в свою очередь, сказала, что наша задача – сделать аналитический доклад: почему, например, в Японии таможенники «спят» на границе, а из России вывозят всё подчистую. Но если бы они захотели привести какие-то конкретные факты, то мы могли бы предоставить им для этого трибуну.

Два молодых человека из ФСБ слушали меня внимательно и, кажется, даже хотели что-то сказать. Но как только они открыли рот, дверь внезапно распахнулась, и в кабинет вошли два сотрудника аппарата нашего комитета. Они с невозмутимым видом уселись рядом со мной, как будто их кто-то приглашал на это совещание. Мои собеседники из ФСБ переглянулись и закрыли рот. Всё остальное время они молчали, как партизаны.

После совещания ко мне подошёл сотрудник подразделения по валютному и экспортному контролю и сказал, что все разговоры о бесконтрольном вывозе из России – блеф, и у меня нет никаких доказательств: «Мало ли кто что говорит. А вы можете назвать хотя бы одно дело, возбуждённое прокуратурой по такому факту?».

Наконец, наступил день слушаний 25 апреля 1994 года. Наученная прошлым опытом, я двадцать раз проверила выполнение всех поручений аппарату. Всё шло как будто нормально. Заглянув в зал, я увидела, что он заполнен до отказа. В президиуме сидели председатель комитета Астафьев и два докладчика: от правительства – председатель Госкомитета по геологии и использованию недр В. П. Орлов и от науки – руководитель научного центра Н. Н. Лукьянчиков. Я вздохнула с облегчением, но когда подошла ближе к президиуму, чуть не лишилась чувств.

На Астафьева было страшно смотреть: его щеку раздул огромный флюс. Ещё более странно выглядел Лукьянчиков. Его глаз почти не было видно из-за красных распухших век. Незадолго до слушаний он где-то подцепил конъюнктивит. А Астафьев решил накануне подлечить зубы у стоматолога в знаменитом 4-м управлении Минздрава, к которому были прикреплены депутаты Государственной Думы. Там ему случайно и занесли инфекцию, от которой разнесло всю правую часть лица.

Еле ворочая языком и распухшей челюстью, Астафьев кое-как объявил о начале слушаний. Первым доклад делал министр Орлов. Разумеется, он говорил совсем не о том, что мы задумывали. Он делал доклад с позиций своего ведомства: нет средств на проведение геологоразведочных работ, фронт работ сужается. Всё свелось к тому, что геологам нужны деньги и отдельная защищённая строка в государственном бюджете, утверждаемом Государственной Думой. И ни слова о том, куда деваются деньги от экспорта…

Слушания пошли совсем в другую сторону. Я надеялась, что наш написанный совместно с Лукьянчиковым доклад сможет переломить ситуацию и повернуть слушания в нужное русло. Но несчастный Лукьянчиков из-за совсем заплывших глаз совсем не мог читать. Он поминутно останавливался, запинаясь на каждом слове. Слушать его было мучительно. Все с сочувствием ждали лишь когда он закончит выступление. Казалось – ещё немного, и докладчик потеряет сознание прямо на трибуне. Нужно отдать ему должное – учёный сумел преодолеть невероятную боль в глазах и дочитать до конца. Но доклад был скомкан.

Выступающие в прениях довершили дело. Один за другим на трибуну выходили геологи, которые говорили о чём угодно, только не о том, ради чего мы затеяли эти слушания. Я выступала последней. Моё короткое выступление уже ничего не могло изменить.

Парламентские слушания провалились, хотя внешне всё выглядело вполне благопристойно. Но рекомендации парламентских слушаний, в которые вошли и мои предложения, были приняты единогласно…

В этот день у Жириновского был день рождения, и мы с Астафьевым отправились сразу после заседания поздравить его в ресторан «Будапешт», где отмечалось это событие.

В банкетном зале невозможно было пробиться через толпу гостей. Журналисты, послы, депутаты, артисты… На сцене девушки в кокошниках пели русские народные песни и водили хороводы. На столах стояли батареи бутылок с новой водкой. На этикетке красовался лидер ЛДПР в своей знаменитой кепке.