Текст книги "Ибо богиня"

10. Забота о выживании вида

Когда, закончив обсуждение итогов первого года обучения, начальник Академии, поморщившись, предложил им перейти из релаксационной комнаты в рабочий кабинет, кураторы переглянулись и за его спиной улыбнулись друг другу. Вера Игоревна оглянулась на аквариум и не удержалась – щёлкнула ещё раз по его стеклу перед носом у пузатого вуалехвоста, но тот опять только поблымал толстыми губами… Хорошо ему, наверное, рыбу этому в тёплом красивом домике… За прозрачным стеклом.

– Садитесь, – кивнул им на стулья вдоль длинного стола босс. Сел и сам – в своё начальственное кресло у знамени Конфедерации. Кураторы послушно расселись – недалеко от него, напротив друг друга.

– Господа! – начальнику была неприятна эта официальная процедура, но на то он и официальное лицо. – Вера Игоревна я вынужден напомнить, что девятнадцатого июля Вам исполняется двадцать семь лет, а у Вас до сих пор нет ни одного ребенка. Дмитрий Олегович, Вам двадцать девять лет исполняется на месяц позже, но пользуясь случаем, я и Вам напоминаю «Пункт Первый»: «Забота о выживании вида – главный приоритет официальных властей». То есть, согласно уставу Государственного Учреждения, через полгода Вы, Вера Игоревна, и через семь месяцев Вы, Дмитрий Олегович, получите последнее предупреждение о том, что ещё через полгода прозвучит констатация: работа мешает вашей личной жизни, и вы оба будете уволены. Ибо никакая государственная структура не может мешать счастью своих сотрудников, – начальник, как от кислого, скривил губы, выговорив неуклюжую формальную конструкцию.

(Все знали: не только «государственная». Государство не может диктовать «персональную политику» частным фирмам, но может обложить ту «налогом на несчастных». Неподъёмным налогом. На любую «фирму». Даже, если в неё будет входить только один человек: сама женщина после двадцати восьми лет, у которой нет ни одного ребенка, или она же, но после тридцати семи лет – без двух детей. Или то же с мужчиной – двумя годами старше.

С голоду умереть не дадут многочисленные пособия. Но все они требуют бесконечных подтверждений, а обеспечивают только уровень выживания, не предусматривая никаких излишеств, никакого баловства, никаких следов роскоши… И те же налоги могут обрушиться на мужчину, сводившего бездетную женщину в дорогой ресторан, и даже на родителей, приютивших в своем ухоженном особнячке родного бестолкового бездетного сынка…

Не получается найти любимого/любимую самим? – есть целая индустрия «служб знакомств». Заполняешь анкету со своими данными, пишешь анкету с требованиями к будущему избраннику (или будущей избраннице) – от цвета глаз до… знания бухучёта, общаешься с агентом – тебе улыбаются, с тобой разговаривают, из тебя душу вытрясут психоаналитики! – и тебе найдут. Они будут очень стараться! И не только потому, что ты им заплатишь, очень хорошо заплатишь, но и потому, что государство приплатит тоже: за каждую пару, продержавшуюся более «среднего срока» – им скидка по налогам… А лучшим из лучших, успешным самым, самым эффективным – на сегодня эффективным! – ещё и пропуск на официальные информационные каналы… Рекламка…

А нет у тебя денег… или уступив очередной волне моды, можно «отдаться на волю рока» – есть «Партнёр», программа официальных властей… Заполняешь другую, очень короткую, анкету, анкету, в которой пунктов с «требованиями» нет вообще, из ограничений – только возраст, запускается генератор случайных чисел, сверяются генетические карты… Акт об официальности пары выдаётся тут же – до фотографий, до любых сведений об избраннике (-ице) – только имя, фамилия. Подписываешь – и вперёд, без права на отказ. Нет, отказаться, конечно, можно – пишешь заявление на развод, получаешь клеймо «асоциальбельности» в личную карточку и живи дальше, как хочешь!

И попытка даётся лишь одна, одна на каждого ребёнка. Так что, досталась тебе законченная стерва, достался тебе прыщавый толстун – нервы в кулак, свет в спальне – в глухую блокировку, и забудь про слово «нет». Кто откажет – тот инициатор разрыва. Тяжело морально? – психологи буду работать с вами почти бесплатно, тяжело с деньгами – получите налоговые скидки «молодой семьи», а как только факт беременности будет установлен – так ещё и доплаты, существенные правительственные доплаты: «беременность женщины – это счастье женщины». Чтобы избежать клейма «асоциабельности» любой официальной паре надо продержаться год. Как минимум – год. И держатся…

Однако ж, как ни странно, чаще везёт. Статистика утверждает, что «партнёрские» пары сохраняют официальный статус в среднем ненамного меньше пар «выбранных», очень ненамного – а уж про пары «вольных» и говорить не приходится.

Исключение же только одно: медицинские показатели. Но даже тут… «При прочих равных условиях преимущества при продвижении по госслужбе отдаётся гражданину, имеющего более одного ребёнка, как априори доказавшего свою элементарную социабельность». На практике всё ещё жёстче: майор Половцева Вера Игоревна, к примеру, до рождения второго – ни при каких условиях не станет полковником. А капитан Сергеев – именно по этой причине – до сих пор капитан. Только капитан. «Гендерная дискриминация», – улыбался он).

– Вам всё ясно? – словно у него заболели зубы, процедил генерал.

– Да.

– Да.

– Комментарии? Вопросы?

– Вот.

Вера Игоревна раскрыла свою папку, вынула лист с напечатанным текстом и передала его начальнику.

– И что это?! – он не удосужился даже скользнуть по ней глазом.

– Наше заявление.

– И чего вы там заявляете?

– Мы просим Вашу санкцию на образование официальной пары, – улыбнулся Дмитрий Олегович, протянул через стол руку грозному майору, и она вложила в неё свою ладошку.

Первый раз Танюшка в Академии сорвалась в середине третьего семестра.

За три дня до этого на силовом тесте она опять заняла последнее место.

За два дня до этого «битву троек» она опять провела, подпирая стенку.

За день до этого её выперли из тренажёрного зала: у них, видите ли, указание наставника по общему физическому состоянию!

(Когда она влетела к тому в кабинет, он на её вопли высветил все свои тридцать два зуба и сказал, что, сколько её ни удобряй, кукуруза у Воркуты не растёт. «Да причем тут кукуруза?!» – психанула Таня. Патрик же Турсунмурадович запустил свою лапищу в её распущенное волосьё, подбросил его, посмотрел на ниспадание воздушного золота, вздохнул:

– «Действительно, причём здесь американские злаки?! – и выгнал: – Вали отсюда, не вводи во искушение старого бедного негра.

У несчастного афро-азиата сквозь спортивную безрукавку выпирали бугры мышц; в карих глазищах и ночью, наверное – и сквозь самую тёмную полночь! – мерцали бесовские огни; припорошенная сединой бородка тщательностью формы вызывала желание подёргать, дабы убедится, настоящая ли она. (Татьяну от реализации навязчивой идеи с проверкой удерживала только полная уверенность, что в ответ этот выкормыш трех континентов тоже даст волю своим «шаловливым ручонкам»). А уж когда он улыбался… Такими зубами можно попеременно рвать крокодилов и рекламировать ослепительной их белизной стиральные порошки!

– «Искушение»… – не удержалась Танька, – у Вас, что ль, мало женщин было… есть и будет?

– Без счёта, – послушно согласился Турсунмурадович. И с тоской добавил: – Но сколько ж ещё не подсчитанными останутся?! Вали отседова, кому говорят! А на тренажерах лишнюю минуту застукаю, тыщу баллов спалю!

Что осталось бедной Тане? Показать язык. Перехватив в воздухе, метнуть назад запущенный в неё один дарт. Изогнувшись, пропустить над бедром второй. Подпрыгнув, уйти от третьего с четвёртым. И, следующим прыжком, сорвавшись в кувырок, вылететь из кабинета. Да! – ногой захлопнуть дверь! Вовремя: тут же в неё ударили ещё и пятый с шестым.

«И ведь всеми же опять в задницу метил… извращенец старый!»)

– Не стыдно?

– А куда ж ещё-то? – искренне удивился мистер. – Попа – самое безопасное место. Зачем девочке лишняя регенерационная сессия? А так: увернется – молодец, нет – ребяткам её забава: перевязку делать… да и мне… попаду – ох, приятственно…

Вера не удержалась и дёрнула его за бороду, он тоже не стал удерживаться – хлопнул по попе её, нарвался на блок, нарвался на объятие, на поцелуй… Да что то за поцелуй – одно название! Только и славы, что громко. Чмокнула, стерва, и всё – ужом выскользнула… Вот же гадючка!

«Вот же… извращенец старый», – покусала губы майор. – Ну, как он это вытворяет?! Ведь опять не удержалась…»

За восемь часов до этого неслепой жребий сделал суточной дежурной Лерку. И на утренней разминке справедливая Лерка совершенно справедливо заметив, что Татьяна и Мария на стенку вечно идут в первых рядах, поставила их последними. И то, что сверху «вечно» валилось на другие головы, на этот раз досталось им. А всю ночь шёл дождь. Так что нынче сыпалась не пыль, а валилась грязь. А у бедной Тани в честь радостного солнечного утра на голове даже косынки не было!

За два часа до этого на классном часе (семинар «Анализ текущей ситуации») Вера Игоревна объявила, что Надежде Азалиной и Станиславу Ященко с завтрашнего утра предоставляется трехдневный отпуск на церемониал получения статуса официальной пары.

Как же её достала эта аристократка! Не мог Стас найти чё-нить попроще! Впрочем… Страницы прошлого перечитав, и по порядку их разобрав, остынувшим умом она легко поняла, что всё произошло, как обычно и бывает: это девушка нашла и выбрала себе парня, а тот… Тот послушно побежал за подвешенной у его носа морковкой. И случилось оно гораздо ранее достопамятного «приглашения на танго».

В начале вступительных она ему была безразлична, потому как среди полторы сотен девчонок была почти неразличима! А вот когда ненавязчиво попыталась навязать себя, и её благополучно отшили – занозу, зараза, оставить успела, и началось… воспаление крови. Ампутация ж сердца ещё никому не помогала.

И умела ж! Прислонится, к примеру, к Питу спиной, простоит так, в его объятиях чуть ли не всю перемену, налюбуется, как Стас взглянуть в их сторону не может, а потом высвободится и чуть слышно – слышно! – скажет: «Спасибо, брат, теперь мне легче».

«Брат»… Мария рассказала, давно уже рассказала Татьяне, как Пит с Сержем стали для Азалиной VI «братьями»:

«Мы тогда на вступительных только-только объединились. Серж пошутил над её «аристократической задницей», Пит поддержал шутку:

«Три месяца ни-ни! Правила „Семьи“, не помнишь, что ль?!»

Надежда отшучиваться не стала:

«Что ж, один раз и навсегда – и про правила, и про задницу, и про аристократок».

Шагнула к Питу, и, глядя прямо в глаза, начала расстегивать ему штаны.

«Ты…» – начал он.

«Теперь молчи уж!» – оборвала она.

Вероничка вылетела из аудитории, Серж ухмыльнулся и двинул, было, за нею следом.

«Стоять! – обожгла она его. – Ты следующий!» – и нашла взглядом меня: «Машенька, не уходи. Поддержишь?»

А как раз накануне была та самая, злосчастная «лента», где у нас свалилась Вероничка. Я бы её не бросила ни в коем случае, но ведь это Надежда, только Надежда сумела остановить парней, и она же придумала, как Вероничку вытащить. Не могла я ей отказать!

Штаны у Пита упали, она одним движением сдернула свои, опустилась на колени, оперлась об пол руками, позвала: «Машенька…»

Я села перед нею, положила ей руки на плечи.

«Но…» – пробормотал Пит.

«Начинай, – оборвала она его, – Или у тебя не стоит? Помочь?»

«Пит…», – сумела ехидно усмехнуться я, поддерживая подругу.

Она управилась в полминуты с обоими: «Сексуальная грамотность – это тоже наша семейная традиция».

А после встала… Неуклюже натянула штаны, подошла к Питу, повисла на нём: «Брат, помоги», и расплакалась.

Серж ещё сам был в прострации, но я толкнула его к ним: «Поддержи же».

Он подошел, тоже обнял, начал гладить ей щёки и шептать: «Сестра, сестра…»

А Вероничка, уже потом, на всякий случай, ещё раз процитировала им обоим на пару, то знаменитое правило: «Три месяца запрета на физическую близость, после осознания факта взаимного влечения, – и повторила: – запрета – если взаимного, понимаете, взаимного!»»

– Упомянуть мне об этом попросила тебя она? – спросила Татьяна.

– Да.

– Передай ей: я запрещаю рассказывать Стасу. Это внутреннее дело вашей семьи. Не её Семьи – вашей и только вашей! – а подумав, добавила: – И Сержу своему как-нибудь тоже… а то он… не по злобе, а красного словца ради – сболтнёт ещё… Напомни ему оригинальную трактовку третьего закона Ньютона Азалиными: если кто-то причинит боль члену Семьи, то и члены Семьи имеют полное право причинить боль этому подонку. Каждый из них имеет. По очереди. Или даже без.

– Серж не из пугливых… – Мария задумалась… – Но, что язык у него, как помело – пожалуй, да. Я поговорю. Но ты… – она покачала головой.– Надька говорила, что ты шокированной не будешь, и ты… Ты и вправду, словно бы не очень удивлена…

– Не очень. В моём квартале я тоже числилась аристократкой. И желающие подшутить над моей задницей находились тоже. Нет, «братьев» среди них у меня не появилось. А друзья – остались. И всё! И больше об этом – никому. Никогда!

После урока танго Азалина VI, как по их правилам положено, три месяца изводила себя и парня! А потом – ну, трахались бы себе и трахались… если время находилось, если силы оставались – что совпадало редко и редко… Но после летних вакаций уже, на втором курсе, они придумали себе новую печальку: Надя запретила Стасу говорить: «Я люблю тебя»!

– Ты б радовался! – пыталась вразумить его Татьяна: – Оно означает, что она боится ответить! Ведь согласно традициям Семьи…

– А плюнуть на традиции слабо? – хмыкнул медведь Пётр.

– Ставить её перед выбором? – бритвенно улыбнулась самурайка Зин. – И думать забудь!

– Что, выберет Семью? – опять не понял Пётр.

– Выберет его. Не раздумывая. И всё.

– Что – всё?

Зинаида промолчала, объяснять пришлось Татьяне:

– Про Ольгу Азалину IV знаешь?

– Оно мне надо, их генеалогию зубрить?!

– И про Ольгу, которая по мужу Тернер, не слышал тоже?

– Так она – Азалина?!

Не проходило и десятилетия, чтобы какой-нибудь режиссер из нового поколения не вынес на публику свою версию горестной истории Ольги и Тьера Тернер…

– Родная сестра родной бабки нашей, – подтвердила Зин. – Сейчас, промежду прочим, благополучно работает в правительстве, где-то в отделе контроля за пищевыми добавками. Говорят только, что по требованию Семьи, не отказала ещё ни одной актрисе, ни одному режиссеру в подробных консультациях.

– Во, садюги… Не знал…

– Азалины сей факт не то, чтобы скрывают – не поощряют к рекламе, его в поисковиках далеко-далеко задвигают. Так что, Стас, подумай, хотел бы ты для своей Наденьки подобную романтику. А другой вариант, сам понимаешь, только один: она говорит «я люблю» – и предлагает обменяться генетическими картами, и везёт представлять тебя Семье. Потому что впервые выйти замуж без родительского благословения – это плюнуть в лицо родителям, а если рожать вне брака – чего оно ради?!

– Да чего ради вам всем так нужен он – законный брак?!

– А ты не знаешь?! Ты что «Основы семейной жизни» прогуливал?! Дети, родившиеся в браке, на 8% успешнее остальных.

– Правда, что ли?

– Точно прогуливал. Законный брак априори означает меру ответственности родителей – это раз. И поддержку эгрегора – два.

– Многие учёные считают существование эгрегора недоказанным, – буркнул Пётр.

– Зато никто не сомневается в восьми процентах успешности!

– А уж беременность для неё и тем более роды… – опять подхватила эстафету Таня. – Курсантство КОМКОНа не входит в список профессий, позволяющий сокращать декретный отпуск. Минимальный срок которого – может, и этого не знаешь? – восемнадцать месяцев. И будете, ты – здесь на третьем курсе сексуальную практику проходить, она – с ребёнком дома. И как? – вот этого ты для вас обоих хочешь?

Но через месяц Мария по секрету сообщила ей, что Надежде опротивело «врать молчанием», что Надька ворчит: двух детей рожать всё равно придётся, а раньше сядешь – раньше выйдешь. В общем, что она решилась.

На следующий день и Стас сообщил остальным лепесткам Белой Розы: «в случае чего», он возьмет академический отпуск, чтобы провести декретный Надежды рядом с нею. КОМКОН, мол, в таких случаях идёт навстречу паре… (И не мудрено: «тезис о счастье» ввёл, по слухам, именно КОМКОН).

Выругаться, глядя на светящегося Стаса, сил не хватило ни у Дэна, ни даже у Петра. А что оставалось делать девчонкам?

Ну, вот и дождались.

За час до этого в конце семинара Вера Игоревна, проходя мимо, выцепила из волос Тани каменную крошку, продемонстрировала её группе и продекламировала:

– Именно по этой причине вам всем были рекомендованы короткие причёски: дабы не превращать свои головы в мусоросборники, – и с крупинкой, зажатой в вытянутых пальцах, прошла через всю аудиторию к стоящей в углу мусорнице и с презрительной миной сбросила порошину в неё. – Минус пять баллов.

За четыре минуты до этого общий разговор на перемене о новостях Сети опять свернул на Екатерину Одоевцеву – о том, что она делала в экспедиции, какие дела остались у неё со Стеховым после окончания съёмочной компании, и о том, чем она будет заниматься после премьеры…

За минуту до этого Лерка заявила, что это несправедливо! Стехов получит свой шедевр и перейдёт к следующему, а Одоевцева – больше никто!

За шестнадцать секунд до этого Серж решил внести свои пять копеек:

– И всё ради чужого проекта, более того – ради проекта канала-конкурента…

– Серж! – попыталась остановить его Азалина.

Но он, не удержавшись, закончил-таки саркастическую арию:

– Вот что значит – гениальный режиссёр!

У Танюхи, которая, пытаясь заставить себя не слушать, переплетала косу, выбора не осталось – она ринулась к нему.

За две секунды до этого:

– Эй, волосёнки-то хоть подбери! – со смехом посоветовала Валерия.

И это началось.

Как Лерка обозначила боевую стойку, увидев, что мелкая блондинка, резко затормозила и шагнула к ней, Таня ещё запомнила. И ещё она запомнила свой восторг, когда поняла, что боевая задача «Лерка» – решаема. А окончательно крыша полетела от чувства резонанса с самой собой, от ощущения, что «попала!» Больше она потом не сумела вспомнить ничего.

Что было – потом, она увидела на видео:

Как показала Лерке поворот налево – а ушла во встречную вертушку на триста шестьдесят градусов, хлестнув ту по глазам «неподобранными волосёнками», когда же противница рефлекторно схватилась руками за лицо – повторной вертушкой залепила ногой по шее.

Как, не оглядываясь, бросилась к Сержу – её попыталась перехватить аристократка, но ту снёс с дороги Стас, Пита с Марией взял на себя Пётр, с Вероничкой позабавилась Зин.

Как сама она, маленькая стройненькая, вдруг стала похожей на худую голодную крысу, отгрызающей куски с живого ещё, с бестолкового, загнанного в угол щенка…

– Пё-ё-ётр! – наконец, заорала Мария.

Пётр оглянулся на валящегося Сержа, на Татьяну и отдал приказ:

– Дэн!

И шедший следом за Татьяной Дэн, ударил сзади.

На пол она упала бы одновременно с Сержем, но Дэн подхватил её на руки.

Через четыре минуты появились кураторы.

– Так, спрашивать что-либо с дежурной смысла не имеет, – констатировала Вера Игоревна, глядя на Лерку, которую медсестра обихаживала нашатырным спиртом. – А потому, группа, слушай моё распоряжение:

1. Отпуск Азалиной и Ященко – откладывается.

2. До завтрашнего анализа текущей ситуации обеим Розам запрещается… перекрёстное опыление. Никакого общения! Ни словом, ни вздохом, ни взглядом! Для особо искушённых в казуистике: и никоим другим образом. Штрафы будут… оглушающими. Можете сразу сами манатки собирать.

3. Остальным: тема драки, а также любые упоминания о коллизии Одоевцева-Стехов в присутствии кого-то из Роз под запретом на те же сроки, на тех же условиях. Ни намёком, ни взглядом, ни вздохом! Давид, растолкуй особо смешливым да остроумным, как им может тогда улыбнуться КОМКОН.

Она ещё раз оглядела аудиторию. Тишина стояла… оглушённая. Про «манатки» речь не заходила ещё никогда.

– Стехова!

– Я!

Таня высвободилась из объятий Дэна, выпрямилась.

– Сколько пальцев? – вытянула раскрытую ладонь майор.

– Пять.

– Сколько будет трижды-три?

– Девять.

– Производная от косинуса?

– Минус синус.

– А это кто? – Вера Игоревна указала на растирающую шею Валерию.

– Побитая мною Лерка.

– Адекватна, – хмыкнула куратор.

– Таня, а ты не боишься нарваться на штраф? – поинтересовался Дмитрий Олегович.

– Нет. Говорить о драке запрещёно им, а не нам.

– И вправду, адекватна, – улыбнулся и куратор.

– Я расширяю запрет. Те же темы будут запретны и для Роз в обоюдном присутствии или в присутствии не входящих в их плетение. После того, как я скажу «всё». А пока… Азалина!

– Я.

– А ты – адекватна?

– Нет!

– Гляди-ка, что значит Семья, даже сейчас – «да»!

– Надежда, – вступил капитан, – разрешаю одно слово. Один взгляд.

И Надежда обернулась на неотрывно глядящего на неё Стаса:

– Ждём!

Кураторы переглянулись и не выдержали – захохотали.

– Ты уж это… не до смерти… потом… убивай его… – вытирая слёзы, еле выговорил капитан, а майор только замахала руками.

– Чего это они? – выразила общее непонимание Анастасия.

– Что ль, не видишь? – снисходительно объяснила адекватная Танька. – Узнали знакомое… Но они-то, вон, друг с другом до сих пор как-то выживают…

Дмитрий Олегович достал из грудного кармашка платочек, протянул его Вере Игоревне. Она вытерла глаза, согнала улыбку.

– Так, всё!

И не спеша обернулась на Азалину. Но Надежда встретила именно её взгляд. Она оглянулась на Стаса. Зинаида Тогинава с улыбкой сделала шаг вперед и перекрыла опасную директрису.

– Михаил Фёдорович, – извинился перед уже, оказывается, вошедшим лектором капитан, – мы отняли у Вас полторы минуты…

– Ах, что Вы, что Вы, – улыбнулся асс маскировки. – Такое зрелище… И опять Азалина! Эх-х-х, с такой девушкой… как бы я перехитрил вас всех и весь ваш КОМКОН полвека назад! А теперь…

– А что теперь? – не поняла Вера Игоревна.

– Теперь это наш КОМКОН. Мой.

– А что было тогда? С той?

– Да мало их, девчонок Азалиных, все больше пацаны… Не мне она выпала. Наверное, слишком незаметным я оказался, – он вздохнул, но тут же выпрямился. – Всё молодёжь, исчезли! – и, выкинув вперед руку, загнул один палец: – Раз!..

Курсанты только покачали головой: бросив взгляд на этот загнутый палец, на эту вытянутую руку, они все разом упустили момент, когда их кураторы… и вправду, исчезли…

«Учиться и учиться», – прошелестело по аудитории.

– Стас, это провокация!

Они сидели в кабинете Стаса – девчонки на кушетке, Стас в своём компьютерном кресле, Пётр с Дэном – на полу.

Да-да, на втором курсе каждый курсант получил по личному кабинету. Спали по-прежнему: парни – в казарме, девушки в «дроттуаре», но личное время – да-да, на втором курсе появилось личное время – теперь можно было проводить в личных кабинетах.

Правда… Правда, в дополнению к тому, появилось и ещё одно новшество – душевые стали общими… Да-да, на горизонте замаячил третий курс…

– Не верю, – покачал головой Петр. – Федорыч – не провокатор.

Зин улыбнулась.

– Как же я её ненавижу – вашу мудрую женскую улыбку! – вспылил он. – Которая значит, что все и всё вокруг – дерьмо!

– Как это все? – рассмеялась Таня. – Вовсе не все. Как минимум, для двух место под исключение оставляется всегда.

– Нет, это не провокация, – Стас не улыбнулся, а тоже покачал головой. – Это вызов!

– Точно, – согласилась с ним Танечка. – И, если поанализировать, то из этого следует очень интересный вывод…

– Чёрт возьми, а ведь действительно так! – озарило и самурайку.

– А ты даже сейчас способна на анализ? – улыбнулась Мария.

Она сидела на полу скрестив ноги, откинувшись к кушетке, к Сержу, который забавлялся её распущенными волосами – поднимал то одну прядь, то другую, то баюкал её в ладонях, то пропускал меж пальцами… Мария попробовала запретить ему, но он… он скорчил обиженную мордочку. А при его теперешнем виде: губы разбиты, глаз – заплыл, через всю левую щеку глубокая царапина! – обида показалась нестерпимой. Пришлось опять терпеть ей…

«Что-то часто он начал находить повод баловаться моими волосами», – подумала Мария.

О том, почему сама стала находить повод, чтобы отменять запреты на баловство, как-то предпочла не размышлять.

В лазарет, в биованну Серж идти отказался:

– Ну её! Лучше горсть таблеток сожру. А то после… – да, после этих ванн настроение… специфическое… да чего там «специфического» – мерзкое! – И боевые раны украшают мужчину!

«Ага, особенно эта царапина – уж красота-то, ну, несказанная! И когда только она, гадина, такой след оставить успела?! Ведь била, только ж била, вроде бы! Сжатыми кулаками да ногами… Однако ж вот – умудрилась… А если б глаз зацепила?!».

Пит сидел рядом с Сержем. Азалина привычно устроилась в его собственном кресле. Пит не раз пытался понять, – хоть только понять! – как у неё проходил этот фокус, да вскоре бросил, не пустить Надежду в своё кресло легко получалось у девчонок, а парням в её присутствии приходилось довольствоваться в кабинетах менее удобными местами. Впрочем… Зато Вероничка, примостившаяся в уголке кушетки, опять прислонилась к нему…

– Действительно, – Серж улыбнулся.

Надя отвела от него взгляд, поморщилась: «Вот уж кошмарики! Нет, я бы перетерпела пакостное настроение утром, но ночью полечилась бы обязательно».

– Что «действительно»?

– Да вид у тебя – краше в гроб кладут.

– Вон зеркало, каких и в гроб не кладут, посмотри – полюбуешься.

– Но я же вот улыбаюсь!

– Теперь это так называется?!

– Слушай, графиня, ты хоть знаешь, что это строчка из очень неприличного анекдота?

– Рассказать?

– А тебе-то кто в вашей, небось, частной школе?..

– Не в частной – семейной. У нас сестрой есть целая толпа двоюродных братцев… И троюродных тоже. Наслушалась. Этот… кажется, ещё в девятом классе.

– И всё-таки… – Пит протянул свою лапищу и погладил девушку по колену, – расслабься, а?

– Меня ещё никогда не предавали. Никогда!

– Ну, какое предательство?! Стас снёс тебя с пути съехавшей с катушек психопатки…

– Он… не говорите мне о нём! Просила ж! И… – она уставилась в его глаза: – И убери руки. Немедля!

– Ох-х-х, – не выдержал Пит – локоть Веронички ощутимо заехал ему по печени.

– Надь, почему так резко? – заинтересовалась Машка. – Ты же сначала спокойно отреагировала на его касание? Проанализируй, а?

– Сначала оно было дружеским, – притушила взгляд Азалина.

– Ну?

– А потом на него начало накатывать возбуждение.

– И?

– А на меня – отвращение.

– Да какое там «накатывать»?! – возмутился Пит. – Вот, – он вытянул и почти свел вплотную свои чёрные пальцы, – граммулечка.

– Извини, мне хватило.

– Любишь, – поставила диагноз Вероничка.

– А я и не сомневалась, – нахмурилась Надежда. – Никогда ему не прощу!

– Слушайте, мудрые женщины, объясните тупому пацану, что вы вывели из реплики Фёдорыча? – всё никак не мог понять Пётр.

– Что запрет не абсолютен. А следовательно, это не запрет, а тест. Ещё один тест. С очень высокими ставками, но тест.

– То есть я, – включился Стас, – я могу просто подойти к Наде и…

– Можешь, – улыбнулась своей знаменитой бритвенной улыбкой Тогинава. – Предварительно собрав манатки. И её вещички можешь собрать – тоже заранее. Она, как? разрешает тебе копаться в своём белье?

– Зинка!

– А что «Зинка»? – оказывается, и Танюшка тоже может улыбаться – бритвенно. – Хорошо, спрошу я, и не про белье. Она, как? разрешает тебе принимать решения за неё? Которые на всю жизнь?!

– Слушай, – хлопнул по плечу парня Пётр, – надо не переться на рожон, надо просто сделать КОМКОН. Уделать его – по полной программе!

– Уделать и этого сахарного капитана, и эту стерву майора, и даже Фёдорыча, – хлопнул Стаса по другому плечу Дэн. – Да, даже Михаила Фёдоровича.

– Мало времени, – деловито проговорил, начавший оживать Стас, – надо успеть до завтрашнего классного часа…

– И что особенно интересно: в условиях тотального контроля, – опять улыбнулась самурайка и скользнула взглядом по стенам.

– А ведь точно: как бритвой по глазам, – поёжилась Вера Игоревна.

– Можно подумать, твоя бритва тупее, – улыбнулся Дмитрий Олегович.

– Я ничего делать не буду! И вам запрещаю! И не думайте, что это какой-то там тест! Мария, обещай мне! Здесь и сейчас – обещай! За себя и за них!

– Обещаю.

– А с чего это ты улыбаешься?

– Не скажу.

– Ты мне пообещала!

– Да.

– Вы ничего делать не будете!

– Не будем, – она опять улыбнулась: – мы не будем.

– Совсем у девчонки крыша уехала!

– Это тебя никогда не предавали…

– Да не предал он её!

– Он хуже. Он сделал выбор.

Совместные душевые какого-либо ажиотажа не вызвали: на пляжах мера прикрытости диктовалась только возрастом, настояниями врачей да переменчивой модой. Бывали сезоны, когда и молодёжь закутывалась в ткань по самые уши, бывали – от одежды на её представителях оставались только очки, серьги да пирсинг – в самых неожиданных местах и сочетаниях… Ну и тату… Сколько не убеждай, что татуировка портит кожу, что это то же самое, что носить – годы носить не снимая! – одну и ту же одежку, а вы же даже драгоценности менять стараетесь! Нет, салоны по вжиганию картинок в тело не прогорали. Хорошо хоть нанесение тату приравнено к пластической хирургии, и для несовершеннолетних требовалось обязательное письменное (компьютерное на самом-то деле, конечно) разрешение родителей, а найди их ещё, родителей этих, сразу обоих… Совместное проживание на десятилетия – не то, чтобы редкость, оно не типично. А уж уговорить их, гордых, чтобы один не запретил то, что разрешила другая…

Да и первые дни после расслабона каникул… «Так, вижу: блины с творогом, пицца с грибами, жареная кукуруза с картошкой, варёная рыба с печёнкой, сушёные тараканы с известью?! Что ж, добро пожаловать домой! Ад заждался вас!» И вперёд… И вперёд… А ведь после каждого «вперёд» следует ещё и «назад»…

Так что до душа, первые недели каждый раз добираться приходилось едва ли не на четвереньках, да ещё когда тебя поддерживают с двух сторон… Или поддерживать, хотя бы с одной стороны, приходилось уже тебе. Дотащить, сгрузить, открыть воду… Не до глупостей.

А потом, глаза уже замылились окончательно. А полная нагота не сексуальна. Да и чего сексуального – в смывании пота да грязи?!

– И как?

– Нормально, Михаил Фёдорович, нормально.

– Что вы называете «нормальным»? Они приняли вызов?

– Да.

– Что, и план у них есть?

– Есть, – засмеялась майор.

– Настолько смешно? Тогда я даже спрашивать боюсь об авторстве…

– Она, – подтвердил капитан.

– Ох, уж эти мне деятельные блондинки! Выпороть её, что ли, чтоб не в свои дела не лезла?..

– Не понадобится, она сама, – опять хмыкнула Вера Игоревна.

– Сама себя выпорет?!