Текст книги "Митя. Повесть о первой любви"

Осень

Учебный год Митя начал без былого энтузиазма. Он очень переживал из-за непонятных ему перемен, произошедших в отношении с Машей. В глубине души он верил, что это действительно временно, но желание учиться и становиться лучше, чем он есть на самом деле, у него как отрезало. Митя стал реже видеться с Андреем и Максом. Занятие гитарой он тоже бросил. И лишь изредка усугублял свою тоску наигрыванием любимых мелодий. О том, что случилось между ним и Машей он никому не рассказывал, даже Андрею.

В конце сентября Митя решился позвонить Маше в Южно-Сахалинск. Дома телефона у него не было. Он отправился в переговорный пункт районного дома связи.

– Здравствуйте! А Машу я могу услышать? – робко спросил он, услышав ответ на другом конце провода.

– Митя, привет! Это ты? – Раздался веселый голос Марии. – А я как чувствовала, что это ты звонишь, сама к телефону побежала. Как у тебя дела? Как успехи в учебе?

– Да так… – уклончиво ответил он. – Расскажи, как ты, как мама? Как устроились на новом месте?

– Ой! У нас все так замечательно! Я обожаю этот город! Я учусь в самой прекрасной на свете гимназии! Я в такой замечательный класс попала. Все такие родные, как будто я их тысячу лет всех знаю!

– Я рад за тебя! – Митя очень старался говорить бодрым голосом. Он действительно желал Маше добра и в глубине души радовался за нее, хотя, он чувствовал, что чем ближе она к той столичной образованной молодежи, тем дальше она от него.

– Мить, а ты в Южный не собираешься? Я бы рада была с тобой встретиться, рассказать тебе много чего. У меня в жизни столько всего произошло за этот месяц.

– Да я вот как раз в воскресенье собирался поехать, – Митя немного воспрял духом от того, что Маша сама изъявила желание с ним встретиться.

– Ой, как здорово! Я как раз в воскресенье весь день свободна. Буду ждать твоего звонка.

После телефонного разговора Митя воспрял духом. Даже умудрился получить в школе несколько пятерок. В субботу он достал из заначки сотню долларов, пошел на рынок и купил себе новые джинсы, кроссовки и модную демисезонную куртку. Оставшиеся деньги взял с собой в Южно-Сахалинск.

Островная столица в любое время года выглядела прекрасно. Сойдя с автобуса, Митя по старой традиции первым делом купил себе пянсе. Съев его, он отправился к ближайшему телефону-автомату и позвонил Маше, договорившись встретиться с ней через 30 минут в саду рядом с краеведческим музеем.

Митя был на месте уже через 15 минут. На скамейках сквера свободных мест не было. День был солнечный, хотя и прохладный по-осеннему. Для первых дней октября погода была очень хорошая. Вокруг гуляли мамы и бабушки с детьми.

Маша пришла точно в назначенное время. Выглядела она, как всегда безупречно. На ней было элегантное черное пальто и оранжевый в цвет осенней листвы шарф. Настоящая столичная девушка. Из всех находившихся в тот момент в саду она менее всего походила на вчерашнюю жительницу далекого захолустья. Маша радостно поцеловала Митю в щеку, осмотрелась вокруг.

– Пойдем погуляем, – предложила она, беря своего кавалера под руку. – Здесь присесть некуда, да и не больно хочется. Погода такая замечательная!

Они вышли из сада и не спеша, пошли вниз по Коммунистическому проспекту. Дойдя до драматического театра, свернули и пошли по бульвару в сторону Дома торговли. Маша с воодушевлением рассказывала про свою гимназию, про замечательный класс, про учительницу английского, которая знакома с самой Маргарет Тетчер. Митя был очень рад ее видеть, слышать ее голос. Он радовался тому, что у нее сбылась мечта и она вырвалась из ненавистного городка. Но в то же время ему было очень грустно. Они с Машей как будто поменялись ролями. Раньше он часами рассказывал ей о своей жизни, а теперь о чем он мог рассказать ей, живущей полной жизнью в столице островного края? О том, как мыл машины с Максом и Андреем? Как выносили дерьмо из киоска, чтобы там можно было торговать вином?

– Мить, ты какой-то грустный сегодня, – заметила Маша. – У тебя что-то случилось?

– Да нет. Просто осень. Тоскливая пора.

– Ну да. Вы – поэты особенно чувствительны к увяданию природы. Ну а как у тебя дела в школе? Ты наконец нашел подход к точным наукам?

– Да я не искал, – отмахнулся Митя. – Давай в кафе зайдем, мороженого поедим.

– Я не голодна. Только из-за стола.

– А мне так хочется мороженого! Пойдем, я угощаю.

Они зашли в кафе и заказали две порции мороженого с шоколадом и два молочных коктейля. Маша благодарила за кассеты с музыкой, которые ей подарил Митя. Особенно она полюбила Bad boys blue и двадцадку лучших хитов The Beatles. Слышать это было приятно вдвойне. Митя был рад тому, что угодил своей возлюбленной и тому, что вкусы их так совпали. Вне всякого сомнения души их были родственными. Вот только перспективы у них были очень разными. Машу ждал факультет иностранных языков в престижном частном институте, престижная работа и насыщенная интересными людьми жизнь. Митю ждала неквалифицированная работа на фабрике или на заводе. Как бы он ни старался наверстать упущенное за несколько лет в учебе, он не сумеет за год подтянуться настолько, чтобы поступить на бюджетное место даже в педагогический институт, а оплачивать учебу ему решительно некому. Эта мысль вдруг внезапно пронзила его.

– Мить, да что с тобой. Ты сегодня сам не свой, – Маша с искренним участием посмотрела своему спутнику в глаза.

– Не бери в голову. Пойдем я тебя провожу. Мне нужно ехать.

Расстались там же, где встретились, у краеведческого музея. Маша попросила не провожать ее дальше. Митя воспринял это как подтверждение своих печальных мыслей. Она не хочет, чтобы их видели вместе, потому что не уверена в их совместном будущем.

После поездки в Южно-Сахалинск Митя еще глубже погрузился в свою депрессию. Он совсем перестал учиться и стал часто прогуливать школу. Вечерами напролет он торчал у телевизора, переключая каналы и просматривая все подряд передачи и сериалы. Когда он видел на экране студентов или просто веселых жизнерадостных молодых людей, живущих в большом городе, сердце его скукоживалось как сушеная брюква.

Пролетел октябрь, наступил ноябрь. После встречи с Машей прошло больше месяца. Митя не мог заставить себя позвонить ей. Ехать в Южно-Сахалинск ему было не на что. Последние доллары из своей заначки он обменял, чтобы помочь маме заплатить за коммунальные услуги. На заводе задерживали зарплату. Лососевая путина давно закончилась, но с работниками не рассчитались даже за июль. Цены стремительно росли. Зарплаты людям тоже повышали, но не так стремительно. Но более всего удручало то, что их не выдавали вовремя.

Однажды вечером Митя вызвался проводить до дома подругу сестры, засидевшуюся допоздна. Возвращаясь, он встретил Сашу Хомченко. Санька был на три года моложе. Когда-то их мамы вместе работали и тесно общались. У сыновей, несмотря на разницу в возрасте были прекрасные отношения. Саня рос настоящим хулиганом. В городе он был известен под прозвищем Хома. Он на равных общался с авторитетными шпанюками, которых Митя обходил стороной. Но Хома нисколько не задавался перед старым товарищем и даже напротив относился к нему с уважением, как к старшему по возрасту. Оба были рады встрече. Санёк угостил друга пивом.

– Митяй, хочешь бабла срубить по лёгкой? – предложил Хома.

– Давай, говори, кого убить.

– Я что на мокрушника похож что ли? Я тебе серьёзное дело предлагаю. Дело – верняк. Риска никакого.

– Стындить что-нибудь?

– Пойдем, прогуляемся, тут недалеко.

Хома привел Митю в трущобы на Речной улице. Старые покосившиеся бараки стояли вперемешку с такими же кривыми сараями и гаражами. В одном из этих бараков вместе с матерью и сестрой жил сам Хома.

– Вон тот сарай видишь? Там целая куча автомобильных шин лежит.

– Это же уголовка! Тебе оно надо?

– Да не бзди ты! Это моего соседа гараж. Говнистый тип. Я давно наблюдаю. Он туда вообще не ходит. Я неделю назад замок ему перевернул вверх тормашками. Видишь – он так и висит перевернутый. Позавчера ночью я заднюю стену аккуратно разобрал и наживил доски. Делов на пять минут колеса вытащить и в безопасное место перетаскать. Я тут уже для этого дела бесхозный сарай приглядел. Ну и продать их потом надо будет. Здесь то я на тебя и надеюсь. Ты выглядишь постарше. Тебе проще будет с мужиками договариваться. А деньги пополам разделим.

Дело действительно выглядело верным и безопасным. Митя согласился. Они обошли сарай, зайдя с тыла. Санёк быстро разобрал стену и нырнул внутрь. Через несколько секунд он подал своему подельнику автомобильную покрышку. За ней еще одну и еще. Одно за другим из сарая было извлечено восемь покрышек. В два захода ребята перетаскали их в заброшенный сарай.

– Куда ты предлагаешь их продать? – Спросил Митя, отдышавшись.

– На Комсомольской площади ларьки круглосуточные. Там постоянно машины подъезжают. Надо пару колес с собой взять. Если кто заинтересуется, стрелку забить там же. Сюда никого тащить нельзя.

– А почем продавать будем?

– Давай тысяч по пятнадцать попробуем за штуку. Если будут торговаться, можно до десятки упасть. Хотя… Я и по пятерке не прочь бы их загнать.

Парни взяли по колесу и отправились на площадь. Было около полуночи, но у ларьков жизнь не прекращалась даже глубокой ночью. Каждые 5—10 минут подъезжала машина. Покупали в основном водку и закуску. Митя с Хомой встречали каждую машину в течение часа и предлагали колёса. Водители либо совсем не интересовались товаром, либо, глянув поближе на покрышки, отмахивались от горе-продавцов. В первом часу ночи энтузиазм сошел на нет. Хома стал склонять своего подельника, чтобы разойтись по домам и попробовать на следующий день сходить с колесами на автостоянку.

– Ладно, сейчас я еще вон тому предложу, – Митя махнул рукой сторону подъехавшей к ларьку на другом конце площади машины. – Если и он откажется, то пойдем по домам. Санёк тем временем отошел в сторонку, присел на свое колесо и закурил.

Пока Митя с колесом пересекал площадь, водитель уже успел купить четыре бутылки водки и аккуратно положил их на заднее сиденье.

– Вам колеса не нужны? – Предложил Митя.

– Что за колеса? – водитель обернулся, дыхнув свежим водочным перегаром.

Митя показал колесо. Незнакомец внимательно посмотрел на него. Из машины вышел пассажир и пошатываясь подошел к Мите.

– А что за колеса? Ещё есть? – спросил он.

– Есть.

– А где взял?

– Не всё ли равно вам?

– Нам, фраерок, не всё равно! – С этими словами, пассажир очень ловко для пьяного человека выкрутил руки Мите за спину и защелкнул на запястьях наручники. В лицо он ткнул красную корочку. – Давай веди, показывай, где остальные колеса.

– Я не знаю, начал оправдываться Митя. Там за ларьками стояли парни, попросили помочь…

Незнакомец прервал Митю мощным ударом по почкам.

– Прекращай давай сказки про каких-то там парней. Я двадцать лет в уголовном розыске работаю. Наслушался этих историй столько, что тошнит. Ты нам в любом случае покажешь, где лежат остальные колёса. Вопрос сейчас только в одном – останешься ли ты при своих зубах или они останутся здесь на этом асфальте.

У Мити внутри всё сжалось. Он понимал, что с ним не шутят. Он много слышал о жестокости корсаковских ментов и о методах, которыми они пользуются, выбивая признания. Он понял, что не вынесет пыток, да и не стоят эти колеса того, чтобы ради них расставаться со своим здоровьем. Самым разумным будет во всем признаться.

– Они в старом сарае на Речной улице, – сознался он.

Митю обыскали и грубо затолкнули на заднее сиденье автомобиля, пригрозив, что за сохранность водки он отвечает головой. Через пару минут были у сарая, в котором лежали остальные колёса. Опера, осветив сарай фонариком, вытащили их на улицу и стали разглядывать трофеи в свете фар.

– Колеса то далеко не новые, к тому же ни одного парного комплекта, – резюмировал водитель.

– И из-за этого говна тебе теперь придется присесть года на два, – закончил мысль второй опер. – И нам праздник испортил. Вместо того, чтобы водку пить, с тобой тут возимся.

– А какой сегодня праздник? – робко спросил Митя.

– Слышь, Леха, он не знает, что сегодня за праздник. Может ему еще раз по почкам врезать?

– Сегодня День милиции, фраерок, – весело засмеялся водитель. – Теперь ты эту дату на всю жизнь запомнишь – 10 ноября.

– Я ведь ни в чем не виноват. Я эти колеса здесь нашел, думал денег заработать. Отпустите меня, пожалуйста.

– Поехали в отдел, там разберутся с тобой.

Митю привезли в корсаковский РОВД. Пьяный милиционер в дежурной части записал в журнал фамилию, имя, отчество и домашний адрес, затем протянул картонную коробку и потребовал вынуть всё из карманов. В карманах была записная книжка, ключи от квартиры и немного мелочи. После этого его напарник грубо обыскал Митю. Обезьянник, в котором обычно держат административно задержанных, был заполнен людьми. Из обезьянника длинный бетонный коридор вёл в изолятор временного содержания, где до суда содержались подследственные. Вдоль коридора на расстоянии примерно метр-два друг от друга лицом к стене, расставив ноги на ширину плеч, стояли люди. В основном молодые парни и мужчины средних лет. Некоторых Митя знал в лицо. Одного он часто видел на заводе, где работала его мама, другой учился в его школе и был года на три-четыре старше. Коридор повернул на 90 градусов. сразу за поворотом была решетчатая дверь до потолка. К решётке был прикован браслетами молодой парень. Он был прилично одет, но очень сильно избит. Одежда была в крови. Парень был без сознания и висел на браслетах.

– Витёк, проверь, не сдох? – Дежурный ткнул в висящего парня пальцем.

Второй милиционер взял парня за волосы и повернул его лицом к себе.

– Живой, падло, – он брезгливо оттолкнул от себя голову избитого и сильно ударил его по спине кулаком. парень издал стон.

– Давай хотя бы снимем его, – предложил дежурный.

Безчувственного парня отстегнули от решетки и грубо бросили на пол. После этого повернулись к Мите.

– Не скажешь, у кого колеса спёр, будет с тобой то же самое, – грозно сказал ему дежурный, со всей силы ударив по почкам. Второй мент врезал кулаком под дых. Митя сложился пополам.

– Что больно? – С издевкой спросил Витёк – пьяный мужик с опухшим лицом, одетый в мятые милицейские брюки и рубашку. – Ты, сученок, пока ещё не знаешь, что такое больно. Мы пока пойдем с Николаичем выпьем водки, а ты посиди подумай о своей жизни. Вернемся к тебе через часик и ты нам всё расскажешь.

Милиционеры ушли в дежурную часть. Митя остался наедине со своими мыслями. Коридор тускло освещался электрическими лампочками. Закоулок, в котором оставили Митю был освещен еще хуже, но тут было зарешеченное окно, из которого был виден внутренний двор РОВД, жилые дома, перекресток улиц Краснофлотская и Сахалинская, кусочек улицы Советская, пожарную часть… На улице моросил дождь. Митя видел, как на остановке под лавкой пытается укрыться от дождя бездомный пёс. Сердце сжалось от досады. Он сейчас отдал бы всё, чтобы оказаться на месте этого пса. Как бы он хотел ощутить своей кожей мелкие капельки, падающие с неба, с каким удовольствием он зашагал бы сейчас по своей любимой Советской улице в сторону дома! Когда он теперь сможет пройтись по любимому городу? Сколько дают за кражу со взломом? Ведь это была настоящая кража со взломом и теперь Митя это хорошо понимал. Как мог он вляпаться в такую нелепую историю и во что теперь всё это выльется? Размышления прервал мужчина в штатском.

– Ты Зыков? – спросил он. В голосе его не было злобы и агрессии. Это обнадеживало. Митя кивнул в ответ. – Пойдем со мной.

Мужчина оказался криминалистом. Он привел Митю в кабинет и стал мазать его руки черной краской.

– Вы хотите снять отпечатки пальцев? – Догадался Митя.

– Ты сообразительный. Только надо было раньше соображать, как к нам не попасться.

– А зачем отпечатки?

– Всё, братец, раз ты встал на эту скользкую дорожку, ты теперь наш клиент на веки вечные. Мы в федеральную базу твои отпечатки передадим. У нас все воришки на счету.

– Но я же не воришка… – начал было оправдываться Митя, но криминалист перебил его:

– Эту песенку ты для судьи прибереги. У нас все строго – попался – ходи сюда.

После процедуры дактилоскопирования Митю вернули в тот же коридор. Парень, которого сняли с решетки, так и лежал без сознания. Митя снова остался наедине со своими мыслями. За окном почти ничего не изменилось. Дождь прекратился, пёс выбрался из под лавки и ушел по делам, одному ему ведомым. Где-то горели окна. Кому-то сейчас не спится. «Эти люди не понимают своего счастья! – Думал Митя. – Они свободны, они могут лечь в свою кровать, а могут пойти по ночному городу куда глаза глядят. Еще каких то пару часов назад я тоже был свободным и точно также не понимал своего счастья. Как же всё-таки глуп человек. Понимает всю ценность свободы только тогда, когда лишается ее».

Митя стал думать о Маше. Станет ли она ждать, если его посадят в тюрьму? Если и станет, то только из чувства долга. Но скорее всего – она больше и слышать о нем ничего не захочет. Она полюбила бескорыстного, честного и порядочного романтика, поэта, музыканта. У такой девушки, как Маша не может быть ничего общего с уголовником, ворующим по ночам колёса из сараев.

В коридоре раздались шаги и пьяные голоса. Дежурный и его напарник вышли, по всей видимости без особой цели. Они били то одного, то другого задержанного. И медленно приближались. Митя на всякий случай встал лицом к стене, чтобы не навлекать на себя гнев садистов. Но остаться незамеченным у него не вышло.

– Ты как стоишь! – Дежурный со всего маху ударил Митю ладонью по затылку. – Тебя что не учили, как надо стоять на растяжке? Так я тебя сейчас научу! Руки за голову!

Милиционер больно припечатал Митю лбом к стене и стал бить сначала по одной ноге, потом по другой, раздвигая их как можно шире. Когда поза Мити стала соответствовать с понятием мучителя о «растяжке», он нанес сильный удар кулаком по почкам. Митя охнул и сжался. Неимоверным усилием воли он постарался не нарушать «растяжки».

– Что ты охаешь, как баба в постели? Больно что ли? А когда колёса воровал, не больно было? Я тебя сопляка научу, как воровать! – И милиционер нанес ещё один удар по второй почке.

– Ладно, хватит с него для начала, – сказал второй милиционер. – Малолетка всё-таки.

– Что-то я с трудом верю, что ему 16 лет. Выглядит на все 20. Ну да ладно. Пусть пока подумает. Пойдем еще по маленькой бахнем.

Менты снова ушли и на этот раз не было их долго. Внутри все болело. Митя присел на бетонную ступеньку и через какое-то время задремал. Это был не совсем сон, но и не реальность. Он видел злые, пьяные лица милиционеров, грязно ругающиеся и плюющие ему в лицо, разъяренных псов, рвущихся с цепей и пытающихся его укусить. В этом ужасе прошло несколько часов. Рассвело. Услышав в коридоре шаги, Митя вскочил и встал на «растяжку», как его учили.

– Ты Зыков? —Спросил приятный женский голос.

– Я.

– Ты что так всю ночь и простоял?

– В перерывах между избиениями, – сердито буркнул Митя.

– Тебя что били? Вот ведь скоты! Сколько раз их просили малолеток не трогать! Пойдем со мной.

Женщина провела Митю через дежурную часть, они поднялись на второй этаж. Вошли в кабинет. За столом сидел опухший от пьянства толстый мужчина с красным лицом.

– Андрей, мне велели его к вам доставить, – сказала женщина. – Это Зыков. Его ночью на Комсомольской площади взяли с крадеными колесами. Утром заявление от потерпевшего поступило. Допроси его.

– Ну а чё сразу я? Сама что ли допросить не можешь? Я малолетками не занимаюсь.

– Заявление от потерпевших угрозыск принял, значит вам и его оформлять. Оформите и нам передадите.

– Ладно давай, – нехотя согласился оперативник.

Женщина ушла. Мужчина показал Мите пальцем на стул. По всему было видно, что каждое слово и каждый жест дается ему с большим трудом. Видимо он переусердствовал накануне с празднованием профессиональной даты.

– Что-то я тебя не знаю. Недавно воруешь? – Спросил он. – С какого района?

– С Семи ветров.

– Про Султанова слышал?

Митя кивнул головой. О жестокости оперуполномоченного Султанова в Корсакове слагали легенды. В детстве он был забитым, толстым и сопливым мальчиком. Рос на Семи ветрах в одном дворе с несколькими отъявленными отморозками. Его часто били, унижали и садировали. Например, его сосед – хулиган по прозвищу Дёс, ездил на нем верхом в школу. После армии Султанов пошел работать в милицию и стал изо всех сил мстить всем хулиганам. Он изобретал такие пытки для подозреваемых, от одного описания которых мурашки бежали по коже.

– Ну так вот: Султанов – это я. Тебе сказочно повезло. У меня башка раскалывается после вчерашнего. Нет сил тут с тобой в игрушки играть, – с этими словами Султанов открыл сейф и продемонстрировал его содержимое – набор инструментов для самых изощренных пыток. Митя успел разглядеть противогаз, утюг, паяльник наручники, скотч и еще много непонятных, но зловеще блестящих железяк. – Так что давай все рассказывай сам подробно. Чистосердечное признание облегчает твою участь. Фамилия, имя, отчество?

Митя ответил на все вопросы, после чего поведал историю о краже колес, не упоминая своего подельника. Он сказал, что сам залез в сарай, в одиночку вытащил колеса и перетаскал их в укрытие, а потом пошел продавать. Султанов все записал, после чего протянул документ Мите.

– Пиши вот здесь: с моих слов записано верно и мною прочитано, дату и подпись.

Митя подписал документ.

– Всё. Иди отсюда.

– Я свободен?

– Пока да.

– А у меня при задержании вещи забрали. Можно их назад получить?

– Забудь.

– Но у меня там ключи от…

– Не зли меня! – Заорал Султанов. А то сейчас открою свой шкафчик!

Митя выскочил из кабинета, спустился по лестнице и пошел к выходу Его никто не остановил, не воспрепятствовал ему. И вот он уже на улице. Набрал полную грудь холодного осеннего воздуха. Как же хорошо на воле! Но радость от свободы омрачалась осознанием того, что история не закончилась. Карманы были пусты. Ключей от квартиры было жаль, но дома был дубликат. Более всего было жаль записной книжки, в которой были телефоны друзей и знакомых. В том числе и новый южно-сахалинский номер Маши. Митя не помнил его наизусть и взять его было не у кого. Адреса он тоже не знал. Писать на макаровский адрес было бессмысленно. Все, что оставалось – это ждать, когда Маша сама напишет ему письмо, ведь у него адрес не изменился.

Митя пришёл домой. Мамы не было. Ленка обняла брата.

– Ты не представляешь, сколько мы с мамой натерпелись за эту ночь. Сашка Хомченко пришел, сказал нам, что тебя забрали. Мы ходили в милицию, общались с этими пьяными упырями, но ничего от них не добились. Расскажи, что случилось?

– Давай как-нибудь в другой раз, – сказал Митя. Ему очень не хотелось вспоминать пережитое.

Он упал на кровать и забылся глубоким сном. Снились пьяные лица милиционеров, которые лаяли, как собаки, Султанов в противогазе с паяльником в руках, смеющийся демоническим смехом. Вечером его разбудил звонок в дверь. У мамы и сестры были свои ключи. Митя посмотрел в глазок. За дверью были люди в милицейской форме. Общаться с ними сейчас хотелось меньше всего. Он затаился. Милиционеры позвонили еще раз. Потом вышли из подъезда, сели в УАЗик и уехали. Митя снова лег в кровать и проспал до утра. Утром пошел в школу.

Одноклассники как-то странно смотрели на Митю. Андрюха Таран отвел друга в сторону.

– Давай, рассказывай, что у тебя случилось? Чего тебя менты искали?

– Менты? Меня? Когда?

– Вчера пришли прямо во время урока вошли в класс, спросили, кто тут Зыков. Марьникична сказала, что тебя нет. Они спросили, был ли сегодня в школе. Танька Трушкина сказала, что с утра не появлялся. Они ушли. Чего ты натворил то?

– Да я тут в одну историю вляпался, – нехотя начал оправдываться Митя. Долго рассказывать. Давай я тебе потом после школы…

Прозвенел звонок на урок. Митя чувствовал на себе любопытные взгляды одноклассников. Он пытался сосредоточиться на алгебре, но все мысли были об украденных колесах. Что теперь ему будет? В середине урока дверь открылась и в класс вошли два молодых человека в милицейской форме.

– Зыков здесь? – спросил старший.

– А что случилось? – учительница испуганно смотрела то на Митю, то на милиционеров. – Наверное какая-то ошибка. Дмитрий у нас очень хороший парень. Он не мог ничего такого совершить…

Митя молча встал и подошел к стражам порядка. Один кивком велел следовать за ним. Весь класс прильнул к окнам. Когда митя садился в милицейский УАЗ, он пробежал взглядом по школе. Он видел в окнах своих одноклассников. На лицах их были и удивление, и любопытство, и испуг. В окне учительской он увидел удивленные лица физрука, литераторши и завуча Ларисы Михайловны. Митю посадили в зарешеченный отсек для арестантов. Снова решетка. Сердце сжалось от тоски, когда увидел сквозь прутья на удаляющуюся школу.

Митю привезли в инспекцию по делам несовершеннолетних. Она располагалась на первом этаже жилого дома на улице Советской. За одним из столов сидела женщина восточной наружности и беседовала с коротко стриженным пацаном лет 13, по всему видно – отъявленным хулиганом.

– Мы вам Зыкова доставили, – сказал один из милиционеров.

– Попался, голубчик! – Закричала женщина. – Думал самый умный? Думал, что мы тебя не найдем? Ну ка встал лицом к стене! Руки за голову! Ноги на ширине плеч! Теперь мы тебя точно года на три закроем! Ты в курсе, что за побег до трех лет полагается?

– Какой побег? Вы меня с кем-то путаете! – Начал оправдываться Митя.

– Заткнись, щенок, пока зубы тебе не повыбивала!

– Динара Рафаиловна, ну зачем вы так, – в инспекцию вбежала Людмила Арсеньевна – мама митиной одноклассницы Светы и участковый инспектор по делам несовершеннолетних, отвечающий за вторую школу и весь микрорайон. Людмила Арсеньевна была красива – высокая, статная блондинка с вьющимися волосами. Она искренне любила детей и была очень добра даже к отъявленным хулиганам. Даже те, кто ненавидел милицию, любили и уважали своего инспектора. Она увела Митю в кабинет и закрыла дверь.

– Митя, зачем ты сбежал? Ты ведь сам себе только хуже сделал, – с досадой сказала она.

– Я не сбегал! – у Мити затряслись губы. – С чего вы все взяли, что я сбежал? Меня отпустили.

Митя не выдержал и расплакался. Впервые за несколько лет. Он уже и забыл, когда последний раз плакал. Людмила Арсеньевна обняла его. Он зарыдал, уткнувшись в ее плечо.

– Милый, хороший, как же тебя угораздило? – Людмила Арсеньевна гладила Митю по голове. – Тебя били?

Он кивнул в ответ.

– Бедненький мой! Сильно били?

Он снова кивнул.

– Миленький. Все будет хорошо. Мы что-нибудь придумаем. Ты имеешь право написать заявление на тех, кто тебя бил, но это ничего не даст. Туда лучше совсем не попадать. Там такие люди… Никакой управы на них нет.

От Людмилы Арсеньевны пахло так же, как от Светы. Наверное у них была одна туалетная вода на двоих. Мите было неловко, что он плачет, да еще уткнувшись в женщину, которую почти не знает. Хотя в этот момент она была для него самым близким и родным человеком. Первый раз в жизни он не стыдился своих слез, не сдерживал их. Это длилось минут 10. Когда Митя успокоился, Людмила Арсеньевна налила ему крепкого чаю.

– Давай, рассказывай, как ты из здания РОВД вышел?

Митя рассказал, как его допрашивал Султанов и как отпустил после допроса.

– Да. Задал он нам задачку, – сказала Людмила Арсеньевна, выслушав рассказ. Он не взял с тебя подписку о невыезде и не оформил твое освобождение. Ты числился административно задержанным, а по истечении суток с момента задержания тебя обязаны либо арестовать, либо отпустить. Ну а поскольку тебя нет в наличии, получается, что ты сбежал из под стражи. И это очень серьезное преступление. Но с этим мы что-нибудь решим. Я попробую все бумаги оформить задним числом и розыск отменить. А вот с кражей так просто решить проблему не получится. Давай рассказывай всё подробно, как на духу. И не скрывай от меня ничего, если хочешь, чтобы я тебе помогла.

– Я уже всё рассказал Султанову, – Митя виновато опустил голову. Он ненавидел себя за то, что скрывает от Людмилы Арсеньевны про Хому, но выдать его – это было бы не по мужски. Как он потом будет людям в глаза смотреть.

– Митя, я же сказала тебе, чтобы ты от меня ничего не скрывал. Зачем ты выгораживаешь Хомченко? Ведь это он организовал кражу? Ты ведь не был в этом сарае?

– С чего вы взяли? – удивился Митя.

– Я уже десять лет работаю в милиции. И тебя десять лет знаю. И Хомченко тоже знаю и участок свой знаю. Чтобы во дворе у Хомченко что-то украли без его участия – это невозможно. Ведь я права? Ответь мне.

– Да.

– Почему же ты его выгораживаешь? Ты его боишься?

– Нет. Я не хочу быть стукачом.

– Эх Митя, Митя! Оставь свое благородство. Ты думаешь, что крутые парни, которые всю нашу школу в страхе держат, не стукачи? Да стоит только прижать любого из них, они друг друга со всеми потрохами закладывают, чтобы только самому выпутаться. Ты единственный такой благородный. Зачем оно тебе надо? Ты думаешь Хомченко это оценит? Он свой путь уже выбрал. У него прямая дорога в тюрьму. И вопрос лишь в том, за какое дело он сядет – за это или за следующее. Он никогда не остановится. А у тебя путь другой и сейчас очень важно в каком качестве ты будешь проходить по этому делу – в качестве соучастника или в качестве организатора и непосредственного исполнителя. Ты понимаешь, о чём я говорю?

– Да.

– Теперь следующий вопрос: Где мопед и бензопила?

– Что? Какой мопед? Какая пила?

– Все ясно. Потерпевший заявил, что вместе с колесами у него пропал японский мопед и японская бензопила. Есть два варианта – либо Хомченко мопед и пилу украл до тебя один, либо потерпевший обманывает.

– Сашка не смог бы не похвастать, если бы что-то сам украл. Да и как бы он вытащил мопед через ту дыру? Мы колеса то вдвоем с трудом вытаскивали.

– Я тоже об этом подумала. Этот потерпевший – очень неприятный тип и он будет стоять на своём. И закон на его стороне. Кража доказана, ты сознался. Он оценил материальный ущерб в тысячу двести долларов. Если ты хочешь избежать суда и остаться с чистой биографией, тебе придется самому выплачивать весь ущерб, потому что Хомченко точно платить ничего не станет и судимости он не боится.

– Но где мне взять такую сумму?

– Митя, я не представляю, где можно взять такую сумму. И не понимаю, как мне тебе помочь. Я пыталась образумить потерпевшего. Даже если действительно там был бы мопед и пила, они не могли стоить так дорого, если только не были новыми. Но он стоит на своем. Очень неприятный тип. Попробуй сходить к нему вместе с мамой, проси прощения, расскажи, как трудно вы живете, может быть удастся уговорить снизить сумму ущерба. Но в любом случае нужны будут деньги. У тебя есть до суда месяцев пять. Если не сумеешь с ним примириться, получишь условный срок.