Текст книги "Митя. Повесть о первой любви"

Андрюха

Митя и Андрей всегда были очень разными. Митя был торопливый, суетливый, иногда не в меру болтливый экстраверт. Андрей был медлительный, молчаливый, флегматичный интроверт. Они дополняли и компенсировали друг друга. У них не было друг от друга ни тайн, ни секретов. Андрей был единственным человеком, с которым Митя мог быть откровенным во всем, в том числе и в вопросах, касающихся отношений с девушками, точнее, отсутствия этих отношений.

Их дружба началась в первом классе. По корсаковским меркам ребята жили далеко друг от друга. Между их домами было 15—20 минут ходьбы. Когда они были вместе, этот путь занимал у них не менее часа. Препятствием на пути мог послужить любой куст или дерево, помойка или старый заброшенный дом. В младших классах каждый будний день, в который никому из друзей не нужно было идти на кружки и спортивные секции, складывался по одному и тому же сценарию.

– Давай забежим ко мне, я переоденусь быстренько, поедим, потом пойдем к тебе, ты переоденешься и пойдем гулять, – предлагал Митя.

– Давай, только мне нужно будет еще прибраться в доме, – соглашался Андрей. – Я быстренько приберусь.

В лучшем случае до митиного дома им удавалось добраться за час, хотя у Мити, когда он был один, эта дорога занимала не больше 10 минут. По пути они исследовали глубину каждой встречной лужи, проверяли, есть ли головастики в большой канаве за пустырем. Если обнаруживались головастики, они пересчитывались и изучались. Иногда они отклонялись от курса, чтобы немного порулить на старом грузовике, стоявшем посреди груды школьного металлолома.

Дома у Мити обычно долго не задерживались, а если и задерживались, то только по вине Андрея. Митя пулей переодевался в гуляльную одежду, делал бутерброд себе и другу. Андрей мог минут на 40 зависнуть, изучая старую радиолу, кофемолку или фен.

– Пойдем уже! – торопил Митя.

– Ща! – медленно отвечал Андрей, погруженный в изучение выбранного предмета.

– Ну почему ты такой тормоз! – изнемогал от нетерпения Митя.

– Я не тормоз. Я – медленный газ, – вяло отвечал Андрей.

Если Андрей добирался до митиных пластинок, гулянье могло отложиться еще на час, потому что тут уже и Митя забывал о своей спешке и погружался вместе со своим другом в волшебный мир музыки.

До Андрея от Мити нужно было идти через лес. Тут отвлекающих факторов было поболее, чем на школьном пустыре: муравейник, вороньи гнезда, куст с боярышником. Добравшись до андрюхиного дома, ребята приступали к уборке.

– Андрюха, эту ерундовину куда положить? – спросил Митя, поднимая с пола странный предмет.

– Это не ерундовина, а музыкальная шкатулка, – поправил Андрей, отнимая у друга предмет. – Погляди-ка!

Андрей нажал на небольшой выступ сбоку, открылась крышка шкатулки и заиграла мелодия «Подмосковные вечера». Митя смотрел как завороженный. Когда мелодия смолкла, Андрей завел прибор ключиком, спрятанным внутри шкатулки, и она заиграла снова. Митя взял шкатулку в руки и стал ее рассматривать. Незаметно пролетело еще полчаса.

– Ой! Времени-то уже! Скоро мама с папой придут! – спохватился гостеприимный хозяин, запирая шкатулку в сервант. – Давай убираться!

– А это где должно лежать? – спросил Митя, взяв в руки механическую игру «Гонки».

– Это нужно на шкаф закинуть в детской.

– Сломанная?

– Почему это сломанная? Очень даже целая! Вот смотри… – Андрей установил игру на стол, поднял валявшиеся тут же на полу машинки и стал устанавливать их на стартовые позиции.

Увлекшись игрой, мальчики не заметили, как пролетел еще час. Пришли родители вместе с пятилетним братом Андрея Максимкой.

– Ты почему в доме не прибрал! закричала с порога мама Андрея тетя Рита. – Я тебе что сказала? Никаких игр, пока не приберешься и уроки не сделаешь! У тебя занятия в школе закончились в час дня, а сейчас уже пять…

Митя, опасаясь попасть под раздачу, тихонечко пробирался к выходу и пулей мчался домой. Мечта погулять после школы никогда не исполнялась. Однажды Андрей придумал, как воплотить ее в жизнь.

– Вся проблема в том, что мы сначала идем к тебе. Давай пойдем ко мне, уберемся, поедим, потом пойдем к тебе, переоденешься и пойдем гулять.

От школы до андрюхиного дома путь оказался намного длиннее. Не обошлось и без происшествий. Когда мальчишки были уже близки к цели, у них на пути нарисовалась компания из четырех недружелюбно настроенных пацанов. Двое были года на три старше их, один – примерно их возраста и еще один – меньше их.

– Вы кто такие? Чего здесь шляетесь? – спросил самый старший.

– Мы домой идем. Я живу вон за тем домом, – ответил Андрей.

– А ты, рыжий, чего здесь забыл?

– Я к Андрею в гости иду.

– А где живешь?

– На Серафимке.

– Ну и катись на свою Серафимку!

– Деньги есть у вас? – Встрял в разговор тот, что помладше. В этот же самый момент самый мелкий принялся шарить по карманам Андрея и Мити. У Мити нашлись 10 копеек. Тут же они оказались в руках у самого здоровяка.

– Ладно, за 10 копеек можешь по нашей территории пройти. Но это последний раз. В следующий раз без рубля не суйся. Отметелим.

Морально раздавленные, униженные и расстроенные мальчишки поплелись в сторону Андрюхиного дома. Но это был еще не конец испытания. Стоило отойти на несколько метров, как им в спину открыли шквальный огонь из плевательных трубок сушеным горохом. Желтые горошины очень больно впивались в ноги, спины, руки. Одна попала Андрею в ухо, отчего оно сделалось красным. У Андрея брызнули слезы. У Мити глаза тоже были на мокром месте. День был безнадежно испорчен. Друзья молчали, и каждый в мечтах представлял себе, как он стал бы непобедимым Брюсом Ли и играючи разделался бы с этой сворой озлобленных мерзавцев.

Мальчишки никому не рассказали о том происшествии и сами никогда о нем больше не говорили. Старались даже не вспоминать. Но этот случай будто разделил их жизнь на до и после. Пережитый вместе позор и унижение как будто сплотили их на долгие годы. Они верили друг другу безоговорочно. Могли доверить друг другу не только собственную жизнь, но и самую сокровенную тайну.

Письмо

После поездки на фестиваль Митя стал более уверенным в себе. Выступление на сцене и неожиданный успех публики значительно повысили его самооценку. И хотя школьные товарищи не слышали его выступления и даже не догадывались о том, что он пишет песни, он расправил плечи.

«Вы-то думаете, что я – пустое место? – мысленно говорил он своим одноклассникам, а еще чаще одноклассницам. – Да если бы вы только знали, какой я на самом деле…»

Митя настолько осмелел, что стал громко острить не только в адрес пацанов, но и девчонок. И даже перестал смущаться Тани Сироткиной и Нади Крупиной, за что жестоко поплатился.

Таня вошла в класс, задорно виляя задом, едва прикрытым мини-юбкой и напевая песню Show must go on группы Queen.

– Сироткина, если бы Меркюри услышал, он бы сам свою песню не узнал, – съязвил Митя.

– Ну ты же узнал, Зыков. Может быть, ты думаешь, что Фредди тупее тебя?

– Может и не тупее. А ты в курсе, что он – гомик?

– А мне насрать! Он такой милаша! Ты вот, Зыков, не гомик, а что толку. Все равно тебе никто не дает.

Митя густо покраснел, а Таня, еще сильнее виляя попой, прошла по классу, напевая под едкое хихиканье коллектива: «Изэнибадичотата-а-ааам…»

После этого позорного падения Митя стал аккуратнее в общении с классными дивами. К счастью, последствий не было. Пацаны не напоминали Мите об этой истории, потому что им самим в отношениях с девочками похвастать было нечем. Таня с Надей великодушно забыли про Митю и его выступление в адрес их кумира, а остальные девочки были слишком воспитанны, чтобы говорить о таких вещах. Тем не менее, все помнили о случившемся, и это угнетало Митю. В школу он шел неохотно. Старался не отсвечивать и в то же время пытался улыбаться и делать вид, что ничего не случилось. Митя очень хотел заболеть, чтобы отсидеться недельку дома, но в организме не было и намека на хворь. Но в субботу Митя все-таки сказался больным, и мама разрешила ему прогулять один день. По субботам было всего три урока по 30 минут. Ничего важного он не пропустил.

В понедельник с самого утра светило солнце. Весна набирала силу. Снега почти не осталось. О былых сугробах напоминали грязно-серые глыбы в затененных углах. Двор многоквартирного дома, в котором жил Митя, был совсем сухой. Дворница Клава уже успела начисто вымести его. На улице пахло весной, морем, сожженной сухой травой. Всю хандру с Мити как будто рукой сняло. Он вдыхал свежий воздух и улыбался. Как будто бы все его тревоги – обиды, причиненные Светкой и Танькой, – растаяли вместе с прошлогодним снегом.

Радость солнечного дня царила во всем классе. Ребята шутили, улыбались друг другу и учителям, а учителя улыбались в ответ. Учительница биологии сделала всем большой подарок. Ее урок был последним в расписании.

– Мы с вами всю зиму были зайками. Учились в поте лица, постигали основы генетики, эволюции и селекции. Я считаю, что мы имеем право сегодня забить наши пестики и тычинки на гранит науки и насладиться от всей души солнышком, которое давно уже не баловало нас своим светом.

Растроганные пламенной речью Инги Александровны, Надя и Таня бросились обнимать учительницу. Педагог горячо откликнулась и обеих подруг поцеловала в щеки. Она была непохожа на всех остальных учителей. С учениками общалась на одном языке, используя сленг и жаргонизмы. Причем из ее уст все это звучало гармонично и не пошло. Она умела оставаться на грани. Она откровенно говорила на тему взаимоотношения полов, в том числе касаясь самого сокровенного. И тут она тоже идеально балансировала, не вдаваясь в морализаторство и не пропагандируя ранние связи среди учеников.

– Лапули мои, я надеюсь, что вам не нужно объяснять, чтобы вы свои язычки держали за зубами. Никто не должен узнать, что у нас сегодня не было урока, – продолжила Инга Александровна. – И не бегите, как стадо слонов по коридору. Давайте по двое сваливайте, не привлекая внимания.

Дома Митю ждал сюрприз. Пришло письмо от Кости из Невельска.

Моё почтение, дорогой мой друг!

Как видишь, дядя Кока держит свои обещания. Я обещал тебе написать, и вот пишу. Чего же боле…

Сейчас, когда улеглись первые впечатления от поездки и вся эта фестивальная суматоха осталась позади, все стало как-то иначе восприниматься. Здорово мы с тобой зажгли! Вообще я очень рад, что познакомился с тобой. Ты неординарный. Настоящий какой-то. Я очень надеюсь, что этот фестиваль был только началом крепкой мужской дружбы. Мне о многом хочется с тобой поговорить при встрече. На фестивале мы мало общались. Выпивка, бабы, гы-гы да ха-ха. А я уверен, что с тобой есть о чем поговорить серьезно. Так что жди меня в гости на каникулах. Я надеюсь, что на коврике в твоей прихожей найдется место для старого бродячего пса. А больше мне ничего и не надо. Разве что глоток живительной водки, но об этом я и сам позабочусь. Напиши мне, готов ли ты принять меня в первых числах июня.

Теперь о делах сердечных. Какая-то меня гложет тоска последнее время. Сердце просит чего-то большого и светлого. И у меня не идет из головы Маша. В ней есть какая-то загадка. И эта загадка манит меня, как будто бермудский треугольник. На других девок даже смотреть не хочу. Соседка Ленка проходу не дает. Пару раз приласкал по пьяни. Готова на все, но мне этого всего не надо, хотя она очень даже ничего. Так что пропадаю я от любви-с!

После тебя планирую поехать в Макаров и поставить уже вопрос ребром. Ну чем я не прынц? На этом окончу повествование, потому что надо учить историю. Зачем она нужна будущему электромеханику, я не понимаю, но историчка-сука знает об электромеханиках что-то такое, чего не знаю я, и требует, чтобы я знал наизусть всех царей.

Пиши! Твой друг Костя. 15.04.1994

Митя прочел письмо еще раз и лег на заправленную кровать. Минут 20 он лежал и глядел в потолок. Он думал о Косте и Маше. Быть может, именно сейчас, практически на его глазах зарождается будущая семья. Он представил себе постаревшего Костю, сидящего за столом в окружении взрослых детей. Машу – солидную и грациозную старушку с пучком седых волос и морщинистым лбом, подающую на стол свежеиспеченный пирог. Вокруг щебечут внуки, на подоконнике жмурится пушистый кот.

Потом он представил их свадьбу. Тонкая, женственная Маша в ослепительно белом платье. Костя в костюме. «Быть может, он пригласит меня свидетелем?» – подумал Митя. И тут фантазия накрыла его горячей волной. Он представил, как танцует со свидетельницей – скромной, хрупкой блондинкой, и она стеснительно прячет глаза. Митя много раз слышал, что между свидетелем и свидетельницей обязательно должно что-то произойти. И быть может, она ради счастья подруги не побрезгует им. А уж стоит ей только согласиться, и она уже ни на кого его не променяет. Митя достал с полки кассету группы «Браво», поставил свою любимую песню и стал танцевать с воображаемой свидетельницей.

Дай мне этот день, дай мне эту ночь,

Дай мне хоть один шанс, и ты поймешь,

Я то, что надо.

Дай мне этот день, дай мне эту ночь,

Дай мне хоть один шанс, ты не уснешь,

Пока я рядом.

Мечты о будущем счастье Кости и вытекающем из него своем собственном счастье так захлестнули Митю, что он воспринимал их, как свершившееся уже неизбежное будущее. Он сел писать другу ответ.

Здравствуй, дорогой товарищ дядя Кока!

Мне было очень приятно получить от тебя письмо. И буду безмерно счастлив предложить тебе собственную постель и уйти спать на коврик, если приедешь ко мне в гости (шутка! дома есть раскладушка).

Твои чувства по отношению к Маше мне понятны. Даже более чем. Она потрясающая. И в ней действительно есть какая-то тайна. Я даже не смею мечтать о такой девушке. Тебе же я желаю удачи и, если у тебя все получится, буду за тебя очень рад. Не забудь пригласить на свадьбу!

А историчку великодушно прости и вызубри царей. Не ради нее, а ради Маши. У меня сложилось впечатление, что она умная и начитанная. В общении с ней никакие знания лишними не будут.

С большим приветом, твой друг Митя.

24.04.1994

Митя нашел почтовый конверт, подписал его, вложил письмо, запечатал и стал собираться на музыкальное занятие. Это было первое занятие после фестиваля. Валентина Семеновна сразу по возвращении из Южно-Сахалинска ушла на больничный.

Митя забежал на главпочтамт, отправил письмо и явился к Валентине Семеновне.

– Ну здравствуй, поэт и композитор! – приветствовала его наставница. – Хотя слово «композитор» я бы тут взяла в кавычки. У меня коты под окном и то более мелодично орут, чем ты свою песню играешь. Давай поработаем над аранжировкой.

Никогда еще Мите не было так интересно заниматься у Валентины Семеновны, как в этот день. Ну разве что самые первые занятия, когда он только учился извлекать из инструмента звуки. Митя сыграл наставнице все свои песни, немало удивив её. Она помогла ему оформить вступление, проигрыши песни, с которой он выступил на фестивале. Подобрали перебор, изменив мелодию. Она зазвучала совершенно иначе. Валентина Семеновна пообещала помочь на следующем занятии с другой песней. Митя первый раз пожалел, что занятия всего два раза в неделю. После Дома творчества он помчался к Андрею, чтобы сыграть ему новый вариант песни и получить новую порцию заверений в своей гениальности.

На следующий день, вернувшись из школы, Митя выудил из почтового ящика еще одно письмо. Адрес был написан женским почерком. От волнения у Мити перехватило дыхание. В графе «отправитель» значилось «Мария Овечкина». Это она – Маша из Макарова! Сердце бешено заколотилось, руки задрожали. Попасть ключом в замочную скважину удалось только с четвертой попытки.

Митя небрежно стащил с ног ботинки, бросив их посреди прохода, чего никогда себе не позволял, и прямо в куртке прошел в кухню. Аккуратно ножом вскрыл конверт, как будто опасаясь его повредить, и вынул письмо. «О чем ОНА может писать мне!? – думал он. – Не станет же она спрашивать у меня совета, как ей быть с Костей. Принимать или отвергать его любовь».

Здравствуй, Митя!

Наконец-то я решилась сесть и написать тебе письмо. Я долго не могла придумать, с чего начать. В итоге решила просто сесть и начать со слова «Здравствуй», а дальше уже как получится. Для начала расскажу о себе, ведь мы с тобой почему-то совсем не общались на фестивале. Я живу в городе Макарове. Это в центральной части острова Сахалин. Хотя мне иногда кажется, что это самый край человеческой цивилизации. Мне стыдно в этом признаваться, но я не люблю свой родной город и мечтаю уехать отсюда.

Мы живем вдвоем с мамой. Она работает учительницей. Еще у меня есть бабушка. Она живет отдельно, но мы как одна семья. Папа ушел от нас, когда мне было 9 лет. Это был для меня страшный удар. До сих пор не могу его простить. Никто не знает, как тяжело нам с мамой было остаться одним в такое тяжелое время. Самое страшное, что может случиться с человеком, – это предательство. Со мной это случилось дважды. Полтора года назад я попала в одну компанию. Стала покуривать, пить пиво, влюбилась в одного парня. Тогда я была очень глупая и наивная. Мне казалось, что это – настоящая жизнь. Но тот парень предал меня так же, как мой отец. И вся эта компания оказалась мерзкой и неприятной. Не представляю, как я пережила этот удар. Теперь я не пью и не курю, учусь на одни пятерки, потому что это залог моего будущего. Я не бываю ни в каких компаниях, и единственная моя отдушина – танцы. Только ими я и живу. Благодаря танцам я попала на фестиваль, перевернувший мою жизнь. Когда я ехала в Южно-Сахалинск, я чувствовала, что со мной случится что-то особенное, что-то очень важное. Так и случилось! Я влюбилась!

Не могу сказать, что это была любовь с первого взгляда. Это и правильно, потому что внезапные и импульсивные чувства затмевают рассудок и также внезапно могут закончиться. Но понравился ты мне сразу. Ты очень отличаешься от других парней нашего возраста. Ты сильный, но при этом не пытаешься подавлять других. Ты умеешь быть душой компании, но при этом ты внимателен к окружающим. Ты обладаешь всеми качествами, которые должны быть у настоящего мужчины. Услышав твою песню, я поняла, как ты умеешь любить. Как бы мне хотелось испытывать по отношению к своему городу хоть каплю тех чувств, которыми наполнена твоя песня! Для меня теперь Корсаков – самый прекрасный город земли, хотя раньше я слышала о нем только всевозможные страшилки. Решающим моментом для меня стал тот наш разговор в музее. Это ведь был единственный наш разговор. У меня такое ощущение, что знаю тебя всю свою жизнь, лучше, чем кого бы то ни было, а мы с тобой за все время только один раз поговорили, да и то недолго. Но этого хватило. Не знаю как тебе, но мне хватило.

Вернувшись домой, я не находила себе места, терзала себя вопросом, как мне теперь быть. Девушка не должна первая объясняться в любви. Моя гордость, мое воспитание – все против этого. Но что, если ты сам никогда не решишься сделать первый шаг? Твой друг Костя так настойчиво взялся за мной ухаживать, что выстроил между нами стену. Костя хороший парень, но я полюбила тебя.

Наконец я нашла решение. Помнишь, ты говорил, что, когда было очень тяжело, тебе помогла Библия? Я решила обратиться за помощью к Библии, которую часто читает моя мама. Я взяла ее в руки, открыла первое попавшееся место и прочитала: «Никто, зажегши свечу, не покрывает ее сосудом, или не ставит под кровать, а ставит на подсвечник, чтобы входящие видели свет». Меня поразило, насколько точный ответ я получила на свой вопрос. Ведь моя любовь – это свеча. Глупо зажигать свечу и прятать ее под кровать. Она должна светить!

С нетерпением жду от тебя ответа! Умоляю тебя об одном – пиши мне только правду, какой бы она ни была. Хотя разве ты можешь лгать! Какая же я дура! Пиши! Очень жду! Целую своего «самого ярого воздыхателя из Корсакова»!

20.04.1994

Письмо было написано ароматизированной шариковой ручкой и пропитано духами. На полях красной пастой были нарисованы сердечки. К письму была приложена фотография Маши. Митя уткнулся лицом в письмо, глубоко вдохнул исходивший от него аромат и начал читать сначала. Эту процедуру он проделал четыре, а может быть, пять раз подряд. Затем Митя вложил письмо обратно в конверт, отнес в свою комнату и спрятал его на полке между книг, чтобы оно случайно не попало в руки сестре. С одной стороны он хотел, чтобы сестра узнала, что была неправа, когда утверждала, что никто никогда не полюбит такого рыжего и конопатого губошлепа, как он. С другой стороны он боялся, что она будет язвить: «Куда собрался, Ромео?», «Ты уроки не забыл сделать, герой-любовник?» «Рыжий, честный, влюбленный», «Сейчас у людей в моде секс по телефону, а наш Митя предпочитает по переписке»… Ленка даже и половины тех шуток не придумала бы, которые в мыслях придумал за нее Митя, но в этот момент он злился на сестру так, как будто все эти колкости были действительно сказаны в его адрес.

Митя снял куртку, повесил в шкаф школьную форму, оделся в домашнее трико и футболку, достал из холодильника суп и поставил его на плиту. Пока грелся суп, он сидел и глядел в окно совершенно отсутствующим взглядом. Он не видел ни сидящих на лавке старух, ни играющих в песочнице детей, ни стоящих рядом мамаш. Он думал о том, что ему делать со всем этим внезапно свалившимся на него счастьем, о том, что Маша ждет от него ответа и он должен его написать. Но что писать? «Здравствуй, Маша, я очень рад, что ты в меня влюбилась?» Но она ждала не этого. Она ждала ответа – да или нет? Про нет не могло быть и речи! Во-первых, это жестоко по отношению к Маше, а во-вторых – он всю жизнь мечтал встретить ту, которая сумеет оценить его по достоинству. Будет ли у него второй шанс? А если будет, то когда? Но если он напишет «Да. Я тебя люблю!», не будет ли это ложью?

Митя не чувствовал себя влюбленным в Машу. Да – она удивительная. Да – она очень красива и грациозна. Да – она умна и интересна как собеседник. Но это ли и есть любовь? В мире есть много красивых и обаятельных девушек. Взять хоть ту же Милу Любимцеву или Таньку, или Надю… уж не говоря о певице Наталье Ветлицкой или Лике Стар… Для него Маша была одной из многих девушек, достойных восхищения и не более того. Хотя… Между Машей и всеми остальными прекрасными девушками и женщинами было одно существенное отличие. Она его полюбила таким вот непутевым, неуверенным в себе, витающим в облаках, улыбающимся невпопад, рыжим, конопатым, с губами-варениками, огромным с горбинкой носом. А другие в лучшем случае не замечают, а в худшем – насмехаются. И уже только на этом основании она была достойна любви.

«Здравствуй, Маша! Спасибо тебе за то, что влюбилась в меня. Обещаю обязательно отплатить тебе добром и полюбить тебя в ответ!» Это было бы очень смешно, если бы не было так глупо.

Митя достал с полки письмо и прочел его еще раз. Затем он лег на кровать и представил себе картину, как он – повзрослевший мужчина – возвращается домой с работы. Его встречает любимая жена. На ней легкий халатик и кружевной передничек. Она обнимает его и целует в губы, лопочет что-то о том, как она соскучилась и какой прекрасный ужин его ждет. Эту картину Митя представлял себе уже тысячу раз. Но никогда еще в роли жены он не представлял какую-то конкретную девушку или женщину. Даже в то время, когда он был влюблен в Милу Любимцеву, он не мог представить ее в роли своей жены. Образ любимой женщины давно жил в его сердце. Он любил ее нежно и трепетно, тосковал, скучал и с нетерпением ждал, когда же наконец встретит ее. И раз уж этот образ до сих пор не был привязан к какой-то конкретной девушке, то Маша вполне годилась для того, чтобы стать живым воплощением этого образа. Единственное сомнение, мелькнувшее в голове – это цвет волос. Митя всегда представлял себе блондинку, а она была брюнетка. Но и это сомнение он отогнал, как назойливую муху. В сущности, это такой пустяк! Может быть, она тоже никогда не мечтала влюбиться в рыжего-конопатого, так что и он привыкнет. Тем более, что в остальном она идеальна – умна, красива и, что самое главное – любящая его. Теперь Митя уже ни капли не сомневался, что любит Машу. Любит искренне, беззаветно. И ему уже не терпелось сообщить ей об этом, ибо, зажегши свечу, он не хотел прятать ее под кроватью. Митя взял ручку, вырвал из тетради двойной лист и сел писать ответ.

Здравствуй, Маша!

Для меня твое письмо стало полной неожиданностью. До этого самого момента я не смел и мечтать о любви такой девушки, как ты. Ты удивительная, очень интересная, с богатым внутренним миром и при всем при этом еще и очень красивая. Даже в мыслях я не посмел бы претендовать на твое внимание. И уж тем более я никогда бы не осмелился первым признаться тебе в любви. Спасибо тебе за твою смелость.

Я не мастак писать о любви. Честно говоря, до сих пор я никому и не признавался в любви. Не знаю, какие тут нужны слова. Тебе, наверное, интересно, как я живу. Я живу с мамой и старшей сестрой Ленкой. Папа ушел от нас три года назад. Он сильно пил и скандалил с мамой, поэтому не могу сказать, что нам его сильно не хватает. У нас трехкомнатная квартира. У меня есть своя комната. В свободное время я люблю играть на гитаре. Как ты уже знаешь, я пытаюсь сочинять песни. Композитор из меня не очень, а вот стихи мне даже самому нравятся. Даются они мне непросто. Та песня, которую я пел на фестивале, как-то сама собой вдруг получилась. Как будто кто-то подсказал. После этого я с большим трудом написал еще две песни, но они уже не такие хорошие, хотя возился я с ними намного дольше.

В школе хорошей успеваемостью похвастать не могу. В младших классах родители мной особо не занимались. Съехал на тройки, перестал делать домашние задания. Сейчас и рад бы подтянуться, осознаю важность учебы для моего будущего, но уже поздно. Ничего не понимаю. На алгебре, физике, химии все, что учителя говорят, для меня как будто иностранный язык. С иностранным языком, собственно, тоже все очень сложно. Педагоги ставят мне тройки из личной симпатии, тем только в школе и держусь. По гуманитарным предметам ситуация лучше. Хотя не умею себя заставить читать то, что мне не интересно. Чехова с Гоголем под настроение еще могу осилить, но Толстого или Достоевского даже под дулом автомата читать не стану, а если стану, то все равно потом не смогу сказать, о чем читал.

Митя остановился в раздумье – о чем писать дальше? Раньше у него никогда не было проблем с написанием писем. Впрочем, как и с писаниной вообще. Ему легко давались и школьные сочинения. С детства он умел мыслить и облекать свои мысли в слова. Но любовных писем ему писать еще не приходилось. Само словосочетание «любовное письмо» вызывало у него чувство стыда. Подумать только: еще каких-то три недели назад он краснел перед Светкой из Невельска из-за того, что у него нет девушки, и вот теперь она у него есть, и ему стыдно перед самим собой за то, что он пишет ей письмо. И не писать это письмо он не мог. Он не мог заставить томиться ту, которая подарила ему бесценный дар – свою любовь. Но что же дальше писать? «Наверное, надо написать самое главное – что люблю ее», – подумал Митя. И всё? «Ты любишь меня, а я люблю тебя. И это все чудненько. Будь здорова. Желаю счастья в личной жизни».

И тут Митю как из ушата окатило. Он вдруг осознал всю ответственность, которую он берет на себя, отправляя обычное, на первый взгляд, письмо. Сколько лет он мечтал о любви, представлял себя вместе с той единственной, которой суждено оценить его по достоинству. Но ни разу он даже на секунду не задумывался, насколько это хлопотное занятие любить и быть любимым. Ведь Маша не только признания в любви ждет от него. Она мечтает о нем, как о прекрасном принце, который явится за ней на корабле с алыми парусами и заберет ее из опостылевшего ей Макарова. А принц тем временем живет на мамином иждивении и копит на гитарные струны, экономя на проезде и вторых блюдах в школьной столовой. Написав сейчас письмо, Митя должен будет сделать следующий шаг. Конечно, его возраст и возраст его избранницы облегчает его участь. Он не должен сейчас забрать ее и возложить на себя всю материальную ответственность, но он просто обязан летом поехать в Макаров. И не с пустыми руками. Он должен привезти ей какой-то подарок и каких-нибудь гостинцев.

Митя схватился за голову и стал ходить по комнате. Где же теперь взять деньги на поездку! Билет до Южно-Сахалинска стоит тысячу рублей. До Макарова расстояние в пять раз больше. То есть на дорогу туда и обратно нужно как минимум тысяч десять, а может быть даже пятнадцать. Да на подарок нужна еще десятка. И с собой взять, чтобы там в кафе сходить или хотя бы торт купить к чаю. В общем, понадобится тысяч тридцать. Где их взять? У мамы? Мама зарабатывает 200 тысяч в месяц. И получает их с задержками. На днях ей дали зарплату за декабрь, когда ее зарплата составляла всего 160 тысяч. «Нет, я должен заработать эти деньги сам!» – твердо решил Митя. – «Ради нее я готов на любые жертвы! Даже если потребуется украсть, я ни перед чем не остановлюсь!»

Митя сел и продолжил писать письмо.

Милая Маша, я очень рад, что теперь у меня есть ты. До сих пор я не знал, чего мне нужно от этой жизни, и вообще ни о чем не задумывался. Теперь же я твердо решил браться за ум. Как только начнутся летние каникулы, я обязательно найду себе работу и заработаю денег, чтобы приехать к тебе в гости. Быть может, вместе мы найдем, за что тебе можно было бы полюбить твой город. Я не верю, что там все так ужасно. В плохом месте не могла появиться на свет такая прекрасная девушка, как ты. И ты просто обязана полюбить свой город, потому что тебе жить в нем еще как минимум год до окончания школы. А жить без любви нельзя.

Митя опять задумался. Нужно было написать самые главные слова. Но ему невыносимо трудно и стыдно было это сделать. «Ведь это всего лишь слова! Я уже и так дал ей понять, что она мне не безразлична! – мысленно говорил он сам себе. И тут же отвечал: – Нет! Ты должен написать именно эти три слова! Она ждет именно их. На какие жертвы ты собрался идти ради нее, если ты даже не можешь написать всего три слова!»

Я тебя люблю! Твой Митя!

23.04.1994

Митя торопливо свернул письмо, как будто опасаясь, что его застанут за этим занятием. Вопреки обыкновению, он даже не стал его перечитывать. Ему было стыдно видеть те самые слова. Как будто они были признанием его собственной слабости. Он запечатал конверт, подписал его и помчался на почту. Почтовому ящику, висящему на углу соседнего дома, он такое письмо доверить не мог. С почты он побежал к Андрею, чтобы поделиться с ним своей радостью.