Текст книги "Митя. Повесть о первой любви"

– Меня не посадят?

– За эту кражу нет. Первый раз дают условно. Но судимость тебе ни к чему, поэтому постарайся решить этот вопрос.

Людмила Арсеньевна составила протокол допроса, в котором Митя указывал на роль Хомченко в краже, взяла подписку о невыезде, дала подписать какие-то документы и отпустила.

– Митя, не вздумай делать никаких глупостей и не прячься от меня. Во вторник придешь ко мне отметиться. Заодно расскажешь, как у тебя дела.

Митя отправился к потерпевшему. Он жил в одном доме с Хомой. Дверь открыл мужичок небольшого роста с черными грязными волосами и черными усами. Маленькие глазки смотрели на Митю с раздражением.

– Вы Рамиль Садуллаев?

– Чего тебе? – Визгливо спросил он.

– Я Дмитрий Зыков.

– И что?

– Я пришел попросить у вас прощения за ваш сарай и колеса.

– Засунь себе в задницу свои извинения! Принесешь мне тысячу двести долларов в течение недели или я добавлю к ним еще пару сотен на ремонт сарая, – с этими словами Садулаев захлопнул дверь.

На улице Митя столкнулся с Хомой.

– Митяй, ты прям герой! Всю вину на себя взял, из ментовки сбежал. Ко мне участковая вчера приходила. Все про твои подвиги рассказала. Я сознался короче во всем, так что ты не парься. Основная вина на мне будет.

У Мити камень с души свалился. Он чувствовал себя предателем, а Хома, оказывается, к тому моменту, как он его выдал, сам во всем сознался.

Вечером Митя рассказал обо всем маме и сестре. Он опасался, что Ленка будет его ругать и попрекать, но сестра, на удивление, поддержала его. Сказала, что сумеет скопить к весне долларов двести и еще столько же может занять у подруги. Мама расстроилась и даже всплакнула. Ей давно не платили на заводе. Заработанные деньги она тратила в заводском магазине на продукты, которые стоили там дороже, чем в других местах.

– Я должен сам заработать эти деньги, – твердо заявил Митя.

– Где ты их заработаешь? – Всхлипнула мама. – В наше время такие деньги честным путем можно только в море заработать. Но тебя никто в море не возьмет.

– Грузчиком пойду в порт.

– Не возьмут. Только если в дикую бригаду, но там ты сам не выдержишь. Там взрослые мужики ломаются.

– Я выдержу! Я все выдержу!

Наутро Митя вместо школы пошел в порт. Он отыскал дядю Витю – друга его отца. Он руководил вольной бригадой докеров, разгружавших коммерческие сухогрузы.

– Митька, какой ты взрослый стал! – Дядя Витя очень обрадовался встрече. Сначала обнял гостя, потом долго всматривался в его лицо. – Ну вылитый батя! Один в один. Давно отца видел?

– Год назад встретил пьяного на Советской.

Улыбка мгновенно сошла с лица дяди Вити.

– Эх, Серега! Что же он со своей жизнью сделал… Мить, а ты тут какими судьбами? Мимо проходил или по делу пришел?

– Дядь Вить, я хочу на работу.

– Ко мне что ли?

– Да.

– Эх, братец, ты не понимаешь, какая у меня тут работа.

Митя рассказал о своей беде. Дядя Витя выслушал молча и внимательно. Потом еще немного помолчал и медленно, подбирая нужные слова начал:

– Митяй, я с твоим отцом огонь и воду прошел. В таких были передрягах, что тебе даже лучше не знать о них. Я могу тебе дать в долг на любой срок, хоть даже без возврата долларов пятьсот. Если пару месяцев подождешь, то и больше дам. Просто у меня сейчас ремонт полным ходом в квартире идет…

– Дядь Вить, я не хочу в долг. Даже в подарок не хочу. Я хочу сам заработать. Я сам в это дерьмо вляпался и я должен сам из него выбраться. Не хочу на чужом горбу выезжать.

– Эх, Митя, ты – точная копия своего отца. Ты пойми, мне ведь не жалко для тебя работы. Но у нас тут не пионерский лагерь. У меня в бригаде законы, как в стае волков. Никаких поблажек никому. Если ты не выдерживаешь общего темпа, выгоняют сразу без разговоров и без оплаты. И даже я тут ничего сделать не смогу. Нам платят за скорость. Час простоя судна в порту стоит несколько тысяч долларов. Официальная портовская бригада работает не спеша, вразвалочку, с обедами, с восьми до пяти, да еще и ворует. Поэтому коммерсанты к нам и обращаются. Мы работаем без перерывов на пределе человеческих возможностей. Едим на ходу. Каждому на еду выделяется пять минут раз в четыре часа. Бывает, что сутки, а бывает и двое суток пашем. Поспать можно только во время технологических окон, когда лебедку с одного трюма на другой перенастраивают. И все за всеми зорко следят. Если ты положишь на парашют восемь ящиков за то время, как остальные положат по десять, тебя выгонят из бригады. Деньги все делим поровну. Даже я, как бригадир получаю равную со всеми долю. Поэтому и работа делится тоже поровну. И то, что ты – сын моего друга, не даст тебе никаких поблажек.

– Дядь Вить, мне не надо поблажек! Вы даже не представляете себе, какой я выносливый! Вам не будет за меня стыдно. Если я не справлюсь, я сам уйду и никаких денег не потребую. Дайте мне шанс!

– А как же школа? Ты ведь моей Ленке ровесник. Ты сейчас в одиннадцатом классе должен быть.

– Мне сейчас не до школы. Заработаю денег и куплю аттестат.

– Ну Митька. Я как будто с Серегой разговариваю. Если что-то решил, то даже бетонную стену башкой прошибет. Когда ты готов приступить?

– Прямо сейчас.

– Может быть не надо прямо сейчас? Мы сейчас ждем «Армению» с минтаем. Там ящики по 33 килограмма. Два трюма битком. Надорвешься без подготовки.

– Не надорвусь. У меня штанга 50 килограммов.

– Тогда давай дуй домой за рабочей одеждой. Бери бушлат или пуховик и варежки теплые. Ящики мороженные, в трюме минусовая температура. Еду не бери. У нас тут общий котёл, сообща обед организовываем. У тебя есть час. Кто не успел, тот опоздал.

Митя прибежал домой, достал из кладовки старые отцовские ватные штаны и зеленый армейский бушлат, написал записку матери и сестре, что ушел разгружать пароход, поел и убежал в порт. Бригаду в полном составе во главе с дядей Витей он нашел на пирсе. Рыболовный траулер-морозильщик «Армения» швартовался к седьмому причалу. Пять грузовых машин ждали загрузки, чтобы отвозить рыбу на консервный завод. Дядя Витя представил Митю бригаде.

– Витек, ты что в пионерлагере кадры подбираешь? – Хохотнул крепкий мужичище, которого товарищи называли Семёнычем. – Ему хоть восемнадцать есть? Смотри, как бы тебя не арестовали за эксплуатацию малолетних.

– Ты, пацан, смотри не филонь, – подхватил другой старожил по имени Валера. – Мы тут филонов не держим. Начнешь халтурить, вылетишь, как пробка.

– Хорош уже парня клевать, – вступился за Митю молодой красивый блондин Серега. – Надо на человека в деле посмотреть сначала.

Дядя Витя позвал новичков на инструктаж. Помимо Мити было ещё два новобранца – похожий на гусара усач, по имени Алексей, лет тридцати пятина вид, которого сразу прозвали Гусаром и сутулый угрюмый мужик Толик лет сорока пяти.

– Значит так: Мы тут все собрались, чтобы зарабатывать деньги. Не получать, а именно зарабатывать. Социалистический лозунг «От каждого по способности – каждому по потребности» больше не действует. У нас, друзья мои, капитализм, поэтому все работают на равных с другими, кто не справляется, уходит без выходного пособия. Больничных и пенсий мы не платим, поэтому варежку не разевайте, смотрите под ноги. Под парашютом не стоять. Если надо выйти из трюма, только с разрешения стропальщика и когда парашют в трюме. На работе мы не пьем. Выпить мы все любим, но здесь у нас сухой закон. Пока последняя машина с грузом от причала не отъедет, ни капли в рот, ни сантиметра в жопу! Нарушители изгоняются без предупреждения и также без выплаты выходного пособия. Груз мы не воруем! Мы не докеры! Мы очень бережно относимся к чужому товару и нас за это ценят. Нам платят очень хорошие деньги, а большинство грузовладельцев после разгрузки в качестве дополнительной премии щедро награждает нас товаром, который мы разгружаем. Кто попадется на воровстве, будет выгнан без выплаты выходного пособия, а может быть даже и побит, потому что он ставит под удар репутацию всей бригады.

«Армения» пришвартовалась. На берег спустили трап, по которому тут же хлынула на берег толпа. Многие члены команды были уже пьяны. Они смеялись, шутили, радовались возвращению из плавания, длившегося четыре месяца. Как только толпа схлынула, большая часть бригады – 8 человек поднялись на борт. Еще четверо остались на пирсе, чтобы выгружать ящики с парашютов на автомобили. Дядя Витя сразу встал за рычаги лебедки. Митя с восхищением смотрел, как слаженно работает бригада. Каждый четко знал свое место. Серега с Семенычем открывали трюм, Валера с Колей в это же время устанавливали парашют на палубу. Уже через пять минут после того, как бригада взошла на палубу, первый груженный рыбой парашют полетел с палубы на разгрузочную площадку. Митя ринулся к парашюту, но его остановил Коля Анатов:

– Погоди. Успеешь. Видишь там сейчас не развернуться, заглубимся в трюм, всем места хватит. Через 20 минут в трюме было выбрано пространство в человеческий рост. Парашют опускали уже в трюм. По мере того, как высвобожденное пространство увеличивалось, в трюм спускались по одному оставшиеся наверху члены команды. Митя был одним из первых. Через час пространство было выбрано до самых бортов. Митя внимательно считал, кто и сколько кладет ящиков на каждый парашют. Не с тем, чтобы выявить лодырей, а с тем только, чтобы самому не отставать от других. Очень скоро он понял, что новенький Толик работает медленнее других. Он выбирает себе маршрут покороче, никогда не поднимает нижний ящик, стараясь все время найти повыше, который удобнее снимать и при всем при этом он на каждый парашют клал на три-четыре ящика меньше, чем другие.

Митя о своих наблюдениях никому не сказал. Он не хотел лишний раз привлекать к себе внимание, хотя и так понимал, что за ним, как и за Толиком зорко следит вся бригада. За ним, может быть, даже более пристально, в силу его юного возраста. Через два часа Толик уселся на ящик, тяжело дыша.

– Ты чего расселся, – резко прикрикнул на него Валера, не останавливась даже на секунду.

– Да что-то сердце забилось. Пять минут надо передохнуть, – жалобно заскулил Толик.

– Забилось сердце – иди лечись. У нас тут не санаторий. Здесь сердечникам делать нечего.

– Сейчас, сейчас. Еще минутку и буду дальше работать, – еще жалобнее, хватаясь за грудь простонал Толик.

– Давай вали отсюда, сердечник, – подхватил Семеныч, также не останавливаясь ни на секунду. – Я давно за тобой наблюдаю, ты с самого начала через пень-колоду работаешь. Нам такие пассажиры не нужны.

– Витек, у нас тут сердечник объявился, крикнул бригадиру Валера. Вынимай его из трюма и гони в шею.

Толика проводили и в трюме снова повисло безмолвие. Тишиной его вряд ли можно было назвать. Низко урчали корабельные дизели, скрипела лебедка, грузчики громко топали по ящикам с рыбой и громко бросали ящики на парашют, выкладывая их аккуратными штабелями. На улице кричали чайки.

Через четыре часа бригадир сообщил, что готов обед. Первыми пошли обедать Валера и Серега. Через пять минут они вернулись. Семёныч жестом позвал Митю с ним. На палубе стояла большая кастрюля с запаренной лапшой быстрого приготовления, нарезанная толстыми кусками вареная колбаса и хлеб. Семеныч налил полную миску лапши и протянул Мите.

– Ешь досыта! Набирайся сил. Колбасу бери. Не стесняйся всем хватит.

Митя благодарно кивнул и принялся набивать рот едой, памятуя о том, что время – деньги.

– Ты молодец! – Продолжил Семеныч. Настоящий боец. У нас тут, как на войне – условия экстремальные, а в экстремальных условиях, сразу видно человека.

– А вы на войне были?

– Был.

– Афганистан?

– Да. В обычной жизни годы могут уйти, пока раскусишь мудилу. А в экстремальных условиях мудила сам себя выдает с потрохами.

– Вы про Толика? Он может и вправду болен.

– Если больной, зачем пришел? Он ведь знал куда шел. Вон у Валерки тоже сердце больное. Не сегодня завтра загнется, а он хочет дочку в институте выучить. И не за чужой счет, а за свой, потому и пашет наравне с другими. А ты чего здесь? Задолжал кому?

– С чего вы взяли? – Смутился Митя.

– Ладно. Не хочешь – не рассказывай. Тут у каждого по своему скелету в шкафу. Сюда ведь от хорошей жизни люди не приходят. У нас текучка знаешь какая! Одних только Толиков проходит в месяц по тридцать штук. Работник на час. Редкий новичок до конца смены дорабатывает, а на второй пароход и того реже отваживаются. Вот сегодня вас трое пришло. Один уже слился. Гусар пока держится, но тоже закозлит, нутром чую. Помяни мое слово.

Доев похлёбку и набив полный рот колбасы, Митя отправился следом за Семенычем в трюм, уступая миску следующему работнику.

За работой время летело незаметно. Минуты и часы теряли здесь всякое значение. Время измерялось ящиками, которые складывались в парашюты, затем в метры, которыми измерялась глубина трюма. Тем временем, как руки и ноги Мити были заняты работой, мозг его был погружен в размышления о смысле жизни. Он наблюдал за товарищами. Казалось, что он знает их всю жизнь. Это был удивительный парадокс – не зная о людях ничего, даже фамилий, он считал, что знает их, как облупленных. И все они были ему как родные. Ему было хорошо в их обществе. И «волчьи» законы по которым, как выразился дядя Витя, жила бригада, были гораздо человечнее любых законов, с которыми приходилось сталкиваться раньше. Здесь все было предельно ясно: это – белое, а это – черное. Здесь не было места лжи и лицемерию. Здесь всю правду говорили прямо в глаза и никто не пытался быть лучше или успешнее других. Каждый ощущал свою ответственность перед остальными и делал всё на совесть.

Насчет Гусара Семеныч оказался прав. Ближе к вечеру Валера почувствовал исходящий от него запах перегара. Заставили вывернуть карманы и обнаружили початую чекушку.

– Тебя предупреждали, так что давай вали отсюда, – сказал Валера.

– Да я только капельку пригубил. Что я – пьяный по вашему? – Начал ерепениться Гусар. – Я вам что конь на сухую тут пахать по двадцать часов!

– А мы тебе что кони? И ты по двадцать часов не пахал еще. Ты даже десяти не выдержал. Давай вали, пока не накостыляли тебе.

– Давайте деньги! – Заорал Гусар. Я тут что забесплатно целый день корячился? Вы не на того нарвались! Платите, а то я к таким людям обращусь, что вас тут всех раком поставят…

Вопли Гусара резко прекратились, когда к нему подошел Семёныч. Он сгреб его в охапку и сильно тряхнул.

– Я тебя рыбам сейчас скормлю!

Гусар затрясся от страха. Вся его бравада мгновенно испарилась. Семеныч подтащил его к парашюту и усадил на ящики.

– Витек, поднимай аккуратно. Тут пассажир к тебе едет. Гони его в шею! А ты держись за стропы, если жизнь дорога.

К трём часам ночи трюм опустошили полностью. Бригада вылезла на палубу. Митя уселся на сваленную огромной кучей рыболовную сеть, откинувшись, как в кресле. Все тело ныло от усталости, но на душе был покой и безмятежность. Давно ему не было так хорошо. Свежий морской воздух наполнял грудь. Небо было густо усыпано звездами, словно жемчугом. Все проблемы, от которых вчера еще жизнь была не мила, растворились в этом морском воздухе. Казалось, что нет на свете никакого Садуллаева, не было никаких колёс. Митя посмотрел на свой родной микрорайон. Почти все его окна были темны. Одноклассники спят в своих постелях и даже не представляют, как прекрасна эта жизнь. А завтра утром они пожуют свои завтраки и поплетутся в опостылевшую школу. Как же это скучно и беспросветно! Даже если бы проблема с Садуллаевым сейчас вдруг решилась сама собой, Митя не променял бы это счастье – лежать ночью на палубе рыболовецкого траулера и смотреть на звезды на надоевшую ему школу и даже на самый престижный институт. Митя закрыл глаза.

– Притомился боец, – тихонько сказал Семёныч, сидевший чуть в стороне вместе с Валерой.

– Парень что надо, – так же тихонько ответил ему Валера. – Я то думал, что сейчас таких нет. Поколение уродов выросло, ан-нет. Есть у нас будущее, раз такие пацаны не перевелись.

– Витек сказал, что он – школьник ещё. Какие-то проблемы у парня. Вляпался в историю, а мать одна тащит его. Вот школу бросил, чтобы выпутаться из своей истории.

– А по нему не скажешь, что школьник. Здоровый чертяка! Да и вообще взрослый не по годам. У меня племяш на третьем курсе учится, а всё за мамкину юбку держится…

Митя не заметил, как уснул крепким и безмятежным сном. Его разбудил дядя Витя.

– Вставай, братец, пора работать. Ты как сам? Еще один трюм сдюжишь?

– Да, конечно! Хоть два трюма, – бодро крикнул Митя, вскочив на ноги.

Судя по выбранному в трюме пространству, работа уже шла минут двадцать.

– А чего меня никто не толкнул? – спросил Митя, волнуясь из-за того, что проспал.

– Жалко было тебя будить. Ты так сладко храпел, – пробурчал Валера. – Давай наверстывай.

Митя кинулся в бой. Он проспал меньше часа, но чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Снова полетели ящики, парашюты, слои, метры. Он думал о Садуллаеве. Этот тип не выдержал бы в трюме и часу. Его бы выкинули отсюда первым же парашютом, потому что он, выражаясь словами Семёныча, – «мудила». И Султанов – тоже. И те два мента, которые били его в тёмном коридоре – тоже «мудилы». И только за это они заслуживают снисхождения. «Ну и что, что они безнаказанно избили меня. Зато я живой, здоровый и на свободе – дышу свежим морским воздухом и меня принимают за своего самые настоящие мужики, а они как были „мудилами“, так ими и останутся. Им никогда не пожмут руку ни Семёныч, ни Валера, ни дядя Витя». Потом Митя вспомнил, как рыдал на груди у Людмилы Арсеньевны и в груди стало тепло. Его переполняла благодарность и еще какое-то странное чувство. Она еще довольно молодая и очень красивая. Почему она не замужем? Любой мужик счел бы за счастье жениться на такой женщине, даже при том, что у неё есть дочь. Да и Светка – очень хорошая.

Незаметно пролетела ночь. Бригада заглубилась уже до середины трюма. Митя не чувствовал усталости. У него, как будто бы открылось второе дыхание. Тяжёлые ящики с замороженной рыбой уже не казались тяжёлыми. Он давно перестал считать их и следить за темпом работы старших товарищей. Ему казалось, что бригада – это единый здоровый организм и он сам – неотъемлемая часть этого организма. Не может же у здорового человека, который занимается какой-то работой одна нога или рука действовать хуже остальных частей тела. В голове не укладывалась мысль, что всего-то сутки тому назад он не знал никого из этих людей. Казалось, что настоящая жизнь именно здесь и сейчас в этом трюме, а все, что было до происходило где-то в другой жизни и, возможно, не с ним, а с кем-то другим.

Митя твердо решил не возвращаться больше в школу. Сама мысль о дурацком синем пиджачке, который сковывал его движения, голубой парте, на которой кто-то из одноклассников нацарапал неприличное слово… Все это было так далеко и нелепо. И никаких институтов он тоже не хотел. Ни один академик в мире не сравнится с дядей Витей. И даже самый крутой профессор по психологии не сумел бы распознать «мудилу» в Гусаре так же быстро, как сделал это Семёныч, окончивший восемь классов и ПТУ.

Митя подумал о Маше. Воспоминание было одновременно светлым и щемяще грустным. Он видел её красивую, веселую, улыбающуюся. Она шла в своем нарядном пальто по Коммунистическому проспекту Южно-Сахалинска. Только сейчас Митя понял, как счастлив он был в тот самый момент. Неужели это всё в прошлом? То, что потерян номер телефона – было сущим пустяком. В Южно-Сахалинске, наверняка, не так много лингвистических гимназий. Поехать и найти Машу – дело пустячное. Захочет ли Маша иметь дело с вором и уголовником, против которого совершенно справедливо возбуждено дело, который бросил школу и твердо решил отказаться от перспектив стать студентом? Даже если Маша примет Митю таким, какой он есть, сумеет ли он быть с той, которая выше и умнее его? Одно он решил сейчас наверняка – он больше не будет менять себя в угоду ей. Его место в этом трюме. Если она сочтет невозможным быть рядом с ним, значит не судьба им быть вместе.

Около полуночи последний парашют с рыбой подняли из трюма, погрузили на машину и отправили на завод. Бригада собралась в небольшой бытовке. Мужики принялись играть в домино, весело хохоча и обмениваясь колкостями, как будто не было ни у кого за спиной бессонных суток и сотен тонн выгруженной с траулера рыбы. Откуда ни возьмись на столе появилась бутылка водки, стакан и хлеб с колбасой. Через некоторое время пришел веселый дядя Витя.

– Мужики, давайте Митьку отпустим первым, а то он и так уже «Спокойной ночи малыши» из-за нас пропустил, – сказал он, доставая сумку, набитую пачками денег.

Все весело засмеялись. Митя тоже смеялся. Он нисколько не обиделся на шутку. Дядя Витя отсчитал сто тысяч рублей и протянул их Мите. Это было почти 30 долларов – чуть меньше, чем мама зарабатывала за месяц на заводе. К тому же ей не выдавали зарплату деньгами. Она могла только тратить заработанное в заводском магазине.

– Там у выхода стоят мешки с рыбой, – сказал дядя Витя. – Забирай один из них. Он твой.

– А как же проставиться с первой зарплаты? – Шутливо воскликнул Серега.

– Я тебе сейчас проставлюсь! – Всерьёз погрозил ему кулаком дядя Витя. – Парню 16 лет. Если увижу, что ему кто-то наливает, лично порву на клочки!

– А когда теперь на работу? – Спросил Митя, не скрывающий радости от первой зарплаты.

– Завтра часам к трём подгребай, – ответил дядя Витя. – Наклёвывается тут один пароходишко.