Текст книги "Оппенгеймер. История создателя ядерной бомбы"

Проходить по протоколам нет ни необходимости (все компрометирующие моменты уже были освещены выше), ни возможности, поскольку в них легко можно увязнуть. Собственно, на том и строился расчет, чтобы Оппенгеймер запутался в своих показаниях. Его защитой занимались два юриста, но у них не было допуска к секретным сведениям, и поэтому, как только речь заходила о чем-то секретном, им приходилось покидать зал. Это происходило довольно часто, так что можно сказать, что защита «играла вслепую». Разумеется, всплыло и давнее дело с Элтентоном и Шевалье, а также злополучное последнее свидание с Джин Тэтлок. Юристу Роджеру Роббу, представлявшему на слушаниях интересы Комиссии по атомной энергии, удалось поймать Оппенгеймера на важных противоречиях. Так, например, он был вынужден признать, что его сообщение о «подозрительной деятельности» Элтентона, сделанное в ходе беседы с лейтенантом Лайаллом Джонсоном в Беркли, было выдумкой (Элтентон был связан с советским консульством, но Оппенгеймер тогда об этом не знал). Эта ложь была не единственной, но, пожалуй, хуже всего выглядело свидание с Джин. Женатый мужчина, отец семейства, занятый в сверхсекретном проекте, позволяет себе спать с отъявленной коммунисткой. Под давлением Робба Оппенгеймер был вынужден признать, что его поступок был «плохой практикой».

Пожалуй, надо отметить, что никто не собирался упрятывать Оппенгеймера за решетку. Это было бы слишком и могло привести к грандиозному скандалу. Оппенгеймера нужно было отстранить от дел, лишить влияния и выставить хроническим лжецом, чтобы впредь никому не захотелось прислушиваться к его словам. Неудобный ученый выводился из игры без шансов когда-либо вернуться в нее.

Выступавший в роли обвинителя Роббс спланировал свои действия идеально. Он постоянно «топил» Оппенгеймера и искусно разбивал все доводы, выдвинутые в его защиту. В качестве примера можно привести вопрос, заданный Роббсом генералу Гровсу, на которого защита нашего героя и он сам возлагали большие надежды. «Генерал, с учетом вашего опыта в вопросах безопасности и известных вам сведений о профессоре Оппенгеймере, дали бы вы ему сегодня допуск [к секретным сведениям]?», – спросил Роббс. Гровс был вынужден ответить, что сегодня он отказал бы Оппенгеймеру в допуске. После этого все хорошее, что мог сказать об Оппенгеймере Гровс, уже не имело значения. Такова была тактика Роббса, а стратегия его основывалась на вопросе: «Можно ли доверять человеку, которого не раз уличили во лжи?».

Слушания сопровождались газетной шумихой, еще сильнее осложнявшей положение нашего героя. Настроение общества изменчиво, как мартовская погода. Сначала большинство американцев испытывали удивление, смешанное с недоумением: как можно допрашивать Ученого Номер Один. Но очень скоро на первое место выдвинулся интерес: ну-ка, посмотрим, где он еще соврал?

Вкратце вывод, к которому пришла комиссия, можно изложить так: «Профессор Оппенгеймер – лояльный гражданин, но восстановление его допуска противоречит интересам безопасности Соединенных Штатов». Доводами в пользу лишения допуска стали «серьезное пренебрежение требованиями соблюдения секретности», «подверженность стороннему влиянию», «несоответствие поведения высшим интересам безопасности» и «проявление неискренности в показаниях». Официальное заявление Комиссии по атомной энергии Соединенных Штатов об отказе в допуске было сделано 29 июня 1954 года, накануне истечения срока годичного консультантского контракта Оппенгеймера. При этом Институт перспективных исследований в том же году продлил директорский контракт с нашим героем, что не позволило ему полностью «выпасть из обоймы». Льюис Штраус попытался надавить на Совет попечителей института, но почти все его члены были сторонниками Оппенгеймера, так что давление не имело успеха. Штраусу пришлось утешаться тем, что он добился своей главной цели – убрал Роберта Оппенгеймера с политического горизонта.

Глава восемнадцатая
На закате

Я, как и все, могу либо принять какое-то решение и действовать, либо начать думать о побуждающих меня мотивах, о моих личных качествах, достоинствах и недостатках, и пытаться решить, почему я поступаю так, а не иначе. Каждое из этих действий присутствует, но при этом совершенно ясно, что одно исключает другое.

Роберт Оппенгеймер

Можно сказать, что после 1954 года знаменательных событий (по-настоящему знаменательных) в жизни Роберта Оппенгеймера не происходило. В качестве директора принстонского института перспективных исследований он выполнял сугубо административные функции. Научно-преподавательская работа осталась в прошлом, да и, судя по всему, его к ней и не тянуло, несмотря на то что время от времени он заявлял о своем интересе к атомной физике и стремлении к поиску новых идей. Но показателем плодотворной научной деятельности являются опубликованные работы, а их больше не было. Но наш герой не мог позволить себе выпасть из центра внимания, и его совершенно не радовала возможность вести тихую, относительно спокойную жизнь. У Роберта Оппенгеймера были две сильные зависимости: потребность во внимании-восхищении окружающих и пристрастие к табаку (а вот к алкоголю он относился довольно сдержанно, как постоянный, но не слишком усердствующий потребитель). Вместо научно-политических, точнее, политико-научных лекций он начал выступать с научными, которые пользовались большой популярностью, ведь их читал «тот самый Оппенгеймер».

Время от времени он позволял себе и политические высказывания, правда, довольно сдержанные. Так, например, в февральской лекции 1956 года, посвященной двадцатипятилетию Американского института физики (приурочивание выступлений к памятным датам было коньком Оппенгеймера), он сказал, что «несмотря на “сохранение мира путем взаимной угрозы”, несмотря на доктрины “сдерживания” и “возмездия”, несмотря на нарастающую убежденность в том, что глобальная или тотальная война стала “немыслимой”, полного понимания новой ситуации, разумеется, сегодня не существует». То была не очередная попытка изменить общественное мнение, со своими иллюзиями Оппенгеймер уже расстался, а попытка сохранить самоуважение, следуя своим убеждениям.

Многие ученые смотрят на популяризацию науки снисходительно – мол, ненастоящее это дело. Но вряд ли они правы. Каждый человек, в том числе и ученый, живет в обществе и трудится на благо общества. Популяризация научных идей – благородное и нужное дело. Открытость науки поднимает ее авторитет и избавляет ученых от нападок (к месту можно вспомнить, как генерал Гровс называл Манхэттенский проект, сыгравший столь важную роль в истории Соединенных Штатов, «дорогостоящим сборищем идиотов и кретинов»). Кроме того, популяризация привлекает в науку свежие силы, молодые умы, которые могли бы выбрать и иной путь. Разумеется, заслуги Оппенгеймера-ученого были гораздо выше заслуг Оппенгеймера-популяризатора, но это не означает, что после 1954 года он занимался пустячными делами.

В мае 1957 года скончался Джозеф Маккарти, и «охота на политических ведьм», накал которой к тому времени изрядно снизился, скоро прекратилась совсем. Годом позже Льюис Штраус оставил свой пост в Комиссии по атомной энергии. Новым руководителем стал Джон Маккоун, у которого не было неприязни к нашему герою. Юридическая экспертиза дела Оппенгеймера, проведенная по инициативе Маккоуна, установила, что имело место «персональное злоупотребление судебной системой с целью личной мести». Это открывало дверь перед Оппенгеймером, но он не захотел воспользоваться предоставившимся шансом. То ли обида была сильнее желания переиграть все в свою пользу, то ли он не хотел снова сталкиваться с настороженным отношением к себе.

Последним неприятным эпизодом, связанным с прошлым, стал художественный опус Хаакона Шевалье «Человек, который хотел быть Богом», посвященный отношениям автора с нашим героем. Шевалье явно рассчитывал на скандал, но просчитался. Во-первых, он оказался никудышным литератором, неспособным увлечь читателя, а во-вторых, ворошить старое всегда было неблагодарным делом. Книгу просто не заметили, и сейчас о ней вспоминают только биографы Роберта Оппенгеймера.

Ярким событием стала трехнедельная поездка по Японии, которую чета Оппенгеймер совершила в сентябре 1960 года по приглашению японского Комитета по интеллектуальному обмену. Комитет проявил определенную смелость, пригласив его, а он, в свою очередь, смело принял приглашение. В целом все прошло хорошо, за исключением первой пресс-конференции, состоявшейся сразу же после прилета в Токио. Оппенгеймера спросили, сожалеет ли он о своем участии в разработке атомной бомбы. «Я не жалею о своем вкладе в технический успех этого проекта», – ответил Оппенгеймер, сумев соблюсти и вежливость, и достоинство. По сути, вопрос был напрасным и отчасти провокационным, поскольку его отношение к проблеме атомного оружия было давно известно во всем мире. Он гордился участием в решении сложной научной задачи и искренне сожалел о жертвах, которых, по его глубокому убеждению, можно и нужно было бы избежать.

Поездка с женой была данью приличиям, не более того. Семейные отношения Оппенгеймеров к тому времени оставляли желать лучшего, и это еще мягко сказано. Китти все сильнее увязала в пучине алкоголизма. Питер, не унаследовавший даже малой толики отцовского интеллекта, разочаровал родителей непоступлением в Принстонский университет, и их неодобрение оттолкнуло его от семьи. Бедняжка Тони страдала от недостатка родительской любви… Впрочем, об этом уже было сказано достаточно. С бытовой точки зрения как муж и отец Роберт Оппенгеймер был абсолютно несчастным человеком. Хотя вряд ли, обладая таким характером, как у него, можно было вообще быть счастливым. С 1954 года Оппенгеймеры весной отдыхали на Виргинских островах, где со временем обзавелись собственным домом. Но то была всего лишь имитация единства, игра в «настоящую американскую семью». Питер, достигнув совершеннолетия, предпочитал отдыхать в Нью-Мексико вместе с дядей Фрэнком, который был ему ближе, чем отец (хотя бы потому, что ничего от него не требовал и ни в чем не упрекал).

29 апреля 1962 года состоялось нечто вроде «официальной реабилитации» Оппенгеймера. По приглашению президента Джона Кеннеди он побывал на приеме в Белом доме, устроенном для нобелевских лауреатов и выдающихся ученых, не имевших этой награды. После приема состоялся ужин, во время которого «отец ядерной химии» Гленн Сиборг сказал нашему герою, что у него есть возможность получить допуск к секретным сведениям при условии прохождения новых слушаний Комиссии по безопасности. «Не в этой жизни», – не раздумывая ответил Оппенгеймер. Можно предположить, что в глубине души он испытал радость. Ведь одно дело, когда тебя лишают чего-то, и совсем другое, когда ты отказываешься от этого сам.

Годом позже реабилитация Оппенгеймера была подтверждена присуждением ему премии Энрико Ферми, учрежденной Комиссией по атомной энергии, «в знак признания выдающегося вклада в теоретическую физику, а также за научное и административное руководство работами по созданию атомной бомбы и за активную деятельность в области применения атомной энергии в мирных целях». Можно сказать, что победа была двойной: имела место не только реабилитация, но и признание заслуг на высшем уровне, ведь премия присуждалась с ведома и одобрения президента. Кеннеди собирался лично вручить премию, но был убит за десять дней до этого, и награждал Оппенгеймера его преемник Линдон Джонсон. К тому времени от отцовского наследства мало что осталось, так что пятьдесят тысяч долларов (по состоянию на 1963 год[102]102
  По современным меркам размер премии превышал полмиллиона долларов.


[Закрыть]) стали весомым приложением к награде. «Я считаю, господин Президент, что вам, скорее всего, пришлось проявить милосердие и мужество для того, чтобы вручить сегодня эту награду, – сказал Оппенгеймер в своей благодарственной речи. – Я думаю, что это хорошее предзнаменование на будущее для каждого из нас».

В одном интервью, данном летом 1965 года по случаю двадцатых годовщин испытания «Тринити» и бомбардировок Японии, Оппенгеймер в последний раз подтвердил, что не сожалеет по поводу своего участия в Манхэттенском проекте: «Я знаю, что у нас была веская причина заниматься этим. Но я не думаю, что наша совесть могла быть спокойна, когда мы, отступив от изучения природы, стали использовать свои знания для того, чтобы изменить ход человеческой истории… Вряд ли это можно считать занятием, подходящим для настоящего ученого».

Пожалуй, на этом можно заканчивать. В феврале 1966 года у Оппенгеймера диагностировали рак гортани. Двухмесячный сеанс лучевой терапии, казалось, дал положительный эффект, но это впечатление было обманчивым. Состояние нашего героя прогрессивно ухудшалось, и спустя год стало ясно, что дни его сочтены. 18 февраля 1967 года Джулиус Роберт Оппенгеймер скончался в Принстоне в возрасте шестидесяти двух лет. Тело его было кремировано, а прах развеян над Карибским морем…

В 1964 году немецкий драматург Хайнар Кипхардт написал пьесу «Дело Оппенгеймера»[103]103
  In der Sache J. Robert Oppenheimer.


[Закрыть], в основу которой легли материалы слушания 1954 года. Оппенгеймеру пьеса не понравилась: «Вся эта чертова канитель [слушания] была фарсом, а эти люди пытаются увидеть во всем этом трагедию». Перефразируя эти слова, можно сказать, что вся жизнь Роберта Оппенгеймера была трагедией одиночки, которую сам он хотел бы видеть фарсом.

Вместо эпилога

Вместо эпилога читателям можно порекомендовать посмотреть документальный фильм «На следующий день после Тринити»[104]104
  Оригинальное название – The Day After Trinity.


[Закрыть], снятый в 1981 году режиссером Джоном Эльсом. Название фильма является отсылкой к интервью, в котором Оппенгеймера спросили, что он думает о попытках сенатора Роберта Кеннеди склонить президента Линдона Джонсона к проведению переговоров по ограничению распространения ядерного оружия. «Это должно было произойти на следующий день после Тринити», – ответил Оппенгеймер.

Вы сможете увидеть Фрэнсиса Фергюссона, Фрэнка Оппенгеймера, Ханса Бете и других людей, знавших нашего героя. Если вас увлекла биография Роберта Оппенгеймера, то фильм однозначно заслуживает вашего внимания.

«Если бы разработку противником, а также нами термоядерного оружия можно было бы предотвратить, я думаю, что сегодня мы жили бы в несколько более безопасном мире», – сказал Роберт Оппенгеймер в 1954 году.

Основные даты жизни Джулиуса Роберта Оппенгеймера

22 апреля 1904 – в семье богатого нью-йоркского предпринимателя Джулиуса Селигманна Оппенгеймера родился первенец Роберт.

1915–1921 – обучение в школе Общества этической культуры.

1922–1925 – обучение в Гарвардском университете.

1926–1927 – прохождение магистратуры в Европе, завершившееся получением докторской степени.

Июль 1926 – публикация первой научной работы – статьи «О квантовой теории вращательно-колебательных спектров».

1928–1929 – вторая европейская стажировка.

1929 – начало создания собственной научной школы в Калифорнийском университете.

1935 – описание процесса Оппенгеймера – Филлипс, типа ядерной реакции, индуцируемой дейтроном.

1 ноября 1940 – женитьба на Кэтрин Пуэннинг.

12 мая 1941 – рождение сына Питера.

1943–1945 – руководство созданием атомной бомбы в рамках Манхэттенского проекта.

7 декабря 1944 – рождение дочери Кэтрин.

16 июля 1945 – «Три́нити» (англ. Trinity)[2] – первое в мире испытание технологии ядерного оружия в штате Нью-Мексико (США) на полигоне Аламогордо в рамках Манхэттенского проекта.

6 августа 1945 – бомбардировка Хиросимы. Общее число погибших составило 80 тысяч человек.

9 августа 1945 – бомбардировка Нагасаки. Общее число погибших составило 160 тысяч человек.

1947 – занятие должности директора Института перспективных исследований в Принстоне (штат Нью-Джерси).

Май 1953 – в журнале Fortune опубликована статья «Скрытая борьба за водородную бомбу: история настойчивых попыток профессора Оппенгеймера изменить военную стратегию США».

Апрель-май 1954 – участие в слушаниях по вопросам о безопасности.

1963 – награждение премией Энрико Ферми «в знак признания выдающегося вклада в теоретическую физику, а также за научное и административное руководство работами по созданию атомной бомбы и за активную деятельность в области применения атомной энергии в мирных целях».

18 февраля 1967 – смерть от онкологического заболевания.