Текст книги "Собиратель информации"

Леонид Кудрявцев
Собиратель информации

Детектор опасности верещал уже третьи сутки. Питкин вытащил его из кармана и швырнул в стену ближайшего дома.

Вот так!

Улица по которой он шел, была тихая, безлюдная и очень чистая. Проезжая часть вымощена крупной брусчаткой.

С соседней улицы доносилась музыка, слышался смех, а потом взрывы и автоматные очереди. Из-за поворота выскочил голубой слон и весело помахивая хвостиком, исчез в стене ближайшего дома.

Питкину хотелось рухнуть на один из газонов и лежать, наслаждаясь одиночеством, пусть даже трава высосет из него всю кровь… Пусть… Главное лечь и уснуть… уснуть…

Это было бы здорово…

Но нельзя…

И остается только надеяться на то, что еще один разговор… ну ладно, два или три, но не больше… И тогда – все. Щелкнет наручный компьютер, на экранчике появятся слова «информация в избытке» и можно будет вернуться на корабль. А там упасть где придется и спать… спать… А потом улететь. И все…

Черт, сколько можно копаться? Ну час-два, ну сутки, но не больше. А тут – третьи уже на исходе. С ума сойти!

Здравый смысл подсказывал, что лучше плюнуть на все и отдохнуть, а потом, с новыми силами… Но нет, невозможно. Почему? Да потому, что это будет отступлением, маленькой, но все же капитуляцией. А он так не привык. Он всегда собирал информацию о любой планете с первого захода, чем по праву гордился. А отступив, перестал бы себя уважать. Вот именно – уважать…

Он перепрыгнул через яму, которая появилась перед ним и машинально отметил, что она очень глубокая, а на дне острые копья.

– Ну дела… – сказал Питкин и пошел дальше. Шагов через десять он остановился и поглядев на медленно исчезавшую яму, иронически пожал плечами.

Идиотская планета, просто идиотская.

Он вынул из кармана голубенькую таблетку и проглотив ее, почувствовал себя гораздо лучше.

Ну что ж, пора дальше.

Поворот… еще поворот… автомобиль, который чешет бампер задней ногой… перекресток… где-то сбоку хлопают одиночные выстрелы… пуля возле самого уха… тротуар почему-то сырой… к щеке прилип окурок… тишина… тишина… тишина… пора вставать… снова поворот… перекресток… еще поворот.

Он привалился к стене, чтобы отдохнуть и почему-то вспомнил о детекторе опасности.

Интересно, что с ним теперь? Наверное так и лежит на тротуаре? А может его уже подобрали и пытаются вскрыть? Черта с два, ничего не выйдет.

А может, действительно, за ним кто-то следит и делает все чтобы запутать? Но зачем?… А все-таки… Нет, чушь!… Ну ладно, там видно будет, а сейчас надо идти вперед…

Из стены высунулась чешуйчатая нога и сделала Питкину подножку. Он рухнул и тотчас же вскочив, выхватил бластер. Поздно. Нога уже исчезла. Зато дом, возле которого он стоял, вдруг пронзительно захохотал. И долго трясся своим кирпичным телом, рискуя потерять один из балконов. А потом затих.

Вот так… Надо собирать информацию и только когда ее будет достаточно, можно распрощаться с этой планетой. Не раньше… эх!

Питкин вдруг понял, что боится этой планеты. Боится так, что растерял весь гонор и стал из героя космопроходца обыкновенным испуганным человеком.

Стыдно!

Питкин скрипнул зубами и выпрямился. А потом сунул бластер в кобуру и нарочито неторопливо пошел по улице. Он даже рискнул заложить руки за спину, хотя и почувствовал при этом настоящий ужас. Но все же заложил и даже слегка улыбнулся.

Вот так!

Он шел мимо домов из кирпича, пластика и стекла, мимо домов похожих на грибы и покрытых толстой, потрескавшейся корой, построенных из пустых бутылок и листов алюминия. Он шел и готовился, в очередной раз повторяя про себя вопросы, которые задавал уже во многих мирах и на которые везде получал нужные ответы.

Да, он решил, что сегодня, именно сегодня он должен насытить информацией этот проклятый компьютер, забросать, завалить и затопить…

А потом Питкин увидел трактир, с узорчатой вывески которого свешивалось что-то черное, в золотую крапинку. И лишь войдя внутрь, понял, что это ночь, уходя, зацепилась и оставила свою частицу. Она висела очень удачно, закрывая одно из окон трактира, словно занавеска.

Именно у этого окна Питкин и устроился, в ожидании кельнера, рассеянно любуясь ночным небом и яркими звездами.

Посетителей в трактире было немного. На низенькой полутемной сцене сидел огромный козел и тихонько наигрывал на свирели. Нежные звуки, сверкая, разлетались по залу и с шипением гасли на деревянном полу.

По бороде козла текли слезы.

Усатый кельнер поставил перед Питкиным высокий бокал с голубой жидкостью и, низко поклонившись, исчез.

Питкину захотелось плюнуть на все и остаться на этой планете. Наверное он был бы тогда счастлив… И привык бы… Какая все-таки чушь, будто кто-то за ним следит. Да не может этого быть!… Хорошо бы действительно остаться. А корабль пусть ржавеет в лесу.

Вот только как быть с такой вещью, как долг?

Питкин отодвинул бокал в сторону, встал и двинулся к соседнему столику.

Молоденькая девушка, одетая в золотистое, полупрозрачное платье, пытливо посмотрела на него и, облегченно улыбнувшись, спросила:

– Вы ведь тот, кто задает вопросы?

– Да, – сухо сказал Питкин и присел рядом с ней.

Она лукаво улыбнулась.

– Ну что же, я жду…

– Хорошо, – Питкин откашлялся. Он вдруг понял все идиотство своего положения, но отступать было поздно. – Итак, как вас зовут?

– Большая Берта.

– Возраст?

– Минус двадцать лет.

– Почему минус?

– Все очень просто. Через двадцать лет я умру.

– И вы знаете как это произойдет?

– Безусловно, – Большая Берта мечтательно закрыла глаза. – Это будет ранним утром. Птицы уже начнут свой концерт. Застенчивое солнце попытается спрятаться за облаками, но неожиданно сообразив, что это невежливо, выглянет, и тогда я…

Двери кабачка распахнулись. Пестрая толпа хлынула внутрь. Берта исчезла из-за стола и через секунду Питкин увидел, что она самозабвенно кружится в объятьях жгучего брюнета с орлиным носом.

Можно было обидеться. Но тут на колени к Питкину села рыжая женщина, которая, больно щелкнув его по лбу, тут же поцеловала в ухо.

А тем временем кто-то палил в потолок из «узи». Посреди танцплощадки два негра пытались укротить фонарный столб. Они отчаянно ругались, пыхтя и потея. Столб ржал, брыкался самым подлым образом и вертел фонарем из стороны в сторону, стараясь хоть кого-нибудь цапнуть.

Рыжая женщина куда-то ушла. Питкин тотчас вскочил. Кто-то из танцующих сунул ему в рот кусок торта. Мгновенно его проглотив, Питкин ринулся в толпу, на поиски Большой Берты, но ее уже не было.

Тогда Питкин выскочил на улицу, но и там ее тоже не было. Он хотел вернуться в кабачок, но затейливая, резная дверь уже превратилась в огромный рот, который тотчас же попытался укусить Питкина за ногу.

– У, тварь!

Он увернулся и плюнул на плотоядно вытянутую нижнюю губу…

Жара, настоящее пекло…

Через полчаса Питкин остановился на очередном перекрестке, пытаясь вспомнить собственное имя.

Вспомнил и, отправившись дальше, оказался возле большого фонтана, на край которого и свалился. Некоторое время он недоверчиво смотрел на совершенно чистую воду, а потом, наклонившись, коснулся губами прохладной поверхности.

Однако, не успел он сделать и несколько глотков, как бассейн закричал, что на него напал какой-то страшный зверь, который пожирает его по кусочкам и пусть кто-нибудь придет и поможет.

Сейчас же из ближайших домов стали выходить люди. Они качали головами и с укором смотрели на Питкина. Тогда он вытер губы и, махнув рукой, пошел прочь.

Через час ему встретился старик с длинным носом. На голове у него была соломенная шляпа, а на узких плечах болталась расшитая галунами безрукавка. Звали старика Жвачкун и на хлеб он зарабатывал тем, что штамповал из солнечных зайчиков противозачаточные пилюли.

Жвачкун рассказал Питкину, что когда-то давно все было нормально, а потом стало плохо. Появились пришельцы из будущего, которые что-то изменили в прошлом, и настоящее стало мнимым. И шел бы он, Питкин, себе дальше, не мешал дожидаться неизвестно чего. Потому что он, Жвачкун, за этим неизвестно чем охотиться уже пятый год и еще ни разу его не видел, а только подозревает, что оно зеленое и на четырех лапах.

И как раз сегодня он, Жвачкун, имеет твердое намеренье эту штуку отловить, а тут приходят всякие юные нахалы, задают в высшей степени наглые вопросы и беспардонным образом не желают уходить.

Питкин отправился дальше. А старик за его спиной охал и вздыхал. На его шляпе сидел солнечный зайчик и безмятежно вылизывал желтенькую мордочку. Но Жвачкун его не видел и продолжал целиться из старинного мушкетона в узкий, вонючий переулок, ожидая что вот-вот появится неизвестно что.

Миновав еще пару улиц, Питкин с надеждой взглянул на компьютер и убедился, что информации еще не достаточно. Ему захотелось сесть на дорогу, прямо в пыль и заплакать.

Но вместо этого он принял еще одну таблетку и, когда она подействовала, сумел взять интервью у толстого владельца зоопарка редких инструкций. Тот долго мялся, а потом доверительно сообщил, что на самом деле их планета живая и в данный момент прилично наклюкалась. А когда проспится – все будет хорошо. И шел он бы он себе по холодку. Того и гляди какая-нибудь инструкция сбежит.

Но Питкин захотел осмотреть зоопарк и пошел от клетки к клетке, внимательно рассматривая особенно редкие инструкции. Например: «Как собирать и классифицировать дырки от бублика», «О том, как посредством сосания указательного пальца правой руки, увеличить поголовье сданного скота в два раза», «как правильно смотреть на луну» с приложенной к ней таблицей градусов наклона головы, на каждую ночь до 2365 года включительно. И еще… еще…

Возле клетки с инструкцией «О правильной постановке ног при вешаньи лапши на уши», Питкин встретил кентавра. Они познакомились, и кентавр тотчас же угостил его довольно сносным пивом. Разговаривать не хотелось. Поэтому они молча пили пиво и, вдоволь наслушавшись, как за тяжелыми хромированными прутьями бьют копытами и рвутся на свободу инструкции, пошли любоваться заходом солнца. Однако вместо этого попали на представление театра восковых фигур, которое им очень понравилось. А потом ходили по улицам, распевая песню, из которой Питкин запомнил лишь начало:

«В июльский жар я встретил попугая.

Судьбу он мне предсказывать хотел…»

И конец:

«И я бледнею, вдруг увидев попугая, Боюсь, он мне однажды нагадает Любовь до гроба или пулю в лоб.»

Потом кентавр куда-то исчез. А Питкин забрел в парк. Он ходил между деревьями, рассказывая луне, что не виноват, что это такой закон, что рано или поздно попадается планета, которая, ну просто не по зубам, хоть лопни. И ничего тут не поделаешь. Разве что сбросить на нее помидорную бомбу – и делу конец. Да и то, наверное, не поможет. А он простой человек и не виноват, что ему подсунули неисправный компьютер. Пусть пришлют сюда другого, а уж он-то над ним посмеется. А потом попросится в отставку и пусть его больше не трогают, потому что плевал он на эту планету и на весь космос и на свою собачью службу. А вот пойдет он и найдет девушку в изумрудном платье. Сделает ее своей супругой, и она нарожает ему штук десять домовых, кикимор и леших. А потом они, всем шалманом, отправятся в дом отдыха на остров белых крокодилов. А там…

Питкин запнулся о собственную ногу и упал на мягкий ковер прошлогодних листьев. Некоторое время вертелся, устраиваясь поудобнее, а потом уснул.

Ближе к полуночи Питкину приснилось, что его заставляют есть раскаленные угли. Что-то пробормотав, он перевернулся на спину, и в ночной темноте загорелся зеленый глазок наручного компьютера. Через весь экран шли голубоватые буковки, которые складывались в слова «Информация недостаточна».

Просыпался он тяжело. Во рту горело и на языке – противно-противно. А еще был полдень. Жутко хотелось пить и только потом поймать кого-нибудь и начистить ему физиономию.

Встать Питкину удалось с третьей попытки. Правда, при этом он ударился головой о сук дерева, под которым спал, но это было уже совершенным пустяком.

Кое-как удерживая равновесие, он сорвал с пояса фляжку с водой и вдоволь напился. Стало легче.

И можно было отправляться в путь и бродить по городу, задавая идиотские вопросы. Для того, чтобы доставить собранную информацию на базу, где дипломированные умники выделят из нее самое главное и до отказа набьют им одну из бесчисленных ячеек кибернетической памяти.

И все.

А он, Питкин, полетит на другую планету. Безмозглый придаток безмозглого компьютера.

Краем глаза Питкин заметил привычную надпись: «Информации недостаточно» и вздохнул. Потом что-то в нем взорвалось. Он застонал и с размаху ударил кулаком по компьютеру. А тот задрожал и мгновенно побурев, превратился в кукиш. Титановый браслет, на котором компьютер держался, распался на множество блестящих капель, мгновенно скатившихся в траву.

И Питкин почувствовал облегчение.

Можно было возвращаться. Голова уже не болела. Во всем теле ощущалась удивительная легкость. И он чуть ли не вприпрыжку двинулся через весь город к тому месту на окраине, где стоял его звездолет.

Очень хороший звездолет! И стоит набрать определенную комбинацию на пульте, как он рванет вверх. Прочь.

Полумесяц солнца висел точно в зените, но было совсем не жарко. Над городом плыли гигантские мыльные пузыри. Иногда они опускались слишком низко и очень красиво лопались.

На центральной площади Питкин запнулся о рубку неожиданно вынырнувшей из асфальта подводной лодки, но даже не обернулся, чтобы обругать офицера, который устанавливал на ней крупнокалиберный пулемет.

Так же равнодушно Питкин прошел мимо задумчивого богомола, который явно хотел с ним познакомиться. Увидев, что знакомство сорвалось, богомол с горя прикусил собственный хвост и поплелся прочь.

Потом Питкина обогнали попрыгунчики. Громко шлепая, они отталкивались от асфальта плоскими волосатыми ступнями и взмыв метров на пять, приземлялись, чтобы сделать новый пятиметровый прыжок.

Из рупора на ближайшей крыше звучали последние новости. Уверенный мужской голос сообщал, что на сегодня предсказано двадцать три автокатастрофы и восемнадцать ограблений на каждый километр в среднем. Питкину на это было чихать.

Он шел и шел вперед, пока город не кончился. Тут до корабля оставалось совсем уже недалеко, и Питкин припустил бегом.

Стоп, вот и знакомая полянка.

Он остановился на самом ее краю, с трудом переводя дыхание и отыскивая глазами звездолет. Да, звездолет был на месте, только его предохранительные опоры превратились в толстые узловатые корни, а из корпуса торчало множество веток и сучьев.

Медленно, чувствуя странный холод в желудке, Питкин подошел к кораблю и протянув руку, сорвал с одной из веток апельсин. Он оказался горьким.

Тогда Питкин швырнул надкушенный плод на землю, с минуту рассматривал корабль, наружная обшивка которого прямо на глазах превращалась в кору, и медленно, криво ухмыляясь, вытащил из кобуры бластер.

Вот теперь действительно – все.

Он снял бластер с предохранителя и нацелил дуло себе в грудь. Вот сюда, где-то здесь должно быть сердце.

Нажимая курок, Питкин подумал, что все это до невозможности глупо. Потом плазменный шнур продернулся сквозь его тело и испарил подкрадывавшийся сзади тигрокуст. Трава понеслась Питкину навстречу и ударила его по лицу…

Умирать ему надоело через полчаса. Тогда он сел и задумчиво почесал в затылке. На груди не было даже малейшего ожога.

Вот ведь черт! Даже умереть здесь по-человечески нельзя!

И он завыл. А потом пошел в город, спотыкаясь и размазывая по щекам слезы.

А когда лес кончился, Питкин увидел городскую окраину, а также толпу, которая поджидала его.

Они были здесь все. Красавица Берта и Жвачкун, толстый владелец зоопарка инструкций, кентавр и еще многие…

Они ждали его и улыбались. А когда Питкин остановился перед ними, Жвачкун шагнул вперед и, хлопнув его по плечу, сказал:

– Ну хватит, парень, побаловался и – ша! Я вижу, что у тебя все прошло. А что, не так? Так! Я еще три дня назад, когда увидел, что ты надеваешь на себя эти дурацкие тряпки и застегиваешь на руке неисправный компьютер, понял что тебя не надо трогать. Да, я понял, что это пройдет само. И был прав! А? Прав, я говорю? Прав!

– Так я… – Питкин мучительно сглотнул. – Так я…

– Глупый, – сказал Жвачкун. – Ну конечно! Вспомни. Ты же наш. Забыл, как в прошлом году чуть не проломил мне голову пивной бутылкой в баре «У голубых слонов»? А Большую Берту вспомнил? Ты же с ней в один детлес ходил… Ладно, кончай придуривать! Есть дельце. Миркун охоту на жужелец затеял. Давно ее уже не было. Пошли! Да не мучайся так. С кем не бывает? Мне вон в прошлом году привиделось, что я голубая обезьяна. Так по крышам целую неделю скакал. Пошли!

– Пошли, – сказала Большая Берта. Она положила ему руки на плечи и близко-близко заглянула в глаза, да так, что у Питкина перехватило дыхание. И он, совершенно неожиданно, улыбнулся.

Толпа взревела. Все окружили Питкина и хлопали его по плечам, нахлобучили ему на голову шляпу и громко смеялись, выкрикивая:

– Я же знал!

– Я же говорил – пройдет!

– А я то…

– Да, он настоящий парень, наш Питкин!

– А здорово мы дурака валяли, притворяясь, что его не знаем?

– А старый Жвачкун – голова, правильно сказал, чтобы Питкина не трогали, вот он и выздоровел.

И Питкин уже бормотал:

– Да что вы – ребята… да я же с вами… я же так, бывает… ну с кем не случается!

А ему отвечали дружным смехом.

Через полчаса они отправились на охоту. Перестреляли чертову уйму жужелиц и вернулись в город увешанные трофеями. Солнце по этому поводу задержалось на небе лишних три часа, все ждало, когда они навеселятся, насмеются, натанцуются.

Прямо на мостовой пылали гигантские костры. На огне поджаривалось мясо жужелиц и любой, кто хотел, мог подойти и отрезать себе приглянувшийся кусочек.

А когда солнце устало и ушло отдыхать за горизонт, Большая Берта и Питкин тихо исчезли в одном из узких, неприметных переулков. Там Питкин прислонил Большую Берту к стене и снова очень близко увидел ее глаза. Потом они поцеловались.

А когда отодвинулись друг от друга, жадно хватая ртами воздух, Берта сказала:

– Да заткни ты эту верещалку, сосредоточиться не дает.

– Какую верещалку? – не понял Питкин и только тут услышал, что действительно, совсем недалеко, что-то верещит. Он нагнулся и поднял маленький, металлический кубик. – Что это? – спросил Питкин, разглядывая странную штуковину. Что-то она ему напоминала. На секунду в памяти всплыли слова «детектор опасности» и тут же исчезли. Бессмыслица какая-то!

Питкин пожал плечами и, прежде чем повернуться к Большой Берте, кинул кубик в канализационный люк. Он провалился сквозь прутья решетки, и верещанье смолкло. Через секунду в люке что-то полыхнуло.

Но Питкин этого уже не видел. Он целовал Большую Берту.

Питкин не видел также, как из люка выскочил маленький зеленый лягушонок. Некоторое время он таращился на луну, а потом пронзительно заквакал. Три длинных квака, три коротких и снова три длинных…