Текст книги "Александр II, или История трех одиночеств"

Юм держится совершенно в стороне. Он сам так прост, так естественен, можно сказать, даже немножко глуп для человека, всегда находящегося в общении с духами. Он ничего не объясняет, не старается убеждать; он только констатирует факт, причина которого ему неизвестна. Он относит его к душам умерших, а я отношу скорее к душам элементарным, к тем, которых блаженный Августин в своем «Граде божием» называет духами лжи, – к тщеславным, любопытным, лукавым, пустым, всегда пребывающим в заблуждении и старающимся завлечь с собой и человека, обитающим в самых низких слоях земной атмосферы, к духам воздуха, о которых говорит апостол Павел. В древности они выдавали себя за богов, в средние века проявляли себя как колдуны, а в наше время превратились в стучащих духов и в невидимые руки. Я думаю, что иметь с ними дело – грех, а еще более безумие, потому что они хотят отвлечь нас от бога; с этой целью они пользуются языком религии. Несмотря на такое мое убеждение, мне очень трудно не поддаться любопытству, которое мне внушают этого рода опыты. К счастью, во время сеанса Юма у императрицы сами духи просили, чтобы меня удалили…

В пятницу был опять вечер у императрицы Марии Александровны: барон Ливен, генерал Тотлебен и Бобринский. Государь захотел вертеть столы. Стол завертелся. Это очень заинтересовало Тотлебена, который никогда не видел такого рода опытов. На другой день был вечер у императрицы-матери, где опять вертели столы. В сущности, это очень скучное развлечение, тем более что мы никогда не узнаем, что их заставляет вертеться: магнетический ли флюид или нервное сжимание рук. Я подаю голос за последнее предположение.

В воскресенье при дворе был спектакль; давали чисто французскую пьесу «Волшебные пальцы», где героиней и образцом добродетели изображается девушка из хорошей семьи, сделавшаяся модисткой и занимающаяся тем, что разоряет на тряпки парижских светских дам. Она полна всех добродетелей и в то же время играет на тщеславии, пустоте и всяких дурных инстинктах своих клиенток. Такова моральная основа пьесы; но есть люди, которых захватывают и трогают до слез эти прекрасные слова. Ах, как низко пало французское общество, как оно достойно презрения! Что бы сказал великий семнадцатый век, если бы он мог на минуту подняться из могилы?..

5 ноября

Императрица ездила сегодня в город навестить великую княгиню Елену Павловну и детей великого князя Константина, которые после отъезда родителей остались одни с своей гувернанткой.

Вечером у государя состоялся сеанс с Юмом. Императрица, не желая на нем присутствовать, поехала к императрице-матери на чтение Гримма. На сеансе присутствовали Александр Адлерберг, Иван Толстой, адъютант Горчаков и графы Владимир и Алексей Бобринские. Государь и государыня рассказали мне подробности о сеансе. Стол поднялся, завертелся и застучал, выбивая такт гимна «Боже, царя храни». Слышны были удары стучащего духа, три раза для «да», один раз для «нет», пять раз для алфавита. Все присутствующие, даже скептики Горчаков и Владимир Бобринский, чувствовали прикосновение таинственных рук и видели, как они быстро перебегали под скатертью. Государь говорит, что он видел пальцы руки, прозрачные и светящиеся пальцы. Ливен утверждает, что прикосновение их – нечто среднее между материальным прикосновением и толчком электрического тока. Только государь и Алексей Бобринский получили откровение присутствующих духов: как и во время первого сеанса в Петергофе, это были якобы дух императора Николая и дух маленькой великой княжны Лиины, оба они отвечали на вопросы государя, указывая стуками буквы алфавита, по мере того как государь отмечал их карандашом на бумаге, лежавшей перед ним.

Во всем этом есть странная смесь глупости и чего-то сверхъестественного. Нельзя отрицать явлений прикосновения и стуков (скептики объясняют их магнетической силой, до сих пор неизвестной); но зачем духам проявлять себя этими глупыми прикосновениями, щипанием, поглаживанием, похлопыванием, наконец, своими ответами, такими глупыми, банальными, плоскими, что умный человек с плотью и с кровью никогда бы себе их не позволил? Хотелось бы представить себе мир духов несколько более серьезным, более глубоким. Я с своей стороны все больше прихожу к тому убеждению, что это низкие духи, духи воздуха, которые стремятся обмануть и провести людей, нетвердых в вере. Я не поверю, что душа, искупленная Спасителем после своей смерти, может возиться со столами и щипать людей, чтобы убедить их в бессмертии души.

Сегодня ночью со мной случилась очень странная вещь. В комнате великой княжны есть часы с механизмом и тремя обезьянами, играющими на разных инструментах. Эти часы заводятся довольно туго большим ключом, и, как только они заведены, обезьяны начинают играть. Уже несколько дней, как мы не заводили эту игрушку. Ночью я просыпаюсь от сильного шума, в причине которого я себе сначала не могу дать отчета; постепенно я понимаю, что он происходит от колес механизма и что все обезьяны находятся в движении. Шум был так силен, что он разбудил великую княжну и камер-фрау в соседней комнате. Я была несколько удивлена этим фактом, так как с вечера камер-фрау запирает двери, и никто не мог проникнуть через них, чтобы завести машину; впрочем, никому бы это и не пришло в голову. Юм сказал вечером во время сеанса, что духи будут продолжать проявлять себя ночью, и это и есть форма проявления, достойная таких глупых духов, каковы его духи.

6 ноября

Обед по случаю праздника гусарского полка, на котором я не присутствовала, так как оставалась со своей великой княжной. Я так счастлива, когда все беснуются, оставаться в нашей маленькой детской с девочкой, за нашими точно распределенными занятиями. Вечером у императрицы-матери был любительский спектакль. Первой шла маленькая пьеса в стиле рококо, но очень пикантная, в которой все актеры: Екатерина Адлерберг, Лиза Толстая, Трубецкой и Иван Голицын – очень плохо играли и с ужасающим французским акцентом. Один только Фредро играл хорошо. Но костюмы эпохи Людовика XV были красивы. Вторая же пьеса, в которой много пения, шла гораздо веселее. Фредро превзошел себя, Иван Толстой играл и пел очень хорошо, Кавелин в роли трактирщика – идеальный комик, Екатерина Адлерберг пела цыганкой и была действительно прелестна. Она делается другим человеком, когда поет, все ее существо преображается; из вульгарной и жеманной она становится грациозной и одухотворенной. Фрейлины в цыганских костюмах исполняли танцы. Было очень весело и красиво. Присутствовали и молодые великие князья, даже Владимир Александрович. Я собрала впечатления присутствовавших о вчерашнем сеансе. Здоровый скептицизм Горчакова меня несколько поколебал. Но у Бобринского был вид такой таинственный, такой рассеянный, он был так бледен и удручен, что можно было его самого принять за выходца из мира духов. Он мне сказал, что ему было очень страшно на последнем сеансе, а государь мне говорил, что он кричал и страшно бледнел при каждом прикосновении духа. Можно действительно опасаться, как бы это не повредило ему с его нервной и впечатлительной натурой.

7 ноября

Очень печальный день. Мне пришлось лишить великую княжну сладкого, от чего у меня самой разрывалось сердце. Уже давно она отказывается есть всякого рода овощи, хотя кушает страшно много мяса; я считаю необходимым изменить эту наклонность исключительно к мясной пище. Поэтому вчера, когда она с большим упрямством отказывалась есть земляную грушу, я объявила, что сладкое блюдо не появится на столе. Бедная девочка заплакала, и, когда она бросилась мне на шею, прося прощения, мне трудно было не счесть себя жестоким чудовищем и не велеть подать сладкого, а это подорвало бы мой авторитет…

Сегодня вечером государыня была опять у императрицы-матери, где Гримм читал свой бесконечный роман. Этому интересному занятию посвящаются три вечера в неделю, которые можно было бы употребить на то, чтобы многое прочесть из русской литературы или повидать умных людей. Я знаю, что императрица смертельно скучает на этом чтении, но она делает это из принципа и из чувства долга, как она вообще употребляет всю свою силу воли и свою энергию на то, чтобы снизить себя до ничтожества окружающего ее уровня. Это, может быть, очень возвышенно, но до сих пор я не вижу, чтобы это принесло пользу обществу и стране. Императрица удивительно заботлива, полна уважения и почтения к своей belle-mere, но я иногда спрашиваю себя, не лучше ли она сделала, если бы противопоставила свои серьезные вкусы и умственные интересы фривольным и рутинным обычаям старого двора и настояла на своем: имеет ли она право, будучи женщиной выдающейся, постоянно позволять себя затирать тем, кто ее совершенно не стоит?..

9 декабря

Я надолго прервала свой дневник. По возвращении в город я так плохо себя чувствовала, что с большим трудом исполняла свои обязанности и всегда приходила в свою комнату такой усталой и разбитой, что совершенно была не способна ни к чему. Мы возвратились в город 23 ноября в три часа дня. Государь и государыня спустились в новые покои великой княжны, где священник уже ждал царскую семью, чтобы отслужить молебен по случаю переезда. В этот час было почти темно, день был пасмурный и дождливый и бросал мрачную тень на все предметы. Мое первое впечатление при входе в новое помещение – было чувство грусти и сжимание сердца, не покидавшие меня в течение многих дней. Это первое впечатление было так сильно, что я приняла бы его за дурное предзнаменование, если бы я не знала, до какой степени обманчивы подобные впечатления…

22 декабря

Для императрицы с великой княжны пишут портрет, и сеансы очень ей надоедают; в этом случае единственное средство заставить ее сидеть смирно и сохранять оживленное и веселое лицо – это задавать ей арифметические задачи. Все ее вопросы вращаются вокруг чисел, цифр, мер, весов, и для нее нет более строгого наказания, как запрещение считать орехи. Вчера, ложась спать, она спрашивала меня по поводу своего брата Владимира, которому двенадцать лет, очень ли большая цифра двенадцать. Я ей ответила, что нет. «Но вспомните, – сказала она, – как Иисус говорил Петру вложить свой меч в ножны и что, если он попросит у бога, бог пришлет ему двенадцать легионов ангелов. Вы мне тогда сказали, что это много». Я была очень поражена той сообразительностью, которую обнаруживает это замечание со стороны такого маленького ребенка. Сегодня, когда пришел художник для сеанса, меня в комнате не было. Она заупрямилась и не хотела позировать, пока я не вернулась.

1859 год

5 января

Я присутствовала вчера на самой любопытной в мире вещи, именно на сеансе Юма. Император пригласил на этот сеанс несколько мужчин. Происходить он должен был в комнатах, находящихся против комнат государя, в настоящее время свободных. У императрицы, которая не одобряет эти сеансы и не хочет больше присутствовать на них, было несколько дам: принцесса Маруся в сопровождении графини Толстой, г-жа Мальцева, кн. Долгорукая и я. Здесь был и наследник цесаревич, который умирал от любопытства знать, что происходит на сеансе, и не давал покоя императрице, чтобы она позволила ему пойти хотя бы в соседнюю комнату. Государь пришел к нам во время одного из антрактов сеанса. Мы попросили его спросить стол, допустит ли он дам. Стол в этот день оказался любезным и предложил нам войти. Александра Долгорукая, г-жа Мальцева и я пошли. Графиня Толстая отказалась из религиозных соображений. Мы застали там князя Суворова, графов Шуваловых, отца и сына, графа Адлерберга, барона Ливена, Кушелева и Гримма, но трое последних пошли к императрице и к дамам, оставшимся при ней; все они поместились в соседней комнате.

Мне тут пришлось быть свидетельницей всех тех любопытных явлений, о которых до сих пор я только слышала. Стол, на который мы только слегка положили руки, поднимался над землей на значительную высоту, наклонялся направо и налево, причем ни лампа, ни карандаш, ни другие предметы, лежавшие на нем, совершенно не двигались с места, даже пламя лампы не колыхалось. Он отвечал ударами; один означает – нет, два раза – может быть, три раза – да, пять раз означает, что он требует алфавит, и тогда он стуками указывает буквы. Я получала ответы на свои вопросы посредством ударов под моим стулом, а так как у меня стул был соломенный, то я столько же чувствовала удары, сколько слышала их. Я спросила сперва у стола, дух ли он. Он ответил, что он дух умершего человека, и потребовал алфавит, но отказался писать для кого-либо, кроме князя Суворова, и для него написал имя Фридриха. Ставя ему вопросы, я обращалась к нему на ты, он рассердился, стучал очень сильно, потребовал алфавит и продиктовал мне: «Можно говорить “ты” только богу».

Кто-то вошел, в комнате произошел беспорядок, и проявления духов прекратились. Однако затем они возобновились. Мы увидели, как органчик (accordion), который держал Юм, управляемый невидимой рукой, заиграл очень трогательные церковные напевы. Он играл также в руках г-жи Мальцевой и кн. Долгорукой. Мы услышали шуршание руки по шелковому платью кн. Долгорукой, и этим способом давались ответы: «да» и «нет». Я чувствовала, как меня сильно схватили за колени. Все время я и все присутствовавшие ощущали на руках и на ногах движение ледяного воздуха. Что касается меня, то я совершенно окоченела и, сверх того, едва боролась с охватывавшим меня сном, хотя я была в высшей степени заинтересована тем, что происходило. (В эту ночь я и проспала беспросыпно восемь часов сряду, хотя уже много ночей страдала от бессонницы вследствие головной и зубной боли.) Один из моих первых вопросов духу заключался в том, может ли он проявляться в стульях, так же как в столах, и я все время чувствовала маленькие удары по своему стулу. Когда граф Адлерберг вышел из комнаты, стол перестал вертеться и, когда его спросили, почему это так, он попросил, чтобы граф Адлерберг вернулся, так как он помогает манифестациям. Все удары производились с невероятной быстротой, никакое движение человека или даже нескольких людей не могло бы с такой быстротой поднимать большой и тяжелый стол.

Это или магнетическое явление, до сих пор неизвестное, или же явление сверхъестественное. Но в таком случае спрашиваешь себя, почему же эти проявления так глупы. Если здесь замешан черт, он должен был бы быть умней. Он пользуется своим искусством только для того, чтобы говорить общие места и делать плоские замечания, никогда не говорит о грядущем, ни о мире духов, ни о будущей жизни, ни о чем таинственном, как любят делать злые духи, чтобы обмануть любопытный ум человека. Он вам только сообщает: «Меня зовут так-то и так-то, я тебя знаю или не знаю», – вообще глупейший маскарадный разговор. Никогда я не слышала чего-либо заслуживающего внимания в откровениях этих духов, ничего такого, что бы превосходило понимание самого среднего человека. Вчера я была в настроении припереть к стене духа вопросами, но меня прервали, и у меня ничего не вышло. Самая любопытная вещь, по моему мнению, это то, что большие часы с играющими обезьянами, о которых я рассказывала и которые после последнего сеанса Юма в Царском разбудили меня ночью, так как весь механизм пришел среди ночи в движение, не будучи заведен, – эти самые часы, перевезенные сюда и поставленные на шкаф, с тех пор не заводившиеся и не игравшие, сегодня утром опять-таки пришли в движение, хотя их никто не трогал; все обезьяны задвигались и произвели ужасающий шум. Между тем эта машина заводится с большим трудом толстым ключом, и тогда лишь все три обезьяны начинают играть на своих инструментах. Этот инцидент, должна сказать, вызвал во мне неприятное чувство. Во время самого сеанса, наоборот, мне совершенно не было страшно, я скорее была склонна забавляться и смеяться; только почувствовав прикосновение, я невольно вскрикнула. Я спрашиваю себя, есть ли во всем этом что-нибудь дурное или нет. Это времяпрепровождение кажется довольно невинным, а между тем я боюсь, как бы тут не было скрытого искушения, а все-таки это так забавно и так любопытно. Как разрешить все эти вопросы?

23 января

Я сегодня вечером одна, и мне очень грустно. Императрица выказывает мне полное равнодушие…

8 февраля

Я получила сегодня отчет о расходах великого князя Сергея и великой княжны Марии за прошлый, 58-й год. Я с удовольствием заметила, что ввела значительные улучшения. До 1 августа, когда я стала вести расходы, на туалеты великой княжны было израсходовано 2405 руб., а на великого князя 2411 руб.; с того же момента, как я взяла ведение расходов на себя, и до 1 января для великого князя истрачено было 482 руб., а для великой княжны 909 руб. До меня расходы на извозчиков доходили до 150–180 руб. за треть года, а теперь тоже за треть тратится около 16 руб. И то же самое для мелких расходов. Я наслаждаюсь при мысли о том, что таким образом мешаю моим подчиненным красть. Я не понимаю того, что господа министры не доставляют себе того же удовольствия в своих департаментах. Это такое наслаждение искоренять злоупотребление и заставлять людей быть честными. Я очень довольна m-elle Тизенгаузен. Она – сама честность и толковость. Я установила все расходы, просматриваю их каждый месяц и нахожусь в курсе того, что у нас есть, и всего того, что покупается, но не вмешиваюсь в мелкие детали, не экономлю на огарках; великая княжна одета лучше, чем прежде; тем не менее расход сокращен наполовину, потому что на этом деле у меня человек деятельный, толковый, и во всем порядок…

21 апреля

…Сегодня день моего рождения. Мне тридцать лет. Я провела день невыразимо утомительный: убирала, укладывала, забывала, вспоминала, приказывала, разрешала затруднения, принимала скучных посетителей, прощалась. Приехав сюда, пришлось все начинать сначала в обратном направлении: надо было устраиваться вновь, и среди всего этого маленькая девочка, которая требует, чтобы ее занимали. Мне очень хотелось в этот день повидать хоть немного своих, но не было никакой возможности, к тому же я была так задергана, что у меня не было места ни для малейшего чувства. Так проходят у меня все праздники между волнениями и одиночеством! Вечер, уложив свою девочку, я провожу одна в холодной и плохо меблированной комнате. Что за скверная жизнь – жизнь при дворе; тем более что так трудно удержаться от горького чувства к горделивым счастливцам, которые, поглощая наше жалкое существование, принимают это как должное, не задумываясь, вероятно, никогда над тем, что наше время, наши силы, наш ум, которыми они так бесцельно, расточительно пользуются, мы могли бы, быть может, употребить на то, чтобы дать счастье другим и себе. Печально, что столько существ должно быть стеснено для того, чтобы одному было хорошо, и так много людей должно страдать для того, чтобы один мог наслаждаться, да еще наслаждается ли он и хорошо ли ему? Это общий и роковой закон…

Портрет А. Ф. Тютчевой. XIX в.

Д.А. Милютин
Воспоминания
(избранные фрагменты)

1861 год

…Как ни тревожны были известия из Варшавы, однако ж они отступали на второй план пред главною заботой, занимавшей всю Россию, – вопросом о предстоящем освобождении крестьян. Редакционные комиссии, в которых по смерти Якова Ивановича Ростовцева (6 февраля 1860 года) председательствовал граф Виктор Никитич Панин, окончили свою тяжелую и сложную работу к октябрю 1860 года и вслед за тем были закрыты. Составленный проект Положения поступил на обсуждение Главного по крестьянскому делу комитета, который и возобновил свои заседания 10 октября, под председательством Великого Князя Константина Николаевича. Комитету объявлена была Высочайшая воля, чтобы проект Положения об освобождении крестьян от крепостного состояния был обсужден в самое короткое время и внесен в начале 1861 года на окончательное рассмотрение общего собрания Государственного Совета.

Так и было исполнено. В Главном комитете, благодаря отличному ведению дела председателем, оно прошло без особенных затруднений и без существенных изменений, а в январе 1861 года поступило в общее собрание Государственного Совета. 28 января государь лично открыл первое заседание и в сказанной им речи заявил непременную волю свою, чтобы рассмотрение дела было окончено в течение первой половины февраля. Таким образом, Государственный Совет имел всего какие-нибудь две недели на обсуждение столь важного и сложного дела; поэтому можно сказать, что внесение проектированного Положения в общее собрание было только одною формальностию. Дело было предрешено, и противники освобождения поняли, что не было уже возможности ни изменить данное делу направление, ни затянуть его. Им удалось, однако же, ввести в проект кое-какие статьи не в пользу крестьян.

Представление на Высочайшее утверждение целой коллекции объемистых Положений, указов, табелей требовало еще громадной массы работы канцелярской и типографской. Работа эта велась с кипучею поспешностию и была успешно окончена к 19 февраля – годовщине восшествия на престол императора Александра II. В этот самый день и последовало Высочайшее утверждение всех представленных работ.

Так день 19 февраля 1861 года сделался великою историческою эрой для русского народа.

В Петербурге ожидали этого дня с различными чувствами: иные – с восторженною радостию, другие – с каким-то страхом, а третьи – с затаенною злобой. Само правительство не чуждо было тревожного ожидания того момента, когда вдруг снимется узда с многих миллионов порабощенного народа. Поэтому заранее обсуждались и принимались всякие меры к предупреждению и укрощению ожидаемых беспорядков и волнений; были даже сделаны некоторые перемены в дислокации войск, в тех видах, чтобы повсеместно имелась под рукой военная сила. Местным начальствам даны были заблаговременно инструкции на случай нарушения спокойствия и порядка; определен был самый порядок объявления народу великой Царской милости одновременно по всей России. Для этого нужно было предварительно разослать во все концы империи десятки тысяч экземпляров Манифеста, указов и Положений, – на что требовалось известное время после Высочайшего утверждения. Вот почему за два дня до 19 февраля появилось объявление от петербургского военного генерал-губернатора генерал-адъютанта Павла Николаевича Игнатьева, что в этот день, вопреки ходившим в городе слухам, никаких распоряжений правительства по крестьянскому делу не будет. Повсеместное обнародование Манифеста было назначено на 6-е марта – первый день Великого Поста.

Лишь только последовало 19 февраля Высочайшее утверждение, немедленно же поскакали во все стороны фельдъегеря с тюками отпечатанных экземпляров; командированы флигель-адъютанты и генералы свиты для торжественного возвещения великой царской милости во всех губерниях. Как ни торопились всеми этими распоряжениями, все-таки оказалось невозможным поспеть в некоторые отдаленные места к назначенному дню; поэтому объявление Манифеста последовало в иных 7 или 8 числа, а в других даже позже.

Б. М. Кустодиев. Чтение манифеста (Освобождение крестьян). 1907

В Петербурге же и в Москве обнародование Манифеста последовало днем ранее назначенного числа, именно 5 марта, в воскресенье, т. е. в последний день Масленицы. Манифест был прочитан с амвона священниками во всех церквах обеих столиц. В час пополудни, когда государь выезжал из дворца к разводу в Манеж, вся площадь пред дворцом была усеяна густою массою народа, которая приветствовала Его Величество восторженными «ура». Депутация от проживавших в Петербурге мастеровых из крестьян подошла к царскому экипажу и в простых, но теплых выражениях принесла от имени народа благодарность Царю-Освободителю. Погода была в этот день прекрасная; улицы кишели народом; на всех лицах выражались радость и удовольствие; многие, встречаясь со знакомыми, обнимались и целовались как бы в Светлое Воскресенье. Колокольный звон придавал этому счастливому дню торжественную обстановку. Некоторые из иностранных дипломатов присутствовали в этот день у обедни в православных церквах для того, чтобы быть очевидцами того впечатления, которое произведет на простой народ чтение Манифеста. Вечером в театрах публика потребовала народный гимн, который был повторен по нескольку раз.

В самый день подписания государем Манифеста 19 февраля великий князь Константин Николаевич, как председательствовавший в Главном по крестьянскому делу комитете, получил от Его Величества прекрасный рескрипт, в котором изъявлена была великому князю «живейшая и глубокая признательность за точное, скорое и вполне соответствующее Высочайшей воле окончание сего государственного дела…» Воздав должную справедливость личному участию самого великого князя в ходе этого дела, государь поручал Его Высочеству передать и членам комитета «искреннюю благодарность» Его Величества. «Я не забуду, – говорилось в рескрипте, – и со Мною, конечно, вся Россия не забудет, как действовали в сем важном случае Ваше Императорское Высочество и все прочие члены Главного комитета. Будущее известно единому Богу, и окончательный успех предпринятого великого дела зависит от Его святой, всегда благостной воли; но Мы можем ныне же с покойною совестью сказать себе, что нами употреблены для совершения оного все бывшие во власти Нашей средства, и со смирением уповать, что покровительствующее любезному Нашему отечеству Провидение благословит исполнение Наших намерений, коих чистота Ему известна».

Великий князь Константин Николаевич.

Вторая половина XIX в.

В заключение рескрипта была выражена следующая Высочайшая воля: «При утверждении предположений об отмене крепостной зависимости помещичьих крестьян и дворовых и об устройстве их быта, Я признал необходимым принять меры к устройству всего вообще сельского состояния на общих и единообразных началах. Для сего я учреждаю особый, под Моим непосредственным ведением Комитет, в который назначаю Ваше Императорское Высочество членом и председательствующим. Не сомневаюсь, что Вы, зная Мои по сему предмету мысли и желания, с обычным Вашим, ничем не охлаждаемым усердием, деятельно приступите к трудам по сему новому, но имеющему тесную связь с довершенным уже, делу…»

Учрежденный вновь «Главный комитет об устройстве сельского состояния» (заменивший прежний «Главный комитет по крестьянскому делу»), сверх выраженного в рескрипте назначения, сделался высшим совещательным учреждением, в котором обсуждались и решались новые вопросы или сомнительные случаи, возникавшие при самом введении в действие Положения об устройстве крестьян. Членами комитета состояли министры внутренних дел, финансов, государственных имуществ, юстиции и уделов, главноуправляющий II отделением Собственной Е. В. Канцелярии и главный начальник III отделения; затем лично – статс-секретари граф Блудов и Н. И. Бахтин и генерал-адъютант Чевкин. Управляющим делами комитета назначен был тайный советник Степан Михайлович Жуковский (состоявший в числе делопроизводителей в прежнем Комитете по крестьянскому делу), а в помощь ему – действительный статский советник Конст<антин> Ив<анович> Домонтович.

Со дня объявления Манифеста в каждой губернии открывалось «Губернское по крестьянским делам присутствие», образовавшееся из прежних временных Комиссий, учрежденных в декабре 1860 года для предварительных распоряжений по введению в действие новых Положений. 16 же марта последовал новый указ – о распространении Положения 19 февраля на крестьян посессионных фабрик.

Во всей России Манифест 19 февраля встречен был народом с радостию и глубокою признательностию. Депутации от разных уездов Петербургской губернии приносили благодарность государю в следовавшие за объявлением Манифеста два воскресенья, 12 и 19 марта: отслужив предварительно молебствия в церквах и освятив приготовленный для поднесения Его Величеству хлеб-соль, депутации шли торжественно к Зимнему дворцу и со слезами выражали государю свои чувства. В ответных своих речах Его Величество каждый раз внушал депутациям обязанность крестьян разумно пользоваться дарованной свободой и в точности исполнять все требования закона. Везде крестьяне служили благодарственные молебствия; посылали адресы государю, делали разные приношения для увековечения памяти о великом дне 19 февраля. Петербургская городская Дума, в заседании 22 марта, постановила устроить в память этого дня больницу для чернорабочих, с присвоением ей наименования «Александровской». Множество подобных пожертвований и благотворительных учреждений служило вещественным выражением общего одушевления, охватившего тогда всю Россию.

Да и не в одной России, а во всей Европе великая государственная мера 19 февраля 1861 года произвела глубокое впечатление. Заявления высокого сочувствия к этой мере и лично к императору, освободившему десятки миллионов людей из рабства, раздались официально в английском парламенте, в берлинском ландтаге, даже в итальянском собрании представителей, несмотря на то, что между туринским и петербургским кабинетами тогда были прерваны дипломатические сношения.

Г. Г. Мясоедов. Чтение Положения 19 февраля 1861 года. 1873

Опасения, с которыми наши пессимисты ожидали рокового дня отмены крепостного состояния, оказались совершенно напрасными: вообще дело прошло вполне благополучно, и оправдались слова Мих<аила> Петр<овича> Погодина, который за несколько дней до 19 февраля выразился так в своем журнале: «Только невежество и пошлость опасаются беспорядков и замешательств; это значит не иметь понятия о коренных свойствах русского народа…» Все сочувствовавшие делу освобождения торжествовали. Однако ж торжество их и радость были вскоре омрачены известиями из некоторых захолустий, где возникли в среде крестьян недоразумения, вследствие превратного толкования Манифеста, отчасти злоумышленного, а большею частию по невежеству. В некоторых местностях крестьяне ожидали не одного лишь освобождения от помещичьей власти, но и безвозмездной передачи земли в полное их владение; а потому заподозрили подлинность прочитанного им Манифеста, вообразив себе, что настоящая милость Царская – «чистая воля» – скрыта от них помещиками и чиновниками. В этих местах крестьяне прекратили было работы на помещиков и отказались отбывать всякие повинности. В большей части случаев дело разъяснилось миролюбно, без насильственных мер, одним лишь нравственным влиянием людей разумных, заслуживших доверие населения. Но в других, к счастию, немногих местах, не обошлось без крутых мер и даже употребления оружия.

Самый крупный из таких случаев произошел в Казанской губернии, Спасском уезде, в селении Бездне – имении действительного тайного советника графа Мусина-Пушкина. Здесь один из крестьян (Антон Петров) не только смутил своих односельцев, но и замыслил поднять население во всей окрестности. Никакие увещания местной полиции, ни прибывшего предводителя дворянства Молоствова, ни командированного по Высочайшему повелению генерала-майора свиты графа Апраксина, приехавшего в Бездну с двумя адъютантами казанского военного губернатора (генерал-майора Козлянинова), не могли образумить толпу. 12 апреля приведены были войска. Крестьяне собрались в числе до 5 тысяч человек, вооруженных кольями и дубинами. Граф Апраксин, после всех безуспешных увещеваний, решился прибегнуть к оружию. Сделано было несколько залпов, от которых легло на месте до 55 убитых и ранено 71 человек. Крестьяне разбежались, и тогда началась расправа. Собранною на самом месте преступления военно-судною комиссией главный зачинщик беспорядка Антон Петров приговорен к смертной казни и был тут же, в селе Бездне, расстрелян (19 апреля). Крестьянам же некоторых соседних деревень, не поддавшимся подстрекательствам бездненского народного трибуна и предупредившим даже начальство о его попытках, объявлена была Высочайшая благодарность.