Текст книги "Пляшущий ангел"

6

Подвал, которым заведовал Сергей Кравцов, представлял собой прямоугольное помещение. Ринг с драными канатами и протертым полом занимал одну треть зала. Две груши – одна висячая, вторая – квадратная, прикрепленная болтами к стене, зашитая льняными нитками в углу. На облезлых стенах плакаты с братьями Кличко, Костей Цзю, Валуевым, Тайсоном, и другими боксерами разных времён. Посередине стены – железная дверь, на которой зелёной краской написано «Не влазь! Убью!», а снизу фиолетовым маркером – «Попробуй, урод!».

В этом подвале идет тренировка. Дмитрий Грымов боксирует с мальчиком. Мальчик ниже Димы на голову, младше лет на восемь, и немного уступает последнему в телосложении. Это Стасик – тот самый, с которым Дмитрий дрался в первый раз.

Сережа Кравцов уговорил Диму заниматься боксом. Долго уговаривать не пришлось – пьянющий отец сидел рядом, медленно пережёвывая рыбный салат, и глядел на сына страшными выпученными глазами.

Дмитрий заверил Сергея, что придет на тренировку, но только после того как только заживут боевые раны.

Он сдержал слово – пришел через две недели, когда от побоев не осталось и следа.

Стасик лихо боксирует его по голове. Кравцов суетится возле ринга, кричит племяннику: – Стасёк! Ты чё, невменяемый! я тебе сказал, чтоб голову сильно не молотил! По торсу наяривай. Это и тебе полезно – ближний бой развивать, и ему меньше вреда голове!

Стасик сменил систему – начал бить своего незатейливого спарринг-партнёра по торсу. Дима неумело прикрывал живот руками, неуклюже двигаясь от угла к углу. Время от времени он безуспешно пытался ударить норовистого малыша в голову; Стасик ловко прикрывался, и с усиленной злостью продолжал мутузить уставшего Диму.

– Дима, я тебя как учил защищаться?! – крикнул Сергей Диме, когда тот сделал очередную попытку ударить Стасика.

Дмитрий остановился, пожал плечами: – Пока не получается…

Маленький боксёр, воспользовавшись ситуацией, нанёс Дмитрию сильный боковой удар в лицо.

– И не получится – потому что не стараешься ни хрена! – с досадой крикнул Сергей падающему Диме.

Дима лежал ничком пять секунд. Потом встал, сделал пару быстрых вдохов-выдохов и, став в стойку, прыгающими шагами двинулся на Стасика.

– Локти где?! – снова крикнул Кравцов.

Дима тут же принял правильное положение и нанес своему малолетнему сопернику хлесткий удар в лицо.

От удара Стасик чуть не упал назад, еле удержал равновесие. Постоял секунды три-четыре, мотая головой, после чего продолжил измываться над Дмитрием.

Сергей не стал долго смотреть на мучения своего нового подопечного. Махнул рукой, ушел в раздевалку. Там его друзья – трое парней, примерно такого же возраста – смотрели по ноутбуку какой-то фильм.

Кравцов подошел, посмотрел в экран ноутбука, и по-хозяйски спросил: – Что за хрень?

– Пила-4.

Заметив, как рука одного из ребят скользнула в рюкзак, Кравцов сделал сердитое лицо. Рука парня замерла, а сам он умиленно улыбнулся Сергею: – Всё окей, Серёга… Мы по чуть-чуть…

– Не боись. – ухмыльнулся Кравцов, деловито засовывая руки в карманы. – По чуть-чуть – это нормально.

Парень высунул из рюкзака жестяную желтую баночку и, открыв её, протянул Сергею: – А ты, Серый?..

– Не, я – на работе.

– Ты ж счас не работаешь…

– Отдых – это второе дело в спорте! Так что это тоже работа! Такая работа, которую нельзя баламутить бухлом! Отдых должен быть без напряга, понимаешь ли.

– А это разве напрягает?

– Еще как напрягает. – Ответил Кравцов со злорадной усмешкой. – Неужели вы еще не прочухали эту тему?!

Парни ненадолго задумались. Один из них что-то тихо пробурчал под нос, и снова обратился к хозяину подпольного боксерского зала: – Слыхал, Кличко с Валуевым будут мочиться?

– Кличко-старший?

– Да.

– Надо будет позырить. Кличко-старшего я люблю смотреть.

Выйдя из раздевалки, Серёга подошел к рингу. Стасик, весь вспотевший, со взъерошенными волосами, развязывал перчатки. Дима сидел на скамейке, поникший, уставший, бровь разбита, на скуле ссадина.

– Стасик! – Властно прикрикнул Сергей на своего юного ученика. – Я тебе что сказал?!

Стасик, как поражённый током, встрепенулся, уронив перчатку, которую собирался положить на скамейку, и обиженно промычал: – Что?! Он сам просил: дерись со мной, как умеешь!

7

Рома Беляков вышел из дома, и, жмурясь от яркого солнца, оглядел двор. На скамеечке у соседнего дома сидели женщины, в песочнице копались малыши – мальчик и девочка лет пяти. Вот из дома вышел сутуловатый худощавый старик с длинными седыми усами.

Завидев Рому, старик махнул ему рукой и кашляющим голосом не очень внятно крикнул: – Здорова, Роман.

– Здравствуй, Ильич. – Ответил смеющийся Роман, глядя на старика из-под ладони, которую держал над глазами. – Ильич, подойди сюда – дело есть.

– Какое дело? – Тихим сиплым голосом спросил Ильич и, не дожидаясь ответа, поспешил к Роме.

Роман дружески положил руку на плечи старика и повлек его к беседке. В беседке молодой тинэйджер и неопрятный старик долго беседовали, привлекая к себе взоры людей, проходивших неподалеку. Мало кому было понятно, о чем могут говорить юноша в странноватом прикиде с дряхлым стариком, которому уже пора думать о существовании жизни после смерти.

Увидев, как во двор въехал чёрный «лендровер», Роман замолчал. Ильич оглянулся на иномарку и, съежившись, тревожно посмотрел на собеседника: – Это ж этот… Ну, этот…

– Да. – Огрызнулся Роман. – Это этот!

Из иномарки вышел Егор Быковский и направился к беседке, в которой сидели два товарища.

Когда он приблизился, Рома вгляделся в его лицо. Лицо было каким-то тусклым, совсем невыразительным. Рома несколько раз видел этого человека; оба раза – когда выходил из дома Нади Гертман. Один раз он выходил из подъезда, а «этот» – заходил. Другой раз Рома только вышел из квартиры Нади, а «этот» – медленно поднимался по лестнице, как-то нехорошо глядя в его сторону. Всегда «этот» был при костюме, и всегда с черными розами. Но ни разу его лицо не было таким унылым и безжизненным. Если бы он встретил Егора с таким лицом у квартиры Нади, он бы посмеялся про себя и наверняка рассказал бы друзьям, что к Наде вяжется какой-то недобитый флегматик.

Рома знал, что этого недобитого флегматика зовут Егор. Также он знал, что этот Егор знается с серьёзными людьми, которых боятся предприниматели близлежащего рынка. Но он не знал, что сам боится «этого». Он почувствовал это только сейчас – когда Егор медленно приближался к нему.

– Добрый день. – Сказал Егор – так, будто уже давно знаком с Ромой и Ильичом, и протянул руку Ильичу: – Егор.

– Василий. – Ответил Ильич, пожимая крепкую длань и подозрительно вглядываясь в лицо Егора.

– Роман. – Рома сказал, как отрезал. Он пребывал в легком замешательстве – потому что чувствовал, что этот Егор пришёл к нему не с добром.

– Ро-ман. – будто по слогам повторил Егор, присаживаясь напротив Романа. – Роман…

– Да…

– Что тебя связывало с…

– С Грэтхен?

– Да.

– Опосредованно – ничего. Только непосредственно… – Улыбающийся Рома, не выдержав колючего взгляда молодого человека, отвернулся и, уже серьезно, безо всякой шутливости, продолжил: – Я встречался с Викой. Вика – практически жила у Грэтхен. Вот это нас и связывало.

– Но, тем не менее, какие-то счеты у вас были…

Ромка вытаращил глаза, шарахнулся спиной о стенку беседки и сдавленно пробасил: – Какие счеты?!

– Поехали, – сказал Егор, выходя из беседки. – Покатаемся.

Он говорил спокойно, но с отголоском некой самоуверенности; так обращается требовательный начальник к подчиненному.

Рома машинально привстал, но тут же сел, весь озлобленный, с румянцами на белых щеках.

Василий Ильич с опаской посмотрел на Егора Быковского, который уже открывал дверцу «лендровера» и, похлопывая своего юного друга по руке, тихо проговорил: – Иди. Иди по-хорошему.

Роман раздраженно смахнул руку Ильича, выскочил из беседки и, прикрыв ладонью глаза от назойливого солнца, посмотрел на Егора.

Егор с самодовольной ухмылкой кивнул Роману: – Садитесь, пожалуйста, Роман… Как вас по отчеству?

– Валерьевич. – Как можно спокойнее ответил растревоженный Беляков, подходя к машине. – Куда поедем-то?

Егор не ответил. Сел на пассажирское сиденье и сказал шоферу: – На стройку.

Машина плавно тронулась с места и, чуть повысив скорость, лихо выехала со двора.

Василий Ильич, приложив руку козырьком ко лбу, с опаской смотрел вслед «лендроверу», пока автомобиль не скрылся за домом.

Всю дорогу Рома сидел молча, грустно глядя на проезжающие машины. Водитель что-то тихо рассказывал Егору. Тот будто не слышал его, лишь иногда кивал и говорил: «Угу-угу», или «да, да».

Увидев недостроенное здание без крыши и окон, Роман недовольно буркнул: – Угу! И с каких таких статей вы меня сюда тащите?

Ответа не последовало. Лишь водитель непонимающе посмотрел на отражение Ромы в зеркало перед лобовым стеклом.

Подъехав к кустарнику возле самого откоса, водитель остановил машину и заглушил мотор. Егор Быковский сказал Роману Белякову: – Выходим.

Рома вылез из «лендровера» и, вразвалочку подошел к кустарнику. Он долго стоял, всунув руки в карманы своих безразмерных джинсов, глядя вниз – на речную гладь.

– Она тоже вот так стояла, смотрела. – Сказал Егор, подходя к Роме. – Правильно?

– Подробностей я не знаю. – Ответил тот, раздраженно дергая плечами.

– Зато я знаю!

Рома оглянулся – Егор стоял позади него, на расстоянии десяти шагов, держа в руке пистолет. Беляков отпрянул и чуть не свалился вниз по откосу. Его испугал не столько пистолет, сколько лицо «этого». Минуту назад он был спокойный, как удав, а сейчас… Глаза сужены, брови вздернуты, тонкие губы сжаты в сплошную черту, подогнутую с одной стороны, лицо багровое от гнева… Сейчас это уже не флегматик, а самый настоящий холерик в истерическом экстазе!..

– Ну что, тинэйджер! – крикнул Егор, наставляя на Романа пистолет. – Думал, никто тебя не вычислит?!

– Егор… Егор… – Беляков, весь бледный, поднял кверху дрожащие руки. – Ты ж не вычислил… Ты просто твердо полагаешь!

Егор опустил пистолет и, подойдя к тинэйджеру на расстояние шага, скомандовал: – Беги вниз!

Рома, будто загипнотизированный, во весь опор понёсся вниз по откосу. Он бежал, неистово крича во весь голос. Вскоре раздался шумный всплеск воды, и ор прекратился.

Кряхтя и ругаясь непечатными словами, Роман Беляков вышел из воды. Оглядев себя, он потоптался на месте, недовольно шепча ругательства, и уставился вверх – на Егора.

Пока тинэйджер бежал, падал в воду и выходил из воды, этот Егор – не то истеричный флегматик, не то очень стойкий холерик – спокойно проверял наличие патронов в магазине своего «ТТ».

Щелкнув пистолетом, он, уже спокойно, совсем без злости, обратился к Роману: – Ты, наверно, не хочешь в таком виде помирать?

– Нет, конечно. – Ответил воодушевленный Рома. – Я хочу погибнуть достойно – смертью храбрых.

Егор недолго подумал и, убрав «ТТ» в кобуру, спрятанную под пиджаком, задал очередной вопрос: – Значит, ты всё-таки причастен?

– Нет, вообще-то. Ничуть.

– Значит, причастен Дмитрий Грымов? – подумав с полминуты, спросил Егор.

– Почему Дмитрий? – удивился Рома.

– Потому что здесь только три варианта, – Улыбаясь, сказал Егор, жестикулируя рукой, в которой недавно держал пистолет. – Либо вы вдвоём, либо ты один, либо он один.

– Почему так? – Роман пребывал в легком замешательстве, а в душе радовался: «этот», который реально собирался его приговорить к смерти, сейчас с ним чуть ли не шуткует, как с хорошим знакомым… Хотя, не надо еще быть в этом уверенным – этот Егор морально неустойчив.

Егор прошелся взад-вперед, сорвал листик с кустарника и сказал Роме: – Иди сюда, тинэйджер.

– Вот, слава богу, перемирие. – Беляков облегченно выдохнул и чуть ли не со скоростью света побежал вверх по откосу.

– Молодец, солдат. – Егор похлопал тинэйджера по плечу. – Так служить.

– Есть. – Тинэйджер выпрямился и приложил два пальца к виску.

– Звони Диме Грымову.

– Зачем? – Рома вмиг из весельчака превратился в унылого меланхолика.

Егор вынул из-под полы пиджака «ТТ» и, медленно наставляя его на тинэйджера, приказал: – Звони!

– Я телефон свой не взял. – После долгого мучительного раздумья ответил Беляков.

Егор, не спуская глаз с Романа и не опуская пистолета, вынул из чехла, закрепленного на ремне брюк, телефон и отдал его тинэйджеру.

– Я наизусть номер не помню. – Снова нашелся Роман.

Егор злобно сверкнул глазами и, скривив рот в злобной ухмылке, выстрелил в землю – прямо около ног Романа Белякова.

Роман вздрогнул, съежился и, протянув дрожащую руку, проговорил, заикаясь: – Дав… вай… п… пз… позвоню… Стрелять-то з… зачем!

Набрав дрожащим пальцем номер друга, Роман долго ждал ответа. Рука, державшая мобильный телефон, предательски подергивалась. Причиной этого подергивания было вовсе не презрительно-снисходительное лицо Егора Быковского, который стоял рядом, а отвращение от самого себя – от этого вынужденного предательства.

– Дима… – Сказал Рома, стараясь придать интонации твердости. – Вопрос жизни и смерти… Моей… Приходи – узнаешь. Придешь?

Тинэйджер замолк, с усилием выровнял сбившееся дыхание, после чего повторил вопрос: – Придешь?

Услышав ответ, он вздрогнул, и, стыдливо посмотрев на ехидно посмеивающегося Егора, проговорил, запинаясь: – Знаешь место, где Надю Гертман пришибли?.. Знаешь? – Удивленно вытарищив глаза, Рома издал громкий смешок. Потом сразу же сменил надменно-удивленную гримасу на скорбную, и, выдержав короткую паузу, попросил друга немедленно прибыть на это место.

Друг Ромы не заставил себя долго ждать. Через считанные минуты такси с Димой прибыло к назначенному месту.

Выйдя из автомобиля, Дима решительно подошел к Егору, который стоял у самого края откоса. На расстоянии от него суетливо переминался с ноги на ногу Ромка.

– Ромка, извини, у нас тут серьезный разговор… – Сказал Дима, поворачивая к товарищу грустно улыбающееся лицо.

Ромка удивленно вскинул брови, сказал: «Ну, давай-давай, Димуля. Ни пуха, ни пера», после чего поспешил уйти с этого злосчастного места.

Оба молодых человека смотрели вслед тинэйджеру, пока тот не отдалился на приличное расстояние. Затем их взгляды встретились. Они смотрели в глаза друг другу больше минуты, после чего глаза Дмитрия покраснели, заслезились. Он поник головой, и, приложив пальцы к заплаканным глазам, издал негромкий протяжный вопль. Потом он поднял глаза на Егора и открыл рот, но тот упреждающе поднял руку и со снисходительно-грустной улыбкой сказал: – Да, да, в курсе. И зачем же?

– Это был психоз! – отчаянно выкрикнул Дима, прикрывая руками раскрасневшееся лицо и заплаканные глаза. – Я ни за что бы не…

Дмитрий не окончил свою тираду – потому что Егор Быковский с мрачной снисходительностью усмехнулся и направился к «лендроверу».

Сев возле своего шофера, Егор отрешенно посмотрел на убийцу своей возлюбленной, который стоял лицом к речке, приложив ладони к глазам, и мелко подрагивал.

– Чего ж этот маленький так рыдает? – С веселой улыбкой спросил водитель.

– Потому что еще маленький. – С меланхоличной улыбкой ответил Егор. – Давай до дому.

Водитель, смеясь над непонятной шуткой молодого человека, крутанул ключ зажигания.

8

Галина Максимовна сидела на мягком кожаном диване, застланном тонким резным покрывалом, и листала толстый каталог женской одежды.

Раздался звонкий переливчатый свист, отдаленно похожий на щебет соловья. Женщина отложила газету и вышла в прихожую. Подойдя к двери, она щелкнула маленькую кнопку монитора, вмонтированного в стену около входной двери. На мониторе появилось лицо длинноволосого человека неопределенного возраста. Лицо было тонким, с резкими морщинами на щеках и густыми кустистыми бровями над узкими раскосыми глазами.

– Точно шаман. – Пробурчала недовольно Галина Максимовна, открывая дверь.

Выйдя на крыльцо, она увидела того самого шамана. Узкоплечий низкорослый мужчина в свободном летнем костюме стоял за воротами, царапая ногтем стальной стержень забора.

– Алексей, входите, не заперто. – Крикнула пожилая дама гостю.

Алексей, толкнул калитку и вошел во двор. Ступив на тропинку из деревянной плитки, он заискивающе улыбнулся Галине Максимовне и приглушенным баритоном проговорил: – Да-а, красиво жить не запретишь…

– Это не я. – Пожилая дама смущенно заулыбалась. – Это мой племянник. Я по поводу его вас и вызвала.

– Ваш племянник – бизнесмен? – спросил Алексей, входя в дом.

– Нет, не бизнесмен. – Ответила Галина Максимовна.

– Но что-то вроде того?..

– Да, что-то мутит-воротит. С торгашами-бандюками водится… Не разувайтесь. Проходите в гостиную.

– Как вас звать-величать? – с вежливой улыбкой поинтересовался Алексей.

– Галина Максимовна.

– Очень приятно. – Гость поцеловал сухощавую ручку пожилой женщины. – А меня – Алексей Михайлович. Вы обо мне в газете прочитали?

– Да. – Галина Максимовна взяла с журнального столика газету. – Вот в этой.

Шаман взял газету и, найдя в ней свою фотографию, мелко закивал: – Да-да, это самая надежная газета.

– Алексей Михайлович, чай… кофе… – Женщина натянуто улыбнулась: – Крепкие напитки не предлагаю.

– Нет-нет, что вы. Чайку, если можно. Зеленого.

Пока Галина Максимовна разливала чай, её гость сидел на диване, закинув ногу на ногу, и тоскливо смотрел в окно, за которым находился большой сад с кустами черной смородины, черешнями, невысокими яблонями и множеством разносортных цветов.

За всей этой природой виднелось серое здание с односторонней покатой крышей. Это был тир, в котором два-три раза в неделю Егор Быковский совершенствовал свои стрелковые способности.

Галина Максимовна поставила на журнальный столик серебряный поднос с двумя чашками чая и керамической тарелкой, наполненной маленькими пирожными и конфетами.

Гость поблагодарил её и, отхлебнув чая, задал вопрос: – Что конкретно с вашим племянником?

– Очень странно себя ведет. – Не сразу ответила пожилая дама, присаживаясь возле Алексея Михайловича. – Фотографию сварил в кипятке – чтоб вояка, бывший его начальник армейский, его не беспокоил… Это ведь что-то вроде шизофрении?..

– Что-то вроде. – Неуверенно ответил Алексей. – Но не факт. А почему вы не обратились к психиатру?

– Психиатр – вызовет его к себе, а Егор – возненавидит меня за это.

– За то, что вы хотели помочь ему?

– Да. Он ведь ни ненормальный. Адекватно общается со всеми. Всегда учтивый, даже с незнакомыми.

– Это не шизофрения. – Заверил Алексей Михайлович. – Поверьте мне.

– А что это тогда?

– Ваш племянник… Как его звать-величать?

– Егор.

– А величать?

Галина Максимовна мило улыбнулась: – Зачем вам это?

Гость вкинул в рот маленькую шоколадку и, чавкая, сказал: – На будущее. Некоторые архисмыслы могут скрываться в отчестве.

– Его отчество – Афанасьевич. – Ответила хозяйка, изо всех сил стараясь не смеяться.

– Опишите подробно его неадекватные поступки, пожалуйста.

– Общался с прапорщиком… у которого служил восемь девять лет назад… по фотографии…

Алексей на секунду задумался, допил чай, и сказал: – А потом сварил его портрет…

– Да. Поставил на огонь кастрюлю. Сказал мне: принеси фотографию, что у меня на столе лежит. Я принесла. Он вкинул её в кипящую воду, накрыл крышкой и долго держал крышку…

– Чтоб военачальник сварился наверняка. – Заключил Алексей Михайлович, смеясь.

– Вам смешно! – женщина сделала обиженное лицо.

– Ничуть. Ваш Егор Афанасьевич видит мета-астральные сущности…

– Как это?

– Он общался не с прапорщиком, а с его мета-астральной сущностью. То есть интеллект, психотип – прапора, а материя – работа сознания вашего племянника… – Гость поймал непонимающий взгляд хозяйки. – Как это получается, хотите спросить?.. Чего не известно – того не известно. Кто-то рождается карликом, кто-то – гигантом, и то и второе – в нормальной среде и от нормальных родителей…

В гостиную вошел седой мужчина лет пятидесяти, поцеловал хозяйку, и протянул руку гостю: – Николай.

– Алексей Михайлович. – Алексей, привстав, пожал широкую руку.

– Это астролог. – Пояснила пожилая дама. – Я пригласила его – по поводу Егора.

Николай присел рядом с гостем, включил пультом телевизор.

– Ты ж говорила: шаман…

– Астролог, шаман и мета-психолог. – С легким недовольством ответила Галина Михайловна и обратилась к мета-психологу: – А почему люди вот так, не болея, с ума сходят?

– Потому что вместо того, чтоб головой жить, увлекаются мета-астрологией, эзотерикой, метапсихологией, и прочей хренатней! – вставил Николай.

– Вы отчасти правы. – Улыбнулся ему астролог-шаман. – Но лишь отчасти.

– Поясните. – Николай сказал – как отрезал. – Если, конечно, можете…

– Хватит! – Прикрикнула Галина Максимовна. – Коля, ты как маленький!

– Ладно, – Коля замахал руками. – Не буду как маленький. Как большой буду… Дело в том, что у Егора – делирий. – Николай важно выставил перед шаманом указательный палец и после недолгой паузы, продолжил: – Это когда человек не сходит с ума, но видит всякую хрень – вроде тараканов на потолке, или змей на полу. В таких случаях нужно принимать «галоперидол», не злоупотреблять спиртным и питаться здоровой пищей! Тогда всё пройдет.

В прихожей послышался шорох. Все замерли, прислушались.

В гостиную входит Егор. Галина Максимовна вглядывается в его лицо и становится тревожной – лицо её плямянника поникшее, апатичное.

Егор бесцветно говорит: “Добрый вечер, гости”, и садится возле Николая.

Все молчали минуты полторы – пока Николай не спросил Егора: – Ну что, нашел убивца?

– Нашёл.

– Приговорил к смерти?

– Нет. Чуть не пристрелил невиновного, а ту самую нежить – отпустил.

– Егор. – Галина Максимовна сокрушенно покачала головой. – Ты с ума сошел…

– Ничего я не сошел. – Егор нежно взял тетку за руку. – Я заставил его лучшего друга пригласить его на встречу, – сам-то он бы не пришел, – потому что почувствовал бы…

– С чего ты взял…

– Раньше я подозревал. – Племянник перебил тетку. – А теперь – знаю точно. Он мне сам сказал.

– А чего ж не приговорил нежить эту?

– Коля! – Галина Максимовна фыркнула на друга.

– Не смог. – Не сразу и неохотно ответил Егор. – Чего-то не захотелось. Ладно, вы трындите, а я пойду, не буду вам мешать.

– Ты нам не мешаешь! – в один голос сказали Галина Максимовна с Николаем. Алексей Михайлович часто закивал: – Да-да, Егор, ваше общество нам отнюдь ни неприятно.

Егор ушел в свою комнату. Запер дверь на ключ. Дернул шнур «гриба», что стоял у изголовья кровати. Комната озарилась бледным желтоватым светом.

Сняв пиджак, Егор отстегнул с плеча кобуру с пистолетом. Спрятав в нижний ящик письменного стола оружие, он сел на стул и долго смотрел на портрет Нади.

Кроме портрета на столе стояла хрустальная ваза с завядшими черными розами и плоская пепельница из зеленого стекла с сигариллой, выкуренной на одну треть.

Егор минут пять смотрел на портрет покойной возлюбленной. Потом взял из пепельницы сигариллу и, поигрывая ей, тяжело вздохнул: – Эх, Надежда, Надежда…