Текст книги "История Востока. Том 2"

К моменту капитуляции Японии во второй мировой войне наиболее серьезной организованной силой во французском Индокитае была компартия, руководитель которой Хо Ши Мин в сентябре 1945 г. возглавил временное правительство Демократической Республики Вьетнам. Правда, последующие события и процессы внесли свои коррективы и во многом изменили ситуацию. Франция способствовала формированию независимого от Ханоя южновьетнамского государства со столицей в Сайгоне, вследствие чего Вьетнам на долгие годы оказался в огне гражданской войны. После ухода французов из Индокитая в 1954 г. южновьетнамское правительство стало опираться на активную поддержку США, причем неудачи в борьбе с Северным Вьетнамом побудили США ввести во Вьетнам свои войска. Почти десятилетие, с 1965 по 1973 г., американцы принимали участие в войне во Вьетнаме, но успеха не добились. В 1975 г. пал Сайгон, и весь Вьетнам вновь оказался под контролем северовьетнамских коммунистов.

Распространение на южную часть страны с ее процветающим сайгонским регионом марксистской экономической модели в ее весьма жестком сталинско-маоистско-вьетнамском варианте привело к ликвидации там частной собственности и рынка и, как следствие, к быстрой экономической стагнации. Конец 70-х – начало 80-х годов прошли во Вьетнаме под знаком нарастающего ухудшения экономического положения, несмотря на ту весомую помощь, которую оказывали этой стране СССР и другие страны марксистского социализма. Еще более ухудшилась обстановка во Вьетнаме после введения вьетнамских войск в Камбоджу и конфликта в связи с этим с Китаем.

Конфликт с Китаем побудил Вьетнам еще более сблизиться с СССР, который, однако, в 80-х годах уже был не в состоянии спасти Вьетнам от экономического краха, с каждым годом становившегося все очевиднее и ощутимее. В пришедшем после смерти Хо Ши Мина (1969) к власти руководстве возникли противоречия по вопросу о том, как выйти из кризиса, по какому пути пойти. Пример реформ в Китае был толчком к решительным действиям, а начало перестройки в СССР (1985) – сигналом для них. Смена руководства означала, что Вьетнам с его 65-миллионным населением готов к решительным реформам.

Экономическая реформа во Вьетнаме, во многом напоминавшая по духу ту, что была начата за несколько лет до того в Китае, принесла, причем достаточно быстро, существенные результаты. Рынок наполнился товарами, темпы развития стали быстро расти. Как и в Китае, некоторые слои населения пытались сочетать движение в сторону реформ с требованиями политической либерализации. Но вьетнамское руководство компартии, как и китайское, осталось твердым не столько в своих убеждениях, сколько в стремлении крепко держать власть в своих руках. Курс на социалистическое развитие формально продолжал декларироваться, хотя в реальности Вьетнам, как и Китай, на рубеже 80—90-х годов уже уверенно шел по рыночно-частнособственническому пути. Правда, движение его по этому пути было значительно медленнее и труднее, чем в Китае, да и сопровождалось оно прежними административными притеснениями. Не случайно многие вьетнамцы именно в эти годы стремились покинуть свою родину. Впрочем, Вьетнаму все же удалось выбраться из состояния кризиса, и ныне он демонстрирует экономические успехи, что, вопреки каждодневным лозунгам, убедительно доказывает в глазах его же собственного населения преимущества рыночного капитализма перед редистрибутивной системой марксистского социализма.

В результате изгнания японцев из Кореи в 1945 г. эта страна обрела свою независимость. Но реалии послевоенного времени и советско-американское соперничество на Дальнем Востоке привели к тому, что в 1948 г. Корея оказалась разделена на две части вдоль 38-й параллели. В Северной Корее, находившейся в зоне влияния СССР, в 1948 г. была провозглашена Корейская Народно-Демократическая Республика, во главе которой стал офицер советской армии Ким Ир Сен. Достаточно быстро новый руководитель решительными мерами обеспечил себе диктаторскую власть в стране. Используя привычные методы тоталитарного режима, умноженные на восточно-деспотические традиции и культ социальной дисциплины среди населения, ставший президентом Ким добился абсолютного господства, сделался кем-то вроде живого бога для населения КНДР.

Введенный Ким Ир Сеном режим существования не раз описывался очевидцами и не имеет себе равных. Абсолютный регламент со строгими проработками и жестокими наказаниями за его нарушения превратил страну с 22-миллионным населением в коммунистическую казарму, в реальное воплощение самых страшных утопий типа оруэлловской.

Индустриальная основа страны, заложенная и с успехом совершенствовавшаяся еще японцами, была реконструирована и усилена новым режимом. Высокая традиционная культура труда в сочетании с жесткой дисциплиной казармы позволила достичь определенных результатов в экономике. Пропаганда, закрывшая доступ людям к иным средствам массовой информации, кроме тех, что даются по официальным каналам, создала в стране культ великого руководителя, а заодно и его сына, которого Ким Ир Сен официально провозгласил своим наследником. Ветры перемен, охватившие на рубеже 80 – 90-х годов страны марксистского социализма, пока что обошли север Кореи. Здесь все по-прежнему. Однако престарелый президент не может не волноваться за будущее своего режима, не может не сознавать, что рано или поздно изменения коснутся и КНДР. С одной стороны, он лихорадочно готовится к борьбе не на жизнь, а на смерть, ускоренными темпами создавая оружие массового уничтожения. С другой – стремится наладить контакты с процветающей Южной Кореей, тесных связей с которой он тем не менее боится как огня.

В конце 1991 г. Южная Корея заключила с КНДР соглашение о перемирии, ненападении, сотрудничестве и обменах, что призвано было способствовать снижению напряженности в отношениях между обеими частями в прошлом единой страны. Параллельно с этим американцы вывели из Южной Кореи подразделения, оснащенные ядерным оружием, и тем лишили КНДР оснований для продолжения работ над созданием атомной бомбы. Но в 1993 г. режим Кима демонстративно отказался от сотрудничества с МАГАТЭ, что означало неприятие любого контроля за его ракетно-ядерной программой. Не вполне ясно, как пойдут события дальше. Северная Корея явно приближается к состоянию кризиса.

Все три только что охарактеризованные страны демонстрируют с некоторыми вариациями единую и весьма жесткую модель марксистского социализма. Эта модель создана на основе конфуцианских традиций, причем именно это обстоятельство многое в ней объясняет.

Прежде всего речь идет р сравнительной легкости создания и завидной устойчивости существования модели. Как-то очень просто и даже по-своему гармонично на конфуцианской административно-командной основе создавалась марксистско-социалистическая: никаких внутренних неразрешимых противоречий и несоответствий. Трудно сказать, что при этом сыграло решающую роль: то ли привычка уважать сильную власть и стабильную администрацию, то ли привычно пренебрежительное отношение к торговцам и собственникам, к частникам, против которых при всяком социальном кризисе обращалась ненависть народа в странах конфуцианской традиции; то ли, наконец, высокий, воспитанный тысячелетиями уровень социальной дисциплины, готовность не показным образом, а всей глубиной натуры, воспитанной на идеях великого Конфуция, почитать старших и мудрых. Как бы то ни было, но совершенно очевидно, что сила и авторитет власти сыграли при этом свою важную роль.

В странах ислама власть тоже сильна. Более того, держится в основном на силе. Но она не имеет того авторитета, даже если апеллирует к Аллаху. И это сказывается в момент решающих переломов, в период реформ. Некоторые из стран ислама тоже пытались реализовать марксистско-социалистическую модель – достаточно напомнить о Египте, Йемене, с оговорками можно вспомнить об Алжире, где социализм не вполне марксистский. Тупик, в который завело каждую из упомянутых стран движение в сторону марксистской модели, и связанная с этим необходимость реформ сразу же выявляли внутреннюю нестабильность власти, ее неавторитетность и ослабленность. Известен и результат. Нечто подобное происходит и в европейских странах марксистского социализма – с аналогичным результатом. Не то в странах конфуцианской традиции.

Несмотря на то что модификация марксистской модели здесь наиболее жестка, она оказалась достаточно жизненной и не ослабляет авторитета власти даже в момент серьезного кризиса. Ведь далеко не случаен тот факт, что в странах, о которых идет речь и которые оказались в том же тупике, реформы проходят если и не безболезненно, то во всяком случае без слишком радикальных осложнений, порождающих острую политическую нестабильность.

Практически сказанное означает, что конфуцианская традиция создает и хранит некий социальный ген устойчивости внутренней структуры. Это не значит, что конфуцианские страны не знали социальных катаклизмов. Напротив, они хорошо с этим знакомы. Но катаклизмы здесь – реакция на нарушение нормы, не более того. Эксперименты Мао, Хо или Кима не слишком нарушали привычную норму, а вынужденные реформы возвращали к этой норме. Неудивительно, что реформам в Китае и Вьетнаме сопутствует не кризис, а стабилизация и даже процветание. Другое дело, что после этого в силу вступает логика современного развития, суть которой сводится к неизбежной либерализации всей структуры во имя дальнейшего развития рыночно-частнособственнической экономики. При этом радикальная ломка привычной структуры неизбежна. Но, как показывает опыт иных стран конфуцианской традиции, в условиях современных реалий и эта ломка вполне может вписаться в традицию и даже добиться дополнительных позитивных результатов за ее счет.

Глава 9
Монголия, Лаос, Камбоджа и Бирма

Это еще одна группа стран, развивавшихся определенное время по марксистско-социалистической модели, но их развитие шло на иной – буддийской – цивилизационной основе, отсюда и несколько иные результаты. Существенно также оговориться, что неодинаковы исходные позиции. Кочевники Монголии были силой втянуты в социалистические преобразования. Лаос и Камбоджа волею судеб оказались в зоне, где эти преобразования давно уже происходили. Что же касается Бирмы, то она избрала свой и достаточно особый путь к социализму, причем социализм по-бирмански – это не вполне марксистский социализм, хотя кое-что от него и было заимствовано. Но взглянем на каждую из только что перечисленных модификаций отдельно.

Монголы вплоть до XX в. оставались кочевниками. Монгольские ханы – как и бедуинские шейхи – были, к слову, не феодалами, как их подчас считают и именуют, а едва вышедшими за пределы первобытности племенными вождями, главами протогосударственных образований, выше уровня которых кочевники подняться не в состоянии именно в силу их образа жизни. Таким был уровень существования подавляющего большинства монголов в начале XX в. несмотря на то, что страна и народ в XIII—XIV вв. знавали лучшие времена и что распространившийся в Монголии буддизм, равно как и имевшаяся у них собственная письменность, являли собой необходимый фундамент для дальнейшего развития.

Собственно, развитие такого рода понемногу и шло. Еще в XVIII—XIX вв. территория Монголии была уже не только царством кочевников. Существовали крупные монастыри, рядом с которыми строились жилые дома, возникали городские сооружения, развивались ремесла и торговля. Правда, ремесло, торговля и городской образ жизни во многом были связаны не с самими монголами, а с оседавшими в Монголии иностранцами. Но факт остается фактом: страна развивалась, причем все большее количество монголов становились городскими жителями. А после революции 1911 г. в Китае, частью которого в то время была Монголия, создались даже условия для возникновения самостоятельного монгольского государства, во главе которого стал самый уважаемый в то время в стране человек – духовный глава монгольских буддистов.

После переворота 1921 г. в столице Монголии Урге страна стала народной республикой и оказалась под сильным влиянием СССР, без ведома и согласия руководителей которого местные власти, как правило, не принимали сколько-нибудь важных решений. Советское влияние позволило монголам, во всяком случае многим из них, уйти от первобытного кочевого быта. С помощью советских специалистов и рабочих в богатой ресурсами стране было построено несколько крупных предприятий, особенно в сфере горнодобывающей промышленности. С помощью советских тракторов распахивались целинные земли, на которых дети кочевников учились вести земледельческое хозяйство. Разумеется, вся экономика страны контролировалась государством и принадлежала ему, а сельское хозяйство строилось по советской модели. По этой же модели развивались политическая структура, социальные отношения – словом, все, вплоть до беспредельной власти репрессивных органов. Известно, что около 70% лам в стране, где существовала традиционная норма одного из сыновей отдавать в монастырь и обучать там, дабы он стал монахом, ламой, было физически уничтожено. Соответственно разрушались и храмы.

Конец 80-х годов прошел в Монголии под знаком серьезного и всестороннего кризиса. Непопулярная власть, лишившись поддержки советского руководства, которому было уже не до этого, стала быстро сдавать позиции. В стране формировалась оппозиция, благо количество грамотных и образованных городских жителей в этом двухмиллионном государстве было уже достаточно внушительно. Активизация оппозиции и широкое движение за демократические реформы привели к решительным преобразованиям в стране. Начало 90-х годов проходило в обновленной Монголии под знаком многопартийного плюрализма. В Монголии быстро стали осуществляться радикальные реформы, широким фронтом шла приватизация, создавались мелкие и средние частные предприятия, была сокращена армия, энергично росло национальное самосознание, выразившееся прежде всего в прославлении национального героя монголов Чингисхана.

Сегодня Монголия достаточно уверенно смотрит в будущее. Имея не такой уж плохой для слабой в общем-то страны доход на душу населения (ок. 500 долл.), она активно прибегает к иностранной помощи, открывает простор для инвестиций и очень рассчитывает на то, что ее богатейшие природные ресурсы в скором времени смогут обеспечить стране высокий экономический стандарт. Не приходится и говорить, что восстанавливается монастырская инфраструктура, увеличивается количество новых лам и возрождаются утраченные было нормы и ритуалы монголо-тибетского буддизма.

Камбоджа была признана независимым государством по условиям Женевского соглашения 1954 г. Поначалу страну возглавлял король Н. Сианук, который затем отрекся от престола и остался во главе страны в качестве ее президента. В 1970 г. в результате военного переворота к власти пришло правительство Лон Нола, что вызвало реакцию со стороны коммунистического подполья. Захватив в 1975 г. власть в стране, коммунистические отряды красных кхмеров под водительством Пол Пота превратили свою небольшую страну (сегодня в ней ок. 8 млн. населения) в полигон для страшного социального эксперимента, перед которым отходят на задний план даже те, что осуществляли Ким Ир Сен в КНДР или Мао в Китае. Кровавый эксперимент Пол Пота привел к уничтожению всех камбоджийских городов с их промышленностью и развитой инфраструктурой, к физической ликвидации миллионов людей, прежде всего образованных и специалистов, к превращению страны в огромный концлагерь, где безнаказанно распоряжались красные кхмеры. Для полпотовцев, ориентированных на ценности марксистского социализма, жизнь человека ничего не стоила: чтобы не тратить пули, людей убивали лопатами и иными подручными средствами, морили голодом, не говоря уже об изощренных издевательствах. Стоит заметить в этой связи, что попытки коммунистов ряда стран, прежде всего советских, отмежеваться от этих преступлений и не увидеть в них родственные всем коммунистическим диктатурам репрессии малоубедительны. Конечно, кхмерский красный террор может восприниматься как карикатурный, но если присмотреться и сравнить его с тем, что стало известно, скажем, о нашем собственном красном терроре за последние годы открытых публикаций и разоблачений, то сомнений в родстве не будет. Источник убеждений красных кхмеров, равно как и их бесцеремонности и неуважения к жизни людей, все тот же – марксистская теория диктатуры пролетариата, идея уничтожения враждебных классов и вообще всех врагов революции, к которым, как известно, можно отнести любого, кто сам не убивает лопатой (а при случае и его самого тоже).

В начале 1979 г. в результате сложной борьбы политических сил (кхмеров поддерживал Китай, Вьетнам склонялся к тесному союзу с СССР) вьетнамская армия вошла в Камбоджу, после чего остатки полпотовцев вынуждены были уйти в пограничные с Таиландом горные районы, а власть в стране оказалась в руках немногих случайно оставшихся в живых образованных камбоджийцев, прокоммунистически настроенная часть которых объединилась в Единый фронт национального спасения. Была создана народная республика, гарантом независимости которой стал Вьетнам.

Освобожденная от полпотовцев Камбоджа лежала в руинах. Все следовало воссоздавать заново, причем в первую очередь с помощью Вьетнама, который тем самым взял на себя ответственность за все камбоджийские дела. Это вызвало, как известно, международные осложнения: новое правительство Хун Сена не было признано в ООН. Сианук и Китай активно выступали против его признания, видя в нем марионетку Вьетнама. Началась длительная эпоха переговоров и поисков компромисса, в которые были вовлечены многие страны мира, как соседние с Камбоджей, так и весьма далекие от нее. На рубеже 80 – 90-х годов наметились контуры решения проблемы. Были выведены из Камбоджи вьетнамские войска, и на специальных конференциях и встречах заинтересованных сторон выработано решение, суть которого сводилась к тому, что представители всех сторон возвратятся в Пномпень и получат свое определенное место в коллегиальном органе, призванном временно управлять страной и подготовить намеченные на 1993 год выборы. Во главе страны вновь стал Сианук.

Конец 1991 г., когда этот план начал реализовываться, был отмечен в Пномпене и всей Камбодже серией энергичных реформ, направленных на развитие страны по рыночно-капиталистической модели. Были приватизированы предприятия, открыт путь для иностранных инвестиций и приглашены вернуться в страну покинувшие ее в свое время бизнесмены как кхмерского, так и китайского происхождения (китайцы всегда имели прочные экономические позиции в хозяйстве Камбоджи). Словом, был открыт путь для возрождения Камбоджи. 1992 год принес, однако, немало разочарований и был отмечен усилением в стране позиций красных кхмеров. Политическая обстановка в год выборов (1993) заметно накалилась.

В Лаосе, добившемся, как и Камбоджа, независимости по условиям Женевских соглашений 1954 г., уже в б0-х годах создалась обстановка острой политической нестабильности. Борьба враждующих группировок в этой небольшой (ок. 4 млн. чел.) и отсталой стране вела к расколу и гражданской войне. Тот самый 1975 год, который был годом падения сайгонского режима и триумфа в Камбодже красных кхмеров, сыграл роковую роль и в судьбах Лаоса – стоит напомнить в этой связи о так называемой теории домино, которая часто поминалась политиками в то время и смысл которой сводился к тому, что падение южновьетнамского режима неизбежно повлечет за собой крушение нестабильных режимов в соседних странах (примерно так, как упавшая костяшка домино, когда несколько из них стоят на ребре рядом друг с другом, приведет к падению всех остальных). Это предсказание, как известно, сбылось, во всяком случае в том, что касается Камбоджи и Лаоса.

В 1975 г. коммунистически настроенные повстанцы одержали победу над всеми своими соперниками и провозгласили Лаос народно-демократической республикой. Ведущим сектором экономики стал государственный, были национализированы банки, поставлена под строгай контроль мелкая частная собственность и декларировано движение к социализму марксистского толка. Лаос счастливо избежал катастрофы, подобной той, что принесли в Камбоджу красные кхмеры. Но отсталая его экономика пришла в результате марксистскосоциалистического эксперимента в еще более убогое состояние. Дух реформ конца 80-х годов способствовал тому, что к такого рода реформам приступили и в Лаосе, благодаря чему тяжелое экономическое положение стало понемногу выправляться.