Текст книги "Сыч – птица ночная"

– Дальше, дальше что? – поторопил Пошехонский. – Я взял деньги. Завтра во второй половине дня – что?

– Одел чужую куртку попроще, лыжную шапку. А лучше прихватить с собой, вернее будет. Далее. Прогулялся по чердаку офиса, спустился по пожарной лестнице в хозяйственный двор универмага. Оттуда просочился в бар, из бара вызвал такси. Что непонятно?

– Вот я еще по чердакам не лазал! – возмутился Вовка. – У тебя посимпатичнее плана нет?

– Если можешь – придумай лучше, – посоветовал я. – А пока есть только этот. Почему не спрашиваешь, куда ехать на такси? Или ты знаешь?

– Да, действительно, куда ехать на такси? – эхом отозвался Пошехонский – по его интонации я понял, что ничего придумывать он не станет, а воспользуется предложенным мною вариантом.

– Туда, где я показал большому сторожу, где раки зимуют, – сообщил я и на всякий случай уточнил: – Это еще до нашего с тобой знакомства. Помнишь, я тебе рассказывал?

– Большому сторожу… Большому сторожу… – Вовке потребовалось с полминуты, чтобы припомнить, о чем идет речь: об эпизоде с неудачным поступлением в «Арсенал» я рассказывал Пошехонскому довольно давно, в самом начале нашего знакомства. – А, большому сторожу! Ну конечно, помню. Конечно… А ты представляешь, сколько туда намотает? Туда не меньше часа от центра добираться! Может, мне у кого из знакомых машину одолжить?

– Не надо, Вова, – отсоветовал я. – Ты чего жмешься? Конспирация требует определенных затрат – сам понимаешь. И потом – не далее как три минуты назад ты предлагал мне кучу денег. Ты что, Вовчик, – испортился? Ты в туалете долго не сиди, там воняет!

– Да пошел ты! – беззлобно ругнулся Пошехонский. – Тоже мне, шутник… Во сколько мне подъехать?

– К полудню, – быстро посчитал я. – Раньше ты не управишься – бар в десять открывается. И вот еще что. На выезде из города завернете на заправку, пусть таксер зальет полный бак. Скажешь, что поедете… ну, допустим, в Константинов. И не торгуйся, когда цену назовет – а то откажется ехать. Ты понял меня, нет?

– Ага… Ага – вот так, да… В принципе понял… – Пошехонский наконец уловил ход моих рассуждений и возмутился: – Ну ты даешь! А я что – потом пешком оттуда попрусь? Ну ты…

– А там недалеко до остановки, – сообщил я. – Два километра до конечной остановки тринадцатого автобуса. По березовому лесу. Воздух – сплошная аптека. Для пропитанных бумажной пылью легких – благостное отдохновение. Я, например, гулял там – прелесть! Что тебе не нравится?

– Вот я еще на автобусе не ездил, – проворчал Вовка. – Аптека… Ха! Но в принципе… В принципе – ладно. Можешь на меня положиться – я все сделаю как надо…

На следующий день, в половине двенадцатого, я медленно брел по березняку, разъезжаясь обутыми в высокие зимние кроссовки ногами по жирной дорожной грязи, периодически оглядывался и пытался разложить на составляющие глубокое состояние меланхолии, охватившее меня после того, как сошел с автобуса и углубился в лесную чащу. Я всегда поступаю таким образом – как учат мастера психологии: обозначаю проблему, раскладываю ее на составляющие, а затем разбираюсь с каждой составляющей один на один. Как показывает практика, какой бы серьезной ни была проблема, в расчлененном виде она выглядит гораздо привлекательнее, а бороться с каждым из составляющих звеньев намного проще, нежели пытаться осилить их всех сразу.

Итак, что там у нас? Погода мерзкая. Оттепель стоит неделю, грязища, мокренький снежок падает – небо мрачное, затянуто косматыми мглистыми тучами. Просто грустно – уже из-за погоды. Некоторые не особо устойчивые к катаклизмам особи в такую погоду развлекаются суицидами. Прыгают с крыш, под транспорт бросаются и так далее.

Далее: жалко бросать насиженное местечко. Только-только нашел свою нишу, устроился весьма недурственно: прекрасная работа, начальник – поискать, роскошная женщина, вполне подходящая на роль постоянной подруги жизни…

Еще далее: опять меня злые люди хотят перевести в состояние нежити. Не люблю я этого. Мне нравится, когда наоборот. Я вообще-то не виноват – пределы необходимой обороны не превысил. В любом цивилизованном обществе суд в первый же день разбирательства вынес бы оправдательный вердикт – невиновен. Бандит подходит к посетителю ресторана, забирает женщин – как будто они какая-то вещь! – оскорбляет посетителя физически… И все это на глазах секьюрити, мэтра, не таясь, нагло… А потом этот бандит, которому дали заслуженно по роже, пытается этого посетителя застрелить. Черт!!! В чем я виноват?! Тут уж не просто грустно – тут полный грустдец!

Занятый невеселыми размышлениями, я добрался до стрельбищных ворот и, обнаружив на опушке желтую «Волгу» такси, недоуменно хмыкнул. Пошехонский приперся на полчаса раньше срока. Хорошо это или плохо? С одной стороны – хорошо. Не придется ждать и мокнуть под снегом. С другой стороны – какого черта? Почему раньше?

Из выхлопной трубы «Волги» вырывался легкий дымок, «дворники» неспешно бегали по заснеженному лобовому стеклу. Вздохнув, я направился к такси. Из-за чего бы Пошехонский ни приехал раньше, он молодец – в машине уютно и тепло…

– Олег! – крикнул кто-то сзади. Я вздрогнул и резко обернулся – у полуразрушенной избушки, бывшей некогда пунктом боепитания, стоял Пошехонский и жестами подзывал меня к себе. От опушки – метров пятьдесят, не меньше.

– Вот я все бросил и поперся к тебе по грязи! – раздраженно воскликнул я. – Какого рожна тебя туда занесло?!

В ответ Пошехонский потыкал в сторону такси, затем показал на ухо и приложил палец к губам. И опять поманил меня к себе.

– Конспиратор херов, – недовольно буркнул я, направляясь к избушке. – Мало ли чего ты мог мне передать? Если в пакете – поди гадай, что там…

Приблизившись настолько, что можно было в деталях рассмотреть лицо Пошехонского, я присвистнул от удивления. Вовка плакал. Падал снег и оставлял капельки на лице Пошехонского, слезы, текущие из его глаз, смешивались с талой водой, и оттого мокрым было лицо. Плечи мелко подрагивали в такт еле сдерживаемым рыданиям.

– Ну-у-у, коллега, – это ты зря так, – растроганно пробормотал я, ускоряя шаг, чтобы обнять Вовку и успокоить его. – Ты же мужик – держись… Все мы в этой жизни что-то теряем…

– Я не хотел! – плаксиво крикнул Пошехонский, кривя лицо в некрасивой гримасе. – Честное слово, не хотел! Они… Они меня заставили!

– Да и хрен с ними, переживем, – по инерции пробормотал я, подходя к избушке, – и вдруг застыл как вкопанный. Страшная догадка ударила в голову, заставила одеревенеть корни волос под лыжной шапкой. Кто это ОНИ?!

– А он за бабками пришел, – раздался гнусавый голос изнутри хибары. – А тут вместо бабок – такой облом!

– Руки на затылок. И не дергайся, – посоветовал мрачный толстун с подбитым оспой лицом, показываясь в дверном проеме и направляя на меня ствол пистолета. – Мы знаем, что ты резкий. Смотри туда, – он ткнул пальцем вправо. – Дернешься – он замочит Вову. Ты меня понял? Посмотри, посмотри!

Я положил руки на затылок и посмотрел – из оконного проема торчал ствол автомата, а к стволу прилагалась противная харя, укрепленная на длинной мускулистой шее, которую украшала броская цветная татуировка: две молнии на фоне двух переплетенных латинских С. Ствол был направлен Вовке в живот, а выражение глаз обладателя татуировки не позволяло усомниться в том, что он в любой момент не колеблясь нажмет на спусковой крючок.

«СС – садист и убийца. И личный телохранитель Марата…» – мгновенно промелькнуло в мозгу – с этим ублюдком я знаком не был, как и с самим бандитским боссом, но неоднократно имел удовольствие наблюдать обоих со стороны – в том же самом «Элефанте», чтоб ему сгореть в одночасье. А оспяной толстяк в дверном проеме – сам Марат, как говорится, собственной персоной. С ними был еще третий – его смутный силуэт, отягощенный автоматом, маячил за спиной изготовившегося к стрельбе СС. Третьего я не признал, но это было не важно. Сам факт, что всеольховский бандитский предводитель мок под снегом и по-детски прятался в развалюхе ради сомнительного счастья поиметь встречу с таким малоинтересным типом, как я, наполнял мою легкоранимую душу светлым патетическим восторгом. Интересно – что со мной сделают? Просто напичкают свинцом или распнут в центре татарского кладбища – ввиду фамильного склепа Шайтуровых? Эх, где мой черный пулемет! Где моя славная команда?!

– Умница, – похвалил Марат, убедившись, что я дисциплинированно стою, положив руки на затылок и не собираясь рефлектировать. – Повернись ко мне задом и заходи.

– Ты перепутал, – как можно дружелюбнее сказал я, поворачиваясь и медленно пятясь задом. – Надо так: избушка, избушка! Повернись к лесу задом, ко мне пере… кхм-гхм… передом… – Нет, это я не от страха запнулся. Страха не было. Адреналин шарахнул в кровь, организм мгновенно перестроился в боевой режим, аналитическое приспособление с лихорадочной поспешностью принялось высчитывать оптимальные варианты безболезненного выскакивания из ситуации. Последняя заминка была вызвана внезапно открывшимся обстоятельством: повернувшись спиной к хибаре, я увидел три бандитских квартета, бредущих вдоль опушки к такси, и понял, что выскакивание не состоится. Три засадных группы по четыре морды в каждой, все вооружены автоматами и помповиками. Сидели за линией деревьев вдоль опушки с интервалом в двадцать пять – тридцать метров, ждали: как оно получится у предводителя. У предводителя получилось – как только я положил руки на затылок, засадники снялись и направились к месту сбора. Вот теперь – все. Если раньше была шалая мыслишка: побаловаться с супостатами в тесном пространстве хибары, как только окажусь в пределах досягаемости, то теперь – никаких шансов…

– Е…льник закрой, падла, булками шевели! – запоздало отреагировал на мою остроту Марат – и такой ненавистью плеснуло мне в затылок, что стало ясно: никаких компромиссов, это последние минуты в моей жизни. Сейчас доберусь до проема, наденут наручники и повезут на могилу Ильяса. Судя по слухам, Марат большой любитель театральных сцен. А умерщвление врага на могиле «невинно убиенного отрока» как ритуальный акт возмездия – весьма эффектная сцена, способная потешить страждущую душу бандитствующего эстета. Или эстетствующего бандита. Потом Марат, глядя на мою дымящуюся кровь на надгробном камне, с мужественной усталостью в голосе произнесет: «Ты отомщен, брат. Спи спокойно…» И пописает на мой быстро остывающий труп. Нет, насчет пописывания – спорный вопрос. Могила как-никак рядом – нехорошо. Но все остальное будет именно так – ни капельки не сомневаюсь. В противном случае меня давно бы уже завалили его автоматчики – на ближних подступах к хибаре. Они прекрасно знают, что я опасен, и не стали бы рисковать зря.

– Расчленять будете?! – роковая обреченность вытеснила из сознания проблемы адекватного поведения и обязательный в экстремальных ситуациях такт со стороны жертвы по отношению к агрессору. – Или серной кислотой обольете?

– Оно еще бакланит, – процедил Марат, защелкивая на моих запястьях наручники – я как раз благополучно добрался до дверного проема и сделал два шага внутрь хибары. – Оно еще рот свой поганый разевает, падла… Ну-ка, Дюха, обшмонай его.

Чьи-то руки принялись сноровисто и неторопливо обыскивать меня – судя по всему, тот самый третий, что маячил за спиной СС. При первом же его прикосновении я вздрогнул как ударенный током, затем максимально расслабился, закрыл глаза и начал стравливать воздух сквозь плотно сжатые губы. Решение возникло внезапно – как какое-то озарение. Если нам суждено выпутаться из этой тупиковой ситуации, то это произойдет в течение следующей минуты. Наступил благоприятный момент: Дюха обыскивает меня двумя руками, значит, оружие повесил на плечо. Марат стрелять навскидку не будет – между мной и им встрял Дюха. СС наверняка уже не держит рыдающего Вовку под прицелом – на меня надели наручники, и теперь я не опасен. С их точки зрения, не опасен. Вряд ли они предполагают, что хорошо подготовленный боец, даже со скованными спереди руками, за несколько секунд может убить троих обычных – пусть вооруженных и имеющих некоторый боевой опыт мужиков в тесном пространстве этой хибары. Вот тут они сильно ошиблись. Я бы, например, никогда не стал бы обыскивать бывшего офицера спецназа в таком положении. Я бы его поставил к стенке под углом в 45 градусов, велел максимально широко расставить ноги и как следует долбанул бы по черепу – чтобы в процессе обыска этот бывший был занят своей свежей болью и считал круги перед глазами, а не развлекался различными дурными мыслишками. А ребятишки, судя по всему, не слишком часто общаются с такими типами, как я. И мы их за это накажем. Нет, справиться со всей кодлой на открытой местности мне вряд ли по силам – я хоть и подготовленный боец, но отнюдь не Рембо. Я поступлю проще – возьму этих индюков в заложники! Вот тогда посмотрим, как они у меня попляшут…

– Слышь, Эс, – внезапно буркнул Марат. – Ну-ка давай к Вове. Давай!

– Не понял? – удивился от окна СС. – Зачем?!

– Не тормози, бля! – прикрикнул Марат. – Иди к нему, я сказал! Приставь ствол к башке и будь постоянно рядом. Пошел!

– Все, пошел, – несколько обескураженно согласился СС, покидая свою позицию и направляясь к выходу.

Я чуть не взвыл от досады. Проклятый толстяк! Ты что – подсел на мою биоволну?! Мысли читаешь?!

– Чисто, – доложил Дюха, закончив телесный осмотр и ничего предосудительного не обнаружив. – Ничего нету.

– А теперь слушай меня, крутой… – начал было Марат.

– Стоять, падла!!! – заполошно рявкнул успевший протиснуться мимо меня к дверному проему СС, неловко плюхаясь на колено и вскидывая приклад «АКС» к плечу. – Стоять, сучонок! Замочу!!!

Я вытянул голову влево и застонал от отчаяния: из-за угла хибары, пригнув голову к груди и отчаянно буксуя по жирной грязи, в глубь стрельбищного поля перемещался Пошехонский. Не бежал – по такой грязи бежать невозможно, а именно перемещался. Узрел, салажонок, что надзиратель на пару секунд оголил сектор визуального контроля, – и рванул. Да что же это такое – все у меня сегодня наперекосяк!

– Уйдет, Мара! Уйдет, бля буду! – хищно раздувая ноздри, бормотнул СС, плотно вдавливая приклад в плечо и поводя стволом вслед медленно удаляющейся фигуре Пошехонского. – Давай сниму, а?

– Прекращай, на фуй! Ну куда, на фуй, уйдет?! – досадливо воскликнул Марат, сдвигая стволом пистолета шапку на затылок и промакивая платком вспотевший лоб. – По такой грязи… Это он от страха поплыл. Щас опомнится, назад прибежит. Вова!!! Ну-ка назад, сучонок! Вова!!!

– У-у-у… – вдруг тихо зарычал СС, выпадая из-под контроля: пришлепнул цевье «АКС» к косяку, застыл как камень и начал выдавливать слабину на спусковом крючке!

– Стой!!! – хрипло каркнул я, прыгая с места на СС и целя обеими ногами в голову.

– Та-та-та-та!!! – вспорола воздух автоматная очередь буквально за какое-то мгновение до моего приземления. Не успел!!! В следующее мгновение яйцеобразный череп СС, оказавшийся между подошвами моих кроссовок и косячной перекладиной, треснул, как кокосовый орех, и плеснул во все стороны студенисто-краповой субстанцией.

Больно упав на спину, я напружинил отбитые лопатки и попытался одним рывком выпрыгнуть в стойку. На тренировке это получалось с легкостью, но в настоящий момент я не учел браслетов, окольцовывавших мои запястья. Руки были нужны, чтобы придать телу дополнительный импульс, дернуть локоточками назад. Я дернул, врезал крепенько себе по диафрагме, сбил дыхание и неловко плюхнулся назад, пребольно стукнувшись башкой о валявшийся на земле автомат СС.

– Э-э-э… – замычал Марат, протягивая левую руку в мою сторону – прошло всего несколько мгновений, как ситуация рухнула в штопор, не успел сориентироваться бандит. Надо быстрее, через пару секунд они очухаются и будут вести себя неприлично.

– Иди сюда, родной мой! – горячо шепотнул я, прогибаясь назад и выдергивая оружие из-под головы. Эх, мне бы руки! Черт, как неудобно работать с оружием в наручниках! И чего не догадался раньше потренироваться? – Бросить оружие, руки за голову! – рявкнул я, пытаясь изобразить командный голос и с ходу подавить противника морально. Получилось неубедительно: во-первых, командный голос на последней ноте сорвался на петушиный всхлип, во-вторых – лежал я, валялся в грязи с широко раздвинутыми ногами, как та хрестоматийная блудница, а потому на солидных мужиков должного впечатления не произвел.

– Мочи! – коротко рыкнул Марат, выпав из ступора и направляя пистолет в мою сторону. Дюха молниеносно последовал примеру шефа, сдергивая автомат с плеча и ловко переводя его в положение для стрельбы стоя.

– Та-та-та-та-та!!! – удерживая «АКС» в крайне неудобном положении – одной рукой, – я нажал на спусковой крючок, проводя короткую диагональ от Дюхи к Марату. Тела бандитов отбросило назад – Дюха даже ногами вскинул, как в кино, и, выронив автомат, замертво рухнул на землю. Марат ударился о стену и начал медленно сползать, оставляя на сырых кирпичах два красных потека. Зафиксировав отсутствие двигательной активности, я поднялся и выглянул через дверной проем наружу.

Вовка не успел далеко убежать. Очередь застигла его в двадцати метрах от избушки, неподалеку от траншеи, уползавшей зигзагами к ржавой директрисе. В принципе расчет был верный – если бы СС помедлил с полминуты, Пошехонский успел бы соскочить в траншею. И вообще – не стоило ему бежать, глупому мальчишке, – его наверняка оставили бы в живых. Им нужен был я. Но сейчас это было уже не важно. Сейчас оставалось лишь констатировать факт: прекрасный парень Вовка, умница и вундеркинд, несбывшееся светлое будущее России, лежал в огромной луже собственной крови и медленно остывал. По всей видимости, пули, вылетевшие из автомата этого ублюдка СС, задели артерии – при обычном проникающем ранении таких больших кровепотерь не случается. Снежинки пока еще таяли, падая на парящую кровь, но по краям лужи уже намечалась медленно толстеющая бурая корка.

– Господи, как ты несправедлив… – еле слышно прошептал я, с трудом отворачиваясь и переходя к окну: не было сил смотреть на ЭТО, хотелось броситься на землю и заорать дурным голосом, бия кулаками по грязи и суча ногами.

– С-с-с-сука… – донеслось из угла. Я рефлекторно пригнулся и направил туда ствол. Марат был еще жив. Он ненавидяще косил на меня тускнеющим взором и пытался дотянуться до валявшегося неподалеку пистолета. Я глянул в окно: от опушки к хибаре развернутым строем приближались «быки». Чего там у нас произошло, они, естественно, не поняли, но сраженного Вовку видели, слышали очередь в хибаре и теперь сторожко двигались с интервалом в три-четыре метра, держа оружие на изготовку и пребывая в готовности в любой момент шлепнуться в грязь.

Я мгновенно прибросил свои шансы. Прикончить этих парней одной очередью – нонсенс. Так только в третьесортных боевиках бывает. Я выпустил почти полмагазина в своих врагов, находящихся от меня на расстоянии не более трех метров, при этом один из них еще не умер – вон безуспешно тянет свою толстую ручонку к оружию, хочет прикончить меня. Кстати, насчет «не умер»…

– А ну иди сюда, родной мой, – пробормотал я, поднимая пистолет из грязи и обхватывая грузное тело Марата. – Послужи-ка в последний раз…

С огромным трудом вздернув Марата под мышки, я обхватил его одной рукой за шею, приставил ствол пистолета к голове и подтащил к окну.

– С-с-с-суккк… – прохрипел Марат, вцепившись в мою руку и из последних сил пытаясь освободиться. Это хорошо – «быки» видят, что «бугор» жив! А две пробоины в районе печени не видят – Марат одет в черное, да и далековато отсюда до «быков».

– Стоять, пидарасы!!! – что есть силы завопил я, стреляя из пистолета в воздух. – Все назад!!! Назад, до опушки – а то замочу вашего «бугра»!!!

«Быки» застыли, затем, рассмотрев, что я им представил для обозрения, резво попятились назад. Как только они оказались на уровне деревьев, я опустил переставшего уже хрипеть Марата на землю и, отдышавшись, крикнул:

– Зовите какого-нибудь большого на переговоры. Время – двадцать минут! Кто вылезет сюда – начну отстреливать заложников! Все – время пошло…

* * *

«…Мы вышли из игры, мы смертельно ранены…» – необычайно пакостным тенорком дребезжит кто-то из глубины подсознания. Настырно этак дребезжит, не спрашивая у меня разрешения. А я не возмущаюсь – не придаю особого значения, потому как мне сейчас недосуг бороться с нежелательными астралами какого бы то ни было окраса.

Снаружи раздаются нечастые ружейные выстрелы и экономные автоматные очереди. Ребятишки стараются лупить поверх хибары: в оконные проемы залетело несколько пуль, судя по всему – случайных. Это значит, что ребятишки, несмотря ни на что, все еще надеются застать своего предводителя в живых и боятся хоть как-то повредить ему.

Это хорошо – мне легче. Хотя надо отметить, что в теории огневой подготовки ребятишки явные профаны. Насквозь отсыревшие силикатные кирпичи хорошо поглощают пули даже калибра 5,45 – рикошет здесь незначительный. Ну да ладно, пусть развлекаются. Мне надо поспешать – не до теорий сейчас. Надо позаботиться о себе: надежда на то, что какой-нибудь бдительный милиционер услышит выстрелы и примчится разбираться, отсутствует начисто. Во-первых, бдительных сейчас очень мало – надбавку за бдительность не платят. Во-вторых – стрельбище здесь как-никак. А на стрельбище положено стрелять.

Сняв с СС окровавленную кожаную куртку, напяливаю ее на себя. Затем ползу к дверному проему, поддеваю стволом автомата валяющийся снаружи чемодан с деньгами и затаскиваю его в хибару. Три пачки стодолларовых купюр на всякий случай прячу во внутренний карман куртки, хотя в настоящий момент можно отдать какой-нибудь фрагмент организма на отсечение, что деньги мне уже никогда не понадобятся.

Возвращаюсь к СС. С полминуты пытливо всматриваюсь в очертания изуродованного черепа и прислушиваюсь к стрельбе, доносящейся снаружи. То, что я собираюсь сделать, идет вразрез со всеми нормами цивилизованной морали. Ни один положительный герой так поступать не должен даже перед лицом неизбежной смерти. Но я не герой – и тем более не положительный. Я пес войны – под цивильной оболочкой скрывается оскал затравленного зверя, готового на любые мерзости ради спасения собственной жизни. Извини, парень, – не вижу другого выхода. Больно у тебя тату приметная. Сразу бросается в глаза и не вызывает сомнения в принадлежности, даже при наличии размозженного черепа.

Рванув ворот рубахи СС, я делаю тесаком круговой надрез по границе воротниковой зоны. Кончик лезвия затупился от моего землекопства – приходится сильно нажимать, чуть ли не пилить сопротивляющуюся кожу. Закончив резать, снимаю кожу чулком, выворачиваю ее и прислушиваюсь к своим ощущениям. Читал я, читал господ Купера и Рида. И о скальпах знаю не понаслышке – на чеченской войне приходилось неоднократно видеть, в каком состоянии оставляли «духи» тела наших пацанов, угодивших к ним в плен. Но сам таким образом развлекаюсь впервые. И знаете – ничего. Угрызения совести отсутствуют, нет всепоглощающего желания забиться в истерическом припадке или сотворить еще что-нибудь в подобном роде. Я знаю, что это ненормально. Знаю, что аномалия. Но! Этот ублюдок без всякой необходимости убил ни в чем не повинного мальчишку, прекрасно зная, что не ответит за это. А до этого он убил и запытал насмерть не один десяток человек. Он вне человечьих законов, он – зверь. А я охотник. Всю свою сознательную жизнь я охотился за таким, как СС. Правда, сегодня произошло недоразумение – звери обложили охотника. Сейчас мне нужен кусочек звериной шкурки, чтобы подобающим образом встретить приближающуюся волчью стаю… Натянув кожу на голову, я прячу неровно торчащие концы под воротник куртки и застегиваю «молнию». Запах чужой крови уже не сводит меня с ума – за полчаса я пропитался им насквозь, я адаптировался к безликому присутствию СМЕРТИ. Смотрю в тускло отсвечивающее лезвие тесака – татуировка на месте. Проблемы с дырами. Почему-то на СС его кожа сидела упруго и вполне прилично, а на мне висит безобразной маской – и дыры растянулись, как в омоновской вязаной шапке с отверстиями. Ну да это не беда – мы морду спрячем. Нам только тату пацанам показать – и всех делов.

Уложив СС в могилу, лихорадочно засыпаю ее землей и некоторое время ерзаю сверху задницей – утрамбовываю. Выстрелы все ближе – у меня остались считанные секунды. Кладу Дюху на могилу, лицом вниз, левую руку отставляю в сторону – ты будешь моим прикрытием. Затем подтаскиваю Марата к самому входу – пусть хлопцы сразу займутся своим предводителем, незачем им запинаться о тела рядовых пацанов. Вновь смотрюсь в лезвие тесака – поправляю сбившуюся от работы липкую «маску» и качу к входу зиловскую покрышку. Это – изюминка. Извини, Марат, придется по тебе проехать, тяжела покрышка. Сильно толкаю покрышку наружу – она несколько раз подпрыгивает с пригорка, катится и вскоре благополучно падает в траншею. Получилось. Снаружи слышатся недоуменные крики и улюлюканье – кажется, «быков» мой демарш несколько озаботил и смутил.

Все – работа закончена, можно и отдохнуть. Пистолет Марата кладу за пазуху, прячу в рукаве тесак СС, ложусь рядом с мертвым Дюхой и засовываю голову под его руку, натягивая на себя полу расстегнутой куртки бандита – так, чтобы только шея с татуировкой была видна. Со стороны кажется, что мы умерли, как братья, – рухнули наземь в боевом объятии. Нет, я мог бы и просто так полежать, но увы – дыры. Нехорошо смотрятся. Да и парок вырывается при дыхании – чай, не май месяц. А это неприлично – у нормальных трупов парок вырываться не должен. Так что Дюха – это двоякая выгода. Спасибо, братан, я тебе свечку потом поставлю. Если это «потом» состоится. А пока – тихо. Начинаем выгонять лишний кислород из системы, сокращать количество вдохов, чтобы казаться полноценным трупом.

Короткий вдох-выдох на восемь счетов. Раз, два, три, четыре… Очень надеюсь, что пацаны не смотрели «Молчание ягнят». Они все молоды, а «Молчание» – классика. Классику пацанам смотреть недосуг, им бы что покруче. Так что очень надеюсь – не станут они припоминать выкрутасы доктора Лестера и проводить неуместные аналогии.

Короткий вдох-выдох на десять счетов. Раз, два, три, четыре… В какой-то момент мне вдруг действительно хочется умереть – не понарошку. Чтобы пацаны ворвались в избушку, а там – одни трупы. Всем проще. Им не надо искать, мне – изощряться в неимоверных усилиях на грани психического помешательства.

Короткий вдох-выдох на двенадцать счетов. Раз, два, три…

– Ка… Калина, смотри! – слышится как будто откуда-то со стороны истерический взвизг, более похожий на женский вопль, нежели на крик разгневанного мужчины. – Смотри – он… он тут их всех…

Какие-то несвязные крики в хоровом исполнении, топот множества ног, затем полный ярости вопль Калины:

– Бегом! Бегом, бля!!! Давай все – вдоль траншеи. Бегом, бля! Робот – со своей бригадой жмите к тачкам, объедете с той стороны, встанете. Не дай боже уйдет – лично всех обижу. Бегом!

– Скажи пацанам, чтобы не палили туда – а то мы там встанем, а они начнут шмалять, – пытается выговорить условия незримый Робот.

– Бегом, я сказал!!! – страшным голосом кричит большой – топот ног удаляется к опушке.

– Санек, Жора! – окликает кого-то Калина. – Назад! Давай – подгоняйте тачку, грузите Марата, пацанов – ко мне на хату. К нему не надо. Надо будет мать подготовить – потом уже. Давай – делайте. Пойду я посмотрю, как пацаны работают…

Мать. Вот как. Оказывается, у толстого Марата, подонка и убийцы, есть мать. И ее надо готовить… Ну что ж – как говорится, каждый сам рисует картинку своей судьбы.

Через некоторое время слышится рокот приближающегося мотора. Машина тормозит у хибары, судя по звукам, парни открывают багажник, затем пыхтят и сопят, укладывая Марата. Тяжел бандитский предводитель – возятся с ним парни минут пять, не меньше. За это время редкие выстрелы и иные сопутствующие звуки погони удаляются к окраине стрельбища.

– Может, сначала большого свезем, потом вернемся за пацанами? – предлагает кто-то прямо надо мной прерывистым от возбуждения голосом. – А то придется их ложить на него… А?

– Не, я сюда снова не поеду, – отказывается второй. – Ну и что – ложить? Им уже все равно. Давай сразу. Потом вмажем как следует, а то я уже того…

– Пить вредно, пацаны, – бесцеремонно заявляю я, стряхивая с себя мертвую руку Дюхи и вставая. – И потом – что за наплевательское отношение? Если трупы – так сразу и «все равно»?!

Прямо передо мною застыли как истуканы двое молодых «бычков» лет по двадцати. Оружия при них я не наблюдаю – видимо, оставили в машине. Рты у «бычков» синхронно разомкнулись, глаза вот-вот вылезут из орбит. Чего это они? Ах да – совсем забыл! Наверно, я неважно выгляжу. Наверно, веду себя некорректно – трупам не положено вот так запросто вставать и разговаривать. Но увы – мне некогда соблюдать приличия.

– Я не труп, – сообщаю я пацанам, с отвращением сдирая с себя кожу СС и направляя на врагов пистолет. – А вот насчет вас – вопрос спорный. Мне нужна ваша тачка и десять минут форы. Так что, если жить хотите, раздевайтесь, – я бросаю на пол тесак СС и предусмотрительно отхожу ко входу. – И порежьте на лоскуты чьи-нибудь штаны – мне нужно вас связать. Быстро!

Спустя три минуты я покидаю поле битвы на слегка подержанном, но еще вполне приличном «Ниссане», оставив в хибаре связанных пацанов. Перед тем как выехать на дорогу, петляющую по березовой роще, бросаю прощальный взгляд на небольшой бугорок рядом с траншеей. Прости, Вовка, что оставляю тебя на произвол судьбы. Я звякну – о тебе позаботятся. А мне нужно уматывать. Прости. Мирная жизнь терпела меня недолго. Чужой я здесь. Пора возвращаться в родную стихию…