Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты"

Маслова съ начала пути по этапу жила съ ними, и они полюбили ее.

И Нехлюдову казалось, что и въ ней происходила большая перемѣна подъ вліяніемъ общенія съ этими совершенно новыми для нея людьми.

Нехлюдовъ видался теперь съ нею вмѣстѣ съ другими и замѣчалъ, что въ ней перестало быть прежнее враждебное отношеніе къ нему и что она была проста и часто весела и особенно привязалась къ Марьѣ Павловнѣ, во всемъ подчиняясь ей.

Изъ мущинъ Нехлюдовъ сблизился особенно съ Набатовымъ, всегда бодрымъ, веселымъ, твердымъ и самоотверженнымъ человѣкомъ, проведшимъ половину взрослой жизни въ тюрьмѣ, очень уважалъ твердаго, умнаго и мрачного Еврея Вильгельсмона и жалѣлъ всей душой милаго умирающаго чахоткой

Страница рукописи третьей редакции „Воскресения“.

Размер подлинника

юношу Семенова.³⁹⁶396
  Зачеркнуто: Были еще три человѣка мущинъ въ ихъ компаніи: Башмаковъ, Крузе и Ивановъ. Этихъ Нехлюдовъ не любилъ.


[Закрыть] Былъ еще красивый Линдеманъ, про котораго никакъ нельзя было понять, зачѣмъ онъ попалъ къ революціонерамъ, – такой онъ былъ легкомысленный, мелочно тщеславный и недалекій человѣкъ. Былъ еще рабочій Кондрашевъ, замѣчательно умный, съ широко разставлениыми, всегда внимательными глазами, и³⁹⁷397
  Зач.: два брата маленькіе Новодворовы,


[Закрыть] маленькій силачъ Новодворовъ, самый образованный изъ всѣхъ, естественникъ и философъ.

Такъ что всѣхъ ихъ въ этой партіи было политическихъ 4 женщины, 5-я Маслова, и 5 мущинъ. Полная «кадриль», какъ всегда шутя говорилъ Набатовъ.

Какъ и вездѣ, гдѣ вмѣстѣ живутъ женщины и мущины, а тѣмъ болѣе, когда они живутъ такъ тѣсно между собою, какъ живутъ заключенные, и въ особенности послѣ того, какъ большинство изъ нихъ только что вырвалось изъ одиночнаго заключенія, между этими людьми происходили сложные романы.

Романы, происходившiе тутъ, были слѣдующіе; Новодворовъ, пользовавшійся всеобщимъ уваженіемъ, былъ мужемъ Вѣры Ефремовны, но потомъ, какъ это среди нихъ считалось позволеннымъ и естественнымъ, будучи сосланъ врозь отъ нея въ Архангельскій край, сошелся тамъ съ дѣвушкой, которая стала его другой женой. Вѣра Ефремовна осталась безъ мужа и сошлась съ Набатовымъ. Теперь же всѣ мущины, кромѣ Вильгельмсона и Кондрашева, были влюблены въ «птичку». Семеновъ считался ея признаннымъ любовникомъ. Любовь эта была платоническая, но Набатовъ также былъ задѣтъ прелестью птички, и Вѣра Ефремовна страшно ревновала, хотя всѣми силами скрывала свою ревность, потому что ревность признавалась низкой страстью. Новодворовъ же, любимый и всегда успѣвающій у женщинъ, былъ любимъ Богомиловой, но старался не выказать этого, чтобы не огорчить всѣми любимаго и больнаго Семенова.

Марья Павловна, несмотря на свою красоту и привлекательность, была такъ неприступна, что, несмотря на то, что всѣ мущины любили ее, даже и рабочій Кондрашевъ, немножко больше и иначе, чѣмъ они любили другъ друга, всѣ ожидали отъ нея украшенія общей ихъ жизни, но никто не ожидалъ отъ нея любви. Ранцева, несмотря на то, что была еще привлекательна какъ женщина, думала только о своемъ мужѣ, который долженъ былъ пріѣхать къ ней, и была также свободна отъ любви, какъ и Марья Павловна. Въ это общество попала и Маслова. Сначала ее дичились, въ особенности изъ за Нехлюдова, который во всѣхъ возбуждалъ недовѣріе, но скоро полюбили ее и его. По отношенію къ ней, именно потому что знали ея прошедшее, всѣ мущины держались особенно осторожно, чтобы не оскорбить ее, и первое время она не вызвала новыхъ романическихъ осложнений, но на вторую недѣлю обозначилось особенное отношеніе Вильгельмсона къ Масловой, которое всѣхъ удивило сначала, но потомъ не могло не быть принято какъ совершившійся фактъ. Вильгельмсонъ, дѣвственникъ, врагъ женщинъ, былъ влюбленъ и не скрывалъ этого.

Примирило его съ этими людьми въ особенности то, что онъ не нашелъ въ нихъ ничего того кровожаднаго, жестокаго, которое онъ предполагалъ въ нихъ послѣ всѣхъ убійствъ, предшествовавшихъ 1-му Марта и послѣ самаго 1-го Марта.

Правда, въ теоріи среди нихъ было признано, что иногда можетъ встрѣтиться необходимость убійства, но всѣ они,³⁹⁸398
  Зачеркнуто: большинство, по крайней [мѣрѣ],


[Закрыть] зa исключеніемъ добродушнѣйшаго Новодворова и Вѣры Ефремовны, считали это ужасной необходимостью и говорили, что ни за что не примутъ участія въ такомъ дѣлѣ. Такъ что въ общемъ они не только не были кровожадны, но, напротивъ, очень кроткіе люди. Упрекъ самоувѣренности, желанія перестроить по своему общество, который Нехлюдовъ прежде дѣлалъ имъ, тоже, онъ призналъ теперь, былъ несправедливъ. Лучшіе изъ нихъ, большинство ихъ, особенно женщины, такова была Марья Павловна, были движимы не желаніемъ что либо измѣнить и устроить, но только однимъ сознаніемъ несправедливости, жестокости правительства, мучающаго, запирающаго, вѣшающаго, и желаніемъ стать на сторону страдающихъ, помогать имъ и, если нельзя, то по крайней мѣрѣ страдать вмѣстѣ съ ними. Это былъ главный мотивъ, и Нехлюдовъ не могъ не сочувствовать ему. Онъ самъ хотѣлъ теперь того же. Особенно памятенъ былъ Нехлюдову одинъ вечеръ на этапѣ, который онъ весь провелъ, благодаря разрѣшенію офицера, съ политическими и на которомъ онъ, во 1-хъ, понялъ вполнѣ жестокость политическихъ и, во 2-хъ, убѣдился, что въ Масловой произошелъ тотъ переворотъ, котораго онъ желалъ и на который не смѣлъ надѣяться.

Странно сказать, самые тяжело наказанные изъ нихъ ничего другаго не имѣли въ виду, какъ только распространеніе въ народѣ ясныхъ и здоровыхъ понятій объ его, народа, положеніи. Мечта ихъ, и то самыхъ опасныхъ по понятію правительства – Новодворова и Кондрашева, состояла въ томъ, чтобы составить народную партію. О томъ же, какъ эта народная партія измѣнитъ существующiй порядокъ, постоянно происходили споры. Одни утверждали, что это сдѣлается черезъ представительство – это были самые умѣренные, другіе, что это сдѣлается само собой, всѣмъ народомъ, когда онъ будетъ просвѣщенъ и освобожденъ, третьи, какъ Набатовъ и Вѣра Ефремовна, утверждали, что для этаго, главное, нужно разрушить теперешнее устройство, а для того есть только средство: терроръ, т. е. убійство самыхъ вредныхъ правительственныхъ лицъ. Хотя нѣкоторые и не согласились съ тѣмъ, что разрушеніе существующаго порядка можетъ быть достигнуто убійствами, какъ 1-ое Марта, всѣ, кромѣ одной Марьи Павловны и Вильгельмсона, отрицавшихъ всякое убійство, признавали убійство шефовъ жандармовъ, царей, генераловъ, губернаторовъ необходимымъ и законнымъ, точно также, какъ признавалось правительственными лицами необходимымъ и законнымъ не только убійство на войнѣ, но и убійство – повѣшеніе, разстрѣляніе – всѣхъ враговъ правительства. Всѣ эти люди находились въ открытой постоянной войнѣ съ правительствомъ, и не изъ мести, хотя, послѣ ужасныхъ жестокостей, производимыхъ надъ ними, въ нихъ могло бы возникнуть чувство мести, но только потому, что, если они убивали, то они дѣлали необходимое дѣло, выкупаемое страшной опасностью, которой подвергался дѣлающій, и потому дѣло хорошее, достойное восхваленія и уваженія установившимся среди нихъ общественнымъ мнѣніемъ, въ которомъ жестокость убійства совершенно была скрыта и незамѣтна, какъ она была скрыта и незамѣтна для солдатъ на войнѣ, только гораздо болѣе скрыта, потому что мотивы были выше – благо народа, рискъ былъ больше, и лица, подлежащiя убійству, были навѣрное дурные и дѣлали дурное уже по тому мѣсту, которое они занимали.

Такъ что въ общемъ это были нетолько не кровожадные, но, напротивъ, очень кроткіе люди. Всѣ они были движимы не только не желаніемъ зла кому бы то ни было, но только однимъ желаніемъ служенія народу и сознаніемъ несправедливости, жестокости правительства къ этому угнетенному народу. Главный мотивъ былъ желаніе перейти на сторону страдающихъ, помогать имъ и, если нельзя, то по крайней мѣрѣ страдать вмѣстѣ съ ними. Это былъ главный мотивъ и Марьи Павловны, и Набатова, и Семенова, и Нехлюдовъ не могъ не сочувствовать имъ, особенно съ тѣхъ поръ, какъ онъ узналъ весь тотъ ужасъ зла, которое совершилось на его глазахъ надъ арестантами, и узналъ внутреннюю жизнь этихъ людей, политическихъ, и все то море страданій, которое пережили они, ихъ погибшіе друзья, ихъ жены, братья, сестры, матери. По тѣмъ политическимъ, которыхъ и про которыхъ онъ узналъ въ этомъ путешествии, онъ понялъ теперь, почему такъ старательно препятствуютъ общенію людей съ воли съ политическими. Нехлюдовъ убѣдился, что это были несомнѣнно лучшіе люди, какъ бы нарочно отбираемые еще со скамей учебныхъ и потомъ на первыхъ шагахъ общественной дѣятельности и отчасти уничтожаемые, отчасти развращаемые, хотя и иначе, чѣмъ уголовные, но развращаемые, загубляемые неволей. Зачѣмъ это? Зачѣмъ отбирают лучшихъ людей и губятъ и оставляютъ худшихъ? Зачѣмъ?

ХСVІІІ.

Было 5 часовъ вечера, когда Нехлюдовъ пришелъ въ помѣщеніе политическихъ. Помѣщеніе это состояло изъ двухъ камеръ, одна мужская, другая женская. Обѣ были открыты, и всѣ собрались въ женской.

Въ узкой, аршинъ 8 ширины и 12 длины камерѣ, съ двумя окнами съ желѣзными рѣшетками, были въ два ряда нары и между нарами пустое пространство въ два аршина.³⁹⁹399
  Зачеркнуто: Въ этомъ пустомъ пространствѣ стоялъ столь, на столѣ стояла лампа съ однимъ стекломъ.


[Закрыть] Передъ лампой и чашками на ящикѣ сидѣла Ранцева. Проходить на другую сторону стола можно было только черезъ нары.

На одной сторонѣ наръ къ углу лежалъ больной Семеновъ на подушкѣ и прикрытый пледомъ. Нехлюдовъ былъ пораженъ перемѣной къ худшему, происшедшей въ немъ. Въ серединѣ этой стороны наръ была настлана газетная бумага и на ней чайникъ, чашки, стаканы и ложка. По сю сторону лежала Марья Павловна ничкомъ, вытянувъ ноги съ толстыми икрами въ шерстяныхъ чулкахъ, которые она надѣла сухіе, снявъ размокшіе и сушившіеся и испускавшіе паръ у печки ботинки.

Вѣра Ефремовна сидѣла на другой сторонѣ наръ съ ногами и курила.

Маслова въ бѣлой кофтѣ, простоволосая и вся красная, развѣшивала мокрое платье.⁴⁰⁰400
  Зач.: Ранцева, какъ старшая, естественно и привычно сидя передъ самоваромъ, перемывала и перетирала чашки.


[Закрыть] Вильгельмсонъ раздувалъ печку, сидя на корточкахъ передъ заслонкой.⁴⁰¹401
  Зач.: и, какъ только вошелъ Нехлюдовъ, взглянулъ на Маслову, и Маслова отвѣтила ему взглядомъ.


[Закрыть] Новодворовъ въ красной рубахѣ сидѣлъ противъ Вѣры Ефремовны и набивалъ папиросы, безпрестанно взглядывая на красивую молодую фигуру миловидной Богомиловой, разчесывавшей свои до плечъ почти не заплетенные черные вьющіеся волосы. Набатовъ въ короткомъ полушубкѣ вошелъ вслѣдъ за Нехлюдовымъ съ большимъ чайникомъ горячей воды и, такъ какъ проходить на другую сторону можно было только черезъ нары, перелѣзъ черезъ ноги Марьи Павловны, лежавшія на дорогѣ, и поставилъ чайникъ.

– Ну, заливайте, а я молока добуду. Гдѣ у насъ бутылки? Здравствуйте, проходите, проходите въ нашъ монплезиръ, – обратился онъ къ Нехлюдову и тотчасъ же опять отворилъ дверь въ камеру къ уголовнымъ.

Комната⁴⁰²402
  Зач.: освѣщалась лампой безъ втораго стекла.


[Закрыть] была вся полна парами отъ горячей воды и отъ мокрыхъ вещей и табачнымъ дымомъ. Изъ сосѣдней камеры слышались несмолкаемый гулъ арестантовъ съ подъигрываніемъ цѣпей, разнообразившіеся взрывами крика или хохота.

– Вотъ онъ пришелъ, – сказала Вѣра Ефремовна, всегда такъ въ третьемъ лицѣ любившая называть Нехлюдова. – Полѣзайте, тутъ у окна просторно.

Новодворовъ и Вильгельмсонъ ласково, какъ съ старымъ знакомымъ, поздоровавшись съ Нехлюдовымъ, продолжали каждый свое занятіе.

– Что вы такая красная? – сказалъ Нехлюдовъ Масловой.

– Да вѣдь онѣ всю дорогу пѣшкомъ шли, вотъ еще малаго несли, – сказала Вѣра Ефремовна, указывая на сидящаго ребенка въ углу, котораго сначала не замѣтилъ Нехлюдовъ.

– Измокли. Маша такъ совсѣмъ свалилась, – сказала Ранцева, указывая на неподвижныя ноги Марьи Павловны.⁴⁰³403
  Зачеркнуто: Ранцева, перебиваемая Вѣрой Ефремовной, вставлявшей свои слова, разсказала весь эпизодъ съ Петькой и о томъ, что Марья Павловна и Катя остались съ партіей уголовныхъ, неся всю дорогу мальчика.


[Закрыть]

– Да я видѣлъ, какъ обогналъ, что онѣ шли пѣшкомъ. Я думалъ – на время.

– Нѣтъ, это цѣлая исторія. Тотъ былъ скверный офицеръ, а этотъ хуже.

– А я думалъ, что онъ лучше тѣхъ, – сказалъ Нехлюдовъ.

– Ахъ, ужасный господинъ. Представьте себѣ. Вывели арестантовъ. Мы ничего не знали. Слышимъ крикъ и плачъ. Оказывается, это арестантъ Петръ – знаете, у котораго жена въ Тюмени умерла, – несъ всю дорогу своего мальчишку. Оказывается, вдругъ вздумалось надѣть на всѣхъ наручники. Онъ сталъ просить. Тотъ заоралъ и велѣлъ мальчика взять. Тогда арестанты заступились. Офицеръ взбѣсился и началъ колотить чѣмъ попало. Говорятъ, одному ребро сломали, оставили на томъ этапѣ. Ну, тутъ наша сердобольная Маша явилась на выручку и взяла мальчика, и онѣ вмѣстѣ съ Катей несли его все время съ партіей.

– Что же, и вы бы отдохнули, – сказалъ Нехлюдовъ Масловой.

– Нѣтъ, мнѣ не хочется, – сказала она, веселыми глазами глядя на Нехлюдова.

– Не хочется, а сама дрожитъ, – сказала Богомилова, – ступай Катя, грѣйся. Я развѣшу.

Но Катя продолжала свое дѣло, и только, какъ всегда, по лицу ея пробѣжало то выраженіе не то недоброжелательства, не то серьезности, которое проявлялось всегда при Нехлюдовѣ, но и это недоброжелательное выраженіе, какъ будто невольное, тотчасъ же изчезло и замѣнилось ласковой улыбкой, и такой простой и спокойной, какой еще не видалъ Нехлюдовъ. Онъ теперь, послѣ недѣли, въ первый разъ увидалъ ее.⁴⁰⁴404
  Зач.: Новодворовъ кончилъ набивку папиросъ, сложилъ книгу и подсѣлъ къ чаю.


[Закрыть]

Вильгельмсонъ⁴⁰⁵405
  Зачеркнуто: тоже всталъ, чтобы поздороваться, и чуть не опрокинулъ самоваръ.


[Закрыть] всталъ отъ печки и полѣзъ черезъ нары за бумагой. Шагая по нарамъ, онъ смахнулъ листъ съ табакомъ и разсыпалъ его и потомъ зацѣпился за ноги Марьи Павловны и чуть не упалъ. Всѣ расхохотались.

– Экій неуклюжій,⁴⁰⁶406
  Зач.: Всегда что нибудь задѣнетъ.


[Закрыть] – сказала Ранцева.⁴⁰⁷407
  Зач.: И опять Нехлюдовъ замѣтилъ, что Вильгельмсонъ обратился не къ Ранцевой, не къ Нехлюдову, а взглянулъ на Маслову, и Маслова ласково улыбнулась ему.


[Закрыть]

– Кто неуклюжій? А, Женя?⁴⁰⁸408
  Зач.: Вотъ какъ! Всѣ работаютъ, только я сплю.


[Закрыть] послышался голосъ Марьи Павловны, и ноги подобрались, и она встала, протирая свои добрые бараньи глаза и добродушно-весело улыбаясь.

– Вот какъ хорошо. И вы тутъ, – обратилась она къ Нехлюдову.⁴⁰⁹409
  Зач.: – Устроились съ конвойнымъ? – спросила она о Масловой.
  – Да, устроился.
  – Ну и прекрасно. Нѣтъ, я не хочу, не хочу, – заторопилась она, отказываясь отъ чая, котораго не могло достать на всѣхъ, и не было стакановъ.


[Закрыть]

– Да затворяйте же дверь, – обратилась Ранцева къ вошедшему съ молокомъ Набатову. Въ открытую дверь ворвался крикъ отвратительнаго ругательства и еще болѣе густой, тяжелый запахъ, чѣмъ тотъ, который былъ здѣсь.

– Ну, а Катя что нынче выдѣлывала, такъ чудеса, – продолжала Марья Павловна. – Всю дорогу несла малаго.

– Да неправда, несли вы больше моего, – насилу сдерживая улыбку, сказала Маслова.

– Да, а потомъ я свалилась, такъ устала, а она какъ ни по чемъ, вымыла, убрала всю камеру. – Вѣдь тутъ страшная грязь была, какъ мы пришли, да еще платье все мокрое....

– Да вѣдь я привыкла, мое старинное занятіе. Дмитрій Ивановичъ знаетъ, – перебила Катя, уже не сдерживая улыбку и переводя свои косые глаза на Вильгельмсона,⁴¹⁰410
  Зач.: пившаго чай съ блюдечка,


[Закрыть] придерживавшаго заслонку разгоравшейся печи и жадно смотрѣвшаго⁴¹¹411
  Зач.: блестящими глазами


[Закрыть] и оглядывавшагося то на Катю, то на Нехлюдова.⁴¹²412
  Зач.: Нехлюдовъ ровно недѣлю не видалъ Маслову и теперь не узнавалъ ее. Она была проста, весела и если не спокойна, то только потому, что, какъ это Нехлюдовъ тотчасъ же замѣтилъ, между нею и Вильгельмсономъ началась любовь.


[Закрыть]

Вильгельмсонъ, очевидно, былъ весь уже покоренъ любовью, она же была рада, благодарна за эту новую любовь и не знала, какъ ей принять ее. Маслова нынче была особенно радостна еще и потому, что ей удалось⁴¹³413
  Зач.: не только свидѣться,


[Закрыть] примирить озлобленную противъ себя Бочкову, шедшую въ той же партіи,⁴¹⁴414
  Зач.: но и пожалѣть ее, помочь ей


[Закрыть] и вызвать въ себѣ доброе чувство къ этому бывшему врагу. И это испытанное ею чувство непереставая радовало ее, приводило въ особенное праздничное состояніе. Ей очень хотѣлось, чтобы Марья Павловна, и Нехлюдовъ, и Вильгельмсонъ узнали о причинѣ ея радости, вмѣстѣ съ тѣмъ она боялась, какъ бы то, что они узнаютъ то, что она сдѣлала, не испортило того чувства радости, которое она теперь испытывала. Сдѣлала же она слѣдующее самое неважное дѣло, но такое, которое очень радовало ее.

Когда при передачѣ партіи однимъ конвойнымъ офицеромъ другому ее перевели на время пріема назадъ отъ политическихъ къ уголовнымъ, она опять встрѣтилась съ Бочковой. Бочкова была разлучена съ Картинкинымъ; на одномъ изъ этаповъ у нея украли мѣшокъ съ вещами. Сама она была дурна, стара и неласкова, такъ что товарки не любили ее, и она находилась въ бѣдственномъ состояніи. Когда въ тотъ вечеръ, который Маслова провела въ уголовной камерѣ, стали пить чай, Бочкова легла на нары и закрылась кафтаномъ. Маслова взяла свою юбку, платокъ и башмаки, потомъ отсыпала въ двѣ бумажки чаю и сахару и подошла къ Бочковой.

– Тихоновна, – сказала она.

Бочкова поднялась.

– Чего тебѣ?

– Сказывали, васъ обокрали. Возьмите вотъ. У меня есть еще.

Бочкова встала⁴¹⁵415
  Зачеркнуто: взяла свертокъ, развернула его и молча посмотрѣла на Маслову.
  – Ну, спасибо.


[Закрыть] и, взявъ свертки, нѣсколько разъ перевела свои глаза съ лица Масловой на свертки и ничего не сказала. Маслова ушла и⁴¹⁶416
  Зач.: больше онѣ не говорили, но когда Маслова вспомнила о томъ, что она сдѣлала, сердце ея начинало сильно биться.


[Закрыть] больше не видала Бочкову. Теперь, когда вспомнила объ этомъ, ей становилось такъ весело, какъ бывало весело только въ первой молодости, когда она дѣвочкой бѣгала въ горѣлки, даже веселѣе.

Послѣ вечерней повѣрки, при чемъ Нехлюдовъ получилъ разрѣшеніе оставаться, выпитыхъ 6-и чайниковъ чая и ужина, состоявшаго изъ молока, яицъ и селедки,⁴¹⁷417
  Зач.: всѣ пересыпались шутками и завязался разговоръ общій о значеніи того движенія, зa которое теперь всѣ эти люди шли кто въ ссылку, кто въ каторгу. Нехлюдовъ выпросилъ позволеніе у офицера оставаться и послѣ повѣрки. Разговоръ по случаю утренняго эпизода шелъ о томъ, какія средства болѣе дѣйствительны для уничтоженія того варварства, которое проявилось тутъ и проявлялось вездѣ, на каждомъ шагу, отъ сферъ самыхъ высшихъ до самыхъ низшихъ. Въ числѣ бесѣдующихъ были представители всѣхъ трехъ партій: Земли и воли, чернаго передѣла – къ этимъ принадлежали: Набатовъ, Крузе, Марья Павловна, желавшіе только просвѣтить народъ, чтобы онъ могъ самъ отстоять свои права; третья [в подлиннике] вторая партія была партія народоволъцевъ.


[Закрыть] шелъ самый незначительный разговоръ, перескакивавшій съ предмета на предметь, и все больше о событіяхъ настоящаго и о самыхъ большихъ пустякахъ: о сапогахъ, о Петькѣ, объ офицерѣ, объ упавшей лошади, объ одеждахъ – все это пересыпаемое шутками и всѣми понятными намеками и, главное, о научныхъ вопросахъ.

Условія, въ которыхъ находились эти люди, были такъ тяжелы, такъ много было ими пережито мучительнаго, что не любили, боялись вспоминать не только о пережитомъ, но даже и о прошедшей дѣятельности, о томъ, что привело ихъ въ это положеніе. Всѣ постоянно находились въ приподнятомъ, возбужденномъ состояніи, вродѣ того, въ которомъ находятся люди на войнѣ, гдѣ не говорятъ ни о силѣ непріятеля, ни объ ожидающемся сраженіи, ни о ранахъ и смертяхъ. Такъ было и здѣсь. Для того чтобы были въ состояніи переносить мужественно настоящее положеніе, надо было не думать о немъ, развлекаться. И такъ они и дѣлали, никогда не говорили о томъ, что каждый пережилъ, а говорили о пустякахъ. Было даже одно время, что они достали карты и играли въ преферансъ цѣлыми вечерами и ночами. Выигрывать нечего было, потому что всѣ они жили общиной, всѣ ихъ деньги были вмѣстѣ, на это было средство не думать. Потомъ случился горячій споръ, и рѣшили отдать карты уголовнымъ и не играть больше. Такъ что никогда Нехлюдовъ до этого дня не слыхалъ между ними равговоровъ объ ихъ прошедшемъ. Въ этотъ же вечеръ случился такой разговоръ и кончился послѣ веселаго начала вечера очень печально.

– Ну вотъ вы, какъ вы стали революціонеромъ?

– Я? А вотъ какъ.

– Ну вотъ разскажите все сначала, какъ было, – сказалъ Нехлюдовъ.

– Хорошо, – улыбаясь сказалъ Вильгельмсонъ. – Ну вотъ. Началось съ того, что ко мнѣ Лихонинъ – чудесный малый – товарищъ (онъ сошелъ съ ума и повѣсился) принесъ пачку прокламацій. Онъ не хотѣлъ меня втягивать, но я зналъ и сочувствовалъ ему. Мнѣ было 20 лѣтъ. И тутъ меня въ первый разъ взяли и свели къ жандарму. Меня допрашивалъ жандармъ. Я только однаго боялся, какъ бы не выдать кого. Послѣ допроса меня отправили въ часть съ городовымъ. Вотъ тутъ въ первый разъ я испыталъ тяжелое чувство, какъ сказать – чувство обиды. Меня прямо, какъ я былъ, свели въ кутузку, гдѣ пьяные. Я сталъ протестовать. Но меня не слушали: «Много васъ тутъ», и заставили ждать. Потомъ пришли за мной и свели въ тюрьму. Смотритель приказалъ сейчасъ же раздѣть меня до гола. Въ комнатѣ было холодно, сыро. Меня раздѣли и обыскали. Обыскали, потомъ принесли арестантскую рубаху, порты, башмаки, халатъ и отвели въ отдѣльную камеру, заперли и ушли. – Вотъ это была ужасная минута. Обида безсилія и, главное, недоумѣніе – что дѣлается то, чего не должно быть. Тутъ я пережилъ тяжелое, гадкое время. Но жить надо, молодость беретъ свое, – сталъ оглядываться. Камера моя была въ концѣ длиннаго, узкаго и темнаго коридора, въ первомъ этажѣ зданія. Это низкая, сырая, грязная комнатка длиною въ три аршина и шириною въ два, съ однимъ полуокномъ, устроеннымъ очень высоко, съ разбитыми стеклами и съ желѣзной массивной рѣшеткой, вонючая, душная, сырая, грязная, полная клоповъ. Желѣзная кровать съ узкимъ, набитымъ соломой матрацемъ, и такая же подушка, все грязное, вонючее [1 неразбор.], деревянный табуретъ и обглоданный столъ. Ни бѣлья, ни подушки, ни книги, которую я захватилъ съ собой, ничего мнѣ не дали. И такъ я просидѣлъ два съ половиной мѣсяца. Только черезъ недѣлю или двѣ дали библію съ русско-еврейскимъ текстомъ, которую мнѣ купила мать и передала черезъ смотрителя. Она купила двѣ части, но одну часть оставилъ у себя смотритель. Такъ я ее никогда и не получилъ. Привели меня въ 4-омъ часу, это было зимой, такъ что скоро въ камерѣ сдѣлалось совершенно темно, и въ этой темнотѣ, ничего не зная, что, зачѣмъ, за что, я пробылъ часа полтора. Это было ужасное время. Тамъ они живутъ. Даже слышно мнѣ было грохотъ колесъ, крики дѣтей, смѣхъ. А я тутъ. Это нельзя описать. Надо передать. Вечеромъ загремѣла дверь, пришелъ сторожъ изъ солдатъ, вольнонаемный, внесъ лампочку, деревянную парашу и жидкую кашицу и кусокъ чернаго хлѣба. То, что меня хотѣли кормить, знали, что я тутъ, и нарочно хотѣли меня оставить здѣсь, это было ужасно. Я попробовалъ говорить съ сторожемъ: «не полагается говорить». – И больше ничего. А вижу, что онъ человѣкъ, и живой. Если бы онъ былъ машина, было бы легче, а то человѣкъ какъ человѣкъ и ничего противъ меня не имѣетъ, а вотъ входитъ ко мнѣ, отпираетъ и запираетъ, а меня не выпускаетъ. Онъ сказалъ только, что если мнѣ что нужно, то я могу позвать его въ дырку въ двери, но чтобы я не закрывалъ эту дырку, чтобы всегда можно было видѣть, что я дѣлаю. Тоже чтобы не тушилъ огня ночью.

Въ шесть часовъ вечера (время это я узналъ впослѣдствіи) въ коридорѣ послышался шумъ. Это была повѣрка. Дверь камеры отворилась, входили два офицера съ двумя или тремя солдатами (солдаты оружіе оставляли въ коридорѣ), и солдатъ сбросилъ подушку, матрацъ, осмотрѣлъ матрацъ, подоконникъ, рѣшетку и кровать, и потомъ дверь заперли висячимъ замкомъ и уже до утра, до 8-ми часовъ, до новой утренней повѣрки.

Въ первый же вечеръ, вскорѣ послѣ повѣрки, я услыхалъ голоса. Это заключенные подходили къ дверямъ и въ дверное отверстіе начали говорить и спрашивали новости. Узнали про меня, распросили. И потомъ все затихло. Такъ я просидѣлъ 2¹/₂ мѣсяца.