Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг."

Но есть еще другіе и самые обычные роды страданій, при которыхъ объясненія уже не только ничего не даютъ, но какъ будто даны только для того, чтобы посмѣяться надо мной. Я изувѣченъ въ провалившемся Вѣрномъ, п[отому] ч[то] таковы геологическіе законы, или я страдаю отъ сифилиса, п[отому] ч[то] мой отецъ былъ боленъ, a болѣзнь наслѣдственна или п[отому] ч[то] въ меня залетѣла такая то бактерія.

Глава XXXIV.

Вариант шестой.⁴⁸⁰480
  Описание, рукопись № 357.


[Закрыть]

НЕОБЪЯСНИМЫЯ СВОИМИ ОШИБКАМИ И НИЧѢМЪ НЕОПРАВДЫВАЕМЫЯ СТРАДАНIЯ ЛЮДЕЙ СУТЬ НОВОЕ И САМОЕ СИЛЬНОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО НЕКОНЧАЕМОСТИ ЖИЗНИ.

«Но хорошо, положимъ, что жизнь истинная не есть жизнь личности, начинающаяся и кончающаяся здѣсь и что потому смерть не нарушаетъ разумнаго смысла жизни, но страданія, испытываемыя людьми въ этой жизни, страданія безцѣльныя, случайныя, ничѣмъ неоправдываемыя страданія? Достаточно однихъ этихъ страданій для того, чтобъ разрушить всякій разумный смыслъ, приписываемый жизни?» говорятъ люди, указывая на тѣ ужасныя, ничѣмъ необъяснимыя страданія, которыя со всѣхъ сторонъ окружаютъ насъ. Зачѣмъ землѣ надо провалиться именно подъ Лисабономъ и Вѣрнымъ и зарыть живыми невинныхъ людей – дѣтей? Зачѣмъ одной матери изъ 1000 на своихъ глазахъ потерять всѣхъ дѣтей и самой обгорѣть и умерѣть въ страшныхъ страданіяхъ? Зачѣмъ всѣ эти наслѣдственныя страданія и болѣзни? спрашиваютъ себя люди и не находятъ разумнаго отвѣта.

<И человѣкъ спрашиваетъ и испытываетъ эти страданія и, глядя на страданія другихъ, спрашиваетъ себя, отъ чего и для чего эти страданія? Спрашиваетъ себя о причинѣ и цѣли этихъ страданій. И всегда человѣкъ не можетъ не спрашивать себя объ этомъ. Это первые вопросы, представляющіеся человѣку. Обыкновенно думаютъ, что разуму человѣческому свойственно вообще отъискивать причины видимыхъ ему явленій, что простая любознательность влечетъ человѣка къ исслѣдованію причинъ и слѣдствій видимыхъ явленій и что въ числѣ этихъ явленій находятся и тѣ, которыя производятъ его страданія. Но это совершенно несправедливо: человѣку не свойственно изъ простой любознательности отъискивать причины и слѣдствія всѣхъ явленій міра: изслѣдовать почему солнце встаетъ и садится и что отъ этаго бываетъ или почему у рыбы нѣтъ крыльевъ и что отъ этаго происходитъ и т[ому] подобныя явленія, которыхъ въ мірѣ безчисленное количество. Человѣку свойственно изслѣдовать только свои страданія, отъ чего и для чего они? Только свои страданія и приводятъ человѣка къ и[з]слѣдованію всѣхъ другихъ явленій міра. И съ тѣхъ поръ, какъ существуетъ міръ, человѣкъ не переставалъ и не перестаетъ изслѣдовать причину страданій и изыскивать средства избавленія отъ нихъ. Въ этихъ изслѣдованіяхъ и вытекающихъ изъ нихъ дѣятельности и состояло и состоитъ все познаніе человѣка. Съ самаго перваго проблеска сознанія человѣкъ и человѣчество, поражаемые страданіями, старается познать причину его, чтобы предотвратить это страданіе, если оно не нужно для его блага и выучиться переносить его и уменьшить его, если онъ познаетъ, что страданіе это необходимо для его блага. Вся жизненная животная дѣятельность человѣка есть ничто иное какъ избавленіе себя отъ страданій, причина которыхъ понята, и перенесенiе и облегченіе страданія, цѣль котораго постигнута. Вся личная жизнь человѣка отъ пробужденія и до сна, отъ рожденія и до смерти наполнена именно этимъ.>

Казалось бы человѣкъ до такой степени окруженъ со всѣхъ сторонъ страданіями своими и чужими, до такой степени его наслажденiя связаны не только съ чужими страданіями, но и съ своими собственными, что пора бы человѣку привыкнуть къ страданію какъ къ неизбѣжному условію жизни и не спрашивать себя, зачѣмъ страданіе. Не удивляться страданію, какъ чему то неожиданному, чему то такому, чего не должно быть. Человѣкъ вѣдь никогда не спрашиваетъ себя, зачѣмъ противоположное страданію, зачѣмъ наслажденіе? <Сколько бы не думалъ человѣкъ о неизбѣжности страданія, онъ никогда не можетъ перестать смотрѣть на него какъ на то, чего не должно быть, всегда спрашиваетъ себя зачѣмъ оно?>

Человѣку нужно знать, зачѣмъ страданія потому, что человѣкъ понимаетъ и не можетъ понимать иначе страданія какъ то, чего не должно быть, какъ то, что должно быть уничтожено, какъ то, что должно служить поводомъ для его дѣятельности, имѣющее цѣлью уничтоженіе его.

Въ самомъ дѣлѣ, съ тѣхъ поръ, какъ сознаетъ себя человѣкъ и все человѣчество, вся животная дѣятельность людей вѣдь состоитъ только въ томъ, чтобы, находя причины страданій, избавляться отъ нихъ.

Человѣкъ испытываетъ страданія голода и узнаетъ причину страданій – отсутствіе пищи, и выводъ, дѣлаемый имъ изъ этаго, выражается въ его дѣятельности, состоящей въ работѣ для приготовленія пищи.

Человѣкъ обдираетъ ноги по камнямъ, и выводъ состоитъ въ дѣятельности приготовленія обуви. Такъ это вообще, но въ частности тоже происходитъ и въ каждую минуту съ каждымъ изъ насъ. Я сѣлъ на гвоздь, мнѣ больно, я отъискиваю причину, и слѣдствіе вытекаетъ само собой. Я устраняю гвоздь или пересаживаюсь на другое мѣсто. Вся жизнь сложена изъ страданія⁴⁸¹481
  В подлиннике: страданій


[Закрыть] и избавленій отъ него и, когда эти состоянія имѣютъ для насъ ясную причину и послѣдствіемъ его является дѣятельность, устраняющая страданія, мы и не чувствуемъ ихъ какъ страданія и не замѣчаемъ ихъ.

Но испытываемыя нами страданія усложняются: причины ихъ и дѣятельность для устраненія ихъ выходятъ за предѣлы нашей личной и страданія представляются намъ необъяснимыми. Но понятіе наше о страданіяхъ, почерпнутое нами изъ нашего личнаго опыта, остается то же. Страданія, причины которыхъ мы не видимъ въ своей жизни, остаются все тѣмъ же, чѣмъ то такимъ, чего не должно быть, что произошло отъ ошибки (заблужденія грѣха) и что должно быть исправлено. Какъ бы непонятна не была причина страданія, какъ бы невозможно ни было исправить ошибки, произведшiе его, страданія мы все таки понимаемъ какъ то, что произошло отъ ошибки, за которую мы наказаны, и что должно быть исправлено и искуплено. Мы не можемъ⁴⁸²482
  Кусок текста, начиная со слов на стр. 631: «Человѣкъ испытываетъ страданія голода…» кончая: «…Мы не можемъ» вписан по копии № 359, так как в автографе листок утрачен.


[Закрыть] представить себѣ безъ этихъ условій страданія.

Кто-нибудь виноватъ и кто-нибудь долженъ искупить. И тутъ то для человѣка, понимающаго свою жизнь какъ существованіе отъ рожденія до смерти, безсмысленность страданія, когда я, не имѣя другой жизни какъ личную, могу быть причиной страданій внѣ моей жизни, и страданиями,⁴⁸³483
  В подлиннике: страданіямъ.


[Закрыть] своей личной жизнью долженъ выкупать ошибки прежнихъ людей.

Для человѣка, понимающаго свою жизнь, какъ существованіе, начинающееся здѣсь, нѣтъ и не можетъ быть никакого объясненія страданій, того самаго, что важнѣе всего въ жизни человѣка. И какъ хорошо мы не умѣли бы разными разсужденіями устранять мысль о смерти, однихъ страданій, угрожающихъ и постигающихъ со всѣхъ сторонъ человѣка, совершенно достаточно, чтобы несомнѣнно убѣдить его въ безсмысленности, ничтожности и такой бѣдственности жизни, что гораздо лучше убить себя сразу какимъ нибудь легкимъ и короткимъ способомъ, чѣмъ подвергаться всѣмъ тѣмъ разнообразнымъ ужасамъ страданій, которые со всѣхъ сторонъ ждутъ человѣка. – Вѣдь если бы люди дѣлали только тѣ выводы, которые неизбѣжно слѣдуютъ изъ ихъ міросозерцанія, человѣкъ, понимающій свою жизнь, какъ личное существование здѣсь, ни минуту бы не остался жить. Вѣдь ни одинъ работникъ не пошелъ бы жить къ хозяину, который уговоромъ бы поставилъ то, что если ему вздумается, онъ позволитъ только нѣкоторое время работнику жить спокойно, но, если вздумается, то будетъ жарить его и тѣхъ, кого онъ любитъ, живыми, или сдирать кожу, или вытягивать жилы <и тоже дѣлать со всѣми тѣми, кого любитъ работникъ>, дѣлать то, что онъ на глазахъ нанимающагося дѣлаетъ уже со всѣми своими работниками. Если бы люди дѣйствительно вполнѣ понимали жизнь такъ, какъ они говорятъ, что ее понимаютъ, ни одинъ отъ одного страха страданій не остался бы жить ни одной минуты.

Да, ничто очевиднѣе страданій и неизбѣжнаго ужаса передъ ними, не показываетъ людямъ невозможность понимать жизнь какъ существованіе только здѣсь и необходимость понимать ее какъ нѣчто, выходящее за предѣлы этой жизни.

Объясненіе то, что есть Богъ, награждающій тамъ за страданія здѣсь, ничего не объясняетъ, потому что, если Богъ награждаетъ людей тамъ за страданія здѣсь, то онъ дѣлаетъ это только потому, что онъ справедливый. Если же онъ справедливый, то онъ не могъ и подвергать людей незаслуженнымъ ужаснымъ страданіямъ здѣсь. Если же Богъ, какъ это говорится въ Библіи, взыскиваетъ на дѣтяхъ грѣхи родителей, то это еще хуже. Ребенокъ ни въ чемъ не виноватъ, за что же съ него сдираютъ съ живаго кожу? Богъ, карающій и мучающій невинныхъ, есть Богъ нетолько несправедливый, но злой и не разумный, т. е. нѣтъ Бога. Объясненіе же, что люди прежде согрѣшили, и искупленіе всѣхъ этихъ грѣховъ взялъ на себя Искупитель, и что потому страданій этихъ нѣтъ больше, только голословно отрицаетъ то, что есть. И никакая вѣра въ то, что нѣтъ тѣхъ страданій, которыя есть, не уничтожитъ моего вопроса о томъ, зачѣмъ страданія.

Всѣ эти объясненія ничего не объясняютъ: объясняетъ только одно: то, что тотъ грѣхъ, который сдѣланъ до моей земной жизни и страданія отъ котораго я несу, сдѣланъ мною же и что всякій грѣхъ, который я сдѣлаю въ своей жизни, я же и понесу въ страданіяхъ слѣдующихъ поколѣній.

Объясненіе возможно одно въ сознаніи своей жизни въ жизни внѣ себя въ жизни всего міра. Въ томъ то и дѣло, что человѣкъ не можетъ жить одинъ для себя однаго, не можетъ спастись одинъ, что нѣтъ для человѣка однаго его личнаго блага. Въ томъ то и дѣло, что заблужденія человѣка производятъ страдания человѣка; страданія человѣка суть послѣдствіе заблужденій человѣка. Человѣкъ же заблуждающійся и страдающій не есть одинъ личный человѣкъ, я, Левъ Николаевичъ, a человѣкъ – это всѣ люди и теперь живущіе и прежде жившіе и тѣ, которые будутъ жить – это сынъ человѣческій, какъ называетъ это Евангеліе. И жилъ и живетъ и можетъ жить въ насъ только онъ, этотъ сынъ человѣческій, тотъ, который не только связанъ, но есть одно со всѣми людьми, который своимъ страданіемъ выкупаетъ и свои и чужіе грѣхи, своимъ заблужденіемъ, производитъ свои и чужіе страданія и своимъ избавленіемъ отъ заблужденія избавляетъ себя и другихъ отъ страданій.

Любовь есть та положительная сила, которая соединяетъ людей въ одно. Страданія это та же отрицательная сила, показывающая намъ невозможность нашего отдѣленія другъ отъ друга. Для любви нѣтъ страданія; страданія чувствуются только тѣмъ, кто хочетъ разорвать связь, соединяющую людей. Это та цѣпь, боль отъ которой онъ чувствуетъ, стараясь разорвать ее. <Страданія чувствуются только тѣмъ, кто хочетъ разорвать эту цѣпь.

Страдаю я или другой человѣкъ. Что же это значитъ? Это значить то, что обозначилось заблужденіе, грѣхъ, отъ котораго еще не избавился я или другіе люди, значитъ, что для меня обнаружилось то заблужденіе, которое должно быть исправлено. Неужели мы бы хотѣли, чтобы заблужденія наши были бы скрыты отъ насъ, чтобы мы гибли, не замѣчая этаго?>

–

* [БЛАГО ТОЛЬКО ДЛЯ ВСѢХЪ.]

Всякій человѣкъ въ первые года своего дѣтства, часто юности, считаетъ собою, тѣмъ, что онъ называетъ «я», свое рождающееся и умирающее животное существо, и не видитъ никакого противорѣчія въ томъ, что его жизнь отдѣлена отъ другихъ существъ и не вѣчна, а прекращается смертью. Большей частью, хотя онъ и знаетъ, что люди умираютъ, онъ не вѣритъ въ свою смерть и спокойно живетъ для удовлетворенія желаній этаго своего отдѣльнаго отъ всего міра существа. Но приходитъ время, и въ душѣ человѣка зажигается свѣтъ сознанія, человѣкъ видитъ, что онъ одинъ среди безконечнаго пространства міра и безконечнаго числа существъ, живущихъ такъ же, какъ и онъ каждое для однаго себя, видитъ, что срокъ его жизни – одно мгновенье среди безконечнаго времени. И какъ только человѣкъ не черезъ другихъ услыхалъ про такое положеніе человѣка въ мірѣ, но самъ понялъ и созналъ его, такъ тотчасъ на него находитъ ужасъ передъ ожидающими его страданіями и смертью, а —главное, является вопросъ: зачѣмъ эта его жизнь, и что ему дѣлать. Прежній двигатель жизни, желаніе блага одному себѣ, становится недостаточнымъ, человѣкъ видитъ, что животное благо свое и другихъ нужныхъ ему существъ, обманчиво и неизбѣжно кончается смертью и ищетъ новаго смысла и двигателя жизни, и мучается пока не находитъ его.

Мученія эти суть муки рожденія; человѣкъ мучается, пока не найдетъ этого новаго двигателя и смысла жизни, и пока но родится къ новой жизни.

Проснувшееся сознаніе жизни показываетъ человѣку, что прежнія,⁴⁸⁴484
  В рукописи: прежняя,


[Закрыть] вполнѣ удовлетворявшія⁴⁸⁵485
  В рукп.: удовлетворявшее,


[Закрыть] его влеченія⁴⁸⁶486
  В рукп.: влеченіе


[Закрыть] личной жизни, приводятъ его и другія существа къ бѣдствіямъ, что эти влеченія неразумны, a вмѣстѣ съ тѣмъ влеченія эти продолжаютъ требовать своего удовлетворенія, и въ человѣкѣ является раздвоеніе и недоумѣніе: какому изъ двухъ голосовъ слѣдовать: голосу ли животнаго чувства, или разумнаго сознанія, противорѣчащаго ему. И раздвоеніе это (хотя и неизбѣжно разрѣшающееся съ теченіемъ жизни въ пользу непрестанно растущаго разумнаго сознанія въ человѣкѣ, съ годами все менѣе и менѣе привлекаемаго удовлетвореніемъ животныхъ чувствъ), – человѣкъ то отдается требованіямъ животнаго и страдаетъ, сознавая безсмысленность этихъ требованій, то отдается требованіямъ разумнаго сознанія и страдаетъ отъ неудовлетворенія требованіямъ жив[отнаго]. Но мученія эти неизбѣжны и суть ничто иное, какъ муки рожденія къ новой жизни.

Вотъ это то рожденье къ новой жизни и совершается ученіемъ Христа, совершается тѣмъ, что ученіе это даетъ и указываетъ новый смыслъ жизни, открывающійся для проснувшагося сознанія, и освобождаетъ тотъ новый, иной, чѣмъ животный, двигатель жизни, который находится въ каждомъ человѣкѣ, но еще связанъ въ немъ старыми привычками животной жизни.

Человѣкъ живетъ не одинъ и не первымъ человѣкомъ въ мірѣ, а до него и жили, и съ нимъ одновременно живутъ люди, и люди имѣютъ свойство воспринимать выводы разумнаго сознанія другихъ людей и дѣлать ихъ своими. И вотъ такіе то наивысшіе, доступные человѣку выводы разумнаго сознанія о томъ, какъ разрѣшаются раздвоенія, испытываемыя рождающимся къ новой жизни человѣкомъ, и въ чемъ смыслъ жизни, и даетъ человѣку христіанское ученіе, избавляя его отъ страданій, раздвоенія и сразу указывая ему ясный и несомнѣнный смыслъ и путь его новой, освѣщенной разумнымъ сознаніемъ – жизни.

Если бы проснувшійся къ сознанію человѣкъ могъ бы сразу отрѣшиться отъ требованій тѣла, онъ бы могъ быть счастливымъ и спокойнымъ и могъ бы не спрашивать себя: зачѣмъ онъ живетъ, какъ онъ не спрашивалъ себя до тѣхъ поръ, пока жилъ одною животной жизнью, но проснувшееся сознаніе заставляетъ человѣка раздвояться; раздвоеніе же производить страданіе. А то самое разумное сознаніе, которое сознаетъ страданіе и ставитъ вопросъ: зачѣмъ я живу, не можетъ успокоиться до тѣхъ поръ, пока не получитъ отвѣта.

Зачѣмъ я живу въ этомъ мірѣ? Вопросъ этотъ неизбѣженъ, и какъ ни стараются люди, или суетой жизни, или разсужденіями о постороннему скрыть отъ себя этотъ вопросъ, онъ неотступно стоитъ передъ каждымъ проснувшимся къ сознанію человѣкомъ и требуетъ своего разрѣшенія. Онъ требуетъ разрѣшенія уже по одному тому, что жизнь человѣка есть дѣятельность: человѣку надо действовать, а чтобы дѣйствовать, надо знать зачѣмъ. Не зная же этого, всякое дѣйствіе можетъ быть ложно и нести за собой не выгодныя послѣдствія. Если человѣкъ идетъ и не можетъ остановиться, то ему неизбѣжно знать куда, иначе каждый шагъ его можетъ быть губителенъ. Отвѣтъ же на этотъ вопросъ при доступномъ человѣку знаніи съ перваго взгляда представляется невозможнымъ; я, конечное существо, живу короткій срокъ жизни въ безконечномъ по времени и пространству мірѣ. Никакая дѣятельность моя для меня не можетъ имѣть никакого смысла, потому что всякая кончается смертью; для безконечнаго же дѣятельность обитателя песчинки въ необъятномъ пространствѣ міровъ, существовавшихъ и имѣющихъ существовать вѣчно, еще менѣе можетъ имѣть какой нибудь смыслъ.

Наука дѣлаетъ мудреныя изслѣдованія и строитъ глубокомысленныя теоріи о томъ, какъ образовывался и развивался познаваемый нами міръ, и какъ образовался человѣкъ; но каждый ребенокъ уничтожаетъ всѣ эти изслѣдованія простымъ вопросомъ: «зачѣмъ мнѣ знать все это, если я не знаю, зачѣмъ я живу въ этомъ мірѣ?»

А на этотъ вопросъ никакая мудрость человѣческая не можетъ дать и приблизительнаго отвѣта. Не можетъ дать отвѣта, потому что для того, чтобы понять, для чего я живу въ этомъ мірѣ, надо бы знать этотъ міръ и цѣль его существованія. Это же невозможно, потому что міръ безконеченъ и вѣченъ. Я не могу ни представлять, ни мыслить себѣ его инымъ. Отвѣтъ на этотъ вопрос возможенъ только тогда, когда мы допустимъ, что есть высшее начало жизни, по волѣ котораго существую я и существуетъ весь міръ. Потому что только при этомъ допущеніи цѣль моей жизни опредѣляется уже не участіемъ въ безконечномъ по пространству и времени мірѣ, a исполненіемъ того назначенія, которое мнѣ опредѣлено этимъ высшимъ началомъ. Я не могу знать общей цѣли жизни всего міра: понятіе безконечности этого міра уничтожаетъ для меня эту возможность. Но я могу очень опредѣленно знать то, что мнѣ предназначено сдѣлать для достиженія не доступной моему пониманію цѣли. И потому только по признаніи высшаго начала жизни, по винѣ котораго я живу, возможенъ отвѣтъ на вопросъ: зачѣмъ я живу въ этомъ мірѣ.

Послѣ всякаго иного отвѣта на вопросъ, зачѣмъ я живу въ этомъ мірѣ, можно поставить другой вопросъ: зачѣмъ? —Что бы ни сказалъ человѣкъ, не признающій Бога, о смыслѣ жизни, я могу опять спросить зачѣмъ? Если кто скажетъ: для блага людей и міра, я спрошу: зачѣмъ благо людей и міра?

Если кто скажетъ: для того, чтобы достигнуть пысшей степени развитія, усложненія и усовершенствованія, я опять спрошу: зачѣмъ? Только одинъ отвѣтъ окончательный и такой, на какой нельзя поставить вопросъ зачѣмъ, это отвѣтъ: я живу для исполненія воли Бога, пославшаго меня въ міръ.

Единственный дальнѣйшій вопросъ, который можно сделать на этотъ отвѣтъ – это вопросъ о томъ, что такое Богъ, и зачѣмъ нужно этому Богу, чтобы человѣкъ такъ именно жилъ въ мірѣ и извѣстнымъ образомъ дѣйствовалъ въ немъ? И отвѣтъ на этотъ вопросъ очень простъ и опредѣлененъ: Богъ – это то начало, по волѣ котораго существую я и весь міръ; знать же для чего я долженъ жить такъ, а не ин[аче]. Отвѣтъ въ томъ, что я, съ конечнымъ разумомъ работника безконечнаго дѣла Божьяго, не могу знать цѣли безконечнаго дѣла; не могу даже знать, почему нужно именно такое, какое отъ меня требуется, участіе въ дѣлѣ Божьемъ, и потому не ищу этого знанія, а довольствуюсь знаніемъ того, что открыто мнѣ для моего участія въ дѣлѣ Божьемъ, а это открыто мнѣ вполнѣ.

Человѣкъ въ этомъ мірѣ находится въ положеніи пришедшаго на большой, въ полномъ ходу, заводъ. Работникъ можетъ избрать одно изъ двухъ: первое, не обратить вниманія на данное ему указаніе и предположить, что все устройство, которое онъ видитъ передъ собой, не имѣетъ хозяина и опредѣленной цѣли, и пользоваться заводомъ независимо отъ указаній хозяина для своихъ цѣлей, или признать, что въ заводѣ есть хозяинъ, который для какихъ то своихъ, непонятныхъ работнику, цѣлей устроилъ этотъ заводъ и требуетъ отъ каждаго приходящаго работника участія въ работѣ, вникнуть въ переданное ему при входѣ указаніе и исполнять то, что отъ него требуется.

И всякій работникъ, подумавшій о своемъ положеніи, не можетъ не избрать послѣдняго. Если бы даже онъ сознательно и не избралъ послѣдняго, то опытъ жизни неизбѣжно привелъ бы его къ этому. Точно также не можетъ иначе поступить и всякій человѣкъ проснувшійся къ сознанію. Если же и не поступить такъ, то сама жизнь страданіями приведетъ его къ необходимости признанія высшаго начала жизни, волю котораго человѣкъ долженъ исполнять въ этомъ мірѣ.

Но кромѣ того, что не признавъ существованія Бога, невозможно отвѣтить на неизбѣжно представляющійся и требующій отвѣта вопросъ: зачѣмъ я живу въ этомъ мірѣ? Признаніе Бога, т. е. разумнаго начала всего существующаго, необходимо еще и потому, что, признавая для себя необходимость разумнаго смысла жизни, человѣкъ не можетъ допустить, чтобъ жизнь всего міра, котораго человѣкъ чувствуетъ себя разумною частью, была бы не разумна. А таковою она неизбѣжно представляется, если человѣкъ живетъ и не знаетъ зачѣмъ. Только, признавъ высшее начало этой жизни и своимъ назначеніемъ —исполненіе воли этого начала, человѣкъ можетъ признать и жизнь эту разумною, хотя бы самъ человѣкъ съ своимъ ограниченнымъ разумомъ и не могъ понять конечной цѣли ея.