Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг."

Приложение № 2. «ОБ ИСТИННОЙ ЖИЗНИ» ЛЬВА ТОЛСТОГО.

(Упрощенное изложение книги: «О жизни» Л. Н. Толстого, исправленное и одобренное автором).

Не может быть счастлив тот, кто ищет блага для одного себя.

Живет всякий человек для того, чтобы ему было хорошо – для своего блага. Когда человек не желает себе блага, то он не чувствует даже, что живет. Человек и понять не может, чтобы можно было жить и не желать себe блага. Жить для каждого человека – всё равно, что желать блага и добиваться⁶⁵⁰650
  Курсивом печатаются места, составляющие написания рукой Л. Н. Толстого.


[Закрыть] его; и, наоборот, желать и добиваться блага – всё равно, что жить.

Человек чувствует жизнь в себе самом, и – только в себе одном. Сначала, пока он не понял истинного смысла жизни, человек думает, что благо есть только то, что благо для него одного. Ему сначала кажется, что живет, истинно живет, только он один. Жизнь других людей кажется ему не такою, как своя, она кажется ему только подобием жизни. Свою жизнь человек чувствует; а чужую жизнь он только видит со стороны. Он не чувствует ее и только потому, что видит чужую жизнь, у знает, что и другие люди как будто живут. Что он сам живет, это каждый человек знает и не может ни на минуту перестать знать это. Про жизнь других людей человек знает только тогда, когда он хочет думать о них. Вот почему и кажется человеку, что по-настоящему живет только он один. Такой человек, если и не желает зла другим, то только потому, что ему самому неприятны страдания других. Если он и желает людям добра, то совсем не так, как себе: себе он желает добра для того, чтобы ему самому было хорошо, другим же он желает добра не для того, чтобы им было хорошо, а только для того, чтобы ему, глядя на их радость, самому было приятнее. Такой человек дорожит благом только своей жизни; ему важно и нужно только, чтобы ему самому было хорошо.

И вот, когда человек этот начинает добиваться своего блага, то он сейчас же видит, что сам по себе он не может его достичь, потому что благо это находится во власти других людей. Он всматривается в жизнь других людей и видит, что все они, как и он сам, и как все животныя, – имеют такое же точно понятие о жизни. Точно так же, как и он, они чувствуют только свою жизнь и свое благо, считают только свою жизнь важною и настоящею, и точно так же их благо находится во власти других людей. Человек видит, что каждое живое существо ищет своего собственного маленького блага, и для этого готово отнимать благо у других существ, даже лишая их жизни, – готово лишить блага и жизни его самого. И когда человек сообразит это и станет присматриваться к жизни, то он видит, что так оно и есть на самом деле: не только одно какое-нибудь существо или десяток существ, а все бесчисленные существа мира, для достижения своего блага, всякую минуту готовы уничтожить его самого, – того, для которого одного, как ему кажется, и существует жизнь. И когда человек ясно поймет это, то он видит, что трудно ему добыть себе то собственное благо, без которого, ему кажется, он и жить не может.

И чем дольше человек живет, тем больше он на деле убеждается в том, что это так. Он участвует в жизни человечества. Жизнь эта составлена из отдельных людей, которые волей-неволею связаны между собой. А между тем люди эти желают каждый своего собственного блага и для этого готовы истребить и съесть один другого. Видя это, человек убеждается в том, что такая жизнь не может быть для него благом, но будет, наверное, великим злом.

Но мало этого: «Ты тянешь, и он тянет: кто ни перетянет, а обоим падать». Если даже человек окажется сильнее других и может взять над ними верх, то и тогда разум и опыт его очень скоро показывают ему, что те удовольствия, которые он урывает для себя у других, – не настоящее благо, а только подобие блага, потому что чем больше он пользуется ими, тем больнее он чувствует те страдания, которые всегда наступают после них. Чем больше живет такой человек, тем яснее он видит, что удовольствий становится всё меньше и меньше, а скуки, пресыщения, трудов, страданий—всё больше и больше.

Но мало и этого: когда он начинает болеть и ослабевать, и видит болезни, старость и смерть других людей, то он с ужасом начинает понимать, что он сам, – то, что для него дороже всего, – с каждым часом приближается к ослаблению, старости и смерти. Кроме того, что другие люди готовы его погубить; кроме того, что страдания его неминуемо усиливаются; кроме всего этого, такой человек начинает понимать, что жизнь его есть не что иное, как только постоянное приближение к смерти, которая непременно уничтожит столь дорогого ему самого себя со всем его благом. Человек видит, что он только и делает, что борется со всем миром, и что борьба эта ему не по силам. Он видит, что он ищет удовольствий, которые только подобия блага и всегда кончаются страданиями; видит, что он хочет сделать невозможное: удержать жизнь, которую нельзя удержать. Он видит, что, когда желает блага и жизни только самому себе, то добиться этого блага и этой жизни и удержать их он никак не может.

То, что для такого человека важнее и нужнее всего, – он сам,то, в чем одном он полагает свою жизнь, – то гибнет, то будет кости, черви; а то, что для него не нужно, не важно и не понятно – весь мир Божий, то останется и будет жить вечно. Оказывается, что та единственная жизнь, которую такой человек чувствует и бережет, – обманчива и невозможна: а жизнь вне его, та, которую он не любит, не чувствует и не знает, – она-то и есть единая настоящая жизнь. Он видит, что то, чего он не чувствует, то только и имеет ту жизнь, которую он один желал бы иметь. И это не то, что так кажется человеку, когда он унывает или падает духом. Это не такая мысль, которая находит от тоски и может пройти, когда человек повеселеет. Нет; – это самая очевидная и несомненная истина, и если мысль эта хоть paз придет человеку, или другие хоть раз растолкуют ее ему, то он никогда не отделается от нее, ничем ее из себя не выжжет.

Люди давно поняли несообразность жизни только для себя, и лучшие люди всегда учили такой жизни, которая не имеет этой несообразности; но книжники и фарисеи скрывают от людей истинное учение.

Выходит, что человек сначала ищет блага только для самого себя, но не находит этого блага. Если бы он и нашел для себя что-то, похожее на благо, то всё-таки он знает, что жизнь его всё равно с каждым часом, с каждым дыханием приближается к тому, что для него есть величайшее зло, к страданиям, к смерти, к уничтожению.

Это ясно всякому, кто сколько-нибудь соображает, будь он молодой или старый, ученый или неученый. И это знали разумные люда с самых древних времен.

Давно уже люди поняли то, что если бы все люди думали только о своем собственном благе, то все они уничтожили бы друг друга, и сами бы уничтожились. Люди поняли, что такая жизнь была бы зла и бессмысленна, и что потому истинная жизнь не может быть такою. Эта невозможность живни для одного себя с давних пор была понята и указана великими мудрецами всех народов, – мудрецами и Индийскими, и Китайскими, и Египетскими, и Греческими, и Еврейскими. С самых древних времен человеческий разум, поняв, что нет блага для отдельного человека, искал и старался понять такое благо, которое не уничтожилось бы ни борьбой людей между собою, ни страданиями, ни смертью. Просвещение людей от самых древних времен и до наших дней заключалось и заключается только в нахождении такого истинного блага человека, которое ничем не нарушается, и в уяснении его так, чтобы каждый мог понимать это.

Во все времена, у самых различных народов, великие учители указывали людям такое благо и такую жизнь, которые точно были благом и точно были жизнью. А так как все люди в одном положении, и для всех одинаково невозможно найти каждому человеку благо для себя одного, то и учения всех мудрецов о том, чтò есть истинное благо и истинная жизнь, одинаково находят и указывают его не в самом человеке, а вне его.

Китайский мудрец Конфуций еще за 600 лет до Рождества Христова сказал: «Жизнь – это распространение того света, который для блага людей сошел в них с неба».

Индийские брамины (священники) около того же времени говорили: «Жизнь – это улучшение душ, которые достигают всё большего и большего блага».

Индийский мудрец Будда, живший тогда же, сказал: «Жизнь – это отречение от себя для достижения блаженства».

Китайский учитель Лао-дзы тогда же говорил: «Жизнь – это путь смирения и унижения для достижения блага».

Еврейская мудрость говорит в Библии. «Жизнь это то, что вдунул Бог в ноздри человека для того, чтобы он через исполнение закона Божьего получил благо».

Мудрецы-стоики сказали: «Жизнь—это подчинение разуму, которое дает благо человеку».

Христос же, который жил после всех этих мудрецов, дал такое указание истинной жизни, которое соединило в себе все указания прежних мудрецов. Он сказал: «Жизнь – это любовь к Богу и ближнему, которая дает благо человеку».

Вот как, еще зa тысячи лет до нас, великие мудрецы указывали людям настоящее, неуничтожаемое благо, вместо ложного и несообразного искания блага для себя одного.

Можно не соглашаться с этими мудрецами, можно предполагать, что есть другие, более верные учения о смысле жизни; но во всяком случае ясно, что мудрецы эти дают вместо искания блага для себя одного, которого нельзя получить, такое учение, по которому это благо, которого ищет человек, получается человеком. По словам их видно, что благо, которое ищет человек, достижимо. И на деле выходит, что много миллионов людей и прежде признавали и признают теперь такое понимание жизни и блага, и показывают, что возможно вместо искания блага только для себя одного стремиться к такому благу, которое ничем не нарушается.

Но не все люди так понимают жизнь. Другие миллионы людей не понимают истинного смысла жизни и живут одною плотскою жизнью. Они не только не понимают того, что говорили мудрецы о той истинной жизни, которая спасает от бедственной жизни для одного себя, но даже не замечают того, что жизнь для одного себя не может не быть бедственна. Среди этих людей всегда были и теперь есть еще такие люди, которые считают себя учителями народа. Они сами не. понимают смысла человеческой жизни, но, как слепые вожди слепых, учили и учат других людей тому, чего сами не понимают; они учат, что настоящая жизнь человека есть именно та невозможная жизнь, при которой человек ищет блага для себя одного.

Одни из этих ложных учителей на словах исповедуют учения мудрецов, которые почитаются в их стране, но не понимают настоящего смысла этих учений. Так в христианских странах эти ложные учителя называют себя христианами, но не понимают самого смысла учения Христа. Во всех странах эти ложные учителя пристраиваются к тому из великих учений о жизни, которое в их земле почитается народом, будь это учение Браминское, Буддийское, Таосийское, Еврейское или Христианское, но вместо этих учений проповедуют свои выдумки о разных чудесных откровениях, о прошлой и будущей жизни людей и требуют исполнения выдуманных ими обрядов. Они учат, что вся земная жизнь человека в самом деле неразумна и что она может быть исправлена только верою в другую, загробную жизнь, которая приобретается исполнением внешних обрядов. Это учение фарисеев или духовенства.

Другие из этих ложных учителей, наоборот, не признают никакой другой жизни, кроме земной. Они не верят ни в какие чудеса и смело говорят, что вся жизнь человека в его плотском существовании от рождения и до смерти. Это учение книжников или теперешних ученых. Они учат, что нет ничего неразумного в том, что человек живет так, как живут все животныя – для своего личного блага и боряся с другими за свое существование.

Оба эти учения всегда враждовали и враждуют друг с другом. Духовенство и ученые наполняют мир своими спорами, и этими самыми спорами заслоняют от людей те объяснения жизни, которые были найдены мудрецами человечества и которые указывают путь к истинному благу людей.

Духовенство не понимает учений о жизни тех древних учителей, память которых почитается в той земле, где оно живет. Вместо этих истинных учений о жизни оно учит своим лжетолкованиям о будущей жизни и тем скрывает от людей объяснения жизни, которые дали истинные просветители человечества. Под конец духовенство так привыкает к тому суеверному перетолкованию, которое оно сделало из слов и жизни учителя, что ему кажется, что вся сила учения не в смысле, который давал жизни учитель, а в тех суеверных толкованиях и обрядах, которые оно придумало. А так как толкования и обряды в каждой стране придуманы особенные свои, то духовенство уж не может видеть того единства, того объяснения смысла жизни всех истинных просветителей человечества. Бывает и то, что духовенство, понимая даже истинный смысл учения, скрывает единство учения мудрецов мира для того, чтобы удержать доверие людей к своим давнишним неразумным и ложным, особенным лжетолкованиям и обрядам.

Ученые же книжники, глядя на суеверные обряды фарисеев, не изучают тех учений мудрецов, на которых основались лжеучения фарисеев, а предполагая, что учение мудрецов и есть то самое, чему учат фарисеи, прямо не знают этих учений, считают глупыми всякие учения жизни и смело говорят, что учения великих мудрецов совсем неразумны и произошли только от грубого невежества. Книжники думают, что всё улучшение людей состоит в том, чтобы заниматься только плотской жизнью, и что ни о какой другой, духовной жизни и думать не нужно.

Заблуждение ученых книжников.

И случилось удивительное дело. Учения всех великих мудрецов удивляли людей своей правдой. Хотя люди непонятливые и суеверные не могли вполне уразуметь этих учений, но величие учений и добродетельная жизнь самих мудрецов поражали их. Люди непонятливые и суеверные всегда готовы сочинять баснословные сказания обо всем том, что их поражает, но чего они не могут вполне понять, и потому они решили, что простые смертные не могли так мудро учить, и стали считать этих мудрецов полубогами и сочинять о их жизни всякие чудеса. Правда, что признание людей, хотя бы и очень мудрых, богами и приписыванье им чудесной силы есть заблуждение. Но дело в том, что возвеличивают так людей только таких, которые точно были великими мудрецами и благодетелями людей.

Ученые книжники этого не понимают и думают, что не от того, что велики учителя были, велики о них сложились чудесные сказания, а что просто без всякой причины люди взяли и выдумали басни о тех и других людях. И что, если выдуманы о каких людях басни, то эти люди или обманщики, или сами суеверные люди. А не понимают того, что такие великие мудрецы, как Брамины, Будда, Зороастр, Лаодзи, Конфуций, Исаия, Христос – только оттого и считаются полубогами и творцами разных чудес, что [их] учения были так важны, что переворачивали жизнь миллионов людей.

Заблуждение нынешних ученых людей виднее всего на том, как они смотрят на истинных учителей жизни, по которым человечество жило и образовывалось и продолжает жить и образовываться. В календарях своих образованные люди пишут, что существует 1000 вер, которые будто исповедуются всеми жителями земли. В число этих вер они включают и учения Будды, Браминов, Конфуция, Лаодзы и Христа. И образованные люди взаправду думают, что вер – 1000, что они друг другу противоречат, что все они – вздор, и что изучать их не стоит. Эти люди стыдятся, когда они не успели прочесть самых новых умствований своих любимых ученых; но не стыдятся того, что не знают ничего о Браминах, Будде, Конфуции, Менции, Лао-дзы, Эпиктете, Исаии,– не знают даже и имени этих великих мудрецов человечества. Им и в голову не приходит, что люди в настоящее время исповедуют не тысячи вер, а только три: Китайскую, Индийскую и еврейско-христианскую (с своим отростком магометанства); что книги этих вер можно купить за 5 рублей и прочесть в две недели; и что в этих книгах, по которым жило и теперь без малого живет всё человечество, заключена вся высшая мудрость людская, – всё то, что сделало людей такими, какие они теперь. И в эти-то книги, – самые важные из всех книг, образованные и даже ученые книжники не хотят и заглядывать. Они думают, что не стоит знать того, что думали и делали те великие мудрецы, которые раскрыли людям истинное благо жизни. Книжники сами не понимают той несообразности жизни для одного себя, которая заставляет людей искать иную, разумную жизнь. Книжники смело говорят, что, так как они сами не видят этой несообразности, то ее и нет вовсе, и что у человека нет никакой другой жизни кроме плотской.

Зрячие понимают и объясняют то, что видят перед собой; слепой тыкает перед собой палкой и говорит, что и нет ничего, кроме того, что он ощупывает своей палкой.

Книжники признают только плотское существование человека они думают, что вся жизнь человека только и состоит, что в жизни его тела.

Люди, не понимающие смысла истинной жизни человека, думают о жизни так:

«Жизнь это то, что делается в живом существе от рождения и до смерти. Родится человек, или собака, или лошадь,– у каждого свое особенное тело, и вот живет—живет это его тело, а потом умирает; тело гниет, идет в другие существа, а того прежнего существа уже нет. Была жизнь и кончилась жизнь; бьется сердце, дышат легкие, тело не гниет, значит жив человек, или собака, или лошадь; перестало биться сердце, кончилось дыхание, стало гнить тело – значит умер, и нет жизни. Жизнь и есть то, что происходит в теле человека или животного, от рождения его до смерти».

И вот теперь учение книжников, называющее себя наукой, признает это ложное понятие о жизни за единое истинное. Книжники пользуются наукой для того, чтобы повернуть людей назад в тот мрак, из которого они выбиваются тысячи лет с тяжелым трудом.

Книжники заблуждаются потому,что они ищут объяснения жизни не в том, где его только и можно найти.

Мы знаем, что жить наша в том, что мы желаем себе блага. В этом желании себе блага – и основа и признак всякой жизни; и потому в этом желании себе блага и следует искать смысла жизни. Если я признаю лошадь, собаку или клеща, сидящего на ней, зa живые существа, то это только потому, что я вижу в лошади, собаке, клеще то самое желание себе блага, какое я знаю в себе. И только тогда пойму, в чем благо и жизнь других существ, когда сперва пойму, в чем мое благо и моя жизнь. Для того чтобы понять всякую жизнь, я должен сначала понять свою жизнь, а для этого я должен понять самого себя,– свою душу.

Но книжники говорят, что мы заблуждаемся, когда мы хотим понять нашу собственную жизнь. Они говорят, что такого блага, к которому мы стремимся, вовсе и нет на самом деле, и что жизнь не заключается в желании себе блага. Книжники говорят, что мы поймем жизнь тогда только, когда будем понимать тело человека, животных и всяких других существ. Они не соображают того, что жизнь тела есть только часть человеческой жизни, а не вся его жизнь. Ведь, кроме жизни тела, человек сознает в себе и жизнь духовную; и потому по жизни тела никак нельзя супить о всей жизни человека. Духовную жизнь нельзя наблюдать и изучать, как можно наблюдать тело и вещество. Жизнь духа человек знает в самом себе; и когда человек знает в себе жизнь духа, то он считает ее за главное в своей жизни. Тогда видимое плотское свое существование он считает только за часть всей своей жизни, и притом – зa самую неважную часть. Книжники же, вместо всей жизни человека, берут только видимую ее часть – плотское существование и начинают только одну ее изучать. Изучение это так сложно, так многообразно, так запутано, так много времени и усилия тратится на него, что книжники совсем отучаются думать о духовной жизни человека.

Не веря, в духовную сторону человеческой жизни, книжники приравняли человеческую жизнь к жизни животных, и думают, что и человек живет только для того, чтобы сохранять себя, плодиться и бороться за свое существование, как делают это и все животныя.

До такого безобразного понимания жизни довела книжников их ложная наука. Но заблуждение их ясно всякому человеку, лишь только в нем зарождается разумное понимание жизни.

Люди, которые не находят смысла жизни ни у себя, ни у фарисеев, ни у книжников, живут согласно существующим обычаям, хотя и не видят в них никакого разумного смысла.

Заблуждающиеся люди находят себе помощь в ложных учениях и говорят: «Нечего объяснять жизнь: всякий ее знает, вот и всё, и давайте жить». Они не знают, что такое жизнь и ее благо: но им кажется, что и они живут истинною жизнью. Это всё равно, как если бы волны носили человека по морю, а ему бы казалось, что это он сам плывет туда, куда ему надобно и хочется.

Родится ребенок в нужде или в достатке, и его обучают фарисеи или книжники. Пока он ребенок или юноша, он не понимает еще несообразности жизни только для себя; и потому ему не нужны еще толкования ни фарисеев, ни книжников. Он учится и руководится пока одним только примером людей, живущих вокруг него. А пример этот и фарисеев и книжников одинаков: все они живут только для блага себя самих и этому же поучают и ребенка.

Если родители ребенка или юноши живут в нужде, то он научается от них тому, чтобы приобретать побольше хлеба и денег и как можно меньше работать, для того, чтобы ему одному было как можно лучше. Если он родился в достатке, то он научается тому, чтобы жить в богатстве и почестях для того, чтобы как можно приятнее и веселее проводить время.

Бедный употребляет все свои знания только на то, чтобы увеличить достаток свой, а богатый употребляет все свои знания только на то, чтобы ему не было скучно, а было бы весело. Чем дальше живет юноша, и бедный и богатый, тем сильнее и сильнее впитывает он в себя мирское учение. Он женится, заводится семьей; а семья заставляет его хлопотать еще больше о своем достатке. Таким образом у него усиливается борьба с другими, и он всё больше и больше привыкает жить только для своего собственного блага.

Бывает так, что бедный или богатый человек задумается о том, разумно ли он живет, и он спросит себя: зачем эта погоня за большим достатком и большими удовольствиями, о которых так хлопочу я и будут хлопотать мои дети? Зачем все эти заботы, когда я вперед знаю, что они непременно кончатся только страданиями и смертью для меня и для моих детей? Если человек задумается об этом и захочет узнать правду, то редкому удается узнать те объяснения жизни, которые еще тысячи лет тому назад великие мудрецы нашли для человечества, – так плотно заслоняются от людей эти объяснения учениями книжников и фарисеев.

Фарисеи на вопрос о том: зачем эта бедственная жизнь? – отвечают: «Жизнь всегда была бедственною и должна быть такою; ты напрасно ищешь блага в теперешней нашей земной жизни, благо было прежде, но теперь потеряно людьми; оно будет опять, но не в этой жизни, а в будущей, загробной. Прошедшего блага вернуть нельзя, а для того чтобы получить благо в загробной жизни, тебе нужно исполнять обряды, которые мы предписываем».

Но тот человек, у которого зародились сомнения, видит очень ясно, что все люди всё-таки ищут своего блага, и что сами фарисеи ищут того же здесь, в этой жизни; и потому он чувствует неправду их слов, не верит им и обращается к книжникам.

Книжники говорят ему: «Все учения о другой какой-то жизни, а не о той, какую мы видим во плоти, происходят от необразованности. Все твои сомнения – одни только праздные мечтания. Жизнь миров, земли, человека, животного, растения имеет свой порядок, свои законы; и вот эти-то законы мы и изучаем. Мы изучаем и то, что ожидает миры в будущем, как остынет солнце, и что было и будет с человеком и со всяким животным и растением. Мы можем показать и доказать, что всё так было и будет, как мы говорим. Но о твоей духовной жизни и о твоем искании блага мы ничего тебе сказать не можем. То, что мы можем сказать тебе, это ты и без нас знаешь, а именно: живешь, так и живи, как получше».

И оказывается, что человек, если задумается о своей жизни, не получит на свои сомнения никакого разумного ответа ни от фарисеев, ни от книжников, и останется попрежнему без всякого другого руководства в жизни, кроме одного желания блага себе самому.

Одни из задумывающихся людей говорят себе: «А что, как правда всё то, чем пугают фарисеи зa неисполнение их предписаний?» И эти люди, ив страха наказания в будущей жизни исполняют в свободное время все предписания фарисеев, рассчитывая, что во всяком случае потери от этого не будет, а выгода может быть большая в том случае, если фарисеи говорят правду. Другие соглашаются с книжниками. Эти прямо не верят ни в какую другую жизнь, ни в какие обряды и говорят себе: «Не я один, а все так жили и живут; что будет, то будет». Так и не получают эти люди никакой помощи в своей жизни ни от фарисеев, ни от книжников.

А жить надо.

Жизнь всякого человека состоит из ряда поступков от вставания до постели. Каждый день с утра и до вечера человек должен выбирать, какие поступки он совершит из всех поступков, которые он может совершить. Фарисейское учение духовенства как будто объясняет тайны небесной жизни; ученые книжники занимаются изысканиями того, как произошли человек и весь мир и что с ними будет. Но ни то, ни другое учение не дает никакого руководства для поступков человека. А без руководства в выборе своих поступков человек не может и жить. И вот тут-то человек, волей-неволей, махает рукой на всякие рассуждения и начинает делать то, что делают люди вокруг него.

Во всяком обществе людей каждый отдельный человек большею частью живет именно так, как живут люди кругом него. Жить так, «как люди живут», делать то, что «люди делают», не имеет никакой разумной причины; но тем не менее так всегда поступали и поступают теперь многие миллионы людей: они просто и по привычке подражают тому, что делают другие вокруг них; и чем меньше человек понимает смысл своей жизни, тем сильнее властвует над ним эта привычка подражать людям.

По этой привычке китаец ставит свечки на дощечке в память своих родителей, магометанин ходит на богомолье к гробу своего пророка, индеец произносит тысячи раз под ряд одно какое-нибудь молитвенное слово, военный защищает свое знамя с опасностью для своей жизни, дворянин убивает своего собрата на поединке, кавказский горец мстит за обиженного родственника, православный в одни дни ест такие-то кушанья, в другие – другие. По этой привычке человек убирает свое жилище, как все; празднует похороны, родины, свадьбы, как все; родители обучают своих детей, как все; словом думают, говорят и поступают все, как все. И жить, как все, такие люди называют приличием, обычаем, обязанностью, даже – священной обязанностью.

Есть даже глупые пословицы, которые повторяют, потому что все их повторяют, и которые прямо говорят, что следует подражать обычаю: «Обычай – не клетка, – не переставишь». «Не нами установилось, не нами и переставится». «Что в людях ведется, то и у нас не минется» и другие такие же.

И вот этому-то обычаю и подчиняется большинство людей. С самого своего детства человек видит, что все люди вокруг него делают то, что по обычаю принято делать, и – делают это самоуверенно, важно, словно это самое главное дело. Когда человек не знает, что ему надо делать по настоящему, то он всегда будет делать то, что делают другие, и – будет при этом уверять себя, что это очень разумно. Если он сам не понимает, зачем нужно делать то, что делают все, то он утешает себя тем, что другие люди знают это. Но на самом деле никто этого не знает, – те, другие, сами не понимают смысла этих дел и совершают их тоже только из подражания и боязни насмешки и укоров. Мы думаем, что другие требуют от нас, чтобы мы совершали эти дела; а другие думают, что мы требуем от них того же самого. И так люди невольно обманывают друг друга и всё больше и больше привыкают делать дела, смысла которых они не понимают. Люди привыкают даже думать, что в таких поступках есть какой-то таинственный смысл, непонятный для них самих. И выходит, что чем меньше люди понимают смысл этих дел, тем их считают важнее, – чем менее в них разумности, тем торжественнее они их совершают. И богатый и бедный делают то, что делают все, и они говорят себе, что они должны так поступать, – что в этом их святая обязанность. Они усыпляют свой разум тем соображением, что дела эти непременно должны быть хорошими, потому что очень много людей давным-давно их совершают и уважают. И до глубокой старости доживают люди, думая, что если они сами не знают, зачем они живут, то это знают другие. Но эти другие так же мало, как и они, знают, зачем они живут.

Так поколение за поколением вырастают, глядя на эту бессмысленную сутолку и думая, что это и есть настоящая жизнь. Они видят, что старые, седые, почтенные и всеми уважаемые люди участвуют в этой толкотне; и молодые люди уверяются, что, кроме этой безумной сутолки, другой жизни никакой нет; они сами начинают делать то же самое: они принимают участие в этой толкотне и, когда приходит смерть, уходят, не видавши истинной жизни.

Это всё равно, как если бы человек не знал, что такое собрание, и захотел бы пойти на собрание. Он подходит к дому, внутри которого происходит собрание; но у дверей он видит, как теснится и шумит толпа людей; он решает, что это и есть самое собрание, и, потолкавшись у дверей среди этой толпы, уходит домой с помятыми боками и совсем уверенный, что он был на собрании. А между тем, собрание происходило в самом доме, и человек этот даже и не попал туда.

Так бывает и с жизнью. Устраивают люди железные дороги и телеграфы и телефоны, измеряют солнце и звезды, выдумывают пушки и ружья, цари пишут письма друг другу и указы, устраивают училища, гимназии, университеты, ученые общества, торгуют, возят товары с места на место и говорят себе: «Это ли не жизнь?»

Но истинной жизни во всем этом нет: она остается в стороне. И все эти громкие дела по большей части не что иное, как давка обезумевшей толпы у дверей жизни.