Текст книги "Венеция. Полная история города"

Константинопольская квадрига. II век н.э.

Как только войска Тимура ушли из Азова на Северный Кавказ, а затем и на Нижнюю Волгу, венецианцы поспешили направить в ставку хана консула Бланке де Рипа, которому было поручено возобновить торговые права Венеции. В Тане вместо города он нашел лишь руины. Но, получив от хана разрешение на новую застройку и возведение укреплений, венецианцы добились снижения пошлины с 3 % до 1,5 %, организовали уже съехавшихся в Тану купцов и наладили приток товаров. После потрясений, вызванных походами Тимура, они вновь оправились от потерь, но в последний раз. В XV веке город за каменной стеной был единственным очагом оседлой жизни в кочевой степи. Местное население поредело. Смуты в распадающейся Орде несли тревоги и опасности.

Венеция до последнего пыталась снаряжать торговые галеи в Азовское море. Но в 1460 году сенат уже не решился объявить торги и 91 голосом против четырех отверг внесенное предложение. На угасании Таны отозвалась и смена политики в самой Венеции. Один из выдающихся венецианских дожей Франческо Фоскари (1423–1457) решил, что Венеции недостаточно быть центром огромной морской торговой империи. Он упорно проводил политику расширения владений Венеции на «терраферме», на континенте.

В десятилетия его дожества материковая территория Венеции вобрала в себя земли от реки По на юге, озера Гарда на западе до Альп на севере и Далмации на востоке. Правда, цена этих приобретений оказалась велика. Венеция уступила гегемонию на море туркам, потеряв свою репутацию «царицы морей». Забота о заморских колониях, особенно об отдаленных вроде Таны, уменьшилась, а вместе с этим сузился размах торговли, которой все больше препятствовали турецкие военные успехи.

Китай, где у власти оказалась изоляционистская династия Мин (1368–1644), прекратил все отношения с Западом и положил конец торговле, которая процветала со времен Марко Поло. Роль Венеции как посредника между Средиземноморьем и Азией ослабла, торговали снова, как во времена Византии, местными продуктами.

В начале XV века большая часть прежней коммерческой деятельности в Тане замерла: сохранились лишь рыбные промыслы и торговля кожей и мехом. Торговля рабами также сохранилась, но постепенно попала в руки греков, армян и турок, хотя, по признанию венецианского купца Джакомо Бадоэра, несколько крупных партий понтийских рабов попали на Запад в 1430-х годах.

Завоевание османами Константинополя в 1455 году больше не позволяло венецианским кораблям проходить через Дарданеллы, а расширение Османской империи в 1461 году до порта Трапезунд – еще одной важной венецианской торговой базы – заблокировало всякую возможность торговых отношений с Русью и степью. Добило и без того чахнущую торговлю падение Каффы в 1475 году. Тогда же закончилась и история венецианской Таны.

Иосафат «Юсуф» Барбаро: доброжелательный наблюдатель

На излете существования Таны как венецианской фактории в 1436 году сюда приехал 23-летний венецианский нобиль и купец Иосафат Барбаро. Здесь он стал крупным местным рыбопромышленником, торговал жемчугом и драгоценностями. Вдали от дома он провел 16 лет, был свидетелем последних лет существования колонии, исследовал территории Приазовья и Северного Причерноморья и описал все в своем дневнике:

В 1436 году я предпринял свое путешествие в Тану, где год за годом и оставался в течение целых шестнадцати лет. Я объездил те области, как по морю, так и по суше, старательно и с любопытством.

Тана в XV веке была городом полностью венецианским, но, как всегда в колониях, имела довольно пестрое население, среди которого было немало татар, имеющих разрешение проживать внутри крепостной стены; их Барбаро определяет как «городских» (tartan della terra) в противоположность степным кочевникам. Обе общины сжились друг с другом, венецианцы в большинстве случаев научились говорить по-татарски. Барбаро тоже выучил татарский язык и завязал тесные связи с представителями ордынской знати. Это определенно помогло ему наладить контакты с допущенными в город татарскими купцами, называвшими венецианца понятным им именем «Юсуф».

Он мало рассказывал о приходивших в Тану судах из Венеции или из Константинополя: в XV веке торговое судоходство значительно уменьшилось, и жители Таны в основном промышляли тем, что разводили рыбу в устроенных по берегам реки peschiere. Барбаро владел пескьерами на Дону около места, называемого Бозагаз, и посещал их, поднимаясь вверх по реке либо на лодке, либо зимой на санях (zena) по льду.

С фондамента Скьявони отправлялись торговые корабли в Тану.

Тана жила в постоянной настороженности и беспрерывном наблюдении за степью и ее обитателями – татарами-кочевниками. Охранялся город строго. В периоды явной опасности ворота запирались, но и в спокойные дни через них входили и выходили в степь под контролем стражи и даже с разрешения самого консула. Барбаро подробно и с любознательностью естествоиспытателя описал быт и нравы кочевников.

Каждый из этих [наездников], когда он отделяется от своего народа, берет с собой небольшой мешок из шкуры козленка, наполненный мукой из проса, размятой в тесто с небольшим количеством меда. У них всегда есть с собой несколько деревянных мисок. Если у них не хватает дичины,– а ее много в этих степях, и они прекрасно умеют охотиться, употребляя преимущественно луки,– то они пользуются этой мукой, приготовляя из нее, с небольшим количеством воды, род питья; этим они и обходятся.

Одними из его наиболее заметных дипломатических и военных подвигов того времени были успешная миссия, в ходе которой он убедил татар не нападать на Тану, а также спонтанные вылазки в степь и сражения с черкесскими налетчиками.

Он охотно познакомился, а затем поддерживал дружеские отношения со знатным татарином – Эдельмугом. Барбаро подробно рассказал, какое впечатление произвело на него перемещение огромных масс людей и скота, как татары переправлялись через реку «безо всяких хлопот и с такой уверенностью, как будто они идут по земле», он детально описывал уклад кочевых народов степи:

Сначала шли табуны лошадей по шестьдесят, сто, двести и более голов в табуне; потом появились верблюды и волы, а позади них стада мелкого скота. Это длилось в течение шести дней, когда в продолжение целого дня – насколько мог видеть глаз – со всех сторон степь была полна людьми и животными: одни проходили мимо, другие прибывали. И это были только головные отряды; отсюда легко представить себе, насколько значительна была численность [людей и животных] в середине [войска].

Мы все время стояли на стенах (ворота мы держали запертыми) и к вечеру просто уставали смотреть. Поперечник равнины, занятой массами этих людей и скота, равнялся 120 милям.

Главное внимание он уделил не столько внутренней жизни колонии, а тем более далекой Венеции, сколько сильным и опасным соседям – татарам. От них зависело благополучие Таны. Понимая это, и консул, и все купечество старались заручиться благосклонностью татарских ханов, и Барбаро принимал в этом активное участие, используя свой опыт дипломата и коммерсанта.

Лишь только правитель остановился, они сразу же раскидывали базары, оставляя широкие дороги. Если это происходило зимой, то от множества ног животных образовывалась величайшая грязь; если же летом, то величайшая пыль. Тут же, немедленно после того, как были поставлены базары, они устраивали свои очаги, жарили и варили мясо и приготовляли свои кушанья из молока, масла, сыра. У них всегда была дичина, особенно олени. В их войске были ремесленники – ткачи, кузнецы, оружейники и другие, и вообще были все необходимые ремесла.

Если бы ты спросил меня: «Они, значит, бродят, как цыгане?» – я отвечу отрицательно, так как – за исключением того, что их станы не окружены стенами,– они представляются [нам] огромнейшими и красивейшими городами. В связи с этим [скажу следующее]: однажды, когда я находился в Тане, где над воротами была очень красивая башня, около меня стоял один купец-татарин, рассматривавший эту башню; я спросил его: «Не кажется ли тебе эта вещь замечательной?» Он же, взглянув на меня и усмехнувшись, сказал: «Ба! кто боится, тот и строит башни!» В этом, мне думается, он был прав.

Венецианский купец так сблизился с народом степи, что, вернувшись домой, помог освободить из плена двух незаконно захваченных на Риальто татар из Крыма, добился их освобождения, содержал их у себя два месяца и отправил за свой счет с ближайшим караваном обратно в Тану. Один из этих людей узнал в Барбаро незнакомца, уже один раз приходившего ему на помощь: «Ты дважды спас мне жизнь: один раз теперь, потому что, оказавшись в рабстве, я считал себя умершим, другой раз, когда горела Тана: ты тогда пробил пролом в стене, через который вышло много людей».

Барбаро также путешествовал по России, он побывал в Казани и Новгороде, у черкесов и грузин, «которые уже попали под власть “московитов”». Он рассказал в своих записях о множестве событий, в которых участвовал, в том числе описал свою экспедицию к предполагаемому кургану последнего короля алан. Ему удалось установить его местонахождение, но никаких богатств он там не нашел (современные историки полагают, что он обнаружил яму с закопанным кухонным мусором).

Барбаро вернулся на родину незадолго по падения Константинополя, некоторое время жил как частное лицо, но в 1460-х годах был назначен проведитором (главным инспектором) в Албанию, где фактически командовал всеми вооруженными силами республики. Позже его опыт был востребован в Персии – его отправили послом к падишаху Ирана Узун Хасану. В конце 1480-х годов он начал писать свою книгу «Путешествия в Тану и в Персию». Первое издание вышло в 1543 году уже после смерти венецианского купца и дипломата.

Мера вещей и весов

Из ярлыка, выданного ханом Узбеком через Андреа Дзено венецианским купцам Таны в 1333 году, известно, что в ее порт приходили два типа венецианских кораблей: navi de duabus cabijs, et de navi de una cabia…– двухмачтовые и одномачтовые. Речь идет о галеях (галерах) и навах (нефах). Первые отличались быстроходностью и малой грузоподъемностью, были оснащены одной мачтой с треугольным «латинским» парусом; вторые – повышенной вместимостью трюмов и малой скоростью.

Конвой судов выходил из Венеции и шел мимо побережья Далмации к островам Эгейского моря, затем в Константинополь и в Черное море. Это был мощный флот, который шел по продуманному и хорошо известному маршруту, им командовали прекрасные флотоводцы с богатой навигационной практикой и командиры, имеющие большой опыт. Проверенный маршрут был важен, потому что нужно было синхронизировать торговлю – в Тану muda должна была прийти одновременно с караванами мусульманских купцов.

Лицевой летописный свод. Хан Узбек перед своими подданными. XVI век

Корабли покидали Венецию в июле и возвращались на Рождество или в начале января. Венецианский сенат, чтобы ускорить обращение товаров, синхронизировал время прибытия muda Черного моря с конвоем, отправляющимся в Баварию или во Фландрию в начале весны, с перегрузкой всевозможных «фландрских товаров» (сукна, янтарь и др.) в Венеции. Чтобы лучше воспользоваться каждой muda в Тану, туда направляли торговые суда лишь значительного тоннажа (не менее 150 тонн). Регулярность выхода морского конвоя в Черное море была связана с политическими, военными и экономическими обстоятельствами. Движение приостанавливалось на время войн между Венецией и Генуей, а также на время, когда в Причерноморье было небезопасно (например, во время похода Тамерлана на Тану в 1395 году).

Пири Рейс. Черное море. 1525 год

Пик движения пришелся на первую половину XIV века: с 1320 по 1340 годы. Венеция ежегодно отправляла в Тану и Трапезунд в среднем семь-восемь кораблей. С 1320 по 1350 годы 168 венецианских судов посетили Трапезунд и 59 – Тану, где венецианский консул появился только в 1332 году. После паузы с 1350 по 1356 год из-за войны за проливы и ее последствий, между 1356 и 1399 годами 58 судов прошли в Трапезунд и 125 в Тану. В первой половине XV века Черное море немного «остывает»: 53 галеры – в Трапезунд и 110 – в Тану. Каждая muda имеет в составе в среднем всего два-три корабля. Между 1437 и 1452 годами уровень торговли восстанавливается, однако не достигает уровня начала XIV века.

Торговые центры Востока слали в Венецию пряности, поступающие из Египта, драгоценные ткани и шелка, сотканные в Индии или закупленные на рынке Дамаска. Торговля шелковыми шалями zendale, а также персидским шелком-сырцом, который в городе был окрашен прежде всего в желтый, зеленый и синий цвета, процветала. Эти товары, пользующиеся чрезвычайным спросом на рынках запада, обычно называли «тонкими товарами». Они занимали небольшой объем, но дорого стоили, поэтому в конвоях получали приоритетную охрану.

На большие «круглые» корабли с более вместительными трюмами грузили древесину и железо, шерсть и ковры, сушеное мясо и соленую рыбу, зерно, вино и финики, а также объемную, но очень ценную пеньку, сахар, воск, обработанную бронзу, красное дерево (которое содержало пигмент, позволяющий окрашивать ткани в красный цвет), а также в огромных количествах «древесную золу». Ее импортировали из Сирии и считали чрезвычайно ценной из-за содержания в ней нитратов, необходимых при производстве муранского стекла. Зола также использовалась для изготовления «лисии», из которой с добавлением соответствующих отдушек и ароматических масел создавались превосходные мыла и косметические продукты, давшие жизнь процветающей косметической промышленности Серениссимы. Эти крупные корабли, также занимавшиеся коллективным плаванием, часто по несколько лет отсутствовали на венецианских рынках, предпочитая торговать по периферии Черного и Средиземного морей, пользуясь законом спроса и предложения, который иногда сильно отличался от порта к порту.

Из Северной Европы морским путем поступала английская и фламандская шерсть. Испанская шерсть, отгружаемая в Валенсии, Аликанте или Карфагене, которую перерабатывала процветающая промышленность Венеции в XV веке, доставлялась по суше, что позволяло сократить расходы по меньшей мере на две трети маршрута. Именно невысокие цены на итальянские сукна (всего на 10–20 % выше, чем в Венеции) позволяли венецианцам и генуэзцам овладеть константинопольским рынком, подчинить византийскую торговлю и ремесло. Важные соляные промыслы, где загружались венецианские корабли, возвращавшиеся из Фландрии, находились на Балеарских островах, на Ибице, в Ливии и на Сардинии. Подтверждением этого движения товаров из Леванта в Венецию служат дошедшие до нас погрузочные журналы и бухгалтерские книги венецианского купца Джакомо Бадоэра.

Он сначала управлял галерной торговлей с Александрией через incanto di galere (галерный аукцион). Потом отправился в Константинополь, куда прибыл 2 сентября 1436 года и оставался до 1440 года. Как только Бадоэр сошел на берег, он начал усердно вести подробный реестр своих дел, выделяя купленные товары, наиболее востребованные на венецианских рынках, и сообщая весьма полезные подробности, которые сегодня мы могли бы назвать «рыночными данными и исследованиями» о специях, драгоценных металлах, мехах, вине и масле.

Для обратного транспорта он делил товары на более ценные и громоздкие; организовывал с помощью галер или круглых кораблей соответствующие конвои и вспомогательные отряды. Метод бухгалтерского учета, принятый Бадоэром, широко использовался купцами того времени. Главная трудность заключалась в том, что система мер и весов, принятая в Венеции, совершенно отличалась от тех, что применялись в любом другом порту. Поэтому для купца было важно знать методы обмена и конвертации весов, мер и валют.

Из записей Бадоэра можно узнать, что в Венецию завозился текстиль (37,8 %), воск (28,4 %), пряности и благовония (21,4 %), шелк-сырец; на Сицилию и Балеары везли рабов и медь. Что продавцы-генуэзцы (30,8 %: пряности, медь, красители, воск, шелк-сырец, кожи и меха, рабы, зерно, кипрский сахар) были активнее, чем венецианцы (14,3 %: медь, рабы, пряности, воск). Доля Константинополя в левантийской торговле Венеции 1400–1450 годов составляла от 24 до 38 % (около 1 млн. дукатов в год). Годовой оборот Бадоэра – около 70 тысяч гиперперов (26 тысяч дукатов), в Константинополе насчитывалось не менее 84 венецианских купцов.

Больше всего на Западе были востребованы шелк и специи – главные товары Великого шелкового пути. Именно они давали сверхприбыль. В 1395 году венецианские галеры привезли по Черному морю в Италию 22,6 тонны шелка и 8,7 тонны перца. В 1396 году две галеры по тому же маршруту везли 14,5 тонны шелка и 7,5 тонны красителя индиго. В 1404 году на двух галерах в Венецию доставили из черноморских портов Орды 28 тонн шелка, 20 тонн перца, столько же индиго, 7 тонн корицы и 4 тонны имбиря… И это в годы, когда экспорт Орды упал из-за внутренних междоусобиц и антимонгольского восстания в Китае, а Венеция проигрывала конкуренцию Генуе, резко сократив свою коммерцию в Черноморском регионе.

Изображение Генуи в Нюрнбергской хронике. XV век

Еще караваны везли в лагуну очень много зерна, особенно пшеницу, просо и ячмень. Оно пользовалось большим спросом: ни в Венеции, ни в Генуе не было аграрной округи, все нужно было привозить из-за моря. Ежегодно Венеция тратила баснословные суммы на закупку провианта. Зернохранилище на Большом канале, как и хранилища в других частях города, служило своего рода неприкосновенным запасом. Использовался он только в том случае, если возникала нехватка хлеба. Существуют свидетельства о единичных случаях (например, в середине XIV и в середине XVI веков), когда Венеция распечатывала резервы и для горожан пекли хлеб из этого зернового запаса.

Везли рыбу, икру и морскую соль из окружающих Тану солончаков. Азовское море изобиловало осетровыми. В сезон миграции осетров в устьях Дона на побережье создавались временные рынки, куда западные купцы ходили за провиантом.

В бухгалтерской книге, которую вел в 1437 и 1438 годах во время своего пребывания в Константинополе по торговым делам венецианец Джакомо Бадоэр, отмечены расходы на покупку scenai, или на современном итальянском schienali – «спинок». Эти самые «спинки» представляли собой филе осетра, консервированное в соленом, сушеном или даже копченом виде. В 1438 году Джакомо Бадоэр купил у некоего Бартоломео Россо 11 таких филе. Осетрина была дорогой и популярной едой: изысканные, тщательно продуманные рецепты ее приготовления можно было найти в трактате по гастрономии XVI века Бартоломео Скаппи, повара папы Пия V. Как постное блюдо филе осетра пользовалось большим спросом во время Великого поста, особенно у духовенства. Но священнослужители были не единственными любителями этого деликатеса: упомянутый Джакомо Бадоэр дважды посылал большие партии осетрины из Таны в Венецию в качестве дорогого подарка своим родителям.

В окрестностях Таны, как уже упоминалось, существовали рыболовные промыслы: одним из них владел известный нам Иосафат Барбаро. Он и рассказал в своих записках, что, кроме всего необходимого для разведения и рыболовства, там имелись помещения, оборудованные для засолки и упаковки рыбы для оптовой торговли. Он же упоминал другого венецианского купца, Зуана да Валье, который тоже владел рыболовным промыслом в этом регионе: однажды, пока орда татар грабила рыбный промысел Барбаро, Зуан вырыл яму, куда спрятал 30 бочонков осетровой икры, и таким образом избежал ограбления.

Чтобы доставить дорогой деликатес покупателям, в Тане осетрину грузили на венецианские корабли muda Rumania Mar Nero. Купцу, желающему торговать осетриной, приходилось сначала приобретать товар, а затем хранить его, дожидаясь прибытия кораблей. Для этих целей в Тане были оборудованы склады на берегу. Чтобы отправить груз ценной рыбы в Венецию, купец должен был договориться с владельцем галеи, согласовать с ним условия перевозки и порт назначения. Чтобы покинуть Тану со своим товаром, торговцы должны были получить разрешение на вывоз у венецианского консула в городе. Этот жесткий контроль был направлен на то, чтобы не допустить бегства из Таны должников.

Страница из руководства «Практика торговли» Бальдуччи Пеголотти

После того как купец согласовывал детали фрахта со шкипером, он доставлял свой товар в порт, где его нужно было предъявить специальному чиновнику. Осетровые тушки пересчитывались по одной и записывались писцом в журнал, а купец получал сертификат на свой груз. Затем рыбу грузили на зафрахтованную владельцем лодку для перевозки товара на корабль, который ждал на якоре в гавани. Как только schienali оказывались на борту корабля, их пересчитывали еще раз и помещали в трюм, где они и оставались до прибытия в Венецию. Осетрину можно было перевозить в бочках (bote) или в ящиках (cassage), но иногда ее просто складывали в трюм корабля, разделяя товар на партии в зависимости от качества. Маркетинговое руководство Бальдуччи Пеголотти объясняло торговцам, как распознавать качество осетрины по ее размеру, цвету и запаху. И та и другая рыба находила сбыт на венецианском рынке, одна дешевле, другая дороже. В 1403 году осетрина высшего качества продавалась по 40 дукатов за 100 филе. Это была цена оптовой партии, рыбе еще предстояло попасть на рынок, а в конечном счете – на стол богатых горожан.

В районе Трапезунда производились очень качественные вина, которые везли в сторону Крыма и Азовского моря. В обратном направлении шли рыба и зерно. Это была доходная внутренняя торговля, поэтому венецианцы стремились внедриться в экономику городов и Северного, и Южного Причерноморья, земли которого были главными центрами производства вина.

С севера прибывала пушнина из русских земель; мед и воск поставлялись из Газарии. Очень ценным товаром были квасцы из Колонеи (Карахисар) – кристаллическое вещество, в Средние века использовавшееся для окрашивания тканей и фиксации цветов. С Запада европейцы привозили готовую продукцию – в основном ткани из Шампани и Ломбардии, шерстяное сукно из Ипра и Шалона, кружева из Поперинге. Окрашенное сукно в Византии и на всем мусульманском Востоке не производили, и оно пользовалось большим спросом. Везли серебро – единственный драгоценный металл, который ценили монголы. Серебро было главным эквивалентом торговли. Оно добывалось в рудниках Богемии, Германии и ввозилось через Венецию либо в слитках, либо как чеканная монета.

Историк Сергей Карпов указывает еще на один редкий западный товар: колокола и оружие. На территории Византии строилось много храмов, и там высоко ценили колокола, которые делали в Венеции, в Генуе, в городах Ломбардии. И если надо было сделать подарок византийскому или трапезундскому императору, ему посылали колокол.