Текст книги "Пофигист и записки рыжего Льва"

Я немного успокоился, ведь я ожидал увидеть язвительную улыбку и издевательски довольные глаза, но увидел доброжелательный и поддерживающий взгляд. С красным лицом и лиловыми ушами я дочитал стих и быстро сошел со сцены. В этот момент мне не хотелось никого видеть, возникло сильное желание улететь на луну или еще куда дальше. Но космического корабля у меня нет, да и летать я не умею, поэтому пришлось найти пустой уголок и забиться в него. Ко мне подошла Зоя Федоровна и похлопала по плечу со словами:

– Все хорошо. Молодец.

Я простоял в углу до конца выступлений оставшихся участников. Затем объявили перерыв, чтобы жюри вынесло решение и распределило места. Ко мне подошла Катя и сказала:

– Лева, все хорошо у тебя получилось. Не расстраивайся. Я когда первый раз вышла на сцену, напрочь все забыла.

– Правда? – спросил я.

– Конечно. Выступление перед публикой всегда страшно. Я уже пятый раз выступаю, и все равно волнуюсь, – ответила Катя. Казалось, что она еще много чего хотела мне сказать, чтобы поддержать. Видно было, что она понимает меня как никто. Вера подловила паузу в Катиной речи и сказала:

– А я так вообще в первый раз, когда читала стих, заревела. У меня почему-то голос задрожал, и слезы полились ручьем. Вот картина была. У каждого по-разному нервы срабатывают. Так что, с боевым крещением тебя.

Слова девчонок меня немного успокоили. После всех этих душевных трепыханий я чувствовал себя таким разбитым и уставшим, будто вагон кирпичей разгружал. Когда я успокоился, тело вдруг обмякло и захотелось спать. Грамотой меня, конечно, не наградили, но диплом участника дали.

Несмотря на поддержку одноклассниц и учительницы, домой я шел грустный и задумчивый. В голове крутилась картина, где я стою на сцене красный и испуганный. От такого представления бросало в пот. Не помню, как я пришел к своему подъезду, поднялся на этаж и позвонил в дверь. Почти одновременно со звонком открылась дверь. Дома меня ждали мама и отец. На столе в зале стоял большой торт, разные печенки, пирожные и конфеты.

– Ну как? – тихо спросила мама, вглядываясь в мои опущенные глаза.

– Да, нормально, – сказала я, и направился к себе в комнату.

– Что случилось? Пока не скажешь, не отстану, – угрожающе сказала мама и встала перед дверью, закрыв проход в комнату. Рядом стоял отец и молчаливо ждал ответа на мамин вопрос.

– Да на сцене забыл пол стиха, покраснел. Хорошо, что Катя подсказала, а то так вообще провал был бы полный, – тихо стал объяснять я, хотя совсем не хотелось этого делать.

– Фу, все хорошо, – с глубоким выдохом сказала мама и похлопала меня по плечу.

– Ты молодец, моя умница, – добавила она.

– Что хорошего? Я провалился. Опозорился на весь город, – сказал я дрожащим голосом, к горлу подкатил комок, хотелось разрыдаться, как девчонка

– Да, прекрати. Ты первый раз в жизни выступал на сцене. Да еще читал такой длинный стих. Ты что говоришь? Да ты умница. Ты никогда не любил выступления, в детстве даже перед классом стеснялся домашнее задание рассказать. А тут на такое решился, – продолжала хвалебную оду мама.

– Пойдем, мы стол накрыли в твою честь.

Я неохотно пошел к столу в зал. Мама нарезала торт, черемуховый – мой самый любимый. Несмотря на все вкусности, радость родителей, я продолжал грустить. Я будто жалел себя. В голове крутилось: «Вот если бы я не забыл стих, прочитал все до конца, не покраснел бы, не чувствовал бы себя потом так мерзко и плохо, и радовался бы вместе с родителями». В общем, в голове было много «если бы». Но было, как было и мне с этим нужно жить дальше.

– Лева, мы пригласили твоих друзей. Сейчас они должны подойти, – вдруг сообщила мама.

И, правда, через несколько минут в дверь позвонили. Мама соскочила с места и побежала открывать. Через мгновение в комнату вошли мои друзья – Артем, Санек и Генка. Я был и рад и не рад одновременно. Рад оказаться в кругу своих, не рад, потому что придется снова вспоминать свой позор, да еще и рассказывать про него. Но мама опередила меня.

– Лева выступил на конкурсе с патриотическим стихом. Грустный от того, что немного подзабыл, разволновался на сцене, – сказала она.

– Ну, а кто бы не разволновался? – вопросительно ответил Артем.

– Я так вообще выступать боюсь.

– А я люблю. Только не стихи читать, а так покривляться, чтобы всем весело было, – сказал Санек.

– Да ты, когда стихи у доски читаешь, тоже всем весело, – вдруг вставил слово Генка.

– А я в молодости на заводе профсоюз возглавлял, – начал было свой рассказ отец, – и частенько писал на доске почета разные благодарности и поздравления за добросовестный труд. И вот один раз в такой благодарности я напечатал на машинке, тогда компьютеров не было, вместо буквы «д» в слове «труд» по невнимательности букву «п». И получилось у меня тогда объявление не радостное, а очень даже печальное. За что мне было тогда очень стыдно, хоть я и не специально. Работники все понимали, поддерживали, но мне было тогда не по себе. Зато с тех пор я взял за правило проверять все, что делаю. Так что из любой неприятности можно какой-то вывод сделать. Так что Лева посмотри на свое выступление, не как на позор, а как на урок жизни и тогда поймешь, что это не провал, а такой жизненный опыт. Прекрати жалеть себя. Ничего не произошло, никто не помер и не заболел. Все твои друзья с тобой. А ты сидишь, как кисейная барышня, чуть не плачешь. Прекращай, давай.

– Да ладно, чего ты? – тревожно сказала мама.

– Все правильно, мама, – ответил я и будто проснулся от какого-то долгого и томительного сна, – что я, в конце концов, расклеился, как папье-маше под дождем. Давайте, наедимся сладкого, пока родители разрешают. Я вот еще диплом участника покажу.

Я достал диплом, который до этого момента прятал с перспективой выбросить в коробку с ненужными вещами. Настроение мое немного улучшилось, но неприятный осадок оставался в глубинах сердца и иногда буквально на минуту по неизвестной мне причине поднимался вверх, вызывая тяжелые воспоминания, и снова оседал на дно. Когда друзья ушли, и я оказался в комнате наедине со своим мыслями, чувство стыда снова выступило на передний план, снова всплыли неприятные ощущения и воспоминания. Мне очень хотелось избавиться от всего этого. Тогда я задал себе вопрос: «Что меня больше всего беспокоит? Мнение других людей? Неумение выступать на публике?»

Проанализировав свои мысли, я решил, что умение выступать мне по большому счету неинтересно. При желании его можно развить, для этого существуют достаточно тренингов и курсов. А вот мнение окружающих – для меня оказалось очень важным моментом. Как раз душу мучили вопросы: «Что теперь обо мне подумают другие, как будут ко мне относиться, увидят ли во мне слабака или дурака?»

Тогда я представил себя на месте этих людей и спросил себя: «Вот перед тобой выступает подросток, видно, что жутко волнуется, забыл текст, стоит краснеет, хочет провалиться на месте. Так вот скажи, что ты видишь – слабака или дурака? Будешь ли ты к нему хуже относиться и почему? Что подумаешь об этом человеке?» Ответив на все эти вопросы, я понял, что не осуждаю и не готов казнить этого человека, а понимаю его и даже проникаюсь сочувствием. Так, может, и другие не осуждают меня, а понимают, ведь они тоже когда-то с чего-то начинали. Тогда я понял, что не стоит думать о мнениях других. Умные люди поймут, а дураку в любом случае не угодишь. Тогда я вспомнил совет отца – искать во всем урок, набираться опыта. Итак, какой урок я могу для себя извлечь?

Ну, во-первых, я не умею выступать на сцене, боюсь публики. Это мне никогда не пригождалось, надеюсь больше не пригодиться. Я это теперь знаю, и буду говорить тому, кто захочет подбить меня на авантюру типа публичного выступления. Так научусь говорить «нет». К тому же я понял, что этим страхом страдают многие, я такой не один.

Во-вторых, я узнал, как правильно читать стихи, понимать душу поэта. У меня даже появилось желание самому что-то написать, передать свои чувства. Да хоть бы про мой провал. Ну, например.

Один пацан жил не тужил,

С друзьями время проводил.

Не знал невзгод и поражений,

Не жизнь, а масса развлечений.

И вот случился с ним провал.

Он одним страхом обладал.

Как где становится многолюдно,

Так ему сразу думать трудно.

Бросает в пот, тело немеет,

А голова с ушами вся краснеет.

И вот стоит он перед всеми,

Бормочет что-то еле-еле.

Сначала может показаться, что

Ему досталась сцена зайца,

Со страхом ожидающего свой конец.

Но нет, друзья, пред нами стихотворный чтец.

В-третьих, если отнестись к себе с юмором, то можно любую ситуацию из трагедии превратить в комедию. Теперь от воспоминания моего выступления на лице невольно растягивается улыбка. А когда хочется улыбаться, совсем не испытываешь страх или стыд. Это нормально, когда что-то мне дается хорошо, а что-то нет, ведь нельзя быть со всех сторон только правильным и умелым, иногда можно быть и смешным, особенно, когда берешься не за свое дело.

В-четвертых, я понял, что у каждой ситуации есть две стороны, положительная и отрицательная. Это, смотря как на нее взглянуть. Если без обдумывания, то можно и в отчаяние впасть, а если с умом, рассудительно, то все понимаешь, делаешь выводы и живешь дальше.

После всех этих рассуждений мне стало легко на душе, больше ничего не тревожило, я безмятежно уснул, готовясь к новому дню, где меня ждут новые победы и поражения. Теперь я готов ко всему».

Я читал эту страницу на одном дыхании. Я понимал, что испытывал Левчик. Я сам только что перенес позор и ужас, который до сих пор не оставлял меня в покое. Я был согласен, что нужно что-то делать, ведь просто так ничего не забудется и не исчезнет, нужно было поменять свое отношение. Как просто и как сложно. Но надо попытаться. Что он там советует? Найти положительные и отрицательные стороны, сделать выводы, посмотреть на себя со стороны, посмеяться над собой.

Вдруг мне в голову ударил вопрос: «А волноваться и стесняться человека, который нравиться это нормально?» Я сам решил ответить на него? «Да, нормально». И кстати, когда я был рядом с Машей, мне казалось, что она тоже волновалась, только, умело скрывала это. Так потихоньку я начал включать мозг и вместо того, чтобы бегать по комнате и орать: «Какой позор!» – пытался проанализировать произошедшее.

Не я первый, не я последний. Так что ничего плохого в том, что я волнуюсь перед красивой девчонкой, нет. Конечно, со стороны я выглядел глуповато, но это от того, что влюбился. А любовь, как известно, сводит с ума. Теперь, на счет, посмеяться над собой. Ну, здесь никаких проблем, я как представлю себя со стороны, так хочется ржать как конь. Хотел выглядеть, как кавалер, а оказался барышней с тонкой психикой. Чуть что, сразу в обморок. Кстати, временами, мне казалось, что еще немного и потеряю сознание. Зато, как Машка обо мне заботилась, за руку держала, рядышком шла. Было бы такое на настоящем свидании? Не знаю. Правда, этот Андрей под конец все испортил. Нет, надо отваживать его от Машки. Мне кажется, что он ей совсем не нравится. Она ради приличия с ним общается, а нравлюсь ей я.

Тут я почувствовал облегчение и продолжил беседовать сам с собой: «А какие выводы я могу сделать из своего первого свидания?

Во-первых, Машка мне нравится, и, похоже, что я ей тоже.

Во-вторых, я понял, что девчонки любят жалеть. Я невольно надавил на Машкину жалость.

В-третьих, теперь я могу в школе почаще общаться с Машкой. Все-таки она мне жизнь спасла, причем и в прямом и в переносном смысле. Я обязан отблагодарить.

Получается, что не таким уж и провальным было мое первое свидание. И когда-нибудь, когда мы с Машкой будем ходить как пара, я расскажу ей правду, и мы от души насмеемся. Ну, это все потом.

На следующий день я собирался в школу с двоякими чувствами. Хоть я и успокаивал себя все выходные, где-то в закромах сердца еще теплились сомнения, страх и стыд. Теперь все зависело от поведения Машки.

Когда я зашел в класс, звонок сразу же прозвенел и все уселись по своим местам. Я глянул на Машку, она была, как обычно, спокойна и невозмутима. Я с нетерпением ждал перемены, мне хотелось подойти к ней, начать разговор. Мне казалось, что она с удовольствием поддержит его. Когда прозвенел звонок, я немного подождал, чтобы большая часть одноклассников вышла. Машка обычно еще немного задерживалась на месте, что-то проверяла и аккуратно складывала учебники и тетрадки в сумку.

Я подошел к ней сзади и сказал:

– Привет.

Машка обернулась и сухо ответила:

– Здравствуй.

Потом схватила сумку и быстро вышла из класса. Я некоторое время простоял в недоумении, а потом последовал за ней.

В коридоре возле кабинета, где должен был проходить следующий урок, я подошел к ней ближе и мельтешил рядом, стараясь попасть под прицел ее взгляда. Лучше бы я этого не делал, потому что, когда я оказался на мушке и на меня посмотрели два больших голубых глаза, то почувствовал холодное презрение. Этого оказалось, достаточно, чтобы отбить во мне всякое желание делать новые попытки заговорить с ней. На следующих уроках я сидел, как чумной. Я ничего не видел, не слышал и не чувствовал. В голове крутились вопросы: «Что случилось, почему такое отношение?»

На последнем уроке я вдруг решил подбодрить себя и сказал себе, что мне показалось, что она не поняла, не заметила. Да мало ли чего в голове у девчонки было. После уроков я решил проследить за ней и подловить момент, чтобы остаться наедине и поговорить.

Я тайком шел следом за Машкой, вывел ее из школы. Немного проводил ее до ближайшего двора и только хотел догнать, уже собирался окликнуть, как вдруг увидел, как к Машке приблизился парень и нежно обнял ее, даже немного приподнял. Это был высокий парень, модно одетый, со стильной прической, видно, что намного старше Машки. Машка с радостью кинулась к нему в объятия, словно, они были знакомы уже лет сто. Потом они сели в рядом стоящую машину и уехали.

Я, конечно, отступил. Ком подкатил к горлу, внутри все сжалось. Я понимал, что потерял Машку, потерял даже надежду на общение с ней. Я слишком долго думал, слишком много волновался, нафантазировал. Я шел домой, будто раздавленный катком.

Хорошо, что дома никого не было. Сейчас меня могли вывести из себя даже безобидные вопросы типа «Как дела в школе?». Я зашел в свою комнату и плюхнулся на кровать. Когда эмоции немного улеглись, мозг включился. В голове возникло бесчисленное множество вопросов. «Кто это такой? Где она могла его встретить? Что произошло в эти три дня после нашего свидания? Если это ее новый ухажер, почему она пришла на свидание ко мне? Может быть, она познакомилась с ним за выходные? Но судя по встрече, они знакомы давно. Видно, что он старше ее. Зачем ей этот старик?» И еще одно обстоятельство меня насторожило. Сегодня в школе прыщ Андрей ни разу не подошел к Машке на перемене. Хотя он был в школе, я видел его. Разные мысли кишели в голове как клубок змей, и не давали мне успокоиться. Не хотелось есть, пить, даже лежать спокойно не получалось, вертелся как глист на воле.

Я был раздавлен, будто стопудовую гирю повесили на шею. Внутри все болело. Но это была не обычная боль, а какая-то другая, доселе мне неведомая. Я понимал, что это болела душа. Я страдал. Говорят, что страдания очищают душу. Не знаю, тогда мне было так фигово, что хотелось реветь. Я не удержался, пустил слезу. Это была не скупая мужская слеза, а щедрый слезопад. Я ревел, и не мог сдержаться. Слезы лились бесконечным потоком, будто кто-то отковырял пробки из глаз. Я ругал себя последними словами, угрожал оставить без обеда, заставлял слезы остановиться, так как боялся не успеть высохнуть до прихода родителей. Я никак не хотел, чтобы мама или отец видели меня с красными глазами, мокрыми ресницами и хлюпающим носом.

Наверное, час я ревел и вдруг внезапно слезы закончились. Я почувствовал некоторое облегчение внутри, будто стопудовая гиря похудела на несколько килограмм. Конечно, неприятные ощущения еще копошились где-то в глубине сердца, но, все равно, мне стало намного легче. Тогда я сделал грандиозное открытие. Я понял, почему у девчонок столько разных эмоций на дню. Просто они умеют их вовремя сбрасывать через слезы.

Я вышел в ванну, включил холодную воду, дождался, когда она пробежит и сделается почти ледяной. В ладошки, полные холодной воды я опустил лицо. Так я охлаждался несколько раз. Умывание немного взбодрило меня и придало рожице посвежевший вид. Я вышел из ванны и по пути в свою комнату, вспомнил, что ничего не ел после школы. Я зашел на кухню, вытащил из холодильника колбасу и отрезал кусок. Хлеба совсем не хотелось, поэтому чай я пил с куском колбасы. Потом вернулся в комнату, и улегся на кровать. В голове снова закопошились мысли, и я решил затуманить свой разум какой-нибудь ерундой, чтобы загнать мысли о Машке куда подальше. Я полез в Интернет. Полазив по паутине, набрав разных сплетен, я решил отдохнуть, и вдруг понял, что мысли о Машке никуда не делись, они просто сидели в кустах подсознания и как партизаны ждали своего выхода. Как только я оторвался от планшета, они ринулись в бой и начали снова теребить мне душу. Тогда я решил поискать в интернете способы избавиться от ненужных мыслей и негативных эмоций, в общем как успокоиться и жить как раньше беззаботно и без эмоций.

Оказалось, существовало много способов самоуспокоения и решения всех проблем. Один из них заключался в том, чтобы отвлечься и заняться каким-нибудь делом. Но у меня и в спокойные дни не было никакого желания заниматься тем, что в школе не задали, и дома не заставили. А уж тогда, когда я был в состоянии последней степени рукоопушенности, даже думать на эту тему неохота было.

Еще советовали вспомнить что-то хорошее, вызывающее радость. Я начал копаться в файлах своей памяти. Вот вспомнил, когда я еще совсем молоденьким пацаном был, в классе третьем, по дороге домой из школы на своем портфеле вниз с горки катался. Ветер по морде хлыщет, снег в глаза летит, а я лечу вниз довольный и ору от счастья. Один раз по горке все учебники разлетелись. Мне Машка еще помогала их собрать. А еще мы классом как-то в поход ходили, я больше всех рыбы наловил, а Машка потом их чистила и уху варила. Помню, как неподготовленный к контрольной пришел, на какие-то вопросы смог ответить, но большинство вопросов запорол, тогда Машка дала ответы списать. Я в первый раз незаслуженную пятерку получил, и обещал впредь ко всем контрошам готовиться. Но радостно было от того, что не пришлось перед родителями объясняться.

Блин, все радостные моменты моей жизни так или иначе связаны с Машкой. Да она всегда была рядом. А я, как дурак, не замечал ничего. Ну вот, вместо того, чтобы успокоиться, я снова загрустил.

Также советуют разобраться в травмирующей ситуации. Решил попробовать: «Ладно. Нужно узнать про нового ухажера Машки. А может это просто родственник. Я знаю, что у Машки есть сестра. Ну, а может, это какой-нибудь семикисельный брат или дядя или еще кто. Приехал в гости, она и обрадовалась. А я тут нюни распустил».

Потом я утомился и подумал: «Как, оказывается, трудно договориться самому с собой. Сижу, уже битый час убеждаю сам себя успокоиться, перестать думать о Машке и все никак. Что я за упрямый пень, сам себя не слушаю».

Записка одиннадцатая «День ошибки»

Я решил снова обратиться к запискам Льва. Признаться, мне понравилось читать эти записки. В них такой же пацан как я открыто делится своими переживаниями. Так вот «День ошибки». Интересно, что за ошибка такая?

«День ошибки.

Сегодня, день, когда я совершил самую большую ошибку в своей жизни. Конечно, ошибался я уже много раз, но во все эти разы ошибки возникали по причине нехватки знаний, опыта, в общем, были безобидными и естественными. Сегодня я совершил то, что исправить невозможно, и за что будет стыдно каждый раз, когда она будет всплывать в памяти.

День начинался обычно, ничто не предвещало чего-то особенного. Как странно, но один миг, или какое-то стечение обстоятельств может изменить все вокруг, взгляд на вещи, отношение к себе и другим. В общем все.

Отец рассказывал мне как он, когда был маленьким, подобрал котенка на улице. Котенок был грязный и кричал от голода. Отец принес его домой, накормил, помыл. Отец сделал для него из коробки кроватку, где умытый и наевшийся котенок уснул богатырским сном. Когда вернулись родители с работы, и увидели котенка, были очень рассержены и категорически запретили оставлять его в доме. Мой отец с тяжелым сердцем отнес котенка обратно на улицу. Потом жутко страдал от этого. Родители видели настроение сына и, в конце концов, взяв с него слово самому заботиться о котенке, разрешили вернуть котенка. Отец каждый день после школы искал этого котенка по дворам и подвалам, расположенных недалеко от того места, где он раньше оставил котенка. Но все безуспешно, он так его и не нашел. Прошло много лет, но папа до сих пор страдает по этому котенку, и даже когда рассказывал мне эту историю, глаза его блестели от слез. А в конце своего рассказа он добавил: «Эта моя большая ошибка, которую я исправить уже не могу, но одно я уяснил, что теперь этот котенок – самый большой учитель в моей жизни. И если происходит со мной что-то нехорошее – неприятности, болезни, то я говорю себе, что заслужил, вспоминаю этого котенка, которого я выбросил на улицу. Этот случай – теперь ответ на все вопросы: за что и почему. Я специально вспоминаю этот случай, хоть мне и нелегко, но мне это нужно, чтобы понять, за что и почему что-то нехорошее произошло со мной. И еще, теперь, прежде чем что-то сделать, я перво-наперво думаю, а не будет ли мне стыдно потом. Вот каким учителем стал для меня этот котенок».

Я тогда до конца не понимал слова отца, я пытался оправдывать его, что, мол, его заставили родители, но он настаивал, что виноват сам.

Сегодня, когда я совершил самую большую глупость и ошибку в своей жизни, я вдруг вспомнил этот случай и слова отца и понял, что отец хотел мне сказать. Каждый поступок, особенно плохой имеет две стороны, с одной стороны это свое отвратительное содержание, с другой стороны -выводы, благодаря которым можно избегать подобного в будущем. Главное не оправдываться и не искать виноватых, а набраться мужества и самому нести ответственность за содеянное.

Теперь о моей ошибке. Как я уже говорил, ничего не предвещало необычного. Все как всегда, проснулся, позавтракал, пошел в школу.

По дороге я услышал жалобный плач и яростные крики. Я заглянул за угол дома, откуда раздавались непонятные звуки, и увидел неприятную картину. Двое подростков окружили первоклассника и, злобно нависая, над ним угрожающе что-то говорили. Мальчик в страхе закрывал лицо руками. Потом один из обидчиков толкнул его, так, что тот упал на спину и продолжал горько плакать. Другой подросток все это время выбрасывал на землю содержимое портфеля жертвы. При этом подростки громко смеялись. И чем сильнее был плач мальчишки, тем веселее им было.

С ужасом я смотрел на эту картину и больше всего боялся, что они оглянуться и обнаружат меня. Но хулиганы были сильно увлечены и не замечали мое присутствие. А вот мальчишка неожиданно повернул ко мне заплаканное лицо и глянул на меня умоляющим взглядом. Я отпрянул и побежал к школе. Даже в классе я еще не осознавал всю подлость своего поступка. До конца уроков я ходил с оглядкой по сторонам, боялся увидеть тех самых подростков, воспоминания о которых вызывали во мне холодный ужас.

Только дома я смог освободиться от страха. Правда, покой мне это не принесло. Начались горячие беседы с совестью. Я понял, как подло поступил, не заступился, не позвал на помощь.

Тогда я открыл в себе новые качества. Я-то думал, что я добрый, хороший и смелый. Но вот передо мной мучают человека, и куда все мои добродетели делись? В тот момент я думал только о себе. Значит, не такой я добрый, не такой хороший, и уж точно не смелый. От этого осознания стало еще хуже, чем от увиденного кошмара.

Я тяжело переживал муки совести. Мне стало немного легче, когда я решил отыскать этого первоклашку в школе и осведомиться о нем.

Я так и сделал, нашел его и подошел к нему. Он своими глазенками уставился на меня с любопытством и удивлением.

– Ты помнишь меня? Я вчера видел, как тебя обижали, не помог, убежал, – спросил я его с раскаянием.

– Да это брат мой старший со своим другом. Я маме все рассказал, их уже наказали, – быстро сказал мальчишка.

– А зачем они твой портфель вытрясли? – поинтересовался я.

– Он думал, что я его машинку взял без спроса, – простодушно ответил мальчишка.

– А зовут тебя как?

– Ваня.

– А меня Лев. Я учусь в 7 а. Если тебе нужна будет помощь, обращайся. Хорошо, Ваня? – с важным видом сказал я.

– Хорошо, – ответил Ваня.

– И еще прости меня, что прошел мимо, – добавил я.

– Хорошо, – коротко ответил мальчишка и скрылся в орущей и бегающей по коридору толпе своих сверстников. Я был утешен».

После прочтения у меня возникло двоякое чувство. Я даже не знал, как я бы поступил на его месте. Но в одном был уверен, что так переживать бы не стал. Я и думать бы забыл. Куда ни глянешь, всюду кто-нибудь кого-нибудь унижает. За всех не заступишься. Жизнь сейчас такая, каждый сам за себя.

Тут я понял, что наконец-то отвлекся от своих страданий, даже с улыбкой вспоминал свои рыдания. «Ох, кто бы мне сказал раньше, что я по девчонке страдать буду, в морду плюнул бы», – заключил я.

Всю следующую неделю я пытался хоть что-нибудь узнать про нового ухажера Машки. Она, кстати, не казалась такой уж и счастливой. Наоборот была какой-то раздражительной и злой. Никогда раньше я не видел Машку в таком злобном состоянии. Даже девчонки подружки начали ее сторониться. Я не то, чтобы поговорить, мимо пройти боялся. Так что кто бы ни был этот новый ее знакомый, влиял он на нее не лучшим образом.

Так вот, как бы я не пытался строить из себя детектива, и что-либо узнать про Машкиного нового знакомого, мне ничего не удалось. Я даже следил за ней после школы до самого дома, но того парня так и не видел. Как-то решился подойти к ней, попросить лишнюю ручку, так она на меня даже не глянула, только буркнула, что нет, типа отстань. А я и приставать даже не начинал. В общем, понял я одно, что в темном лесу легче сориентироваться, чем разобраться в том, что у Машки на уме.

Однажды в нашем классе появилась новенькая девчонка. Класснуха представила ее как Ольгу Мор. Я еще подумал тогда, что за фамилия такая странная. Девчонка эта отличалась от остальных. Мои одноклассницы всегда какие-то нафуфыренные, с яркими волосами, с боевым раскрасом на лице, в общем, все дела. А Оля казалась очень простой, без черных бровей и глаз, ее длинные светлые волосы были собраны в простой хвостик. В общем, нормальная, естественная девчонка. Не красавица и не уродина. Правда, прикид у нее был отстойный. Кофта страушенская вязанная, и юбка какая-то несуразная, и обувь старомодная, будто с прошлого века. Ну, такая простая, даже очень простая девчонка.

У нас в классе, как какая новенькая появлялась, так ее сразу обступали со всех сторон и вопросами разными закидывали. Будто среди серых будней какое-то яркое событие возникало, на которое все слетались.

Но в этот раз, к Оле никто не подошел. Хотя, она казалась очень доброжелательной, всем улыбалась, обращалась с вопросами. Но никто не обращал на нее никакого внимания, будто и не было ее. А она как призрак приходила, уходила, сидела одна на последней парте и все больше молчала. А что говорить, если никто тебя не слышит. Я иногда тайком глядел на нее. Когда видел, как она сидела вся такая скромная, забитая, так меня жалость пробивала до самых кончиков ногтей на ногах. Как-то не по себе мне от этой картины было, а за девчонок одноклассниц стыдно. Они демонстративно игнорировали Олю, вели себя высокомерно и заносчиво. Я так думал, что если Олю приодеть, то очень даже ничего девчонка получилась бы. Может, ей подсказать некому, как краситься, как наряжаться. А эти задавалы могли бы, и помочь, но нет, ходили как гусыни, разукрашенные под павлина, нос воротили.

Поневоле подумаешь: «Хорошо у нас, у пацанов. Все просто. Ходишь в одних и тех же штанах весь год, как в униформе и не паришься.

Я раз в неделю ногти отгрызу и нормально. И прическа у меня типа короткоигольчатого ежика, можно вообще голову не мыть, только в ладошки плюнул и провел по голове от макушки до затылка. Ну, я шучу, конечно, мыться приходилось».

Правда, был у нас в классе один крендель. Наряды менял почти каждый день. Штаны одевал то белые, то серые, то красные, то синие, то широкие, то в обтяжку. Он даже волосы как девчонка красил. Чубчик белого цвета, будто седой, макушка и вся остальная волосня была черного цвета. В общем, хохол испуганный. Он даже маникюр делал, и кто знает, может и педикюром баловался. Фу, фу.

По – моему, я отвлекся, возвращаюсь к рассказу про новенькую. Как —то раз девчонки нашего класса вдруг перестали игнорировать Олю, они стали к ней подсаживаться и о чем-то разговаривать. Я тогда решил, что наконец-то, девки наши короны сняли и решили быть ближе к простому народу. Но я ошибался, и очень удивился, когда некоторые одноклассницы мои проявили себя последними дурами.

Так, Ленка кувалда, которая когда-то сама страдала от издевок из-за своей полноты, тут вдруг стала Олю всячески обзывать и подкалывать. Иной раз до слез доводила, что Оля в расстроенных чувствах с уроков уходила. А один раз ко мне подошел Петька и сказал:

– Митя, тема такая. Надо новенькой в портфель крысу подложить. Ну, типа подружку, чтобы не скучала.

– Не понял, – тупо ответил я.

– Ну, она вроде как серая мышь, и мы ей в сумку серую мышь подбросим. Ну, типа они два сапога пара, – продолжал Петька свою нескладную речь.

– Ну, а я тут причем? – продолжал тупить я, до конца не понимая всю мерзость замысла, возникшего в больной Петькиной башке.

– Ну, ты же можешь, к ней подсесть, поговорить. Выведи ее в коридор на перемене, – продолжал Петька.

– А что другие не могут? – спросил я, почувствовав почему-то себя оскорбленным до глубины души таким предложением. В тот момент мне казалось, что мне предлагают какую-то грязную работу, которой достоин только я, а другие вроде как птицы высоко полета. Я тогда вообще не вник в суть дела, до конца не догонял всю грязь планируемого мероприятия.

Я послал Петьку туда, куда не ходил еще никто. С недовольным видом отвернулся от него и уткнулся в свой смартфон.

Петька ушел. На следующий день, в середине урока я немножко задремал, как это обычно бывало на литре. Тут меня взбодрил чей-то ужасный крик. Я оглянулся и увидел Олю. Она стояла возле своей парты, как вкопанная, лицо бледное, глаза полные ужаса. Кто-то засмеялся, кто-то закричал: