Текст книги "Открой"

Часть 2

Глава 1. Его заметка «Сон»

* * *

Самолет начал взлетать, шасси поднялось, нас слегка тряхнуло, и мы оторвались от земли, пропитанной грехом. Самолет набрал нужную высоту и нам принесли шампанское. Я воспользовалась временем, чтобы восстановить правильный ритм дыхания, который сбивал адреналин. Сердце стучало, и я легонько сжимала руку Майка. Майк улыбнулся мне, и его голубые глаза сузились от удовольствия. Это был волшебный момент. За окном проплывали облака…

– Майк, расскажи мне, зачем ты ходил к доктору Рею? – неожиданно даже для самой себя, мой голос вопросительно возник из ниоткуда, и волшебный момент был испорчен.

– Почему ты спрашиваешь меня об этом именно сейчас?

– А почему нет?

Мягкий взгляд Майка изменился, и он слегка отдёрнул руку. Мимо нас прошла стюардесса и предложила повторить нам шампанское. Когда она ушла, мы растворились в тусклом безмолвии. Я уставилась в окошко, потому что мне стало не по себе, но снова сжала его руку и положила голову ему на плечо.

Его реакция для меня оставалась тайной, но я старалась быть мудрой.

Кокетливая стюардесса Шарлотта – её имя было написано на бэйдже – с «шоколадной» косичкой наконец-то вернулась с охлажденной бутылкой шампанского, вся растрепанная, будто ее поимели в кабине пилота или даже в туалете. Майк залился истерическим каскадным смехом:

– СПА-СИ-БО! – с сарказмом прошипел он и снова засмеялся.

Да, Фёрг мастерски умел переключать настроение.

На мгновение в моих фантазиях он представился мне шипящим змеем. «А что я знаю о Фёрге?» – спросила себя я.

Он часто рассказывал о своей матери, которую зовут Мелоди, – такое красивое имя мне сразу врезалось в память. Про отца Майк ничего не говорил и никогда не звонил ему. Майк мало рассказывал о своем детстве, но из его рассказов я поняла, что он много работал, чтобы помочь своей семье. Сладкой его жизнь назвать было нельзя. И о многих вещах он молчал, держал многое в себе, как и я, наверное, поэтому мы понимали друг друга. Я подумала про себя, что не права и должна быть благодарной за то, что он у меня есть.

Но мои мысли были прерваны его сопением, и я поняла, что жутко голодна.

Из его кармана выпала записная книжка и открылась на странице «Туман и обещание». Мне стало безумно любопытно, и мысли зашуршали: «Открой!» Я углубилась в чтение. Время летело, и самолет начинал снижение. До момента, когда шасси должно было коснуться посадочной полосы, оставалось всего несколько минут. Я открыла маленькую книжку.

* * *

Сон

Я шел наощупь, спотыкаясь обо всё, что попадалось мне под ноги… Густой туман обволакивал и затягивал все пространство дымкой. Глаза слезились, почти ничего не различали. Я дал слово, что найду её даже на краю света и должен был сдержать обещание… Должен сдержать!

Когда туман изменил цвет, я понял, что солнце садится и закат окрасился в багряный цвет. Мне казалось, что я нахожусь на какой-то другой планете, в непонятном интервале времени…

Всё замерло, всё не шевелилось. Не было звуков… Ни единого звука… Я стоял совершенно потерянный, застрявший между прошлым и будущим, пока где-то вдали я не услышал крик птицы.

Мысли кружили в моей голове, как метель. Я шел за ней и знал, что я найду её, я был готов пройти все испытания, лишь только посмотреть в её глаза. Но какие они?

Я не знал, как она выглядит, не знал, как она пахнет, но она снилась мне в разных образах. То чувство, которое возникало внутри у меня во время сна, оно ассоциировалось исключительно с ней, и больше ни с кем другим. И поэтому я знал, что она есть, как вера.

После заката, мои пальцы стали замерзать, и зубы стучали от холода, но я всё равно шел вперед, я шел к ней. Идти вперед в поисках нее стало целью моей жизни. Только вперед, без оглядки назад, без шанса найти и увидеть что-то в других снова. Я с нетерпением ждал случая покориться судьбе. «Нет, я не параноик, я обычный человек, мечтающий о любви», – твердил я себе в минуты сомнений.

Яркий густой туман и накрывающая темнота окутали меня полностью, дышать было всё труднее, и я боялся не смерти, я боялся, что не найду её, или еще хуже, что найду и не смогу удержать.

Когда-то я думал, что главное – это количество, количество шикарных женщин, количество разбитых сердец. Но когда я почувствовал, что мне нужен только один человек, который бы сделал меня счастливым, я стал несчастным.

Я нуждался в любви, которая бы не сравнилась ни с чем на свете, чтобы разделять наслаждение этим миром со своей любовью, чтобы жить.

Потом я упал, и слезы текли из моих глаз, я плакал, как мальчишка, и просил Бога дать мне её… как он дал Еву Адаму. Я просил дать мне ту, которая сделает меня счастливым.

Я помню кровь, разодранные колени, сильный удар. А потом меня закружило… Густой туман таял, словно молочные реки кальяна.

Был ли я пьян? Я поднялся и продолжил движение вперед, немного покачиваясь. Я уже шел навстречу ей. Я это почувствовал. Сначала я увидел ее силуэт. Мы шли навстречу друг другу. Она приближалась ко мне всё ближе и ближе…

Примерно на расстоянии пяти метров я понял, что мы сливаемся в одном взгляде. Я совсем не знал её, я не знал и себя в тот миг, всматриваясь, первый раз в её удивительный взгляд, её мир, поглощающий мою вечную мерзлоту, и острый меч пронзил меня насквозь прямо в сердце, я почувствовал лучшее, что может познать человек.

Любовь… Но она об этом не знала.

Я продолжал идти на неё, потому что она не сворачивала… и время застыло… секунды стирали память… Был ли я пьян?

Потом всё ускорилось, и время заспешило… Почувствовав сильный удар ее плеча по своему плечу, я будто бы вернулся в другую реальность. И два мира слились воедино. Фрагменты жизни мелькали в голове картинками. Я пьян? Куда пропали мой туман и молочные реки?

Она остановилась, посмотрев на меня уже другим, слегка вызывающим, взглядом, и пошла дальше. Она прошла мимо!

Я остановился, как вкопанный, и стал смотреть ей вслед. Она божественно пахла. Я растворялся в её запахе, и не мог понять: что это? Кто же она?

Роза… бамбук, миндаль, кофе… эфирные масла, смешанные в одном букете…

Я не знал, что мне делать, я был в смятении. Как может женщина сломать мужчину одним взглядом? Я ее нашел? Я нашел ее!!!

Распахнулись большие ресницы, и она просто посмотрела на меня взглядом чистого человека, если она была человеком… В её взгляде было столько мудрости, искренности и боли, что его невозможно было забыть.

Только в это момент я осознал глупую вещь: после того случая, который произошел со мной в детстве, я никого больше не любил. Я боялся новой боли и стал любить только себя.

Я стал делать только то, чего хотел я сам, и это вошло в мою привычку. Мне было все равно, что подумают обо мне другие. Я привык быть в центре внимания…

Я, я, я, я… одно только «я», словно я прятал все свои мечты и желания под своей ракушкой тщеславия. А тут просто проплыла она… и сломала меня одним взглядом. Она была царицей морских глубин, а я стоял, как дурак, и не знал, бежать за ней или жить так же, как я жил до нее, потому что уже знал, что если пойду за ней, я очень изменюсь, ведь она и есть мой багряный рассвет.

Я рассмеялся… сначала тихо, потом громче. Затем я начал истерично смеяться от счастья, я не сдерживался. Каскадное эхо от моего смеха разнеслось по планете. Она услышала мой смех, и обернулась, снова прикоснулась ко мне плечом, и вновь взмахнув своими огромными ресницами, произнесла:

– Вы смеетесь надо мной?

– Нет, не над вами… над собой!

Я взял её за запястье, перевернул ладонь и вложил в нее свой перстень.

* * *

Я услышала голос бортпроводницы и чуть не выронила книжку, в которой было еще несколько заметок. Резким движением захлопнув её, я судорожно запихнула её в карман Майка и, вцепившись в кресло, не могла пошевелиться, пока проснувшийся Майк не спросил, всё ли со мной в порядке.

Сердце выскакивало из груди.

Его заметка, его «Сон» была для меня шокирующим откровением, потому что я никак не могла подумать, что Майк может быть таким… таким понятным, таким похожим на меня, таким сумасшедшим! Практически подражая моему стилю мышления и стилю письма, его слова цеплялись друг за друга, объединяя некие незнакомые ему до этого чувства. Он рисовал свои фантазии, как художник, смешивающий цвета в палитре, чтобы получить нужный тон. Мне стало жарко и душно, не хватало воздуха, и я начала задыхаться, расстегивая верхнюю кофту. Это действительно писал Майк?

– Сэм, ты как? – спросил Майк и вскинул брови вверх.

– Всё в порядке, милый.

– Милый? Ты меня никогда так не называла! – Фёрг вытаращил на меня глаза и проверил мой лоб ладонью-Ты действительно горишь!

– Я просто очень хочу тебя!

– Мы уже садимся.

Я надула губы, и закатила глаза.

Резким движением Майк допил шампанское, сплющил мое лицо так, что я стала похожа на рыбку, и немного диковато поцеловал меня. Но мне это нравилось, мне хотелось ему принадлежать.

Мы решили снять номер в гостинице и не сразу ехать в то загадочное место. Мы нашли потрясающий отель практически в центре Лондона, где разрешалось проживать с домашними животными, поэтому моя Молли смогла остаться на ночь с нами, а Левински занял другой номер отеля – в последнее время это было в порядке вещей. Как только мы разобрались с формальностями, и я накормила Молли, я потащила Майка в душ, не дожидаясь томного вечера и вечерних туалетов. За окном действительно был туман, и мелкий дождь накрапывал еле слышно. Но нам было это не так важно: у нас начинался другой блестящий дождь, в джакузи с пеной. Было непривычно тихо. Не было музыки и разговоров, как это происходит обычно и я слышала, как он целует каждый мой пальчик, мои губы издавали первые вздохи… Было так тихо, что я могла слышать, как лопаются маленькие пенные пузырьки… все до одного.

* * *

Мы выползли из джакузи еле живые через два или три часа, я уже не ощущала свои ноги и задела пару дверных косяков по пути через большую гостиную. Даже Молли, спавшая на кресле, проснулась и недовольно зевнула в мою сторону. Я прикоснулась к плечу Майка:

– Я очень голодная, не заказать ли нам что-нибудь поесть?

– Чего желает моё сокровище?

– Хочу что-нибудь сытное!

– Сейчас всё будет.

Тут зазвонил телефон Фёрга. Звонил его менеджер Джей, он сказал, что высылает нам готовый клип и предложил по возвращении начать подготовку к совместному выступлению с Майком.

– Дни сумасшедшие…

– Как всегда, Сэм, как всегда.

Пока Майк загружал клип и взъерошивал волосы, я позвонила портье и заказала виски с яблочным соком. Я была такой счастливой!

– Давай посмотрим его и выйдем в люди, настроение зажечь… милая, порвем Лондон?

Я лишь поцеловала его и рухнула в кресло от бессилия. Ноги по-прежнему немного дрожали. Пока Майк скачивал клип, я открыла блокнот и стала рисовать череп с жуками. Барабанная дробь, большой экран включился, и мы уставились на наше первое совместное видео. Мне казалось, мы перестали дышать, особенно в тот момент, когда я попыталась подрезать Майка на байке, а он вырвался вперед. Кадры мелькали очень быстро. Последним глотком счастья был заключительный кадр клипа, где я эротично выдыхаю от поцелуя Майка. В моей голове взорвался фейерверк. Я подпрыгнула и закрыла рот ладошками. Майк старался сдержаться, но тоже не выдержал, смачно выругался от удовольствия. Теперь мне пришло сообщение от Инкери, которое я озвучила вслух:

– Я уверена, видео вам понравилось, мы с Джеем готовы запустить его на музыкальных каналах после вашего приезда.

– Прости, я не ослышался, – спросил меня, Майк и прыснул: – «Мы с Джеем?»

– Да-да, наши менеджеры вместе решают дела.

«Это необычно», – отметила я про себя.

– Инкери пишет, что клип будет запущен по всем музыкальным каналам, когда будут подписаны бумаги.

* * *

Майк снова восхищенно выругался, и я закурила, Молли потянулась и опять одарила меня суровым взглядом, или мне так хотелось думать, будто за мной присматривает «всевидящее око».

Мы доели вкусные мясные шарики, я закончила прорисовывать прожилки крыльев жука-скарабея и отложила карандаш. Затем мы еще дважды пересмотрели клип.

* * *

В отличие от меня, Майк больше растворялся в социуме. Его телефон очень часто звонил, и он был этому рад. Он не хотел тишины и покоя, ему нравилось, когда вокруг все звенело, шумело, даже ночью, когда мне хотелось быть с ним, наслаждаться его обществом, он мог начать бегать по дому, потому что к нему пришло очередное озарение. Он всегда был экспрессивным. Он меня зажигал.

Большую часть моих вопросов решали Инкери, Питер и даже Левински.

После просмотра клипа мы поехали на разведку в местный паб, Майк был моим гидом. Это был его третий визит в Англию и второй непосредственно в сам Лондон. Мы решили остановиться в отеле до утра, и в нашем распоряжении были вечер и целая ночь. В Grenadier было полно народу, все были увлечены мероприятием. Мужчины были странно одеты, женщин же было меньшинство. На нас никто не обращал внимания, почти никто, кроме трезвых посетителей, которые на фоне толпы были похожи на вымерших мамонтов. Мамонты сохраняли спокойствие, обсуждали детали какого-то матча, дымили сигарами и, всматриваясь в глаза своих собеседников, заинтересованно кивали. Они пришли сюда проводить время без своих жен, они пришли сюда отдохнуть от своих «пчел». Их одежда отличалась от той, к которой мы привыкли в Америке. Мы осмотрелись и «упали» в конце стойки бара. Очень хотелось отметить наш клип и приезд. Я нервничала перед предстоящим днем, но старалась не думать об этом. Я была рада, что местные были пьяными и не просили автографов. У моих апартаментов, где мы жили вместе с Майком, постоянно дежурили фанаты, папарацци и безумные люди. Мы решили, что поездка будет короткой, и не брали с собой телохранителей. Поэтому все время Майк, будучи наготове, озирался вокруг, пытаясь от кого-то нас защитить.

Нам принесли меню. Я не стала заказывать английский эль, как и Фёрг, и нам принесли крепкое темное пиво. Через какое-то время нас узнала толпа, стоявшая неподалеку от нас, и весело заулюлюкала. Пиво не было моим любимым напитком, но с каждой минутой мне становилось всё веселее и веселее, и все сливались в единую пьяную массу. Мы смеялись, матч закончился, и заиграла традиционная музыка, которая к ночи начала взрывать бар. Потом все пели какие-то песни вместе. Я обернулась назад и увидела, как бородатый мужик улыбнулся мне во весь рот, я подняла кружку за его здоровье, обратив внимание на то, что двух моих нарощенных ногтей уже не хватает… Мы ушли, как только к нам стали подходить с просьбами сфотографироваться и дать автограф. Левински забрал нас и увез в отель. Он почти запихивал нас в машину, потому что нам приспичило прятаться друг от друга в красных телефонных будках и строить рожицы.

* * *

Утром я чуть не споткнулась об голодную Молли – так спешила на кухню, чтобы выпить какой-нибудь жидкости. Потом снова упала в кровать.

К полудню мы пришли в себя и отправились по заданному маршруту в графство Бершкир. Добравшись до места, мы попросили Левински подождать нас в машине, где Молли сладко спала в своей мягкой корзинке на переднем сидении. Мне повезло, что Левински тоже ее полюбил. Мы с Майком были в темных очках, в новой одежде, свежие после продолжительного душа, насколько это было вообще возможно после такой ночи, но меня не покидало ощущение, что мы похожи на клоунов.

– Мы похожи на клоунов, Фёрг?

В ответ Майк озабоченно втянул щеки и откашлялся, а затем неприлично сплюнул.

Мы позвонили в звонок на воротах, за которыми возвышалось поместье, больше похожее на замок. Ворота со скрипом разъехались в разные стороны, и нашему взору предстали огромный сад и необычный фонтан со статуей какого-то человека, который стоял перед величественным поместьем. На территории были еще и другие постройки, выполненные также в викторианском стиле, но не такие большие, как главное здание. Я пыталась понять, как я могу быть связана с этим местом, и непроизвольно пожала плечами в недоумении. Мы медленно зашагали вперед, озираясь по сторонам с открытыми ртами, навстречу нам вышел человек. Не доходя полметра, он учтиво поклонился нам, присев в странном реверансе, и представился как Генри. На вид ему было около семидесяти или семидесяти пяти лет, он был одет в красивый костюм с бархатными вставками, его лицо сияло, глаза были немного влажными – то ли от возраста, то ли он пытался скрыть свежие слезы. Он продолжал нас внимательно рассматривать.

– Здравствуйте, Генри, меня зовут Саманта Дэвис, а моего друга зовут Майк. Я получила письмо…

– Майк Фёргисон, Сэр, – выпалил Фёрг, и тоже поклонился, видимо находясь под впечатлением от места нахождения.

– Рад видеть вас здесь сегодня, очень рад. Прошу за мной.

И Генри засеменил маленькими шажками к главному входу. Я некультурно зевнула…

И хотя место мне казалось совсем незнакомым, я шла по тропинке сада и чувствовала себя очень комфортно и уютно. Я смотрела на розы и понимала, что моя любовь к ним пошла откуда-то отсюда. В это мгновенье Майк резко наклонился ко мне и спросил:

– Ты ничего не хочешь мне сказать, прежде чем мы окажемся внутри?

Я выпучила глаза и отрицательно помотала головой.

* * *

– Проходите.

…поспать получилось очень мало. Мы шли, оглядываясь по сторонам в изумлении, словно рок-звезды в Изумрудном городе. Пройдя через длинный холл гостиной, Генри предложил нам перевести начинающуюся беседу в библиотеку.

Меня поразило огромное количество книг. Я подумала, что человек, собравший такую библиотеку, наверняка очень умный и образованный. В библиотеке стояли журнальный столик и кресла с удобными подушечками. Генри любезно предложил нам традиционный английский чай. Мы с радостью согласились.

– Я пригласил вас в библиотеку, потому что здесь очень хорошая атмосфера.

Мы с Майком озадаченно перебросились взглядом. Служанка по имени Дороти любезно преподнесла нам традиционный чай в дорогой изысканной фарфоровой посуде.

– Как я уже сказал, меня зовут Генри, Генри Кендал. И я твой родной дедушка, отец твоей матери.

Майк посмотрел на меня, пытаясь распознать мою реакцию, но от удивления я не смогла произнести ни слова, молча опустила голову и поставила чашку на блюдце. Дрожь снова вернулась, Генри продолжил:

– Я узнал о тебе совсем недавно, к сожалению. И это ужасно. Твоя тетя Роза, которая воспитывала тебя… ничего, не рассказала о тебе, как и твоя мама, потому что у нас были плохие отношения. Твоя мама уехала в Америку и вышла замуж, отстранившись от общения со мной, она выбрала другую жизнь. Какое-то время мы поддерживали отношения на расстоянии, а во время её беременности и после твоего рождения мы не общались.

Дело в том, что мои дочери считали меня косвенно виновным в смерти твоей бабушки. Они считали, что я не смог её уберечь. Были размолвки и на другие темы, и они решили со мной не общаться.

Я подняла голову, и увидела, что Генри закрыл лицо ладонями и плачет. Это было искренне.

– Извините, – сказал он, вынул платок и осторожно высморкался. Чувствовалось, что он не позирует, не играет и действительно оплакивает свои потери.

– Тетя Роза умерла?

– Да. Теперь мои обе дочери на небесах. В прощальном письме она пишет, что в последний год она борется с серьёзной болезнью, но болезнь не отступает. В этом же письме она рассказала о тебе и поведала твою ужасную историю.

Я не выдержала, и заплакала – это было слишком больно. Генри дал мне салфетку, и я ее приняла. Майк по-прежнему молчал. Вдруг я неожиданно встала и обняла Генри. Это было импульсивно – мне очень захотелось его обнять. Генри не ожидал такой реакции от меня и тоже крепко к себе прижал. Затем мы сделали еще пару глотков чая, и он сказал:

– Это твой дом, Саманта. Я хочу, чтобы ты это знала. Ты происходишь из древнего известного рода. И я очень счастлив, что нашел тебя. Ты просто не представляешь, насколько.

Позже я повторно представила Майка дедушке как любимого человека, и пока они продолжали вести беседу, служанка Дороти показывала мне владения. Мне необходимо было побыть одной. Эта встреча была очень долгой. Она длилась несколько часов. Поэтому когда к нам присоединился Левински и принес Молли, я невольно заметила, что её домик очень грамотно вписался в гостиной…

Мы много говорили, смеялись, рассказывали друг другу разные истории, даже Майк заинтересовался Генри. Левински познакомили с Дороти, и они уединились на кухне. Мы показывали Генри фотографии с цифровых носителей, а Генри шуршал своими фотоальбомами, будто нас разделяло несколько веков. Он пригласил нас задержаться подольше, и мы, отменив все, остались в поместье еще на несколько дней. Мне нужно было все осмыслить: очень сложно было кому-то доверять, даже если это родная кровь. Майк был очень рад за меня, но сказал, что Генри похож на человека весьма хитрого: «Типичный манерный англичанин»…

Я вышла на веранду и представляла, как хоронили тетю без меня… На улице было прохладно, стоял густой туман, и я вспомнила «Сон» Майка и всматривалась в него. Он тоже вглядывался в него, будто что-то вспоминая. Мы закутались в плед и пили горячий шоколад, слушая музыку, доносящуюся из гостиной. На днях нужно было возвращаться к работе: у меня начинались съемки в Лос-Анжелесе, и у Майка было запланировано пять выступлений в Чикаго. Мы обещали Генри вернуться к Рождеству, и я даже пообещала звонить. Я впервые почувствовала себя дома только потому, что здесь жила моя мама. Даже в своей квартире, в Нью-Йорке, у меня не было такого ощущения. И Кендал не хотел нас отпускать. К сожалению, я не помнила своих родителей, и мне было очень жаль, что моя мама разругалась с Генри так же, как и ее сестра. Возможно, у них были серьёзные причины считать дедушку виноватым в смерти моей бабушки, или были и другие причины – я этого не знала. «Может быть, моя жизнь сложилась бы иначе», – задумалась я. В любом случае я так устала от недоверия к людям, и мне хотелось хотя бы на мгновенье поверить, что я нужна этому месту и этому человеку. Я сказала Генри, что благодарна за такую возможность узнать его и стать частью чего-то большого. Я не сразу поняла… Господи, я же англичанка… графство Беркшир…

* * *

Встреча с Барби

Мы встретились с ней в том же ресторане, где Барби рассказывала мне о том, что Бен сделал ей предложение. Но сегодня был мой звездный час. В процессе беседы я заметила, что не выкурила ни одной сигареты, и решила не доставать сигаретную пачку и по пути домой. Мне захотелось бросить курить, не сильно акцентируя на этом свое внимание. Левински довез до дома моё уставшее тело, так как на завтра был запланирован временный переезд в Лос-Анжелес на время съемок. С Майком мы договорились, что он приедет ко мне после своих гастролей в Чикаго.

* * *

Я поселилась в том самом отеле, где и жила некоторое время несколько лет назад. На ресепшене мне предложили заселиться в «мой» номер, и я с радостью согласилась.

Наконец-то я начала учить текст, всё больше и больше погружаясь в характер своей героини! Меня разбудил утренний эспрессо, я пролистала почту от Майка и Инкери и окунулась в процесс подготовки с головой. Мою героиню звали Рене. И она была провинциальной бунтаркой. Несмотря на странную атмосферу, царившую на съемочной площадке, которая мне не нравилась, я имела честь работать с одним из самых известных режиссеров нашей эпохи.

На съемках было много сцен жестокости и насилия. Эти сцены повторялись каждый день, и нередко мне приходилась драться по-настоящему. Мой напарник бил меня по лицу под дождем, пускай и не совсем по-настоящему, но переснимали множество дублей, пока режиссер не испытывал дикий восторг, и люди, участвующие в процессе съемок, стояли и смотрели организованной толпой, что еще больше раздражало меня. Я знаю, что преувеличиваю, потому что крови не было, и нос мне никто не ломал, но всё время было очень холодно и ни капли не смешно. Эти съемки противоречили моему миру, который я обрела в доме Генри. И, несмотря на то, что я была уверенной в себе и сильной, я становилась слабее, хотя так мечтала об этой роли.

После очередного перерыва я не выдержала и уехала. Мне захотелось стать бесчувственной и никого не любить – буквально на минуту. Я устала на столько, что почти ползла, не позвонив Левински, я сама села за руль и с какой-то невероятной злостью давила на газ. Машина летела в небесах со скоростью 400 километров в час. И это мгновенье было из тех, когда я пожалела, что в небе нет деревьев. Абсолютно не всматриваясь в показания радара, я чуть не столкнулась с Aston Martin Vanquish и получила сразу несколько предупреждений от воздушной полиции и, видимо, от Бога за свои дурацкие мысли. Молодой человек за рулем Aston успел затормозить за несколько метров и покрутил на меня пальцем у виска. Он был одет в кожаную куртку и синие очки. Его лицо показалось мне немного знакомым, но я не придала этому особого значения.

Сбросив скорость, я повисла в пространстве и начала рыдать от бессилия, наблюдая за ночными звездами. Ночью прилетел Майк и без слов обнял мое бесчувственное тело. Дэнь за днем происходило примерно одно и то же: странный сценарий, стопроцентная отдача и невероятный холод. Съемочный процесс вытаскивал из меня злость, обиду, моментами – отчаяние и черную ненависть. Эта работа стала, прежде всего, очередным экспериментом над моей собственной психикой, и у меня начали сдавать нервы. Майк видел мое состояние и не знал, как мне помочь, пропадая сам в очередном турне, он кричал мне в трубку, чтобы я расторгла контракт. Но мы оба прекрасно понимали, что я дойду до конца. По сценарию и я, и герой Джеральд были наркоманами.

Осень начала подавлять изнутри, и я наконец-то заболела, но съемки не остановились. Укутанная в странные шерстяные платки, с горячим кофе, я терпеливо грелась в автобусе, пока мне поправляли макияж. К середине съемок я была окончательно разбита, а в последнюю неделю меня лихорадило и трясло, что еще более радовало Тома, пока я не хлопнулась в обморок рядом с Вудом Грином, который играл Джеральда в одной из последних сцен.

Когда я открыла глаза, то не сразу поняла, где нахожусь. Я испуганно заморгала и подпрыгнула. На мгновенье мне казалось, что я в той самой темной комнате… да… такие страхи навечно остаются в подсознании. На улице была ночь, и темные шторы полностью иллюстрировали мрак. Я встала с постели, открыла дверь и увидела знакомую лестницу вниз. Точно, я в Англии. «Я у Генри…» – тихо прошептала я вслух. Камин приятно потрескивал, а в библиотеке я обнаружила деда и Левински, беседующих за чаепитием. Да… помню, как Майк обнимал меня в самолете. Я была слаба и вернулась в кроватку, Молли потянулась и, увидев меня, радостно заурчала, потом зевнула и медленно заползла ко мне в кровать под бочок. Сам Майк, не меньше измотанный, чем я, снова улетел, на этот раз в Польшу, вызвав мне одного из врачей Генри. Мне дали отдохнуть целую неделю, и это меня очень спасло перед финальным рывком самой сложной роли за всю мою карьеру, съемки на данный момент длилась уже больше тридцати дней. Мы с Генри немного сблизились за это время, и я обещала прилететь по возможности еще до Рождества.

* * *

Мне снилась вода, и смотрела я на неё сквозь запотевшее окно… Я растерла кончиками пальцев на стекле испарения, и замерла. Моё горячее дыхание было замедленным, и сердечный ритм также замедлялся. Написав на запотевшем окне слово «свобода», я закрыла глаза и провалилась во второй сон во сне… резкая смена действительности и быстрые движения конечностей моего тела в танце заставили мой мозг реагировать интенсивнее. Это было похоже на недоказанный квантовый скачок подсознания! Я танцевала в свободном танце души и тела, абсолютно не сдерживаясь. Моим наблюдателем был какой-то арабский шейх со щетиной, одетый в традиционный костюм, глаза было хитро прищурены, а на пальцах руки было много перстней, и мне он нравился… голова закружилась, и, моргнув, я открыла глаза и вновь увидела запотевшее окно, и мое дыхание замедлилось снова. Я опустила голову, прошло какое-то время, и, снова открыв глаза, я не смогла ощутить свое тело, будто снова попала в другую реальность, но на этот раз мои мышцы будто не подчинялись мне, и я закричала. Я услышала стук, кто-то гремел по лестнице, дверь открылась… и я увидела Генри. Наверное, он понял, как со мной тяжело.

* * *

С самого детства я задавалась вопросом: зачем я живу? Это началось еще задолго до темной комнаты. Периодически эти мысли не давали мне покоя, а также мысли о смерти, которые меня удручали. Я ее не ждала, а наоборот, боялась. Мне почему-то казалось, что я должна что-то сделать. Должна что-то сказать миру, что у меня какая-то своя особая миссия. Я думала, что большинство людей думают иногда об этом, и не видела в этом ничего особенного. Но когда доктор Рей узнал, что это у меня с раннего детства, он замолчал и будто посмотрел на меня другими глазами, но позже объяснил, что это просто особенности моей психики.

– Давай поговорим на эту тему, – мягко предложил Рей. Это было примерно в тот момент, когда мы познакомились с Майком… Помню, как у меня вспотели ладони.

– Ок.

– Саманта, скажи, тебе нравится твое имя?

Не задумываясь, я ответила:

– Мне кажется, оно мне подходит.

– Ты так думаешь? А почему?

Я посмотрела на Рея, как на психопата:

– Я чувствую себя комфортно с этим именем. Это мое имя.

– А что ты чувствуешь, когда ты слышишь «Саманта Дэвис» где-то… из других уст?

Этот вопрос застал меня врасплох, и я снова зависла.

– Мне кажется этот разговор ни о чем.

– Саманта! – сказал Рей вызывающе.

Я немного напряглась и попыталась понять, что я чувствую, когда меня называют по имени.

– Я чувствую разное, все зависит от интонации и от человека, который мне это говорит.

– Ок. Саманта, у тебя бывают видения или странные сны?

– Да.

– Как часто?

– По-разному, иногда раз в год, иногда несколько раз в пару недель. Я думала, это из-за стресса. Я где-то читала про это.

– Это, возможно, из-за стресса, а возможно, из-за того, что ты слишком тонко все чувствуешь и много времени проводишь одна. Скажи мне: когда ты поняла, что не похожа на большинство людей?

– Наверное, в школе.

– А чем ты отличалась?

– Я просто чувствовала себя особенной, наверное…

– Ну, мы все люди, отличающиеся друг от друга, значит, особенные, так? В чем именно выражается твоя особенность?

Я вздохнула.

– Саманта, ты часто носишь темные очки… Это потому, что тебе не нравится, что тебя узнают или у тебя есть какие-то проблемы с глазами?

– Есть проблемы из-за постоянного света на съемках, но мне нравились темные очки, еще со школы. Это плохо?