Текст книги "Тот момент"

До. 6. Каз

– Мэттью говорит им не доверять, – заявляет Терри, пока я обуваюсь.

– Тебе и не нужно им доверять. Просто делай, что должен.

– Они заберут все мои детали и перешлют их в МИ5. И снова начнут за мной наблюдать.

Все это я уже слышала. Точно первые признаки надвигающейся простуды. Вот только пара дней – и простуда пройдет, а текущий нос – это не самая большая неприятность. Особенно в сравнении с тем, с чем придется иметь дело моему брату.

Знаю, что ничем не могу помочь. Мне остается лишь поддерживать Терри, смотреть, как он мучается, пока все не станет настолько плохо, что им придется принять меры.

– Я буду с тобой, Терри. Не о чем переживать. Наушники захватил?

Брат кивает, надевает их на голову и прячет шнур под капюшон, как я учила.

– Молодец, – хвалю я, надеясь, что не выдам, как волнуюсь сама. – Идем.

Мы подходим к автобусной остановке, там еще три человека; два парня, которые выглядят так, будто недавно окончили школу, и пенсионер с тележкой для покупок. Терри переминается с ноги на ногу. Он уже бормочет себе под нос – и он еще даже не сел в автобус.

Когда тот прибывает, я плачу, а Терри устраивается сзади, напротив парней-подростков.

– Я их вижу, Мэттью. Я знаю, кто из них шпионы, – говорит он.

Я смотрю в окно, притворяясь, будто Терри разговаривает с кем-то по телефону. Для того я и заставляю его надевать наушники. Чтобы он выглядел нормально. Сливался с толпой. Сколько раз я сама оборачивалась, думая, что обращаются ко мне, а человек говорил в динамик в своих наушниках.

– Змеиные глаза и бейсболка, вот как я их вычисляю, – бормочет Терри и косится на парня в бейсболке.

– У тебя проблемы? – вскидывается тот.

Терри игнорирует его и продолжает говорить:

– Ага, они меня преследуют. Прошлой ночью наблюдали за моим домом в бинокль. Я их видел.

– Че он прицепился? – спрашивает меня парень в бейсболке.

Я пожимаю плечами и показываю, что брат говорит по телефону. Терри продолжает бубнить:

– Я услышал «Это грех»[7]7
  It’s a Sin (англ.). Прим. ред.


[Закрыть] Pet Shop Boys и все понял. Нил Теннант иногда подает мне знаки.

Ну почему автобус так медленно тащится? Не знаю, чем закончится эта сцена, и мне это не нравится.

– Да что с ним не так? Долбаный чудик, – говорит парень в бейсболке.

Мне хочется крикнуть ему, чтобы отвалил и не лез не в свое дело, но по опыту знаю, станет только хуже. Мой длинный язык и так меня в неприятности втягивает. Поэтому я молчу и ненавижу себя за это.

– Думаю, они пытаются за мной проследить, – не унимается Терри. – Нет, все в порядке, Мэттью, я сам с ними управлюсь. Не волнуйся, я сам.

Повисает пауза, он «слушает Мэттью». И правда похоже на телефонный разговор. И хорошо, иногда получается не привлекать лишнего внимания. Но не всегда так везет.

– Да нет там никого на том конце, – обращается парень в бейсболке к своему приятелю. – Он, блин, говорит сам с собой. – Оба принимаются тыкать пальцами и громко смеяться. Другие пассажиры оборачиваются.

Терри заводит It’s a Sin. Так он пытается перекрыть насмешки, но становится только хуже. Встаю и даю сигнал водителю. До центра занятости еще две остановки, ну и пусть. Надо выйти, пока ситуация не вышла из-под контроля. Терри смотрит на меня и хмурится. Показываю ему: вставай. Он слушается и идет за мной к двери, не прекращая напевать. Уже на площадке брат оборачивается. Подростки показывают ему средние пальцы.

– Все нормально, пусть сидят, – говорит он Мэттью. – Да, знаю, будут и другие. Не волнуйся, я всех вычислю.

Я уже привыкла. Терри нес подобное еще с тех пор, как сам был подростком. Но от этого не легче. Мне всегда хотелось как-то ему помочь. В детстве, когда папаша бил маму или швырялся вещами, я уводила брата подальше, садилась и обнимала его, пока не заканчивалась ссора. Только вот пятидесятиоднолетнего мужика за ручку на людях не поводишь. Еще примут за мужа, этого мне только не хватало.

Врачи годами объясняли, что облегчить жизнь брату я ничем не смогу. Но чувство беспомощности так угнетает. Словно я каким-то образом его подвела. «Эх ты, пустое место, – словно наяву слышу голос мамы, – что ж ты за старшая сестра такая?»

Гоню мрачные мысли прочь. Хорошая из нас вышла парочка – брат общается с Мэттью Келли, а меня неотрывно донимает голос матери.

Терри по-прежнему говорит с Мэттью. Ничего эти умники в центре занятости от него не добьются. Даже жаль, что при оценке трудоспособности брат чувствовал себя лучше, – может, заключение было бы иным. Но тогда я сообщила ему о необходимости идти на проверку в самую последнюю минуту. Кто в своем уме станет доводить родного брата до приступа, чтобы правдоподобнее казалось? Я по глупости думала, Терри выслушают, прочтут, что происходило в прошлые разы, и поймут – если прямо сейчас он выглядит нормальным, это не значит, будто его не может в секунду переклинить. Какая же я наивная дура.

Подходим к двери центра занятости. Это новое место, я никогда здесь не была. Отвожу Терри в сторону и снимаю с него наушники.

– Нам пора, – говорю я. – Постарайся не волноваться. Я все тебе разъясню. Позволь мне разобраться во всем и просто честно отвечай, когда они станут задавать тебе вопросы.

– Я им не доверяю, Каз. Они передадут все в МИ5, я знаю, что они задумали.

– Просто поверь мне, – прошу я. – Большего от тебя не требуется.

Заходим. Все такое модное и выполнено в фиолетовых и серых тонах. Как-то совсем непохоже на прочие центры занятости.

Я подхожу к человеку с планшетом и называю ему имя Терри. Служащий говорит нам сесть и подождать.

– Как в приемной у чертова доктора, – замечаю я Терри, садясь.

– Мэттью говорит, что тебе не следовало называть им мое имя.

– Я должна была сообщить им, что ты здесь. Иначе тебя не вызовут.

Терри ненадолго замолкает. Я чувствую, как его нога рядом с моей дрожит. Ненавижу их за то, что они с ним так поступают. Смотрю на других людей. У всех одинаковое выражение лица. Как будто их собираются переработать на колбасной фабрике.

Все мы – пустое место. Вот на что это похоже. Они могут делать с нами все, что захотят, а нам и ответить нечем.

Терри снова начинает разговаривать с Мэттью. Я вставляю брату наушники. Когда его зовут, он как раз повествует Мэттью о том, что видел в фильме о Джеймсе Бонде.

– Давай, – говорю я, вставая. – Твоя очередь.

Мужчина с планшетом указывает нам на стол, где сидит женщина средних лет с бейджиком «Дениз Дональдсон» на груди.

– Чем могу помочь? – говорит она, жестом приглашая нас сесть.

– Мне сказали, что моему брату Терри нужна форма для пересмотра оценки его работоспособности, потому что его признали годным для работы, а пока ему следует запросить кредит, хотя брат не может работать, потому что у него шизофрения.

– Хорошо, – говорит Дениз, поворачиваясь к Терри. – Давайте по порядку. Сначала мы подадим заявку на получение универсального кредита. У вас есть форма?

– Нет, у нас нет интернета, милочка, – отвечаю я. – Женщина, с которой я разговаривала по телефону, сказала, что вы можете распечатать нам бланк.

Она кивает и что-то делает на своем компьютере.

– Ее зовут Дениз Дональдсон. Она в твоем списке, Мэттью? – подает голос Терри.

– Извините, вы мне? – поднимает голову Дениз.

– Нет, он разговаривает с Мэттью Келли из «Звезд в их глазах», – отвечаю я.

– Миссис Аллен, как видите, за вами большая очередь, и у меня нет времени на шутки.

– Я серьезно. Он слышит голос Мэттью Келли. Если вам повезет, окажетесь в компании Силлы Блэк и Джима Боуэна. И я мисс Аллен, но вы можете звать меня Каз, как и все остальные. У меня нет мужа, и вряд ли он когда-нибудь появится, но, как видите, в нашей квартире и так уже довольно многолюдно из-за Мэттью и ему подобных.

Судя по лицу Дениз, она отчаянно мечтает передать дело брата кому-то другому. Она идет к принтеру, приносит бланк и тяжело опускается на стул.

– Ладно, давайте это заполним. Он может читать и писать?

– Он не дурак, – отвечаю я. – У него шизофрения. И он по-прежнему сидит рядом.

Передаю бланк Терри.

– Заполни его, милый.

– Мэттью говорит, они собирают обо мне информацию.

– Показать вам наше соглашение о защите данных? – спрашивает Дениз.

– Нет, все хорошо, милочка, – отзываюсь я. – Терри, это нужно, чтобы ты получал деньги.

Брат берет ручку и начинает заполнять форму.

– Мистер Аллен принес удостоверение личности? – спрашивает Дениз.

– Ага. – Лезу в сумку и достаю кучу бумажек. – Вот свидетельство о рождении, вот счета за газ и воду.

Терри отрывается от бланка и перехватывает мою руку.

– Не давай им то, что они хотят. Перешлют в МИ5.

– Нет, Терри, девушка просто посмотрит и вернет нам все.

– Мне нужны его паспорт или водительские права, – просит Дениз.

– У него ниче такого отродясь не было.

– Но это основные документы.

– Простите, милочка, но брат в жизни не выбирался из Йоркшира. У него даже проездного нет.

Дениз хмурится и просматривает остальные бумаги.

– Свидетельство о браке?

Я только брови поднимаю. Терри смотрит на Дениз и заявляет:

– Я знаю, что у вас тут крысы. Мэттью меня предупредил. Сказал, их правительство подослало.

Дениз смотрит на Терри и обратно на бумаги.

– Э… ладно. Схожу покажу начальнику, – говорит она и удаляется вместе с бумагами.

– Так все и происходит, – вставляет Терри. – Пошла сливать информацию. Она – одна из них.

– Как у тебя там с бланком? – спрашиваю его. Брат двигает мне листок. – Напиши в контактах мой мобильный.

Даже будь у нас лишние деньги, Терри иметь свой телефон нельзя. Вечно пытался бы дозвониться Мэттью или МИ5. Я даже свою трубку из вида не выпускаю.

Возвращается Дениз и отдает бумаги.

– В данном случае мы сможем это принять.

Терри протягивает ей бланк. Дениз вчитывается.

– У вас нет электронного адреса?

– Нет. Если заведу, нас МИ5 хакнет, – отвечает брат.

– Придется завести для онлайн-вакансий, – вздыхает Дениз.

– Да зачем, если он все равно работать не может? – спрашиваю я. – Мы форму-то заполняем, чтобы получать пособия.

Дениз собирается с духом.

– Вы должны понять, это – контракт истца, и мистер Аллен со своей стороны соглашается активно приступить к поискам работы.

– Но ему нельзя работать, – отвечаю я. – Вы это знаете, я знаю, он знает. Так зачем эта глупая волокита? Почему вам не признать, что они просто спороли чушь, и все исправить? Если вынудите брата выйти на работу, станет только хуже. Он опять угодит в психушку. Неужели вы правда этого хотите?

На миг Дениз опускает глаза, и мне кажется, ее проняло. Может и да, но признать это она не имеет права, это вне рамок ее обязанностей. И Дениз в итоге отвечает, как все они, – тараторит правила и нормы.

– Комиссия признала его годным к работе, следовательно, мы должны расценивать вашего брата именно так, пока он не добьется пересмотра дела.

Я только головой качаю. Единственный плюс – вряд ли найдется ненормальный, который предложит Терри место в его нынешнем состоянии.

– Ладно, он поищет работу. Когда мы получим деньги?

– До момента, когда вашу заявку утвердят и придет первый платеж, пять недель.

Я смотрю на Дениз.

– Да вы смеетесь, что ли? А жить-то ему все это время на что?

– Можно подать заявление на получение аванса, если вам сложно покрыть основные потребности, но потом его вычтут из ваших пособий, поэтому заранее просчитайте, сможете ли жить на урезанные выплаты.

– И какая разница? Обдерут тебя сейчас или потом?

Дениз вздыхает.

– Я распечатаю вам форму предоплаты. Подавать заявку или нет – решать вам. Какой еще у вас семейный доход?

– Никакого. В пятницу я потеряла работу. Мне тоже нужно встать на учет, пока я здесь.

– Боюсь, это возможно, только если вы записались на прием.

– Я думала, что смогу проскочить одновременно с нашим Терри.

Дениз качает головой.

– Нет. Следующее окно в пятницу днем в четыре тридцать. Я могу записать вас, если хотите.

Я пожимаю плечами. Похоже, у меня нет выбора.

– Отлично. Мы что так, что так в дерьме.

Дениз пропускает мои слова мимо ушей и снова смотрит в бланк.

– Вижу, последний раз вы работали уборщиком, мистер Аллен.

– Ага, в ресторане, – говорит Терри. – Мне там не понравилось, у них были крысы. Я слышал, как они бегают по полу на кухне.

Терри начинает петь «Крысы на моей кухне»[8]8
  Rat in My Kitchen (англ.). Прим. ред.


[Закрыть] от UB40 себе под нос. Ну хоть сменил пластинку с Pet Shop Boys. Дениз смотрит на меня.

– Я пойду принесу бланки, – говорит она.

По пути домой Терри тихо сидит в автобусе, однако явно прокручивает события дня в голове, по лицу вижу. В такие моменты брат закрывается. Словно уходит туда, где мне до него не достучаться. Вот что меня больше всего изводит – беспомощность. Как старшая сестра я обязана защищать Терри. После того, что стряслось в детстве, я поклялась: никто и никогда больше не причинит ему боль. Я держала слово, только вот от самого себя мне его не спасти.

Первый раз, когда брат угодил в клинику, я плакала, потому что подвела его. И второй, и третий. И каждый раз слышала ее огрубевший от алкоголя голос: «Что ты за старшая сестра такая?» Да, потом мамаша долго извинялась, когда протрезвела. Но вот это не отложилось в памяти. Только насмешки. «Чем он провинился, что ему досталась такая сестра?»

На следующее утро, когда Терри еще в кровати, звонит Дениз и удивляется, попав на меня.

– Могу я поговорить с мистером Алленом?

– Это Каз, его сестра, мы встречались вчера. Он еще спит, придется вам общаться со мной.

– Но мне нужен мистер Аллен. Не могли бы вы его разбудить?

– Нет. Накануне он почти не спал. Всю ночь разгуливал по квартире с фонариком, искал крыс. Точно знаю, потому что он шумел и включал свет. Говорите мне, я ему передам.

Дениз колеблется.

– У меня хорошие новости. Мы нашли ему место.

– Что?

– Работу. Уборщиком туалета в торговом центре.

– Это шутка такая, что ли?

– Нет. Я не ожидала подобрать вариант так быстро, но он проходит в рамках программы для тех, кто долгое время не работал. Иногда подобные вакансии очень удачно подворачиваются.

– Но брат не безработный.

– Он нигде не трудился на протяжении пяти лет.

– Потому что не мог, а не потому что лентяй.

– Без недавнего опыта ему будет очень сложно куда-либо устроиться, так что этот вариант – идеальный.

– Ага, идеальная работа для человека, которому везде мерещатся крысы, – общественный туалет.

– Сколько я туда ходила, там всегда было чисто.

– Боже, да дело не в реальности, брат психически болен. Суть в том, что происходит у него в голове. Он слышит крыс. Голоса говорят ему, что где-то есть крысы. И неважно, бегают ли они там взаправду. Терри не сможет там работать.

– Боюсь, за отказ его накажут. Минимум четыре недели без выплат.

– Вы не можете так с ним поступить. Ему нужны деньги. И так придется пять недель ждать. Как он продержится девять?

– Прошу, поймите, это не мое решение. Правительство устанавливает правила, а мы лишь их исполняем.

– Так что, ему надо на собеседование? – вздыхаю я.

– Нет, мы уже устроили вашего брата на это место. Все согласовано.

– Только не с ним самим. Вы же сами вчера его видели, ну какая ему работа?

– Как я объяснила, вы можете запросить обязательный пересмотр, ну а пока мистер Аллен заключил с нами договор, чтобы получать льготы. Если он разорвет контракт, то потеряет права на выплаты. Все просто.

Я не знаю, что сказать. Этого не должно было случиться.

Терри влез в эту программу только затем, чтобы получить немного денег, пока мы обжалуем оценку комиссии.

– Ну я вам сразу могу сказать, ничего не выйдет. И это выяснится в первый же день, так что будьте готовы к телефонному звонку. Когда брат должен выходить?

– В пятницу.

– Да вы и правда шутите, – фыркаю я.

Дениз непрошибаема.

– По почте вам придет письмо с подробной информацией. Если возникнут вопросы, пусть ваш брат звонит мне. Буду признательна, если вы ему это передадите. До свидания.

Она вешает трубку. Наверняка побежит жаловаться коллегам, что в наши дни никто не хочет работать. Она понятия не имеет, как мы живем. Вот вообще.

Я жду следующего утра, прежде чем что-нибудь сказать Терри. Отчасти потому, что мне самой нужно увидеть это письмо, прежде чем я поверю в происходящее, а отчасти потому, что новость погрузит Терри в адское состояние, а я хочу оттянуть этот момент.

Вскрываю конверт и вчитываюсь в надежде, что случилось чудо и брата перепутали с кем-то другим.

Ничего подобного. Терри Аллен, мой младший брат, обязан выйти на работу завтра. На самом деле.

Терри в гостиной смотрит «Булсай», свое второе любимое ТВ-шоу. Когда ведущий, Джим Боуэн, умер, брат плакал навзрыд, словно отца родного потерял. Честно говоря, Джима Терри видел куда чаще, чем своего настоящего папашу. Брат поворачивается ко мне:

– Не смог прожить и дня без «Булли».

Обычно эти слова вызывают у меня улыбку, но не сегодня. Чувствую себя последней гадиной, что приходится вторгаться в крохотный безопасный мирок брата и выкидывать беднягу в реальный мир.

– Дениз из центра занятости прислала, – говорю я, протягивая письмо.

– Они признали, что облажались? – хмурится Терри.

– Нет, милый. Она нашла тебе работу. Какая-то программа, чтобы ты имел право получать выплаты. Выходить надо уже завтра.

Джим Боуэн объявляет главный приз – фургон на колесах. Сегодня таким никого не впечатлишь. Нынешние зрители меньше чем на «порше» не согласились бы, но тогда аудитория ахала от восторга.

Терри смотрит на меня.

– Где?

– В городе, в торговом центре. Уборщиком туалета.

Собираюсь с духом. Не стану упрекать брата, если тот ударится в слезы. Однако ничего не происходит. И так еще страшнее. Без единого слова Терри просто продолжает смотреть «Булсай». И ковырять пуговицы на кардигане.

После. 5. Финн

Едва проснувшись, смотрю календарь садовода, что висит напротив кровати. Оказывается, сегодня не только отличное время для обрезки сухих головок цветов, но и день, которого я так долго ждал.

Последний день летней четверти, а значит, последний день в младшей школе.

Только вот теперь мне не хочется, чтобы он наступал, ведь напоследок придется пройти через выпускной шестого класса. Нас всех посадят в самом начале зала, станут показывать старые фото, где мы только пришли и стоим в дурацких костюмчиках, говорить, какие мы молодцы, и придется хлопать – даже тем, кто изводил меня все это время (кроме последней половины четверти, но было почти так же паршиво, ведь я понимал причину такой перемены).

Еще все мамы непременно расплачутся и станут твердить: да вот же буквально пять минут назад привели нас в первый класс. Легко им говорить, их тут не было, всего-то забот – привести ребенка, забрать да прийти на пару собраний. А вот я будто лет пятьдесят тут отбыл.

Папа хотел прийти. Честно постарался выкроить время, но случилась важная встреча, отец очень извинялся, а я уже привык. Когда я рассказал об этом Каз, она предложила прийти вместо папы. Мне стало так приятно: бабушки редко заявлялись на подобные мероприятия, а Каз похожа на бабушку, если не считать ее кос. Бабушек с косами я не встречал.

– Она правда твоя бабуля? – спрашивает Лотти, когда я хвастаюсь тем, что у меня еще кое-кто придет.

– Нет. Настоящая живет в Девоне, оттуда слишком далеко добираться. А другая умерла, когда мне было семь.

– Моя мама придет, – сообщает Лотти.

– Серьезно? – Ее мама всего раза два была на собраниях, причем оба раза сбегала с них на работу, еще и махала Лотти напоследок, чем изрядно ту смущала. Так что подруга не возражала, если ее мама не приходила вовсе.

– Ага, сказала, это важный переходный момент, нельзя такое пропускать.

– А куда мы переходим?

– Не знаю. Она не уточнила.

– Как думаешь, что миссис Рэтклифф скажет обо мне?

– Наверное, похвалит твою игру на укулеле.

Думаю, Лотти права. Ну хоть играть на этот раз не придется. И без того плохо, что все до сих пор помнят мое прошлое выступление.

– Ага. Вежливый способ сказать, что я странный.

– Ты по-хорошему странный, – улыбается Лотти.

– Правда?

– Да. Ты странный только в сравнении с кучей идиотов. И на самом деле неправильные они, но, поскольку их больше, они могут выставить странным тебя и умыть руки.

– Точно. Надо разыскать побольше хороших чудиков вроде меня, чтобы никого из нас больше не считали странным.

– Ага.

– А ты встречала таких, как я?

– Нет.

– Получается, я всегда буду странным, и неважно, что при этом я хороший.

– Похоже, так. Но, по крайней мере, ты знаешь, что хорош.

Наш класс входит в зал, а я до сих пор ломаю голову над ее словами. Играет Simply the Best. Стараюсь не думать, как скривилась бы мама и насколько грубо было со стороны миссис Рэтклифф оставить то ее письмо без ответа. Нас не посадили в глубине зала, как обычно, а вытащили скамейки вперед, лицом ко всем остальным. Мы с Лотти примостились сзади, но все равно было ощущение, будто все пялятся на меня. Мама подруги уже плачет, а пара других родительниц передают ей салфетки. Однако Рэйчел смотрит не на дочь. А на меня.

Каз сидит за всеми мамами. Думаю, мы в принципе такие люди, что всегда позади. Она слегка улыбается мне, но не машет и вообще ничем меня не смущает. Очень стараюсь не думать о человеке, которого здесь не хватает. Вот только ее улыбка так и стоит перед глазами. До сих пор чувствую мягкость ее зеленого кардигана, слышу, как она громче всех мне хлопает. Лотти чуть пожимает мне руку, но так, чтобы никто не видел.

Встает миссис Рэтклифф и начинает распинаться, бренча своими браслетами. Изображает неземной восторг – ума не приложу почему, если только рада от меня наконец избавиться. Говорит, какой мы чудесный класс – вранье, половина ребят откровенно скучала на уроках и по большей части хулиганила. Потом она берет небольшой пульт и запускает те самые нелепые фото. Все смеются. На снимках я везде немного грустный, наверное потому, что мучился весь учебный процесс.

Затем нас начинают выкликать. Каждый встает, и миссис Рэтклифф говорит о его достоинствах и достижениях. В некоторых случаях ей явно пришлось поднапрячь фантазию. Джейден стал «популярным мальчиком и ценным игроком школьной футбольной команды». Миссис Рэтклифф не рассказывает, как однажды он бросил бургер мне в лицо или тянул меня за волосы, пока я не расплакался.

Поднимается Тайлер. Он, оказывается, «обожает веселиться и всегда первым управляется с ланчем». Не представляю, какое в этом достижение, ведь Тайлер, по сути, просто заглатывает еду, не жуя, но его мама плачет, значит, видимо, какая-то ценность в этом есть.

Настает мой черед. Я поднимаюсь и смотрю прямо на Каз. Миссис Рэтклифф говорит, что я продемонстрировал недюжинное мужество, а еще я талантливый музыкант. Почему-то все мамы ударяются в слезы, а все дети – даже те, кто меня ненавидит, – хлопают. Я стою и не знаю, что делать. Мне хочется крикнуть им: прекратите, это все я виноват, знали бы вы, не хлопали бы! Но не могу, поэтому просто стою и мысленно считаю секунды, пока миссис Рэтклифф не кончит речь.

После официальной части школа устраивает небольшое чаепитие. Все мамы, бабушки и единственный пришедший папа остаются в зале. Подают чай с бисквитами, и каждому разрешают взять по штучке.

Каз подходит ко мне и от души обнимает.

– Сомневаюсь, что тебе это все понравилось, милый.

Качаю головой.

– Что с твоей директрисой? Она что, спутала выпускной с прослушиванием детей на шоу талантов?

Впервые за утро я выдавливаю улыбку и объясняю:

– Она раньше работала полицейским. Все время бренчит, считает меня странным. А еще мама много с ней ругалась.

– Неудивительно. А как она внезапно попала в учителя?

– У нас много хулиганов, может, ее поэтому взяли.

Каз оглядывает прочих ребят:

– Которые тебя достают?

– Да все, но Джейден, Райан и Тайлер особенно, – шепчу я, указывая на виновников.

– Хочешь, я им ноги отдавлю по пути обратно?

У меня вырывается смешок.

– Что ж, в твоей новой модной школе есть минимум один плюс – с ними тебе там больше не придется видеться.

– Думаю, да.

– А это твоя подруга Лотти? – спрашивает Каз, кивая в сторону. Там стоят Лотти и Рэйчел, обе до сих пор утирают слезы.

– Да. Как вы догадались?

– Она сидела рядом с тобой и непохожа на остальных девчат. С характером, как я погляжу.

В эту секунду я понимаю – больше нам с Лотти вместе в школу не ходить, и я ужасно буду скучать по подруге. Стараюсь не расплакаться, и тут подходит миссис Рэтклифф.

– Здравствуйте, – обращается она к Каз, – вы родственница Финна?

– Нет, подруга, – отвечает та. – Его отец не смог прийти из-за работы.

– Что ж, мы все очень впечатлены, как он сумел… со всем справиться, – замечает директор, не глядя на меня. Бренчит, пытается улыбнуться, но выходит плохо.

– Какой стыд, что понадобилось такое событие, чтобы ребята прекратили над ним измываться, – говорит Каз.

У миссис Рэтклифф вытягивается лицо. Она переминается с ноги на ногу и поворачивается ко мне:

– А ты, наверное, ждешь не дождешься, когда же пойдешь в новую школу, Финн?

Не знаю, что сказать. «Нет» – не очень вежливо. Смотрю на Каз – может, она выручит.

– Уж точно ждет не дождется, когда сможет убраться из этой, – отрезает Каз.

Миссис Рэтклифф смотрит на Каз, открывает рот, закрывает и, не произнеся ни слова и не брякнув ни единым браслетом, удаляется прочь.

– Мне не следовало так говорить? – спрашивает Каз.

– Не знаю. Но я рад, что вы это сделали, – улыбаюсь я.

После школы иду пешком домой к Лотти вместе с подругой. Ее мама приглядывает за мной, пока папа не вернется с работы. Весь класс расписался на память на наших поло. Я попросил Лотти проверить – не намалевал ли кто-нибудь на моем «фрик» или «чудик». Говорит, нет.

– Странно, да? – спрашиваю я.

Лотти кивает.

– Ну ты хотя бы больше их не увидишь. А вот мне еще пять лет с ними мучиться.

– Вот бы ты пошла в мою школу, – замечаю я.

– Ты там заведешь новых друзей.

– Думаешь?

– Вполне могут найтись нормальные ребята, – пожимает плечами Лотти.

– В смысле, по-хорошему странные?

– Ага, – улыбается она.

Когда за мной приезжает папа, я знаю: в последний раз он забирает меня из дома Лотти после школы.

Рэйчел уже пообещала, что мы все равно будем часто видеться на каникулах. Вероятно, да, но это не то же самое, что вместе ходить в школу.

– Привет, выпускник, – здоровается папа, ероша мне волосы. Похоже, он думает, я счастлив, но прямо сейчас меня ничего не радует. – Как все прошло? – улыбается отец.

– Хорошо, – отзываюсь я, а сам вижу, как Рэйчел свирепо смотрит на папу. Похоже, расплачивается с ним за маму.

– Ладно, тогда поехали домой, – говорит он. – Я купил пиццу по случаю, лежит в машине.

Выдавливаю улыбку. Надеюсь, с видом пиццы папа угадал. Вот мама точно знала, что я люблю, насчет отца – не уверен. Подходит Рэйчел и крепко меня обнимает.

– Ты сегодня отлично держался. Я так тобой горжусь. Потом созвонюсь с твоим папой насчет встречи на каникулах.

Просто киваю, потому что слов до сих пор нет. Лотти стоит рядом. Похоже, и ей нечего сказать. На миг кажется, мы вот так молча и расстанемся, но тут подруга обнимает меня и говорит:

– Скоро увидимся, хороший странный мальчик.

С пиццей папа не угадал, но я все равно ее ем, ведь у нас вроде как праздник, грубо отказываться. Говорит в основном он, я не особо слушаю. Настораживаюсь, лишь когда папа упоминает некий клуб.

– Я записал тебя на три дня на следующей неделе, – сообщает отец, передавая мне листовку. На ней значится: «Галифакский клуб выходного дня. Развлечения для школьников», – а дальше перечисляются эти самые развлечения – футбол, игры и прочие вещи, которые я терпеть не могу. Смотрю на папу.

– Но я туда не хочу.

– Тебе понравится, когда сходишь и увидишь.

– Нет. Мне не нравится то, что другие дети считают весельем.

– Брось, Финн. Там даже готовить можно.

– Ага, соберут одну малышню, причем будут только девочки.

– Ты же ладишь с девочками.

– С незнакомыми – нет. И не нравится мне готовить.

– Ты же обожал делать те кексы.

– Только потому, что вместе с мамой.

Папа вздыхает, смотрит в окно и минуту ничего не говорит. Затем поворачивается ко мне:

– Прости, Финн. Но я могу работать из дома лишь два дня в неделю. А на остальные три нужно найти тебе какое-то занятие. Места остались только в этом клубе. Может, все окажется лучше, чем ты думаешь. Например, попадутся знакомые ребята.

– Это меня и пугает.

– Ты хотя бы попробуй. Откуда знаешь, вдруг понравится.

Смотрю на папу. Он и правда не понимает. Наверное, в школе был приличным нормальным мальчиком. А еще он любит спорт.

Быть мальчиком проще, если ты хорош в спорте.

– Не понравится, – отрезаю я. – Но если ты договоришься, чтобы я просто сидел там в уголке и читал, то да, пойду.

Папа на миг прикрывает глаза.

– Прости, Финн, – повторяет он, – я очень стараюсь, но мне тоже трудно, как и тебе.

Молча доедаю остаток пиццы.

Утром, когда прихожу вниз, папа уже на кухне, готовит завтрак.

– Привет, ты как раз вовремя.

– Что будем есть? – спрашиваю я.

– Твои любимые веганские сосиски, – отвечает он и ставит передо мной тарелку. На ней еще бобы и тосты, но их я не вижу. Только сосиски. Такие же, каких нам было не суждено поесть в том путешествии.

– Нет!

– Что такое? – непонимающе хмурится папа.

– Не стану их есть.

– Почему? Я думал, ты их любишь.

Хотелось бы ему объяснить, но слова не идут. Они застревают в горле, там же, где скопилась вся прочая боль.

– Больше не люблю, – говорю я, встаю и убегаю к себе в комнату.