Текст книги "Луна предателя"

– Не стесняйся! – крикнул ему сержант Бракнил. – Мы все слышали, как ты

– вполне трезвый – пел на «Цирии» во время морского перехода.

– Может быть, наши хозяева предпочтут увидеть небольшую демонстрацию магии Третьей Орески? – возразил Теро.

– Замечательно! – захлопала в ладоши Мидри. Теро вытащил мешочек с мелким белым песком и рассыпал его в виде круга на земле перед столами. Своей хрустальной палочкой он начертил в воздухе несколько пылающих символов; они, вместо того чтобы погаснуть, как обычно, стали вдруг расти и пылать все ярче, а потом взорвались так, что песок разлетелся, а на столах опрокинулись кубки. Теро изумленно вскрикнул, выронил свою палочку и сунул обожженные пальцы в рот.

Алек с трудом скрыл усмешку: всегда сдержанный маг походил на кота, который, намереваясь поймать рыбку, поскользнулся на прозрачном льду и старается скрыть неудачу, пока никто не заметил. Серегил рядом с юношей трясся от беззвучного смеха.

– Прошу прощения! – растерянно пробормотал Теро. – Я… я ума не приложу, почему так получилось.

– Это моя вина, – заверила его Адриэль. – Мне следовало тебя предупредить. – Она явно тоже сдерживала смех. – Здесь нужно очень осторожно пользоваться магией. Могущество Сарикали накладывается на любые чары и делает их результат непредсказуемым. В твоем случае это проявилось особенно явно.

– Да, я вижу. – Теро поднял палочку и сунул ее за пояс. После недолгого размышления он снова рассыпал песок и начертил волшебные знаки, но на этот раз не палочкой, а пальцем. Символы повисли над землей, потом слились в светящийся диск размером с тарелку. Теро сделал несколько пассов, по поверхности диска пробежали радужные волны, и он превратился в миниатюрную модель города над крошечной гаванью.

– Как здорово! – воскликнула Амали, наклоняясь вперед, чтобы получше рассмотреть творение Теро. – Что это за место?

– Римини, госпожа, – ответил волшебник.

– Вон тот черно-серый кошмар – царский дворец, мой родной дом, – сухо заметила Клиа. – А это белое чудо со сверкающим куполом и башнями – Дом Орески.

– Я побывала там во время своего посещения Римини, – сказала Адриэль. – Насколько я помню, сначала маги были рассеяны по всей Скале: некоторые жили отшельниками, другие служили знатным семьям.

– Да, госпожа. Мы зовем те времена Второй Ореской. После того как старая столица, Эро, была разрушена, царица Тамир основала Римини и заключила союз с самыми могучими волшебниками. Так и возникла Третья Ореска. Маги помогли царице построить город и совершили другие чудеса; в благодарность она обещала им покровительство и отвела землю для Дома Орески.

– Значит, это правда, что те из вас, кто обладает магической силой, содержатся отдельно от остальных? – спросил какой-то акхендиец.

– Вовсе нет, – ответил Теро. – Дело просто в том, что мы очень отличаемся от других скаланцев. Магия накладывает на нас свой отпечаток: мы живем почти так же долго, как и вы, но платим за это бесплодием. Поэтому нам нужно убежище, место, где мы могли бы жить среди других волшебников и делиться между собой знаниями. От магов никто не требует, чтобы они оставались в Доме Орески, но многие это предпочитают. Я большую часть жизни провел в башне моего учителя, Нисандера-и– Азуштры. Волшебники пользуются в Скале большим почетом, могу тебя в том уверить.

– Но разве вас не печалит то, что вы отрезаны от естественного течения жизни, общаетесь лишь с себе подобными? – настаивал все тот же акхендиец.

Теро задумался, потом пожал плечами.

– В общем-то нет. Я никогда не знал иной жизни.

– Райш и я посетили ваш город, еще когда были мальчишками, – сказал Клиа Риагил-и-Молан. – Мы отправились на празднества по случаю бракосочетания Коррута-и-Гламиена и твоей прародительницы, Идрилейн Первой. Нам тогда показали и ваш Дом Орески. Райш, помнишь ту волшебницу, которая показывала нам фокусы?

– Мне кажется, ее звали Ориена, – ответил кирнари Акхенди. – Разве можно забыть такую красоту – сады, где царит вечная весна, огромную мозаику на полу, изображающую дракона Ауры! А царский дворец мне запомнился как довольно мрачное здание, со стенами толстыми, как в крепости.

– Это говорит только об одном: царице Тамир следовало привлечь к строительству побольше волшебников, – с улыбкой сказала Клиа.

– Хотела бы я увидеть Третью Ореску, – вздохнула Амали.

– С удовольствием покажу ее тебе, госпожа, – тут же откликнулся Теро. – Правда, сейчас это не такое веселое место, каким было когда-то. – Он быстро что-то пробормотал, и изображение города сменилось видом садов Орески. Внутри можно было разглядеть несколько фигур в мантиях, но в целом сады выглядели странно пустынными. Потом точка обзора сместилась, и Алек узнал центральный атриум – такой, каким он виден с балкона башни Нисандера. На некоторых частях огромной мозаики, изображающей дракона, все еще были заметны повреждения – следствие нападения Мардуса и его некромантов. Здесь тоже было менее людно, чем помнилось Алеку по прежним временам.

– Так вот как теперь выглядит Ореска, – тихо пробормотал Серегил.

– Да. – Теро снова изменил изображение, показав собравшимся виллу на улице Колеса.

– Это мой дом в Скале, – пояснил Серегил; в его голосе Алек уловил намек на иронию.

Что они увидели бы, вздумай Теро показать их настоящий дом? – подумал юноша. Все ли еще сохраняется черная дыра на месте подвала или на развалинах уже что-нибудь построили?

– Подобная магия доступна и мне, – сказал Саабан. По его знаку слуга принес большую серебряную чашу на треножнике. Саабан налил в нее воды и дунул. По поверхности воды пробежала рябь, а потом в ней отразились зеленые леса на склонах увенчанных снежными шапками гор. На холме на берегу большого озера виднелись белые соединенные между собой здания – похожие на дом кирнари в Гедре, но гораздо более просторные и изысканные. По склону холма раскинулся город, на самом берегу посреди березовой рощи высился окруженный колоннадой храм; его купол ярко сверкал на солнце, освещающем всю сцену.

– Боктерса! – выдохнул Серегил. – Я и забыл, как… Отражение исчезло, и слуги разлили по кубкам тураб. Серегил жадно выпил его..

– Мы познакомились с акхендийской магией, когда проезжали через ваш фейдаст, кирнари, – сказала Райшу Клиа и показала браслет с подвеской в виде листа дерева на левом запястье.

– Это ведь периапт, верно? – спросил Теро, у которого на руке тоже был подобный браслет.

– Правильно, – кивнул ему кирнари. – Волшебные свойства определяются и плетением, и самим амулетом – порознь они не работают.

– Мне хотелось бы узнать, как они изготавливаются, – если это позволено, конечно. У нас в Скале нет ничего подобного.

– Конечно! Среди моего народа это очень распространенное умение, хотя кто-то бывает более искусен в нем, чем остальные. – Райш повернулся к жене.

– Тали, тебе хорошо удаются подобные вещи. У тебя при себе все необходимое?

– Я никогда не расстаюсь с нужными предметами. – Амали пересела на ложе волшебника и достала из кошеля на поясе связку тонких кожаных ремешков. – Нужно только знать узоры, – объяснила она Теро. Одним легким движением она пропустила ремешки сквозь пальцы; получилась короткая плетеная лента – ее узор был гораздо сложнее всего, что скаланцы видели до сих пор. – Потом к плетению присоединяется амулет – в зависимости от того, в чем нуждается будущий хозяин. – Амали достала маленький мешочек и высыпала на ладонь несколько резных деревянных фигурок. Пристально посмотрев на Теро, она выбрала простую гладкую пластинку с изображением глаза. – Это дарует мудрость. – Амали прикрепила талисман к плетеной ленте и завязала браслет вокруг запястья молодого мага.

– Ее никогда не бывает достаточно, – засмеялась Клиа. Амали быстро сделала еще один браслет и протянула принцессе: на сей раз амулетом служила маленькая деревянная птичка, подобная тем, что украшали браслеты Алека и Торсина.

– Тут очень простые чары. Талисман предупредит тебя, если кто-то рядом будет желать тебе зла.

– Мне мой браслет помогал не раз, – заметил Торсин. – Хотел бы я, чтобы маги Орески освоили такое искусство.

– А не скажешь ли ты мне, для чего вот эти? – Клиа показала Амали резные листок и желудь на нескольких переплетенных полосках кожи. – Я не могла понять ни слова из того, что говорила женщина, подарившая их мне.

Амали повертела фигурки в руках и улыбнулась.

– Это скорее просто безделушки, а не амулеты, хоть и подарены тебе от чистого сердца. Лист – пожелание доброго здоровья, а желудь – символ плодородия.

– Здоровье мне пригодится всегда, а желудь я сохраню на будущее, – рассмеялась Клиа, отвязала от браслета второй амулет и спрятала его в карман.

– Так ты говоришь, что такая магия известна лишь акхенди? – спросил Теро, с интересом разглядывая свой браслет.

– Другим иногда удается научиться некоторым приемам, но нашему клану этот дар – магия узлов, плетения, вязания – свойствен от рождения. – Амали протянула Теро несколько ремешков. – Хочешь попробовать?

– Но как?

– Просто подумай о ком-нибудь и прикажи ремешкам переплестись для этого человека.

После нескольких безуспешных попыток Теро удалось завязать две кожаные полоски неуклюжим узлом.

– Ну, может быть, с опытом дело пойдет лучше, – усмехнулся Райш. – Позволь мне показать тебе кое-что посложнее. – Он спустился в сад и вернулся с несколькими цветущими побегами. Сняв с пальца золотое кольцо, Райш продел в него побег, потом сжал их между ладоней. На глазах зрителей побег стал золотым: цветы и листья засияли, как изысканное произведение ювелирного искусства. Райш вплел золотой побег в венок и поднес его Клиа.

– Как восхитительно! – воскликнула принцесса, надевая венок на голову.

– До чего же, должно быть, приятно создавать подобную красоту с такой легкостью!

– Ах, но ведь ничто не бывает таким легким, каким кажется. Настоящая магия как раз и заключается в том, чтобы скрыть усилие.

Веселая болтовня за вином продолжалась, как будто это была обычная вечеринка. Вскоре, однако, Клиа умело направила разговор в нужное русло.

– Почтенные друзья мои, благородный Торсин сообщил мне свои впечатления относительно реакции лиасидра на наше прибытие. Мне очень хотелось бы услышать и ваше мнение.

Адриэль приложила длинный палец к подбородку и задумалась; Алека снова поразило ее сильное сходство с братом.

– Еще слишком рано судить, – ответила она Клиа. – Есть, правда, вещи, в которых ты можешь быть уверена: это поддержка Боктерсы и Акхенди и оппозиция со стороны Вирессы. Многие другие кирнари все еще в нерешительности. Твоя цель – добиться помощи своей воюющей стране. Однако то, чего ты просишь у нас, означает нарушение Эдикта об отделении; таким образом, ты невольно вступаешь в спор, который длится в Ауренене на протяжении многих поколений.

– Это совсем не так, – возразила Клиа. – Все, о чем мы просим, – это еще один открытый для торговли порт.

– Один порт или дюжина – разницы не составляет, – вмешался Риагил. – Клан Катме и те, кто его поддерживает, требуют изгнания всех чужеземцев с земли Ауренена. Позиция Вирессы тебе известна: Юлан-и-Сатхил отвергнет любое предложение, угрожающее их монополии в торговле с севером.

– И тех, кто зависит от его доброго отношения, чтобы продавать свои товары, он очень тонко принуждает поддерживать себя, – добавил кирнари Акхенди; лицо его потемнело от гнева. – Нельзя недооценивать Юлана-и– Сатхила, что бы ты ни решила предпринять.

– Я хорошо его помню еще по переговорам с зенгати, – сказал Серегил. – Он мог очаровать кого угодно, но за мягкими манерами скрывались драконья железная воля и терпение.

– В последние годы мне не раз приходилось сталкиваться с его железной волей, – печально улыбнулся Торсин.

– А кто его самые надежные союзники? – поинтересовался Теро.

Адриэль выразительно пожала плечами.

– Голинил и Лапнос – без всякого сомнения. С кирнари Вирессы Голинил связывают кровные узы.

– А Лапнос – потому, что он лишится выгоды от торговли, – добавил Райш-и-Арлисандин, – если товары вместо того, чтобы отправлять по их рекам на побережье Вирессы, начнут возить коротким путем – через наши горы.

– Все это так, но я все же утверждаю: именно сам Эдикт об отделении лежит в основе самого сильного сопротивления союзу со Скалой, – вступила в разговор Мидрн.

– Но ведь этот закон приняли из-за убийства благородного Коррута, не так ли? – спросил Алек. – Серегил и я разоблачили его убийц. Разве кодекс чести – атуи – теперь не соблюден?

Мидри печально покачала головой.

– Это было только последней каплей – причина принятия Эдикта об отделении лежит глубже. Еще со времен первой встречи с тирфэйе многие представители нашей расы были против какого-либо смешения с ними. Для некоторых таково требование атуи. Другие, подобно клану Катме, утверждают, что это воля Ауры. На самом же деле все объясняется простым желанием сохранить себя.

– Ты хочешь сказать, что они хотят предотвратить появление яшелов – таких, как я? – спросил Алек.

– Да, Алек-и-Амаса. Как ни похож ты на ауренфэйе, в тебе другая кровь, и время для тебя течет иначе: в свои девятнадцать лет ты уже почти взрослый мужчина. Твое взросление замедлится, конечно, но посмотри на Серегила и Киту

– они втрое тебя старше, а кажутся почти твоими ровесниками. Ты и не ауренфэйе, и не тирфэйе – ты помесь. Многие считают, что потери от смешения рас перевешивают выгоды.

Однако мне кажется, что противников союза с тирфэйе больше всего беспокоят скаланские волшебники, – продолжала Мидри, взглянув на Теро. – Маги Скалы называют себя Третьей Ореской. Первая Ореска принадлежала моей расе. Смешение крови дало твоему народу магическую силу, но также изменило саму магию. Бесплодие таких, как ты, – только часть происходящих перемен. Вы можете перемещать предметы и даже людей на огромные расстояния, можете читать мысли, что строго запрещено у нас. И вы утратили способность исцелять. – Мидри коснулась татуировки на щеке. – Это вы предоставляете жрецам других богов.

– Дризидам, – подсказал Серегил.

– Да, дризидам. Остатки этого умения сохранились, кажется, только у пленимарцев, которые смешали благословение Ауры с темным культом Сериамайуса и создали некромантию, это извращение целительства.

– Все это начали обсуждать еще много поколений назад, – объяснила Адриэль. – Исчезновение Коррута было только тем дуновением, которое раздуло тлеющие угли. Наш народ продолжает торговать со странами, лежащими к югу и к западу от Ауренена. Причина того, что их не коснулся запрет, в одном: яшелы, рожденные от браков с теми чужеземцами, не способны к магии.

– Не способны к магии? – удивленно заморгал Теро.

– Кроме той, которая им уже была известна до знакомства с ауренфэйе, – уточнил Саабан. – Так что само существование Третьей Орески многими рассматривается как непреодолимое препятствие к союзу, как бы убедительны ни были твои доводы. Но вернемся к твоему первому вопросу – о том, кто тебе противостоит. Это кланы Виресса, Голинил, Лапнос и Катме – четыре из одиннадцати.

– А как насчет Рабази? – спросил Алек, вспомнив о Ниале. – Он ведь граничит с Вирессой с юга, верно?

– Мориэль-а-Мориэль не заявила о своей позиции открыто, так же как и кирнари Хамана, для которого открытие для торговли порта Гедре почти наверняка будет весьма выгодно. Они пока отказываются поддерживать союз со Скалой из лояльности к своему союзнику – Лапносу.

– А также чтобы досадить Боктерсе, – тихо пробормотал Серегил.

Саабан кивнул.

– И поэтому тоже. Недоброжелательство мешает им судить здраво. Силмаи, Дация и Брикха пока ведут себя уклончиво: их земли лежат далеко на западе, браки они заключают в основном между собой, так что союз не сулит им ни выгод, ни убытков.

– Какой из этих трех кланов пользуется наибольшим влиянием? – спросила Клиа.

– Кирнари Силмаи – Бритир-и-Ниси – старейшина лиасидра, и его все очень почитают, – ответила Мидри, и остальные согласно закивали.

– Тогда, может быть, Аура улыбнется нам, – сказала Клиа. – Мы с Бритиром-и-Ниеном завтра обедаем.

Ночной воздух стал прохладным, и все перешли в дом. Алек услышал, как Теро, Мидри и Саабан обсуждают сравнительные достоинства различных заклинаний, и собрался было присоединиться к ним, но тут его окружили несколько доброжелательных боктерсийцев. На другом конце комнаты Серегила почти не было видно за спинами столпившихся вокруг него родичей.

Оказавшись без поддержки, Алек скоро оставил всякие попытки запомнить сложные семейные связи, которые перечислял ему каждый новый знакомый.

– Если приговор об изгнании когда-нибудь будет отменен, – сказала Алеку одна из женщин, – тебя можно будет принять в наш клан как тали Серегила, знаешь ли.

– Это было бы огромной честью. Я также надеюсь узнать, с кем в родстве была моя мать.

Лица вокруг него стали серьезными.

– Это же ужасная трагедия – не знать своей семьи, – сказала та же женщина и ласково похлопала Алека по руке.

– И давно между вами талимениос? – спросил Кита, присоединившийся к группе вокруг юноши.

– Два года, – ответил Алек, внимательно следя за тем, какова будет реакция.

Но Кита просто одобрительно кивнул и бросил взгляд на Серегила.

– Я рад видеть его наконец счастливым.

– А где остальные сестры Серегила? – поинтересовался Алек. Кита поморщился.

– Адриэль пригласила сюда только тех боктерсийцев, которые одобряют его возвращение. Пусть тебя не обманывает то, что ты здесь видишь. Есть очень много таких, кто ничего не простил. Шалар и Илина из их числа. Пожалуй, в случае Шалар это можно понять – она была влюблена в хаманца, и ее брак расстроился после… после всех неприятностей. Что касается Илины, они с Серегилом ближе всего по возрасту, но никогда не находили общего языка.

Так, значит, и тут распри… Неудивительно, что Серегил предпочитал не говорить о своем прошлом.

– А что ты можешь сказать о Саабане? Серегил не знал, что тот женился на Адриэль, но он, кажется, вполне одобряет выбор сестры.

– Они знали друг друга еще до изгнания Серегила – ведь Адриэль и Саабан много лет были друзьями. Саабан – благородный и умный человек и к тому же одарен большими способностями к магии.

– Ты хочешь сказать, что он волшебник?

– Если я правильно понимаю, что ты подразумеваешь под этим словом, то да. И весьма неплохой.

Алек как раз начал обдумывать возможности, которые открывались благодаря этому обстоятельству, когда их прервали: Алека окружила новая группа ауренфэйе, и ему пришлось снова и снова отвечать на одни и те же вопросы. Нет, он не сохранил воспоминаний о хазадриэлфэйе; да, Серегил очень многого достиг в Скале; да, Алек очень счастлив, что попал в Ауренен; нет, ничего подобного Сарикали он никогда не видел… Юноша уже начал было озираться в поисках пути к бегству, когда ему на плечо легла рука и знакомый голос шепнул:

– Пойдем. Мне нужно кое-что сделать, и я нуждаюсь в твоей помощи. – Серегил увлек Алека к двери и по задней лестнице наверх.

– Куда мы идем?

– Увидишь.

От Серегила сильно пахло турабом, но двигался он более уверенно, чем Алек ожидал. Они поднялись на три пролета лестницы, останавливаясь на каждом этаже и заглядывая в комнату или две. Обычно Серегил был склонен к разговорчивости: он сообщал Алеку даже больше, чем нужно, об истории каждого места и вещи; теперь же, однако, он хранил молчание и лишь изредка останавливался, чтобы коснуться какого-то предмета, заново знакомясь с домом.

Алек умел молчать. Сцепив руки за спиной, он последовал за Серегилом в извилистый коридор третьего этажа. По обеим его сторонам с неравными промежутками шли простые деревянные двери – на взгляд Алека, ничем друг от друга не отличающиеся. В этом просторном помещении легко разместилась бы небольшая деревушка.

Серегил остановился у двери, за которой коридор резко поворачивал. Он постучал, потом поднял защелку и скользнул в темную комнату.

Алеку давно не случалось тайком проникать в чей-то дом, но все же он автоматически отмечал про себя особенности помещения: никакого освещения, не чувствуется запаха горящих в камине дров или свечи. Комната была необитаемой, пришельцу ничто не грозило.

– Иди сюда.

Алек услышал, как заскрипели петли, потом разглядел тонкую фигуру Серегила на фоне ночного неба в арке окна. Пьяный или нет, тот мог, когда хотел, двигаться бесшумно.

Арка выходила на маленький балкон, откуда виднелся гостевой дом.

– Вон там наша комната, – показал на одно из окон Серегил.

– А эта была твоей.

– Ах да, я ведь говорил тебе об этом. – Серегил прислонился к каменному парапету; в лунном свете Алек не смог разглядеть выражение его лица.

– А здесь ты сидел и слушал, что снится городу.

– Я и сам много грезил. Подожди-ка. – Серегил скользнул внутрь комнаты и вернулся с пыльным пуховичком с кровати. Положив его у стены, он уселся сам и потянул вниз Алека, так что тот оказался сидящим, прислонившись спиной к груди друга. – Ну вот… – Серегил прижался щекой к щеке Алека, крепко его обняв. – По крайней мере один мой сон сбылся. Аура свидетель – больше ничто не получилось так, как я ожидал.

Алек прислонился головой к плечу Серегила, наслаждаясь минутой близости.

– О чем еще ты грезил, сидя здесь?

– О том, как я покину Боктерсу и буду путешествовать.

– Вроде Ниала?

Алек скорее почувствовал, а не услышал иронический смешок Серегила.

– Пожалуй. Я собирался жить среди чужого народа, узнать его обычаи, – проводить так многие годы, но всегда возвращаться в этот дом… и, конечно, в Боктерсу.

– А что ты собирался делать во время путешествий?

– Просто… искать. Места, которых ни один ауренфэйе еще не видел, людей, которых я не встретил бы, оставаясь дома. Мой дядя всегда говорил, что для каждого дара есть своя причина, Мои способности к языкам и фехтованию он считал знаком предназначения к странствиям. Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что в глубине души я рассчитывал найти такое место, где мог бы стать чем-то большим, чем величайшее разочарование моего отца.

Алек молча обдумывал это некоторое время.

– Тебе трудно, да? Я имею в виду – оказаться здесь в таких обстоятельствах.

–Да.

Как может единственное тихо сказанное слово передать такую боль, такое безнадежное стремление?

– А о чем еще ты мечтал, сидя здесь? – поспешно спросил Алек, понимая, что ничем не может облегчить страдания друга; а раз так, лучше поговорить о чем-то другом.

Рука Серегила погладила его по подбородку, губы нежно коснулись щеки. Это прикосновение заставило Алека затрепетать от предвкушения.

– Вот об этом, тали. О тебе. – Теплое дыхание Серегила щекотало шею Алека. – Я не видел тогда твоего лица, но я грезил именно о тебе. У меня было множество возлюбленных – дюжины, а может быть, и сотня. Но ни один и ни одна из них… – Голос Серегила прервался. – Я не могу этого объяснить. Думаю, что какая-то часть моей души узнала тебя, как только мы повстречались, – такого избитого, такого грязного.

– В той далекой чужой стране… – Алек повернулся и ответил на поцелуй поцелуем. Сколько времени пройдет, прежде чем их хватятся и начнут искать?

Времени хватит.

Но Серегил только крепче обнял его, без тех игривых поглаживаний, которые обычно предшествовали их близости. Так они и сидели еще какое– то время, пока наконец Алек не понял, что именно ради этих тихих мгновений Серегил сюда и пришел.

Оба они молчали, и Алек почувствовал, что начинает дремать; однако Серегил пошевелился и разбудил его.

– Ну что ж, пожалуй, пора вернуться обратно, – сказал он. Алек неловко выпрямился, еще полусонный. После объятий Серегила на ночном воздухе ему стало холодно. Неожиданный разрыв физического контакта с другом оставил его растерянным и немного грустным, словно печаль Серегила успела пропитать его.

Серегил снова смотрел в сторону дома для гостей.

– Спасибо тебе, тали. Теперь, когда я буду смотреть оттуда на этот балкон, я смогу думать о нем не только как о месте, которое мне больше не принадлежит.

Они вернули пуховик на место и почти дошли до двери, когда Серегил замер и обернулся назад, что-то тихо пробормотав.

– Что такое? – переспросил Алек, но Серегил вместо ответа слегка отодвинул от стены кровать и исчез за ней.

Алек услышал скрежет камня по камню, а затем победный смех Серегила. Тот вылез из-за кровати, держа в руках крюк с привязанной к нему веревкой.

– Откуда это взялось? – поинтересовался Алек, улыбаясь в ответ на явную радость друга.

– Иди взгляни сам.

Алек влез на кровать и заглянул за нее. Серегил поднял одну из плиток, которыми был выстлан пол; под ней виднелось темное пространство.

– Ты в детстве сделал эту дырку?

– Нет, и я был не первым, кто ею пользовался. Однако крюк – мой, и это тоже. – Серегил вынул из тайника кристалл кварца размером с ладонь. – Последние добавления. Я случайно обнаружил, что эта плитка снимается. Остальные предметы были уже там. Сокровища. – Серегил достал красивую шкатулку, украшенную мозаикой; внутри Алек увидел детское ожерелье из красных и голубых бусин и череп сокола. За шкатулкой последовали деревянная раскрашенная фигурка дракона с позолоченными крыльями и миниатюра на слоновой кости, изображающая ауренфэйскую пару. Наконец очень осторожно Серегил достал хрупкую деревянную куколку. Большие темные глаза и пухлый ротик игрушки были нарисованы, но волосы оказались настоящими – длинными вьющимися блестящими черными прядями.

– Клянусь Четверкой! – Алек с благоговением коснулся пальцем волос. – Ты не думаешь, что это оставили башваи?

Все еще стоя на коленях позади кровати, Серегил с нежностью перебирал сокровища.

– Куклу – определенно, – кивнул он, – может быть, и ожерелье тоже.

– И ты никогда никому ничего не говорил?

– Только тебе. – Серегил осторожно убрал все на место, за исключением крюка. – Находка перестала бы иметь такое значение, если бы о ней кто– нибудь узнал. – Выпрямившись, он улыбнулся Алеку своей кривой улыбкой. – Ты же знаешь, как хорошо я умею хранить секреты.

Алек размотал веревку, привязанную к крюку. Она все еще была крепкой; по всей длине через каждые несколько футов оказались завязаны узлы, чтобы легче было взбираться.

– Она слишком короткая и до земли не достанет.

– Ты меня разочаровываешь, тали. – Серегил вышел на балкон и одним умелым броском закинул крюк на крышу. Подмигнув Алеку, он оттолкнулся от перил и исчез из вида.

Понимая, что это вызов, Алек последовал за другом и нашел его в большом коллосе на крыше.

– Я часто выбирался из своей комнаты этим путем, а потом по задней лестнице удирал из дому. Или мы с Китой встречались здесь и делились сладостями, похищенными с кухни. Потом добычей стало пиво, еще позже – тураб. На самом деле просто удивительно, как я не сломал шею, ночью спускаясь обратно. – Серегил посмотрел вокруг и засмеялся. – Однажды нас собралось здесь шестеро – мы тогда нализались как сапожники; вдруг один из нас услышал, как сюда поднимается мой отец. Мы тогда все спустились по веревке и прятались в моей комнате до рассвета.

Алек улыбался, но не смог подавить укол ревности, особенно когда Серегил упомянул Киту. Большую часть жизни скитаясь со своим бродягой отцом, Алек не знал, что такое настоящий дом; друзей у него тоже было мало. Ему на ум пришли рассказы о руиауро, и он мысленно поклялся, что не покинет Сарикали, не попытавшись узнать как можно больше о собственном неизвестном ему прошлом.

Серегил, должно быть, почувствовал смятение чувств друга, потому что подошел к нему и поцеловал, обдав запахом тураба.

– Это одно из немногих моих воспоминаний, которые не причиняют боли, – словно извиняясь, прошептал он.

– Мы спустимся так же, как и поднялись? – спросил Алек, чтобы переменить тему разговора.

– Почему бы и нет? Ведь мы практически трезвы. Снова оказавшись на балконе, Серегил умело дернул за веревку, и крюк отцепился. После того как крюк с веревкой был возвращен в тайную сокровищницу, Алек спросил:

– Оставляешь все это для другого ребенка, который найдет клад?

– По-моему, это будет правильно. – Серегил поставил на место плитку и подвинул кровать так, что ножка встала как раз на нее. – Как хорошо было обнаружить, что кое-что здесь не переменилось!

Алек думал об игрушках, спрятанных в темном тайнике, пока они спускались вниз. Каким-то образом они были очень на месте в странной сложной мозаике жизни Серегила – крошечная модель полных сокровищ потайных комнат, в которых они жили в «Петухе», или подобие обрывков его собственного прошлого, которые Серегил раскапывал, как драгоценные реликвии.

Впрочем, может быть, «драгоценные» – неподходящее слово… Это одно из немногих моих воспоминаний, которые не причиняют боли.

И ты никогда никому ничего не говорил ?

Только тебе.

Как часто случалось, что на него смотрели с изумлением, когда он упоминал о чем-то, чем Серегил делился с ним… «Он сам тебе об этом сказал?»

Эта мысль успокоила Алека и заставила его почувствовать смирение; он проводил Серегила к Ките, а сам отправился разыскивать Беку.