Текст книги "Изобретение прав человека: история"

Мировые войны и поиск новых решений

В то время как большевики в России вплотную занялись установлением диктатуры пролетариата, колоссальные человеческие потери в Первой мировой войне заставили лидеров союзников, вскоре одержавших победу, найти новый механизм поддержания мира. До подписания большевиками мирного договора с немцами в марте 1918 года Россия потеряла почти два миллиона человек. На ноябрь 1918 года, когда закончились боевые действия на западном фронте, погибли четырнадцать миллионов человек, большая часть из них – солдаты. Три четверти всех мобилизованных в России и Франции были либо ранены, либо убиты. В 1919 году дипломаты, составлявшие мирный договор, учредили Лигу Наций для сохранения мира, разоружения, урегулирования споров между странами путем дипломатических переговоров, обеспечения прав национальных меньшинств, женщин и детей. Однако, несмотря на благородные усилия, Лига Наций со своей задачей не справилась. Сенат США отказался ратифицировать Версальский договор, таким образом воспрепятствовав участию государства в Лиге; Германии и России было отказано во вступлении на начальном этапе. Способствуя национальному самоопределению в Европе, Лига контролировала бывшие немецкие колонии и территории прекратившей существование Османской империи с помощью системы «мандатов», обоснованной, как и прежде, превосходством и передовым развитием европейцев по сравнению с другими народами. Более того, Лига оказалась бессильной перед распространением фашизма в Италии и нацизма в Германии и, как следствие, не смогла противостоять началу Второй мировой войны.

Вторая мировая война стала беспрецедентным по жестокости и кровопролитию событием в мировой истории, унеся шестьдесят миллионов жизней. При этом большую часть погибших составило мирное население, из них шесть миллионов – евреи, которые лишились жизни только потому, что были евреями. Война превратила миллионы людей в беженцев; вынужденные укрываться в лагерях для перемещенных лиц, многие из них не представляли, что ждет их завтра. Другим пришлось сменить место проживания в силу этнических причин (например, 2,5 миллиона немцев были изгнаны из Чехословакии в 1946 году). Все вовлеченные в войну державы в какой-то момент ставили под удар мирных граждан, тем не менее после окончания боевых действий размах совершенных нацистами зверств потряс мировую общественность. Фотографии, сделанные во время освобождения узников нацистских концлагерей, запечатлели ужасающие последствия антисемитизма, обоснованного превосходством арийской расы и необходимостью очистить нацию. В ходе Нюрнбергского процесса в 1945–1946 годах немецкие злодеяния не только стали достоянием широкой публики – был создан прецедент, позволяющий наказывать правителей, чиновников и военных за преступления «против человечности».

Еще до окончания войны союзники – в особенности Соединенные Штаты, Советский Союз и Великобритания – решили основать организацию, более совершенную, чем Лига Наций. На конференции в Сан-Франциско в 1945 году была определена базовая структура нового международного органа – Организации Объединенных Наций. В ее составе должны были работать Совет Безопасности, основными полномочиями в котором обладают великие державы, Генеральная Ассамблея, куда входят представители всех стран – членов ООН, и Секретариат во главе с Генеральным секретарем, который является главным должностным лицом. Также на встрече был решено учредить Международный суд в Гааге (Нидерланды) взамен аналогичного судебного органа Лиги Наций, основанного в 1921 году. 26 июня 1945 года представители пятидесяти одной страны подписали Устав ООН и стали ее государствами-основателями.

Несмотря на появление доказательств нацистских преступлений против евреев, цыган, славян и других народов, дипломатов, участвовавших в конференции в Сан-Франциско, пришлось всячески убеждать в необходимости поставить вопрос о правах человека на повестку дня. В 1944 году Великобритания и Советский Союз отвергли предложения включить права человека в Устав Организации Объединенных Наций. Британия боялась, что подобное решение подстегнет освободительные движения в ее колониях; СССР старался защитить разраставшуюся сферу своего влияния от какого-либо вмешательства. Вдобавок США сначала выступили против предложения Китая включить в устав положение о равенстве всех рас.

Давление оказывалось с двух разных сторон. Многие малые и средние государства в Латинской Америке и Азии призывали к большему вниманию к правам человека, отчасти потому что им претило своевольное доминирование великих держав. Кроме того, множество религиозных, профсоюзных, женских и гражданских организаций (большей частью – американские) напрямую воздействовали на делегатов конференции. Настойчивые личные обращения представителей Американского еврейского комитета, Объединенного комитета по свободе религий, Конгресса производственных профсоюзов (КПП) и Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения помогли изменить мнение чиновников из Госдепартамента США и убедить их внести положение о правах человека в Устав ООН. Советский Союз и Великобритания также дали свое согласие, поскольку устав гарантировал невмешательство Организации Объединенных Наций во внутренние дела отдельных государств[218]218
  Burgers J. H. The Road to San Francisco: The Revival of the Human Rights Idea in the Twentieth Century // Human Rights Quarterly. 1992. Vol. 14. № 4 (November). P. 447–477.


[Закрыть].

Однако приверженность правам человека по-прежнему вызывала сомнения. В Уставе Организации Объединенных Наций 1945 года подчеркивалась важность вопросов международной безопасности, а о «всеобщем уважении и соблюдении прав человека и основных свобод для всех, без различия расы, пола, языка и религии» упоминалось одной строкой. Тем не менее при ООН была создана Комиссия по правам человека, которая видела свою первоочередную задачу в составлении билля о правах человека. Возглавлявшей Комиссию Элеоноре Рузвельт принадлежит ведущая роль в составлении текста декларации и ее дальнейшем многоступенчатом согласовании на разных уровнях. Сорокалетний профессор права из Университета Макгилла в Канаде Джон Хамфри подготовил первоначальный проект, который затем должен был быть рассмотрен всей комиссией, разослан всем государствам-членам, проанализирован Экономическим и Социальным Советом ООН и в случае одобрения направлен в Генеральную Ассамблею, где сперва им должен была заняться Третий комитет по социальным, гуманитарным вопросам и вопросам культуры. В Третий комитет входили представители всех государств – членов ООН. Во время обсуждения проекта декларации Советский Союз внес поправки практически в каждую статью. После восьмидесяти трех заседаний (только Третьего комитета) и почти ста семидесяти поправок было получено разрешение вынести документ на голосование. Наконец, 10 декабря 1948 года Генеральная Ассамблея одобрила Всеобщую декларацию прав человека. Сорок восемь стран проголосовали за, восемь государств советского блока воздержались, против не проголосовал никто[219]219
  Положение Устава цит. в: Ishay M. R. The History of Human Rights: From Ancient Times to the Globalization Era. Berkeley; London: University of California Press, 2004. P. 216. Важным источником по истории Всеобщей декларации является: Glendon M. A. A World Made New: Eleanor Roosevelt and the Universal Declaration of Human Rights. New York: Random House, 2001. Цит. по: Устав ООН: https://www.un.org/ru/about-us/un-charter/full-text.


[Закрыть].

Как и в предшествовавших документах XVIII века, в преамбуле Всеобщей декларации объяснялось, зачем понадобился такой официальный документ. Декларация утверждала, что «пренебрежение и презрение к правам человека привели к варварским актам, которые возмущают совесть человечества». Различия в формулировках по сравнению с первой французской декларацией 1789 года говорят сами за себя. В 1789 году французский народ верил в то, что «невежество, забвение прав человека или пренебрежение ими являются единственной причиной общественных бедствий и испорченности правительств». В XX веке говорить о «невежестве» или простом «забвении» было уже невозможно. По-видимому, к 1948 году все уже знали, что такое права человека. Более того, словосочетание 1789 года «общественные бедствия» едва ли подходило для описания чудовищных событий, пережитых миром в недавнем прошлом. Умышленное пренебрежение и презрение к правам человека привели к невиданным преступлениям и злодеяниям.

Всеобщая декларация прав человека не только подтвердила представления об индивидуальных правах, сформированные в XVIII веке: равенство перед законом, свобода слова, свобода религии, равный доступ к государственной службе, защита частной собственности и недопустимость пыток и жестокого наказания (см. приложение), но и запретила рабство, а также закрепила всеобщее и равное избирательное право с выборами путем тайного голосования. Кроме того, документ предусматривал свободу передвижений, право на гражданство, вступление в брак, неоднозначные права на социальное обеспечение; право на труд, равную оплату равного труда и удовлетворительное вознаграждение, обеспечивающее достойное человека существование; право на отдых и досуг; право на образование, которое должно быть бесплатным на начальных уровнях. Во время роста противостояния, положившего начало холодной войне, Всеобщая декларация прав человека стала выражением благородных устремлений, а не легко достижимой действительности. Она определила моральные обязательства мирового сообщества, но не указала на механизм их исполнения. Будь в ней такой конкретный механизм описан, декларацию никогда бы не приняли. Тем не менее, несмотря на все недостатки, декларация ООН не уступает по значимости документам, принятым в XVIII веке. Более пятидесяти лет она задает стандарты для международных дискуссий и решений в области прав человека.

Всеобщая декларация стала квинтэссенцией стопятидесятилетней борьбы за права человека. На протяжении всего XIX века и в начале XX века благотворительные общества не давали угаснуть борьбе за права человека, пока государства были заняты своими делами. Первой в ряду таких организаций было вдохновленное квакерами общество по борьбе с работорговлей и рабством. Британское «Общество за искоренение работорговли», учрежденное в 1787 году, распространяло аболиционистскую литературу и иллюстрации и организовывало массовую подачу петиций в парламент. Его руководители установили тесные контакты с аболиционистами в Соединенных Штатах, Франции и на Карибских островах. Когда в 1807 году парламент принял билль об отмене работорговли в британских владениях, организация переименовалась в «Общество борьбы с рабством» и приступила к подаче массовых петиций в парламент с целью ликвидации рабства как такового. В результате закон об отмене рабства в Британии и на ее территориях был принят в 1833 году. Затем эстафетную палочку подхватило «Британское и международное общество борьбы с рабством», выступавшее за отмену рабовладения повсеместно, особенно в Соединенных Штатах.

По предложению американских соратников, британское общество организовало всемирный антирабовладельческий съезд в Лондоне в 1840 году для координации борьбы против рабства в разных странах. Несмотря на то что к официальному участию не допустили женщин, тем самым подстегнув движение за их равноправие, делегатам удалось значительно усилить международное сотрудничество благодаря новым контактам с активистами из других стран, обмену информацией об условиях содержания рабов, а также резолюциям, осуждавшим рабство как «грех против Бога» и порицавшим церкви, которые его поощряли, в особенности на юге Соединенных Штатов. Хотя на «всемирном» съезде преобладали британцы и американцы, он послужил образцом для будущих международных кампаний по борьбе за женское равноправие, права рабочих, против эксплуатации детей и массы других проблем, независимо от того, имели они отношение к правам человека или нет, как, например, борьба за трезвость[220]220
  Maynard D. H. The World’s Anti-Slavery Convention of 1840 // Mississippi Valley Historical Review. 1960. Vol. 47. № 3 (December). P. 452–471.


[Закрыть].

В 1950–1960-х годах международная борьба за права человека отошла на второй план, уступив место движениям за независимость и деколонизацию. После окончания Первой мировой войны президент Вудро Вильсон в своем ставшем впоследствии знаменитым выступлении утверждал, что принцип национального самоопределения является центральным элементом поддержания мира. «Каждый народ, утверждал он, имеет право сам выбирать ту форму суверенитета, при которой он хочет жить». Он имел в виду поляков, чехов и сербов, а не африканцев. США и их союзники предоставили независимость Польше, Чехословакии и Югославии, поскольку считали себя вправе распоряжаться территориями побежденных империй. Великобритания согласилась включить принцип национального самоопределения в Атлантическую хартию 1941 года, в которой излагался американский и британский взгляд на войну против фашистской Германии и ее союзников, однако Уинстон Черчилль настоял, чтобы применение этого принципа ограничивалось исключительно Европой и не распространялось на колонии Великобритании. Стоит ли говорить, что у африканских интеллектуалов восторга она не вызвала и подстегнула набиравшую обороты кампанию за независимость. В первые годы своего существования Организация Объединенных Наций не смогла занять твердую позицию по вопросу деколонизации, однако к 1952 году она согласилась сделать национальное самоопределение официальной частью своей программы. В 1960-х годах большая часть африканских государств вернула себе независимость либо мирным путем, либо в результате вооруженной борьбы. Несмотря на то что некоторые из них включали в свои конституции права, перечисленные, например, в европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года, законные гарантии прав зачастую проигрывали превратностям внешней и межплеменной политики[221]221
  Pomerance M. The United States and Self-Determination: Perspectives on the Wilsonian Conception // American Journal of International Law. 1976. Vol. 70. № 1 (January). P. 1–27, цитата на р. 2; Sherwood M. «There Is No New Deal for the Blackman in San Francisco»: African Attempts to Influence the Founding Conference of the United Nations, April – July 1945 // International Journal of African Historical Studies. 1996. Vol. 29. № 1. P. 71–94; Simpson A. W. B. Human Rights and the End of Empire: Britain and the Genesis of the European Convention. London: Oxford University Press, 2001, особ. р. 175–183.


[Закрыть].

Широкий международный консенсус относительно важности защиты прав человека рождался мучительно и долго в течение нескольких десятилетий, прошедших с 1948 года. Создание Всеобщей декларации стало скорее отправной точкой более масштабного процесса, нежели его кульминацией. Однако наиболее заметным развитие прав человека стало в коммунистических странах, где им до последнего сопротивлялись. Начиная с 1970-х годов западноевропейские коммунистические партии вернулись на позицию, во многом схожую с обозначенной на рубеже веков французским политическим деятелем Жоресом. В своих программных документах они заменили ориентацию на «диктатуру пролетариата» развитием демократии и открытой поддержкой прав человека. В конце 1980-х годов советский блок начал двигаться в том же направлении. Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев на Всесоюзной конференции КПСС в 1988 году заявил о необходимости формирования социалистического правового государства «с максимальным обеспечением прав и свобод советского человека». В том же году впервые в истории советского образования в юридическом институте появилась кафедра прав человека. В отношении прав человека наметилось определенное сближение точек зрения. Во Всеобщей декларации 1948 года говорилось о социальных и экономических правах, например о праве на социальное обеспечение, праве на труд, праве на образование. К 1980-м годам большая часть социалистических и коммунистических партий перестала с враждебностью воспринимать требования политических или гражданских прав[222]222
  Spieker M. How the Eurocommunists Interpret Democracy // Review of Politics. 1980. Vol. 42. № 4 (October). Р. 427–464; Quigley J. Human Rights Study in Soviet Academia // Human Rights Quarterly. 1989. Vol. 11. № 3 (August). P. 452–458. М. Горбачев цит. по: Резолюции XIX Всесоюзной конференции Коммунистической партии Советского Союза. М.: Издательство политической литературы, 1988. С. 20. Речь идет о Всесоюзном юридическом заочном институте (ВЮЗИ) (1937–1990), сейчас Московский государственный юридический университет имени О. Е. Кутафина (МГЮА) (примеч. пер.).


[Закрыть].

Негосударственные организации (сейчас для них используется аббревиатура НГО) существовали всегда, более того, с начала 1980-х годов их международное влияние увеличилось, во многом из-за роста глобализации. Такие НГО, как Amnesty International (основана в 1961 году), Anti-Slavery International (преемница «Общества борьбы с рабством»), Human Rights Watch (основана в 1978 году) и Doctors without Borders («Врачи без границ»; основана в 1971 году), не считая бесчисленных организаций, ведущих работу на местном уровне, за последние несколько десятилетий сделали для поддержки прав человека очень много. Зачастую эти группы оказывали большее давление на преступные правительства и гораздо эффективнее боролись с голодом, болезнями и жестоким отношением к инакомыслящим и меньшинствам, чем сама Организация Объединенных Наций. Тем не менее программные документы почти всех НГО опирались на права, упомянутые в той ли иной части Всеобщей декларации[223]223
  Cmiel K. The Recent History of Human Rights // American Historical Review. 2004. February. www.historycooperative.org/journals/ahr/109.1/cmiel.html (2006. April 3).


[Закрыть].

Стоит ли говорить, что до сих пор права человека легче одобрять, чем соблюдать. Непрерывный поток международных конференций и конвенций против геноцида, рабства, пыток, расизма, а также в защиту женщин, детей и меньшинств свидетельствует о том, что права человека по-прежнему необходимо охранять. В 1956 году ООН приняла Дополнительную Конвенцию об упразднении рабства, работорговли и институтов и обычаев, сходных с рабством, тем не менее, согласно различным оценкам, на сегодняшний день двадцать семь миллионов человек в мире содержатся в рабстве. В 1984 году ООН одобрила Конвенцию против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, поскольку пытки не исчезли с запретом их применения при судопроизводстве в XVIII веке. Когда-то пытки использовали на вполне законных основаниях – в современных государствах они прячутся в застенках секретных служб, вооруженных сил, а порой и обычной полиции. Нацисты официально одобрили применение «методов третьей степени» против коммунистов, свидетелей Иеговы, диверсантов, террористов, диссидентов, «асоциальных элементов», а также «польских и советских бездельников или бродяг». С тех пор упомянутые здесь категории людей частично изменились, но сама практика не исчезла. Южная Африка, французы в Алжире, Чили, Греция, Аргентина, Ирак, американцы в Абу-Грейб – список примеров можно продолжать бесконечно. Надежды на прекращение «варварских актов» по-прежнему остаются несбыточными[224]224
  Peters E. Torture. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1985. P. 125.


[Закрыть].

Границы эмпатии

Пытки и этнические чистки практикуются снова, сексуальное насилие остается орудием войны; женщин все так же притесняют, торговля женщинами и детьми с целью сексуальной эксплуатации растет; рабство сохраняется. Какой вывод должны мы сделать из этого? Стоит ли признать, что права человека потерпели поражение, доказав свою несостоятельность? Людям свойственно сострадать тем, кто далеко, и причинять боль ближним – этот парадокс актуален и сегодня. С одной стороны, благодаря распространению грамотности, росту числа и доступности романов, газет, радио, кино, телевидения и интернета все больше людей могут сопереживать тем, кто живет в дальних странах, в совершенно иных условиях. Фотографии голодающих детей в Бангладеш или новости о тысячах убитых в боснийской Сребренице мужчин и мальчиков способны подвигнуть миллионы людей выслать деньги и вещи, отправиться на помощь в другие города и страны или призвать правительства своих стран и международные организации вмешаться. С другой стороны, по свидетельствам очевидцев, в Руанде соседи истребляли друг друга из-за этнической принадлежности и делали это с крайней жестокостью. Насилие в отношении ближних нельзя назвать явлением исключительным или недавним: евреи, христиане и мусульмане уже давно пытаются объяснить, почему библейский Каин, сын Адама и Евы, убил брата Авеля. Спустя несколько десятилетий после Второй мировой войны и нацистских зверств детальное исследование показало вероятность того, что обычные люди, без психических отклонений, фанатичных политических или религиозных убеждений, при «определенных» обстоятельствах, способны на осознанное массовое убийство тех, кто находится рядом. Участники пыток в Алжире, Аргентине и Абу-Грейб тоже когда-то начинали как рядовые солдаты. Мучители и палачи похожи на нас и зачастую причиняют боль тем, кто оказывается перед ними[225]225
  Browning C. R. Ordinary Men: Reserve Police Battalion 101 and the Final Solution in Poland. New York: HarperCollins, 1992.


[Закрыть].

Несмотря на то что современные формы коммуникации разнообразили способы сопереживания другим людям, они не смогли заставить людей действовать, руководствуясь общностью взглядов и симпатией друг к другу. Амбивалентное отношение к силе эмпатии можно проследить с середины XVIII века до наших дней, о нем говорили даже те, кто пытался объяснить действие эмпатии. В книге «Теория нравственных чувств» Адам Смит рассматривает реакцию «человеколюбивого европейца», узнавшего о землетрясении в Китае, погубившем сотни миллионов людей. Он выразит «все, что было вызвано его человеколюбием», предсказывает Смит, и вернется к своим повседневным делам как ни в чем не бывало. Напротив, если бы он узнал, что завтра потеряет палец, то всю ночь не сомкнул бы глаз. Следует ли из этого, что он готов пожертвовать сотнями миллионов китайцев ради своего маленького пальца? Нет, заверяет нас Смит. Но что заставляет человека отказаться от сделки? Не «слабое чувство человеколюбия», настаивает Смит, побуждает нас жертвовать собственными интересами. Нами управляет более сильная власть: «Это – разум, правила поведения, совесть, носимая нами в душе, которые являются судьей и верховным арбитром нашего поведения»[226]226
  Этот гипотетический случай описывается в части III, главе 3, книги «Теория нравственных чувств» («The Theory of Moral Sentiments») и доступен по ссылке: www.adamsmith.org/smith/tms/tms-p3-c3a.htm. Здесь и далее цит. по: Смит А. Теория нравственных чувств. М.: Республика, 1997. С. 142.


[Закрыть].

В перечислении «разум, правила поведения, совесть, носимая нами в душе», сделанном Смитом в 1759 году, отражена важная составляющая сегодняшних дискуссий об эмпатии. Что способно заставить нас действовать, исходя из общности взглядов и симпатии? Разнородность перечисленного Смитом указывает на то, что ему самому было нелегко ответить на этот вопрос. Является ли «разум» синонимом «совести, носимой в душе»? Похоже, Смит, как и многие защитники прав человека сегодня, верил, что комбинация рационального применения правовых принципов и эмоционального призыва к симпатии может сделать эмпатию действенной добродетелью. Тогдашние и сегодняшние критики ответили бы на это, что без прививки чувства религиозного долга перед высшим божественным началом эмпатия работать не сможет. По их мнению, люди не в состоянии самостоятельно преодолеть врожденную склонность к апатии или злу. Бывший президент Американской ассоциации юристов так выразил общую точку зрения: «Если забыть, что люди созданы по образу и подобию Божию, – писал он, – то их базовые права могут легко потерять свою метафизическую raison d’être». Идея человеческой общности не является самодостаточной[227]227
  Shestack J. J. The Philosophic Foundations of Human Rights // Human Rights Quarterly. 1998. Vol. 20. № 2 (May). P. 201–234, цитата на р. 206.


[Закрыть].

Адам Смит обращает наше внимание на один вопрос, в то время как их два. Смит считает эмпатию к тем, кто далеко, чувством того же порядка, что и эмпатия к тем, кто рядом, хотя и признает, что большей мотивацией обладает то, что затрагивает нас напрямую, нежели происходящее в другом месте и с другими людьми. В таком случае два вопроса можно сформулировать так: что может побудить нас сочувствовать тем, кто далеко, и что подрывает нашу симпатию настолько, что мы пытаем, калечим и даже убиваем наших ближних? Дистанция и близость, положительные и отрицательные эмоции – все должно стать переменными одного уравнения.

Начиная с середины XVIII века и непосредственно из-за появления идеи прав человека эти противоречия стали еще более острыми. В конце XVIII века борцы с рабством, узаконенными пытками и жестоким наказанием в своих душераздирающих повествованиях делали особый упор на происходивших зверствах. Тем самым они хотели вызвать отвращение, однако чувства, которые возбуждали в читателе или наблюдателе неприкрытые изображения мучений, не всегда удавалось направить в нужное русло. Подобным же образом роман, обращавший особое внимание на страдания обычных девушек, в конце XVIII века приобрел другие, более зловещие формы. Готический роман, например «Монах» (1796) Мэтью Льюиса, изобилует описаниями кровосмесительных связей, изнасилований, пыток и убийств. Кажется, что эта книга создавалась исключительно ради сенсационного нагромождения ужасов и пороков, а вовсе не для изучения сокровенных чувств или нравственных перерождений. Маркиз де Сад пошел еще дальше, показав явный отталкивающий натурализм боли; он намеренно свел к сексуальному обладанию долгие, затянутые сцены соблазнения более ранних романов, например «Клариссы» Ричардсона. Де Сад стремился продемонстрировать то, о чем на самом деле повествовали предшествующие романы: о сексе, доминировании, боли и власти, а не о любви, сострадании и великодушии, как могло показаться читателю. Для него «естественное право» означало право заполучить по возможности неограниченную власть и наслаждаться своим превосходством над другими. Неслучайно, что де Сад написал практически все свои романы в 1790-х годах, во время Французской революции[228]228
  Halttunen K. Humanitarianism and the Pornography of Pain in Anglo-American Culture // American Historical Review. 1995. Vol. 100. № 2 (April). P. 303–334. О маркизе де Саде см.: Hunt L. The Family Romance of the French Revolution. Berkeley: University of California Press, 1992, особ. р. 124–150.


[Закрыть].

Таким образом, за идеей прав человека потянулась целая вереница порочных близнецов. Требование универсальных, равных и естественных прав способствовало росту новых и подчас фанатичных идеологий, которые ставили во главу угла различие. Новые способы достижения эмпатического понимания открыли дорогу сенсационализму насилия. Жестокость, перестав быть прерогативой закона, суда и религии, превратилась в более доступное, повседневное орудие господства и дегуманизации. Совершенно бесчеловечные преступления XX века стали возможны потому, что теперь каждый мог заявить о себе как о равноправном члене человеческой семьи. Признание этих двойственностей имеет принципиальный характер для будущего прав человека. Эмпатия не исчерпала себя, как утверждали некоторые. Ее благотворное влияние стало мощнее, чем когда-либо. Однако встречное воздействие насилия, боли и господства тоже велико, как никогда[229]229
  Dean C. J. The Fragility of Empathy After the Holocaust. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2004.


[Закрыть].

Права человека – наша единственная защита от этого зла. Мы должны продолжать совершенствовать вариант тех прав человека, который дошел до нас из XVIII века, помня о том, что в значении слова «человек» («human») во Всеобщей декларации прав человека не может и не должно быть двусмысленности, присутствующей в слове «человек» («man») в выражении «права человека» («the rights of man»). Появление все новых прав не прекращается, всякий раз, однако, вызывая непримиримые коллизии: право женщины на выбор против права плода на жизнь, право умереть с достоинством против абсолютного права на жизнь, права гомосексуалов, права детей, права животных – споры не разрешены и никогда не закончатся. Защитники прав человека XVIII века могли осуждать своих оппонентов и считать их бесчувственными традиционалистами, которые всеми силами поддерживали общественный порядок, основанный на неравенстве, различиях и устоявшихся обычаях, а не на равенстве, всеобщности и естественных правах. Но мы больше не можем позволить себе роскошь простого отрицания старых взглядов. Теперь, когда число приверженцев прав человека несоизмеримо выросло, нам приходится иметь дело с миром, порожденным этой борьбой за права человека. Нам нужно понять, что делать с мучителями и убийцами; как предотвратить их появление в будущем, в то же время сознавая, что они – это мы. Мы не можем терпеть их и вместе с тем не можем перестать относиться к ним как к людям.

Структура защиты прав человека с ее международными органами, международными судами и международными конвенциями может раздражать медлительностью реакции или вечной неспособностью достичь конечной цели, но ничего лучше пока не придумано. Суды и правительственные организации, несмотря на международный охват их деятельности, всегда будут работать медленно в силу геополитических соображений. История прав человека показывает, что в конечном итоге лучшими средствами защиты прав являются чувства, убеждения и действия большого числа людей, которые требуют ответов, соразмерных их внутреннему негодованию. Протестантский пастор Рабо Сент-Этьен сформулировал эту истину в 1787 году в письме французскому правительству, где указывал на изъяны нового эдикта о религиозной терпимости к протестантам. «Настало время, – писал он, – когда закон уже не может открыто отвергать права человечества, хорошо известные во всем мире, – это больше не приемлемо». Декларации 1776, 1789 и 1948 годов стали пробным камнем для этих прав человечества, поскольку они отталкивались от понимания того, что «больше не приемлемо», и способствовали в свою очередь тому, чтобы нарушения стали еще более недопустимыми. Этот процесс был и остается цикличным: вы понимаете значение прав человека, потому что их нарушение вас возмущает. Истины прав человека в этом смысле могут быть парадоксальны, но они тем не менее бесспорны.