Текст книги "То ль меня склюет Петух, то ли я его. Умеете ли вы читать сказки с пользой для себя?"

Москва

Ах, Москва моя, город-хризантема! Он распускается из центра, как бутон, открывая все новые и новые улицы, улочки, проспекты, переулочки…

Загадка этого города в том, что будет тебе такой, каким ты его хочешь видеть. Хочешь город-оркестр – и ты будешь купаться в море звуков, грохота, звона и плеска, а если хочешь – это будет тишина, когда ни звонка, ни крика, ни полслова… Это будет город-картина, и город-офис, город-вокзал и город-театр, город-мальчик и город-девочка… выбирай!

Мы с Апельсинкой выбрали город-кафе. Везде нам находились уютные уголки для разговоров, везде под рукой была чашка кофе, и присутствовала ненавязчивая музычка, и запах вкусноты разливался вокруг…

Работа кипела, проект наш расцветал. Апельсинка моталась на завод – варить цветное стекло, тиранила рабочих, которые готовили арматуру для витража, ночами отрисовывала новые свои грандиозные идеи, и заказчики только крутили головами и щелкали языком от величия дизайнерской мысли, но денег не жалели, и поэтому работа бежала к завершению, как резвая лошадка.

Не знаю, приходилось ли вам видеть, как работают со стеклом художники витража, но это зрелище не для слабонервных. Апельсинка в комбинезоне скакала по бетонному подвалу среди ящиков с разноцветными стеклянными блинами – это была смальта, из которой набираются витражи. Она выхватывала из ящика очередной блин, прикидывала что-то в уме, и несла его на плаху. Там, на каменной плахе, она острым молотком откалывала куски стекла, придавая блину нужную форму, и осколки стекла со свистом носились в воздухе, и находиться здесь без пуленепробиваемого комбинезона было опасно. Но я не могла удержаться, и почти ежедневно совала свой нос в мастерскую, потому что здесь было на что посмотреть! Даже мусор был изумительно красив! Представьте себе сундуки с сокровищами, с драгоценными камнями, переливающимися всеми цветами мира! А здесь этим богатством был усеян весь пол, и в углах к концу дня лежали громадные кучи самоцветных огней, искрящиеся в ярком свете ламп. С моими вороньими наклонностями я бы вообще зарылась по самые ушки в эти блестяшки, но они были очень острые и колючие, и пальцы мои уже на второй день были изрядно порезаны и поцарапаны. Но я все равно не могла оторваться от смальтовой крошки.

А потом был триумф!

Триумф!

Мы сдавали объект, и восхищенная публика аплодировала стоя! И был роскошный пикник в загородной резиденции, и очень приятные подарки от заказчиков, и море новых предложений. Но настала пора прощаться – Апельсинка возвращалась в Европу, Феликс настаивал – он уже рыдал в телефон ежевечерне, и близился Новый год – момент, когда семья просто обязана быть в сборе!

– Ты же завянешь там от скуки! – я была в отчаянии, представляя, как Апельсинка снова окажется в своей бельгийской клетке – стиснутая чайка со сложенными крыльями.

– А здесь я замерзну в снегу! – хихикала Апельсинка, и руки ее летали над клавишами, и в бурных звуках рояля мелькало танго поздней осени. А мне чудился сквозь эти звуки тихий смешливый голос, напевающий под дробь декабрьского ледяного дождичка, стучащего по карнизу, слова о бедной девочке Марусе, плачущей в крохотном городке…

Она прилетела к мужу в понедельник. Феликс был счастлив и не отрывался от нее три дня, все заглядывал ей в глаза, целовал и гладил волосы. А в пятницу они снова пошли вечером в бар, и снова гррохотала музыка, и к часу ночи нализавшиеся посетители кривлялись на стойке бара, а Апельсинка сидела в уголке, зажав уши и глотая слезы, и вспоминала незатейливую песенку, которую я ей спела напоследок, потерзав гитару неумелой рукой:

 
Вот бы мне такие перья
Да такие крылья!
Улетела б прямо в дверь я,
Бросилась в ковыль я!
 

Но не все так печально, как кажется. В кладовке у Апельсинки в дальнем углу стоит свернутая в трубу ковровая дорожка, и в нее вставлен бумажный рулончик – кусочек ватмана с надписью «Малая Спасская». Да и про Оружие Убеждения Оглушительной Силы тоже не следует забывать, не так ли?

* * *

ГОРОДОК

 
Целый день стирает прачка,
Муж пошел за водкой.
На крыльце сидит собачка
С маленькой бородкой.
Целый день она таращит
Умные глазенки,
Если дома кто заплачет —
Заскулит в сторонке.
А кому сегодня плакать
В городе Тарусе?
Есть кому в Тарусе плакать —
Девочке Марусе.
Опротивели Марусе
Петухи да гуси.
Сколько ходит их в Тарусе
Господи Исусе!
«Вот бы мне такие перья
Да такие крылья!
Улетела б прямо в дверь я,
Бросилась в ковыль я!
Чтоб глаза мои на свете
Больше не глядели,
Петухи да гуси эти
Больше не галдели!»
Ой, как худо жить Марусе
В городе Тарусе!
Петухи одни да гуси
Господи Исусе!
 

Н. Заболоцкий

1958

Комментарий Лисси Муссы

Эта сказка максимально наполнена моментами, которые так и просятся в волшебный ритуал. Самая мощная, конечно – песенка про Марусю. Для ритуала стоит разжиться гусиными-утиными перьями, ведь в стихотворении ясно говорится, что если бы были перья, можно было бы улететь куда хочешь. Так что перья петушиные-гусиные в этот раз – предмет Силы.

И далее – по тексту: кататься колбаской по Малой Спасской – это если сильно в Москву надо. А если в Барселону – то по Диагонали, например.

Опять же, правило здесь есть совершенно баснословное по силе: «Если ты хочешь, чтобы что-то произошло, действуй так, как будто это уже произошло!»

А за «Ты всегда прав!» – я бы сама себе нобелевку вручила – абсолютно сказочная техника! Оружие Убеждения Оглушительной Силы!!

И еще возьмите в дело «Русские не сдаются», и лыжные палки тоже пригодятся! Ну и картинку на рабочий стол: ваша цель должна быть перед глазами!

Сама себе серенада с клюквой

Наше сообщество ВсеМИРные Волшебники или ОКсЮМОРон измеряется тысячами, десятками тысяч – только подписчиков нашей Интернет-газеты более 40 тысяч человек, а сколько еще прохожих с чувством юмора, которые охотно принимают участие в наших играх!

И вот какая интересная наблюдается закономерность: как только к нам попадает новичок, он почти всегда принимается хвалить наших волшебников всех подряд – какие мы все талантливые и изобретательные. А через месяц наши новички, а некоторые и через пару недель начинают такие шедевры волшебства выдавать, что у ветеранов дух захватывает!

А все почему: потому что Игра наша, ОКсЮМОРон, имеет такие правила, где ясно сказано:

ВСЕ ГЕНИИ!

НЕТ ЛЮДЕЙ НЕТАЛАНТЛИВЫХ!

ХОЧЕШЬ БЫТЬ ТВОРЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТЬ – БУДЬ!

И, конечно, свой любимый закон, которым я руководствуюсь всю жизнь как художник:

ГЛАЗА БОЯТСЯ – РУКИ ДЕЛАЮТ!

Два года назад я написала самоисполняющуюся сказку – про Серенаду Марципановну – мою любимую сказочную героиню. Сказка, конечно же, тут же начала сбываться, чем меня изумила до крайности. Я, конечно, предполагала, что произойдут некоторые события, о которых я писала в сюжете сказки, но то, что они произойдут так быстро, да еще с такой точностью – это было просто сюрпризом! Волшебством самым настоящим!

Но так или иначе – сами судите: вот сказка, а вот книжки, которые пачками огроменными раскидывает добрый трехглавый Дракон («издательство АСТ, ЭКСМО, ИГРОТЕХНИКА» его зовут) из другой сказки на все стороны света.

Серенада марципановна

В одной песочнице жила-была посреди двора краса ненаглядная Серенада Марципановна.

Хороша собой была во все стороны, и про это диво дивное люди во всех краях рассказывали, да на пальцах показывали.

У иных из пальцев стройные силуэты случались, а некоторые такие мастаки были руки складывать, что фигуры их двусмысленные получались, да народ в смущение ввергали и обескураживали, отчего народ гневался и просил либо денежного дождя, либо мужа заморского богатого сироту. А самые дотошные все норовили всех мужиков вернуть и к батарее привязать.

И вот решила Серенада Марципановна положить конец таким безобразиям, а образ свой правильный распечатать в четырех видах, да во все стороны света разослать – чтоб знали своих красавиц, воочию на них дивились и славу земле русской пели. А между сторонами света еще четыре направления образовалось – туда решила она свои портреты с подружками разослать – чтоб понятно было, что не оскудела земля талантами великими!

Пошла она к портретистке Калабашкиной. А Калабашкина та шибко придирчивая была, все за работу болела – никак выздороветь не могла. Принялась та Калабашкина из Серенады Марципановны орешки каленые выковыривать, изюм сахарный выщипывать, да все красным перцем Серенаду Марципановну норовила сдобрить, потому что видала однажды – у гостей заморских таким перцем сюртуки были посыпаны. Понравились Калабашкиной заезжие хлопцы, с тех пор она все подряд перцем красным усыпала, а сверху блестками сыпала – для притяжения взгляда. Расчихалась от перца Серенада Марципановна, глазки покраснели, ушки обвисли, да личико малость перекосило. Сидит, бедняжка – изюм пощипан, орешков каленых и половины не осталось, вся как есть паприкаш венгерский!

Терпела она изо всех сил – красота требует жертв, а потом глянула – батюшки! – красоты и в помине нет – одни жертвы! Как такое в стороны света посылать – народ пугать? Стукнула она левой ножкой об правую, глаз скосила как учили: в угол – на нос – на предмет, – да как рявкнет:

 
Серенаду распевает молодежь!
Сколько хошь! Милых рож!
Серенаду не задушишь, не убьешь!
И не лезь! И не трожь!
 

А потом лизнула волшебным языком перец красный – и он в ПЕР ПРЕКРАСНЫЙ ПЕРвратился, изюм тотчас на место вставился и орешки каленые закрасовались в румяных боках!

Увидел ее добрый Дракон из другой сказки, не смог мимо пройти: – давай, краса ненаглядная, отвезу я тебя сам на все стороны света, сама всем покажешься, да портреты твои раскидаем с высоты. А рвения Дракон был непомерного, и оттого кидал он портреты в стороны света пачками огроменными, да только все одно – не хватало!

Уж и подружек всех нарисовали, и дружки тоже свой коллективный портрет сделали, а все одно – не достаточно народу картинок – еще просят. Тогда построили они фабрику чудес – и та фабрика на них на всех работать стала, а Серенада Марципановна путешествовать поехала в разные дальние края, потому что стала очень счастливая.

И все стали счастливыми, только некоторым побриться пришлось – так по усам текло, что усы прям все слиплись!

Вот такие чудеса у нас творятся. А путешествовать я собираюсь – целых два месяца по Филиппинам разгуливать, на самом краю света! Сбылась моя мечта!

А чтобы было чему удивляться на будущий год, я себе новую сказку написала.

Комментарий Лисси Муссы

Ритуал: распечатать на принтере свои портреты (необязательно фото – я просто карандашом нарисовала красавицу и умницу, и несколько строчек хвалебных слов о вас. И раскидать листовки с крыши или из окна верхнего этажа. А сказка эта сочинилась в тот момент, когда одна злобная редакторша настаивала, чтобы я свою первую книгу выпустила как последователь Натальи Правдиной, Именно она и выковыривала из моей «Точки Опоры» все волшебные действия, и вставляла туда какие-то дурацкие совершенно «аффирмации». И я ничего не могла поделать: в договоре я легкомысленно подписала пункт, что редактор имеет право переделывать мои произведения так, как считает нужным.

Сказка сработала безукоризненно: мне удалось поскандалить с редакторшей, и она швырнула мне рукопись, которая вышла в свет в другом издательстве буквально через два месяца и в том виде, в каком я и хотела ее видеть.

Про путешествия я написала просто так, для красного словца. а получились не только Филиппины в результате этой сказки: невероятное, фантастически сложившееся самым неожиданным образом путешествие по всей Юго-Восточной Азии: Филиппины, Камбоджа, Сингапур, Куала-Лумпур, Малазия, Таиланд, Гонконг! И все это стоило какие-то копейки: были какие-то оглушительные скидки в честь юбилея авиакомпании!

Премия

Клюква закопалась в черновиках с головой и оттуда громко сказала нараспев:

– Один в поле не воет!.

Потом подумала, пошуршала бумагой и продолжила:

– И два не воют!

Еще подумала как следует, поглядела на потолок и закончила:

– А трое – идут пить шампанское! Чего бы им выть-то?

С кучи черновиков слетела Ворона и продемонстрировала хрустальный фужер.

– Ты о чем? – спросила Клюква

Ворона высунула язык и скорчила рожу. Клюква сделала вывод – хочет!

– Хочу! – каркнула Ворона и намекнула на шампанское.

– Пиши заявление, – мрачно протянула бумагу Клюква.

Ворона заглотила лист, брякнулась оземь и превратилась в серый красивый ящик факсового аппарата.

– Ешкин кот, опять я за старшего! – проворчала Клюква и ударила по клавишам факса, пытаясь сыграть «Мурку». Факс загудел, подмигнул игриво зеленым глазом, чавкнул плотоядно и выпустил рулон белоснежной бумаги, на котором ярко выделялась шапка-заглавие:

ИНТЕРЕСНЕЙШЕЕ РУКОВОДСТВО

ДЛЯ ВОЛШЕБНОЙ КАНЦЕЛЯРИИ

Факс пискнул, требуя бумаги. Клюква наощупь схватила стопку листков из черновиков и сунула в брюхо факса. Теперь она аккуратно потыкала в кнопки, набирая «Танцующего лебедя» Сен-Санса. Факс пожевал-поурчал-почмокал и выдал еще один аккуратный рулончик, который, заворачиваясь в трубочку, явил пеструю картинку: европейские дензнаки были впечатаны в середину рулона.

Клюква с интересом осмотрела полученные произведения, и нажала зеленую кнопку. Факс встрепенулся, каркнул и стал Вороной.

– Ты кто? – спросила Клюква.

– Я Аист! – сказала Ворона.

– Похоже, – сказала Клюква, – а что ж ты так чавкаешь?

– Жрать хочу, – сказал Аист-Ворона.

– И эту кучу сожрешь?

– Не вопрос, – Вороне надоело намекать, она тюкнула в пробку, которая незамедлительно выстрелила в потолок, и шампанское полилось в подставленный фужер.

– Это зачем? – поинтересовалась Клюква.

– Запивать, – сказала Ворона. Начала что-то сосредоточенно считать в уме, забормотала:

– десять градусов… значит глотков двадцать семь делаем… иначе некондиция получится…

Отпила глоточек, затем с деловым видом подошла к куче черновиков, разинула рот на 270 градусов и помогая себе лапами как снегоуборочная машина, загребла все черновики в вывернутый почти наизнанку клюв. Звучно глотнула и клюв с грохотом захлопнула. Сделала интересное движение горлом, лихо тяпнула шампанского до дна и деловито спросила:

– Куда снестись?

Клюква подставила новенький чемоданчик-дипломат.

Ворона лихо запрыгнула в него, завиляла нижними чакрами, и через мгновение двадцать семь новеньких творений в три ряда красовались в чемодане, сверкая лаковыми боками и пестрыми наклейками.

– Ух ты! – Клюква восхищенно разглядывала изделия.

А Ворона тем временем вытолкнула из под крыла большую медаль и уже прилаживала ее на грудь Клюкве.

– Что это? – Клюкве сразу понравился блестящий кружок с какими-то невиданными доселе буквами.

– Да премия, – усталым голосом существа, денно и нощно раздающего премии, произнесла Ворона, – букеровская.

– Кому? – уже догадываясь и розовея от удовольствия спросила Клюква.

– Дык тебе! – и Ворона ехидно добавила: – можешь даже заявления не писать!

* * *

Вот такая сказка.

И, думаю, что могу пригласить всех на праздник – будем мою медаль обмывать!

Теперь мне от нее никуда не деться! Сказочка-то написана!

И вот что хочу сказать: хотите что-то сделать? Делайте!

А рассуждать о том, что талант нужен, да вдохновение – это удел лентяев или неуверенных трусишек. Ведь таланты и вдохновения нам при рождении раздали. А как вы узнаете, умеете ли вы делать что-то, если вы даже не пробовали это делать?

На арттренинге, который я провожу для тех, кто вообще никогда не рисовал, но очень хочет, так получается: меня перед тренингом все стараются убедить в полной своей бесталанности. Почему-то критерием талантливости художника считается умение провести прямую линию без линейки. И вот все говорят: «ну что ты, Мусса, я никогда в жизни так не сделаю!» Через три дня все рисуют безо всяких линеек ЛЮБЫЕ линии, и прямые в том числе, и даже не задумываются – умеют они это делать, или нет. Просто ДЕЛАЮТ, и все!

Зато когда спустя десять дней мои художники разъезжаются по домам, и у каждого перевязь с десятком, а то и двумя сырых, но уже почти законченных картинам, ни у кого не возникает вопросов о талантливости и вдохновении. Все уже приложились в к этому удивительному источнику – к Творчеству, и вопрос о собственной самореализации больше не стоит.

Комментарий Лисси Муссы

Да, и медали, и орден у меня есть! Через год я получила первую награду, а потом в течение пяти лет ежегодно что-то мне вручали. На сайте есть Комната Славы – там все мои награды.

Книжки, как я уже говорила, тоже вышли стайкой, в 2009 году вышло сразу десять книг в первой половине года, и потом еще добавилось пяток.

Для ритуала: волшебные яйца, можно киндерсюрпризы с яркими наклейками, и высиживайте их в чемоданчике!

В африку, гулять…

Испания, Гибралтарский пролив, город Тарифа

Какая Африка, оказывается, через пролив видна громадная! И горы, и небеса, и дома на горах, и леса под небесами, и корабли туда-сюда снуют, и глазастый «Ferry» – белоснежная громадина-паромище, который всего за полчаса до этой Африки домчит.

Я думала раньше, что 12 км по прямой – это громадное пространство, а это проливчик небольшой. Я на самолете над землей как раз иногда на эти 12 км вверх забираюсь и не охаю!

А когда мы уезжали, над Африкой дожди шли проливенные – нам все видно было, как будто за речкой этот дождь: туча лиловая нависла прямо брюхом над берегом, и с нее вода каскадами падает и поливает белый город на берегу, и горы зеленые, и полоску пляжа…

И тогда началась Сказка Исполнения Всего!

А напоследок я скажу…

«Не ходите, дети, в Африку гулять!» – так говорила в детстве мама, смотрела значительно на Семирамиду и грозила ей пальчиком.

Семирамида была послушной девочкой, и в отличие от остальных детей, которые то и дело бегали гулять в эту самую Африку, мирно сидела дома, не высовывая носу. И нос у нее от такого образа жизни сделался совсем коротенький, прямо кнопочка мелкая, а не нос. Но желание все-таки вырваться когда-нибудь из цепких лапок мамочкиных и погулять по Африке не оставляло Семирамиду, а иногда просто распирало ее это желание во все стороны. И тогда на Семирамиде начинали от распирания появляться выпуклости. Впрочем, выпуклости эти скоро стали появляться и на других девочках с переменным успехом – видимо, и их распирало тоже.

Но, судя по величине всяких выпуклостей, Семирамиду распирало больше всех. И так ее знатно расперло, что вскоре уже только один магазин мог предложить ей одежду – «Три Поросенка» – вот как ее расперло! Но в «Три Поросенка» ходить скучно – уж больно у них одежки однообразные. Почему-то тамошние дизайнеры считают, что если на бесформенное туловище еще более бесформенную одежду нахлобучить, то это получится элегантно. Но получались чехлы то ли диванные, то ли танковые…

Надоело Семирамиде однообразие одежное и полетела она в Испанию – выбрать новые тряпочки себе. Почему в Испанию – да потому что там живут испанки, дамы нередко форматные такие синьоры, и они себе модных кутюрье выписали, апельсинами их угостили, сангрии в большие бокалы налили, фламенко сплясали – и те дизайнеры-кутюрье им чехлов узорчатых да веселеньких на телеса напридумывали, и прямо громадный магазин «Три Синьоры» в городе Мала-Га! был открыт на радость всем дамским выпуклостям!

Опять же, тремя синьорами себя куда как приятнее называть. Сами посмотрите: на вопрос «где ты одеваешься?» какой ответ более пьянящий и чарующий:

– У «Трех Синьор»!

Или

– У «Трех Поросят»?

Вот так-то!

И купила себе Семирамида у этих «Трех синьор» брючки белые и чехольчик на телеса, тоже белый и с крылышками.

Приоделась в обновки, и гулять пошла. Ходит по улицам, красуется, и народ испанский ей улыбается, а мужчины, которые побойчее, те языками цокают и выражение лица специальное делают, и слово «гвапа» говорят, чем Семирамиду очень радуют. Потому что «гвапа» – это «красотка» означает на местном наречии.

И так хорошо сделалось Семирамиде, что захотелось ей летать, да крылышки на ее чехольчике новом трепещут на плечах, тоже в полет просятся. Только хоть и есть ветерок в Малаге, который пальмы лохматит и песком на пляжах играет, но маловат он, чтобы поднять в небеса Семирамиду. И вот в один прекрасный день умный человек Павлик Масленников посоветовал по телефону Семирамиде на Тарифу съездить. Он сам там сто раз бывал и на крыльях разных летал, потому что над Тарифой самый сильный ветер получается, и все, кому летать охота, над этой самой Тарифой парят в воздухе на разноцветных крыльях, как птицы райские, и в воздусях кувыркаются радостно.

Послушала Семирамида умного человека Павлика и поехала в славный городок Тарифу – это маленький городок оказался, на самом юге Испании – самая южная точка. И действительно, ветер там постоянно живет, потому что еще город на горизонте не показался, а ветер уже вовсю разыгрался, и на всех окрестных горах для него игрушек понаставлено – видимо-невидимо! Специальные игрушки такие – ветряные мельницы. Прямо все горы оказались этими игрушками громадными усеяны, как будто сотни великанов стоят на горах и руками машут в разные стороны. Теперь понятно стало, с кем тут Дон Кихот бился, когда у него крышу ветром унесло либо совсем в голову надуло, а может быть, музыки этих великанов наслушался. Потому что если стоять близко к этим ветрякам железным, то как будто в Сергиевой Лавре стоишь во время праздника, когда звонят все колокола одновременно – вот так тут ветер в железные крылья бьет – оглушительный звон стоит!

А потом дорога к морю выбегает, и сразу вид на море открывается с высоты, и громадное море, прямо как небо!

И кораблей целые стада всяческих, а за кораблями – мамочка дорогая! – за кораблями та самая Африка и видна!

Смотрит Семирамида на африканский берег и глазам своим не верит – даже не ожидала она здесь Африку увидеть, да еще так близко! И стала разглядывать берег африканский – где там акулы и гориллы, львы и крокодилы, а их там и не видно даже ни одного. Спросила народ на пристани – может, кто видал акул-горилл? Все смеются, говорят – это зверье в зоопарке все сидит в клетках, здесь неподалеку – в Эстепоне, тоже городок испанский на побережье, там зоопарк имеется. А в Африке нет такого. Они, во всяком случае, не видали, давно здесь живут и ни разу не видели. Вот город белый на горе стоит – это все видят, и Семирамида тоже видит. И порт с кораблями видно, а крокодилов не видать. ТУТ ПОНЯЛА Семирамида, что мамаша ее шутки с ней шутила и всякие басни ей рассказывала, а на самом деле в Африку ходить гулять можно, и прямо из Тарифы туда паром идет, «Ferry» называется, и плыть туда полчаса всего, до этой самой Африки, и народ туда на денек погулять едет, и никто крокодилами покусанный еще не был, а даже очень всем эта прогулка нравится. И сказала тогда Семирамида своей сказке, застрявшей с детства в извилинах:

– Прощай! Любить не обязуйся!

И рассмеялась, довольная. Потому что именно в эту минуту и перестало распирать Семирамиду любопытство, и она сдулась сразу. Все ее выпуклости излишние убрались, а большая самая выпуклость на животе даже внутрь немного ушла, и впуклость образовалась приятная. И стала Семирамида легка, как бантик шелковый, и подхватил ее ветер Гибралтарский и понес – теперь его силы вполне хватало, чтобы Семирамиду в небеса поднять. Но понес ветер ее не в Африку, потому что дул он на Восток, а Африка в южной стороне была. «Ну и хорошо, – подумала Семирамида, – я так до дома долечу, да меня там еще и по телевизору покажут, потому что чудесное превращение получилось, да плюс чудесное перемещение сейчас получается!» Да только опять неожиданность получилась: вместо российских лужаек занес ветер с Гибралтара Семирамиду на Филиппинские острова – новую фигуру в голубых морях пополоскать и в горных травах душистых выгулять, да в яркие филиппинские одежды разукрасить. Но это уже совсем другая история. А напоследок я скажу: «Прощай!»