Текст книги "Ночь с дьяволом"

Девочка не очень охотно кивнула:

– Мама тоже спит в папиной кровати.

Бентли бросил извиняющийся взгляд на Фредерику.

– Ты не возражаешь? – беззвучно проговорил он одними губами, кивком указав на Мэдлин.

Фредерика с теплой улыбкой покачала головой.

– Доброе утро, Мэдлин, – сказала она, приглаживая прядку темных волос, упавших на лобик ребенка. – Ты хорошо спала?

Девочка энергично кивнула.

– Да, – ответила она. – А вот Джарвис спал плохо. Ему приснился кошмар. Стра-а-шный. Он плакал, как маленький. Вот я, например, никогда не плачу. – Потом Мэдлин повернулась к Бентли: – Дядя Бентли, ты возьмешь на прогулку собак? Можно и мне пойти? У меня теперь есть ружье. Тетя Кэт купила его в Лондоне. Я уже научилась из него стрелять.

Заметив встревоженное выражение на лице Фредди, он подмигнул ей и покачал головой.

– Не сегодня, Мэдлин, – ответил он.

– А когда? Бентли зевнул.

– Возможно, завтра, малышка, – улыбнулся он и, чтобы отвлечь внимание девочки, таинственным тоном произнес: – Мэдлин, хочешь узнать одну тайну?

У девочки округлились глазенки. Она с торжественным видом кивнула.

Бентли погладил рукой живот Фредерики и, приподняв бровь, взглянул на племянницу:

– Там есть ребеночек.

– Правда? – недоверчиво спросила Мэдлин. Бентли кивнул:

– Еще один кузен, такой, как Арман и Анаис. Мэдлин не отрывала глаз от живота Фредди.

– Можно мне его послушать?

Когда Бентли кивнул, Мэдлин подползла поближе и прижала ухо к животу Фредди. Фредерика сердито взглянула на него. Он пожал плечами, бросив на нее извиняющийся взгляд.

– Едва ли удастся долго сохранять это в тайне, – пробормотал он. – Так что нам лучше проболтаться об этом и показать всем, как мы рады. Тогда все сплетники начнут шептаться о том, что это очень романтическая история.

Бентли заметил, что сердитый взгляд Фредди сменился печальной улыбкой. Он понимал причину этой внезапной печали. У Фредди не было красивого романа. И виноват в этом был он сам. Однако, заметив, как она обращается с Мэдлин, Бентли утешил себя тем, что из Фредди наверняка получится превосходная мать. И Бентли вдруг в который раз подумал, что ужасно рад тому, что она стала его женой.

В этот момент Мэдлин неожиданно вскинула головку.

– Я слышу его!

– О Господи! – Фредерика прижала к щекам руки. – Правда? А что именно ты слышишь?

Мэдлин издала какое-то урчание, потом закрыла ладонями рот и хихикнула.

Бентли догадался, что это, наверное, было урчание голодного желудка. Тем не менее ему почему-то стало очень приятно.

– Ты, наверное, обманываешь! – проговорил он. – Уж лучше я сам послушаю.

Переглянувшись через хихикающую Мэдлин с Фредди, Бентли прижал ухо к животу жены.

– Клянусь, ты права, Мэдлин! – торжественно провозгласил он. – Я тоже это слышу.

– Вот как? – холодно произнесла Фредди. – И что он говорит? «Перестаньте меня тискать»?

– Не он, а она, – весело поправил ее Бентли. – Она говорит… Дайте-ка мне послушать… – Он склонил голову и исподтишка ущипнул Фредди. – Она говорит: «Я хочу, чтобы папа…» Боже мой, никак не разберу.

– Слушай как следует! – приказала Мэдлин. – Что она хочет?

Бентли сделал вид, что еще плотнее прижался к животу ухом.

– «Хочу, чтобы папа взял меня на пикник!» Да, именно так!

Фредерика рассмеялась.

– На пикник? Ты уверен?

– Абсолютно, – заявил Бентли, поднимая голову. – Ну что ж, думаю, так и решим. Фредди придется тоже взять, поскольку ее нельзя отделить от ребеночка. А я попрошу миссис Наффлз приготовить корзинку с едой.

Но Фредди неожиданно побледнела, глаза у нес округлились. Оттолкнув Бентли, она бросилась в умывальню. Встревоженный Бентли сгреб Мэдлин в охапку и последовал за ней.

– Фредди!

В ответ раздались ужасные звуки: Фредди рвало. Он увидел ее мертвенно-белую руку, цепляющуюся за дверь.

Поставив Мэдлин на пол, он поспешил к жене. Фредди наклонилась над ночным горшком.

– Уйди, – сдавленным голосом успела прохрипеть она, и тут ее хрупкое тело сотряс очередной спазм. Едва успел он положить руку на ее талию, чтобы хоть как-нибудь облегчить ее страдания, как последовал еще один спазм. – Уйди же! – задыхаясь, пробормотала Фредди.

Но Бентли наклонился вперед вместе с ней. Ему казалось, что так ей будет легче. Фредди перестала противиться и всем телом повисла на его руках. Следующий спазм был еще тяжелее.

Видя ее страдания, Бентли почувствовал себя последним мерзавцем. Почему, ну почему он никогда не может удержать свое мужское орудие в брюках?

– Боже мой, Фредди, – прошептал он, – ведь это я во всем виноват!

– Нет, – едва слышно ответила Фредди.

– Нет, не ты, – уверенно пискнул голосишко где-то возле его коленей. – Это ребеночек виноват. Тот, который у нее в животе.

Взглянув вниз, Бентли увидел Мэдлин, темные кудряшки которой резко выделялись на фоне его подштанников.

– Боже милосердный, – простонала Фредди, склонившись над горшком.

А Мэдлин продолжала объяснять:

– Ребенки, понимаешь, любят брыкаться и вертеться.

– Правда? – удивился Бентли. Мэдлин кивнула:

– Они там все нутро переворачивают, понимаешь?

– Нутро?

– Нуда. Кишки, желудки, печенки, – уточнила малышка, вызвав у Фредди следующий приступ. – Из-за этого человека и рвет.

– Понятно, – тихо произнес Бентли. Мэдлин кивнула:

– Уж я-то знаю. У мамы тоже переворачивалось нутро, и ее каждый день рвало, пока не выскочила Эмми.

– Кто тебя научил этому? – возмутился Бентли. Мэдлин пожала плечами.

– Не помню, – уклончиво ответила малышка. – Но я слышала, как Куинни говорила маме, что в том, что ее рвет, виновата Эмми.

– О Господи! – взмолилась Фредди.

– Эмми ни в чем не виновата, – прошипел Бентли, поддерживая сотрясающееся от рвоты тело жены. – И перестань об этом говорить. Кстати, дети не выскакивают. Их… приносит аист.

– Кто это – аист? – удивленно спросила Мэдлин.

– Это такая большая птица, – коротко объяснил Бентли. – Она приносит людям детишек.

Девочка скорчила гримаску.

– А Куинни говорила по-другому. Она сказала, что Эмми выскочила как фунтовый кекс [14]14
  Кекс, для приготовления которого берут по фунту каждого из его ингредиентов.


[Закрыть], смазанный маслом. Разве птицы приносят фунтовые кексы?

Стоило Фредди представить эту картину, как она тут же рассталась с остатками своего ужина.

* * *

Однако некоторое время спустя состояние Фредерики существенно улучшилось. Чтобы лучше видеть лицо своего мужа, она приподнялась на локтях, лежа на старом шерстяном одеяле и чувствуя, как лучи послеполуденного солнца согревают спину. Бентли лежал на спине, согнув одну ногу в колене и прикрывая рукой глаза от солнца. Его пиджак, жилет и галстук были небрежно свалены в кучу на траве. Во сне его красивые черты смягчились и, несмотря на легкую щетину, которая уже показалась на его лице, он выглядел очень молодым. И почти невинным.

Подумав об этом, Фредерика едва подавила смех. Что за бредовые мысли приходят в голову! Она была рада провести время наедине со своим мужем. Удивительно, как неожиданно меняется иногда жизнь. Она теперь стала замужней женщиной. Она замужем за Бентли Ратледжем, очаровательным повесой, которого знала добрую половину своей жизни. Хотя теперь она начала сомневаться, что знала его вообще. С Бентли она шла по жизни как во сне, переходя от старого, весьма кучного существования к загадочному новому. Бентли был загадкой, которую она была намерена разгадать. Ей казалось что успех их совместной жизни будет во многом зависеть от этого.

Хорошо, что он вытащил ее на пикник. У нее по крайней мере перестали путаться мысли и прошла тошнота. Дети, как оказалось, были приглашены на обед к своим кузинам и кузенам в Бельвью. Поэтому Фредерика и Бентли отправились на пикник одни. Пройдя быстрым шагом около мили, они добрались до облюбованной Бентли рощицы. на холме, откуда был виден Чалкот. Тут он расстелил одеяло, заявив, что это самое прекрасное место во всей Англии. Фредерика вскоре поняла, почему он так считает. С этой высокой точки открывался вид на перелески и низины, деревеньки с домами, сложенными из камня, и шпилями церквей. Коулн-ривер текла среди зеленых пастбищ, на которых паслись овцы.

Растянувшись на одеяле, они с аппетитом перекусили холодным цыпленком, фруктами, сыром и хлебом с хрустящей корочкой. Фредерика ела осторожно, но Бентли то и дело совал ей в рот то кусочек яблока, то сыра. Потом, удобно приподнявшись на локте и вытянув ноги, он стал развлекать ее рассказами о смешных выходках Мэдлин, а она с удовольствием слушала, наблюдая, как легкий ветерок играет его волосами.

Фредерика чуть наклонила голову, чтобы было удобнее разглядывать профиль мужа. Она вдруг обнаружила, что между Мэдлин и ее дядюшкой было немалое сходство. Не зря, наверное, у лорда Трейхорна был постоянно озабоченно нахмурен лоб.

Фредерика вновь вспомнила о том, что Бентли и Трейхорн не ладят между собой. Она знала, что некоторая конкуренция между братьями – дело обычное. Тео и Гас, например, вечно старались превзойти друг друга во всяких мужских занятиях Однако темная туча, нависшая над Чалкотом, отнюдь не объяснялась братским соперничеством. Судя по всему, в основе их отношений лежала какая-то недосказанность, словно старая незажившая рана, которую, по мнению Фредерики, следовало лечить.

Неожиданно раздался колокольный звон, и Фредерика взглянула в сторону церкви Святого Михаила, шпиль которой золотился в лучах солнца. Колокольный звон как будто окропил освежающим дождем окрестные холмы, и ей начало казаться, что хорошо бы навсегда остаться здесь и лежать на солнце рядом с Бентли, прислушиваясь к колокольному звону.

Увы, в жизни все не так уж просто. Как сложится ее жизнь с Бентли? Они никогда не обсуждали этот вопрос, и это ее беспокоило. Сколько времени они пробудут в Чалкоте? Подумал ли он о том, где будет жить их новая семья? В Лондоне? В его коттедже? И смогут ли они быть по-настоящему счастливы, если этот брак был навязан ему случайной неосторожностью?

– Задумалась? – раздался над ее ухом хрипловатый шепот.

Фредерика испуганно вздрогнула, так что подбородок соскользнул с подпиравшей его руки. Бентли рассмеялся и снова перекатился на спину, потянув ее за собой.

– О чем это ты так глубоко задумалась, любовь моя?

– Сама не знаю, – распластавшись на его груди, сказала Фредди. – Я пребываю в некой растерянности…

– В растерянности? – Он провел рукой по ее щеке. – Расскажи-ка подробнее, любимая.

Положив голову ему на грудь, Фредерика уставилась в заросли ежевики.

– Я не знаю, что с нами будет дальше, – пояснила она, стараясь сохранять хладнокровие. – Не пора ли нам строить планы, Бентли? Относительно того, как мы будем жить дальше?

Она почувствовала, что он едва сдерживает смех.

– Давно пора! – поддразнил он ее. – Как-никак мы женаты уже целых три дня!

Фредди взглянула на него с огорчением.

– Ах, Бентли, ты бываешь когда-нибудь серьезным?

– Извини, Фредди, – произнес он изменившимся тоном, в котором слышалась искренняя нежность. – Я никогда не умел строить планы на будущее, однако…

– Почему? – с любопытством спросила она.

Он постарался осторожно обойти этот вопрос и продолжал: – Однако если ты скажешь, что тебе хочется знать, то я попытаюсь начать прямо сейчас Фредерика перевела взгляд с его лица на зеленые дали. Так почему-то ей было легче разговаривать.

– Мне надо знать, о чем ты думаешь, Бентли, – начала она, решив вес выяснить до конца. – Что у тебя на уме? Что ты чувствуешь? Ты не можешь быть таким беспечным, каким кажешься. Ты счастлив со мной? Ты действительно рад тому, что у нас будет ребенок? Я хочу также знать, сколько времени мы будем гостить в Чалкоте и где будем жить, когда…

– Тебе здесь не нравится? – прервал он ее. Взяв ее пальцем под подбородок, он повернул к себе ее лицо. – Если тебе не нравится, мы завтра же уедем.

Глядя ему прямо в глаза, она покачала головой.

– Мне здесь очень нравится, – прошептала она. – Мне кажется, что это самое прекрасное место на свете. Но это не наш дом, Бентли. Мы здесь погостим, а потом поедем жить в твой коттедж в Хэмпстеде? Или мы купим дом в Лондоне и будем жить там?

Бентли чувствовал беспокойство в голосе жены. Нельзя сказать, что он совсем не думал об этом. Просто он еще ничего не решил окончательно. Однако Фредди нужен был дом и стабильность в жизни. Как и большинству женщин. Может быть, Фредди нуждалась в этом даже больше, чем все прочие женщины. Об этом не следует забывать.

– Ты хотела бы жить в Лондоне, Фредди? Она вздохнула.

– Не очень, – призналась она. – Но мне показалось, что ты…

– Что я умру в деревне со скуки? – закончил он фразу за нее.

– Да, – сказала она, пожав плечами.

Он вдруг почувствовал, что она не права. Он любил деревню. Это лучшее место, чтобы растить ребенка… нет, детей. Он хотел иметь не одного, а нескольких детей. И лучше всего растить их здесь, потому что, несмотря на рее хорошие и плохие воспоминания, эта деревня была его родным домом. Просто здесь им с Кэмом всегда было тесновато вместе. Именно это заставляло его время от времени убегать отсюда. Это и еще потребность сбежать от чего-то. Возможно, от самого себя.

Бентли поцеловал ее в лоб.

– В таком случае мы купим себе дом в деревне, – пообещал он. – Должен сказать, что я так и рассчитывал сделать.

– А мы сможем… сможем себе это позволить? Он взглянул на нее и рассмеялся.

– Разумеется. Даже два или три. Конечно, Роузлендс – красивое местечко – я когда-нибудь возьму тебя туда и покажу великолепные розарии, – но дом там маловат для крикетной команды, которой, по-твоему, я намерен обзавестись, – засмеялся он, привлекая ее к себе. Похоже, составление планов на будущее не такое уж трудное дело, как он думал. – Что еще ты хотела бы знать, любимая?

Она подняла голову и взглянула ему в глаза.

– Я хочу знать, есть ли у тебя любовница, – проговорила она тихим, но твердым голосом. – Если есть, то должна тебе сказать, что я этого не потерплю. Мне следовало сказать об этом до того, как мы поженились. И еще я думаю, что ты должен рассказать мне о своем ребенке, о котором ты упоминал однажды в музыкальной комнате. Хорошо ли о нем заботятся? И мальчик это или девочка?

У Бентли перехватило дыхание. Теперь вопросы стали потруднее. Бентли не помнил, когда он упомянул о Мэри и Бриджет. И упоминал ли вообще? Наверное, все-таки упоминал.

– Когда-то у меня была любовница, которая родила мне ребенка. Девочку. Бриджет. Но она умерла в младенческом возрасте.

Фредди тихо охнула.

Он почувствовал печаль в ее голосе, но просто не мог заставить себя рассказать ей подробности. Во всяком случае, не сейчас. Не сейчас, когда они ждут собственного ребенка.

– Так о чем еще ты спрашивала? – напомнил он, взяв себя в руки. – А-а, о любовнице! Нет, я никогда не содержал женщин. И другой женщины у меня не будет, Фредди. Пока мы с тобой живем под одной крышей.

– Но где она сейчас? – спросила Фредди и, откатившись от него, приняла сидячее положение. – Мать той маленькой девочки?

Ему очень не хотелось говорить на эту тему. Очень.

– Она тоже умерла, – пробурчал он, поднимаясь на ноги. – Ладно. Если ты удовлетворена ответом, Фредди, то не будем больше говорить на эту тему.

– Хорошо, – кивнула она. Он подал ей руку и осторожно поднял на ноги. Держа ее за руку, он направился к небольшой рощице.

– Ты спросила, счастлив ли я, Фредди, – заговорил он, останавливаясь, чтобы отбросить камень, валявшийся на тропинке. – Да, я счастлив с тобой. А что касается ребенка, то я сожалею, что все произошло так, как произошло. Но я не могу сказать, что не рад этому.

– Я тоже рада, – улыбнулась она, одарив его сквозь длинные, густые ресницы озорным взглядом. Бентли понял, что это благодаря ему засияли ее глаза. Что это он хоть ненадолго сделал ее счастливой. Его охватило желание. Ему было нужно сию же минуту почувствовать ее под собой, услышать ее прерывистое дыхание, ощутить ее страсть, причем не для того, чтобы удовлетворить собственную похоть или доставить ей удовольствие, а для того, чтобы скрепить, словно печатью, те слова, которые они только что произнесли.

Но мысли его жены были совсем о другом.

– Как ты хочешь назвать ребенка? – спросила она, осторожно прикасаясь рукой к своему животу. – Если родится мальчик, то как ты смотришь на то, чтобы назвать его Рэндольфом?

– Нет, только не это! – воскликнул он. – Это имя всю жизнь было камнем на моей шее. Я не настолько жесток, чтобы передать его по наследству.

– Камнем на шее? – удивилась она. – А мне казалось, что это приятное и очень солидное имя.

Бентли с горечью рассмеялся.

– Ты не была знакома с моим отцом, дорогая, – сказал он. – Менее приятного и менее солидного человека трудно сыскать во всей Англии. Нет, только не Рэндольф. Выбери что-нибудь другое. Что, если назвать его Фредериком в честь тебя и твоего отца?

У нее потеплел взгляд.

– А если родится девочка?

Бентли наморщил лоб.

– Трудно сказать, – задумчиво произнес он. – Кэм и Хелен расхватали все лучшие семейные имена. А как звали твою мать?

– Лусиана, – сказала она. – Лусиана Мария Тереза дос Сантос д'Авийе.

– Красиво, – улыбнулся он. – И впечатляюще.

На этот раз она улыбнулась не только глазами. Он остановился, вглядываясь в ее милое личико. Он увидел там – нет, нелюбовь. Но возможно, это было проблеском надежды? Ведь ему удалось ответить на большую часть ее вопросов, и все же она осталась с ним.

Так, может быть, их почти безнадежный брак все-таки выдержит испытания, и его удастся спасти? И возможно, не таким уж низменным чувством было непрестанное желание, которое он испытывал к ней? Может быть, он действительно способен вести нормальную жизнь? Может быть, именно этого он хотел? Он никогда не осмеливался даже подумать об этом.

Она медленно обвела его лицо теплым взглядом карих глаз, как будто запоминая каждую черту. В ответ он поднял руки и, проведя подушечками больших пальцев по ее щекам, погрузил пальцы в рассыпавшиеся по плечам волосы. Фредерика повернулась так, что ее грудь плотно прижалась к его телу, и, приподнявшись на цыпочки, вздохнула и закрыла глаза.

Похоже, она ответила на вопрос, который остался незаданным. Взяв ее лицо в ладони, он поцеловал ее в губы. Сначала очень нежно, потом настойчивее, более требовательно. Видит Бог, он безумно хотел ее. Она почувствовала это и раскрыла губы. Тихо застонав, он буквально впился в них губами. Как видно, его необузданное желание передалось ей, потому что она вдруг отстранилась от него и, прошептав: «Идем!» – потянула его с тропинки в заросли деревьев. Он последовал за ней, наблюдая, как ее развевающиеся юбки углубляются в рощицу, цепляясь за светло-зеленые молодые побеги папоротников. Она остановилась около молодого коренастого дуба и прислонилась к нему спиной, привлекая к себе Бентли.

– Займись со мной любовью, – прошептала она, как только он прикоснулся к ней губами.

– Здесь? Сейчас? – пробормотал Бентли, чувствуя, что земля уходит у него из-под ног.

– Докажи, что ты тот самый безнравственный распутник, каким тебя считают, – поддразнила она его. – Да, здесь. И сию же минуту.

Кончиком языка Фредди прикоснулась к мочке его уха. Потом ее губы скользнули вниз по его шее. Бентли судорожно глотнул, испустил какой-то гортанный стон, его руки прошлись по ее плечам, груди, округлостям ее ягодиц. Руки осязали соблазнительные изгибы ее тела, он наслаждался ее запахом.

Фредди тем временем нетерпеливо вытаскивала из брюк подол его сорочки. Накрахмаленный батист быстро поддался, и ее руки, теплые и нетерпеливые, скользнули внутрь. Она провела руками по его бокам и приложила ладони к груди. Потом она легонько потерла пальцами его соски, и Бентли почувствовал, как его тело напряглось от страстного желания. Чувственное влечение к собственной жене мучило его большую часть дня, и теперь ему не потребовалось второго приглашения. Мелькнула и исчезла мысль о том, что их могут увидеть, и Бентли, ухватившись обеими руками за подол ее муслинового платья, рывком задрал юбки вверх.

Не отрываясь от ее губ, он еще плотнее прижал ее спиной к стволу дерева. Он слышал, как грубая кора скребет по ее волосам и платью. Он на ощупь шарил под ее юбками в поисках разреза в панталонах. Найдя его, он сунул в отверстие палец и сразу же почувствовал, с каким нетерпением она ждет его дальнейших действий.

Нет, его красавица жена не из робкого десятка. Ее руки обхватили его за талию, потом опустились ниже, как будто она хотела как можно крепче прижать к себе его бедра. Он не мог дольше ждать. Пора было уложить ее на эту мягкую постель из папоротника и вторгнуться внутрь ее тела. Только было он собрался сказать ей об этом, как Фредерика подняла руку и принялась нетерпеливо расстегивать пуговицы на ширинке его брюк. Бентли потерял последние крохи самообладания. Но она стояла, слишком тесно прижавшись к нему, и пуговицы не поддавались. Что-то пробормотав, она отказалась от этой затеи, и ее руки принялись массировать напряженное утолщение, образовавшееся под его брюками.

– Ах, Фредди! – простонал он, чуть отклоняясь от нее. – Обеими руками, любимая! А пуговицы… подожди… О Боже!

Она снова набросилась на пуговицы, некоторые расстегнув, некоторые оторвав. Но этого было достаточно. Она высвободила наконец напряженный пенис Бентли. Грубо обхватив руками ее ягодицы, он приподнял ее.

– Раздвинь ноги, – прохрипел он. – Ах, Фредди!

Она инстинктивно закинула одну ногу на его талию. Он приподнял ее еще выше и одним мощным движением вошел в нее. Фредерика запрокинула голову, опираясь на ствол дерева, и, прерывисто дыша, просила:

– О Бентли! Сделай так еще раз… Да, вот так.

Бентли забыл об окружающем мире. Он снова принялся целовать ее – настойчиво, требовательно. Задев за грубую кору, из волос ее выскользнула шпилька, и темные тяжелые пряди рассыпались по плечам.

Он раз за разом погружался в ее плоть, и с каждым его рывком молодой дубок вздрагивал над их головами всеми листьями и ветвями.

Они были одержимы безумной страстью друг к другу. Но ему вновь вспомнилась предшествовавшая этому милая интерлюдия на одеяле. Ведь она явно хотела его не только для того, чтобы получить от него физическое наслаждение. При мысли об этом он преисполнился благоговения. Ни одна женщина еще не давала ему понять, что он способен дать нечто большее. А Фредерика, сама о том не подозревая, преподнесла ему драгоценный подарок. Он закрыл глаза и принял его. Он дорожил им, он смаковал его. Он сдерживал себя, пока мог, купаясь в тихих вздохах и женственном аромате своей жены. И когда он почувствовал, как напряглось и задрожало ее тело, он призвал на помощь весь свой опыт, и она, запрокинув голову и дрожа, вскрикнула и, не открывая глаз, потянулась к нему обеими руками. Ее пальцы впились в его плоть.

– Ну же, Бентли! Ну!

И тут он дал себе волю, глубокими и мощными рывками вторгаясь и раз за разом посылая свое семя в ее тело с чувством облегчения и радости. Казалось, прошла целая вечность, пока наконец он не упал на нее, испытывая абсолютное блаженство. Он был словно заново родившийся человек, который был лучше и чище того, каким он был до сих пор.

Потом его жена подняла с его плеча голову и недоуменно посмотрела на ковер из опавших листьев под их ногами.

– Как удивительно, – протянула она, словно пробуждаясь от сна. – Я и не подозревала, что это можно делать стоя.

– Фредди, любимая, – улыбнулся он, медленно опуская ее на землю. – Но ведь ты сама сказала: сию же минуту.