Текст книги "Волчья лощина"

Глава девятнадцатая

Папа и остальные как раз выходили из дома.

– Аннабель, где ты пропадаешь? – напустился на меня папа. – Мама тебя обыскалась.

– Я на выпасе была. Загнала коров и лошадок обратно в стойла.

Дедушка завёл мотор. Поисковики набились в кузов вместе со своими никчёмными собаками.

– Молодец, – смягчился папа. – А теперь ступай в дом.

– Папа, подожди! – Я едва поспевала за ним по подъездной дорожке. – Подожди минуту!

– Аннабель, нам пора. – Папа распахнул дверь кабины. – Скоро совсем стемнеет. Ищейки возле церкви дожидаются.

– Папа, я, кажется, знаю, где Бетти.

Он замер прямо на подножке фургона. Закрыл дверь кабины.

– Ты знаешь, где Бетти? – Папа смотрел мрачно, и не мне было его винить. – А раньше почему молчала?

– Да я не сразу догадалась. Лошадок загнала и думаю: надо их напоить. Подошла к баку – тут меня и осенило. – Эта ложь, по сравнению с остальными, казалась ничтожной. – Энди ведь сознался, что Бетти рвалась к коптильне, напакостить Тоби хотела. Вот и представь: она ждала-ждала Энди у Панцирь-камня, не дождалась и пошла одна.

Папа нетерпеливо тряхнул головой.

– Аннабель, констебль Олеска искал в коптильне. Бетти там не было. Да что Олеска – сам офицер Коулмен коптильню обшарил. Нет её там. Нет – и точка.

– Они, папа, искали Тоби. А не Бетти. Тогда ведь было ещё неизвестно, что она в коптильню ходила, чтобы Тоби навредить.

Папа снова открыл кабину:

– Не понимаю, к чему ты клонишь, Аннабель. Коптильня – это тебе не дом. Там всего-то одна комнатушка. Ни подвала, ни чердака. Шкафа – и того нет. И никаких свидетельств, что Бетти туда заглядывала.

– А как же проволока?

– Аннабель!

– Бетти ничего особенного с колокольни не видела. А Тоби ничего плохого не делал.

Папа запрыгнул в кабину:

– Всё, мне пора.

– Папа! Она в колодце.

Он качнул головой:

– Нет у Тоби никакого колодца.

Я схватила папу за локоть:

– Есть! Есть колодец! Только не возле коптильни, а подальше. Рядом с пепелищем, где стоял дом мистера Кобба.

С крыльца донеслось «Аннабель!» – мама звала меня.

– Колодец старый, без навеса, без крышки. Просто яма. Мимо неё сто раз могли пройти и не заметить.

Папа застыл:

– Кто-нибудь наверняка искал и возле пепелища, Аннабель.

– Бетти всем уши прожужжала: боюсь Тоби, боюсь Тоби! – напомнила я. – Вот никто и не заподозрил, что она пойдет к коптильне! Про это один Энди знал.

Не могла я рассказать папе о мнимом дикобразе, никак не могла.

– Аннабель! – снова крикнула мама.

На сей раз я отозвалась:

– Я с папой поеду!

– Нет, ступай в дом, – возразил папа. – Мы осмотрим колодец, обещаю тебе.

– Папа! Ну папочка! Можно мне поехать? Я не буду под ногами путаться, честное слово!

Папа чуть помедлил и махнул маме: дескать, Аннабель со мной. Я забралась в кабину, уселась между папой и дедушкой. Порадовалась, вспомнив, что дедушка водит очень медленно – осторожничает.

К тому времени, как мы дотащимся до церкви, Тоби будет уже рядом с Коббовой падью. К тому времени, как папа заговорит с хендлерами – попросит их пока держать ищеек на поводках, – Тоби будет спускаться к своей коптильне. К тому времени, как папа объяснит ситуацию Олеске, Тоби будет в зарослях, неподалёку от пепелища, а сумерки окончательно сгустятся. К тому времени, как мы доберёмся до колодца, Тоби, словно невзначай, возникнет из тьмы – просто новый доброволец, прослышавший о беде, прибывший на помощь. Он вольётся в поисковый отряд, никем не узнанный, изменившийся, подобно хамелеону.

Пока мы ехали, я старалась поточнее вспомнить предутренние звуки – те, про которые подумала, что их издаёт дикобраз. Вообразила Бетти: два дня она сидит в сырой яме под ледяным дождём. Может, она достаточно наказана? Сама я склонялась именно к этой мысли, но знала: Руфь едва ли со мной согласится.

Дедушка вырулил на подъездную дорожку, которая вела теперь не к дому мистера Кобба, а к пепелищу, и заглушил мотор возле коптильни. Следом подъехал полицейский автомобиль – констебль Олеска за рулём, в кузове пятеро.

– Где-то здесь заброшенный колодец, – объявил папа, когда все высадились. – Насколько мне помнится, налево от пепелища. Будьте осторожны, смотрите под ноги. – Папа придержал меня за рукав. – А ты, Аннабель, чтобы от меня ни на шаг. Понятно?

Я бы и так от папы не отошла. Потому что вдруг я ошиблась? Вдруг Бетти совсем в другом месте? Вдобавок Тоби на меня рассчитывал, а без папиной помощи мне его было не выручить.

Поисковый отряд выстроился цепью. Один за другим люди зажигали фонарики, дырявили мрак круглыми пятнами света. Цепь двинулась к колодцу. К пепелищу вышли сразу, а вот колодец пришлось поискать, ведь он стал просто ямой, а гладкие камни, которые при жизни мистера Кобба окружали эту яму, служили бортами, теперь вросли в землю и покрылись мхом, да ещё осенняя листва легла поверху.

Как нашлась яма? Да очень просто – на земле, усыпанной полугнилыми листьями, мы почти разом увидели чёрное пятно провала. Бетти не ведала о колодце. Бетти шла по листьям, не догадываясь, что они покрывают яму. Её тело, падая, продырявило многолетний слой листвы.

Мужчины столпились вокруг колодца. Я попятилась. Вот кошмар. Кошмар, что Бетти там, внутри. В этой яме. Что на месте Бетти мог бы оказаться любой – и человек, и зверь.

Раньше я об этом не задумывалась. Если бы задумалась завопила бы: «Бетти в колодце!!!» – и первая помчалась бы на выручку.

Констебль направил вниз свой фонарик.

– Ничего не вижу. Джон, добавьте света.

Папа шагнул к краю, с ним ещё двое; теперь в дыру глядели сразу четыре фонарика.

– Боже! Вон она! – выдохнул констебль и позвал: – Бетти!

В следующую минуту все бросились к машинам за дополнительными фонариками, за верёвками, за лопатами.

Я стояла поодаль, прислонясь к древесному стволу. На моих глазах Тоби возник из мрака и молча влился в поисковую группу. Никто и не заметил, что прибавилась пара рук. Потому что эти руки были в дедушкиных перчатках. Тоби сошёл за своего. Ничем не отличался от папы. Так, наверно, с годами будут выглядеть Генри и Джеймс.

Поднимали Бетти довольно долго. Колодец, и так-то неширокий – впору поместиться одному человеку, – ещё сильнее сужался книзу. Стены изнутри были выложены камнем. Бетти пролетела футов двадцать и зацепилась плащом-пончо за старую ржавую трубу. Повисла, будто в аистином клюве. Труба спасла Бетти от падения на самое дно. Её ноги, невидимые сверху, очень возможно, находились в ледяной ноябрьской воде.

Вот и попробуй достань Бетти. Не рассчитаешь, поторопишься – она сорвётся с трубы, изранится вся, да ещё, пожалуй, и захлебнётся. А будешь долго размышлять – вовсе закоченеет.

Бетти звали по имени – она не отвечала. Ей спустили верёвку – она не отреагировала. Стало ясно: нечего и надеяться, что Бетти сама обвяжется верёвкой. Тоби стоял напротив меня, наши взгляды скрестились над чёрной дырищей. При свете фонариков Тоби казался моложе своих лет, но и серьёзнее. Ни зловещая шляпа, ни крылатый плащ, ни борода не придавали такой серьёзности.

– Придётся кому-то лезть в колодец, – пробормотал папа.

– Верно. Только без треноги да лебёдки не обойтись, – сказал констебль. – Ошибёмся – спасатель рухнет на Бетти, и тогда они оба окажутся на дне.

– Предлагаете послать человека за лебёдкой? Это немало времени займёт, – возразил папа.

Констебль пошёл на попятную:

– Ничего такого я не предлагаю. Нужно её достать, тут каждая минута дорога.

Я припомнила, как тянула время у ручья, собирая рогоз. Как старательно стригла Тоби. Как медлила возле лошадок, нашёптывала им ласковые слова – нет чтоб просто овса задать, без нежностей! Как радовалась, что дедушка – осторожный водитель и что наш фургон его стараниями еле тащится. И мне стало тошно.

У колодца рос большой дуб. Толстая ветка нависала прямо над провалом. Все расступились, папа обвязал эту ветку верёвкой, закрепил узел, а конец бросил констеблю. Олеска на этом конце сплёл что-то вроде шлейки.

– Я сам полезу, – заявил папа и начал расстёгивать пальто.

Но верёвку перехватил Тоби:

– Лучше я. Не смотрите, что я тощий. Силы у меня хватит.

Пальто он сбросил, а перчатки оставил.

– Что-то я вас не знаю, – произнёс констебль. Без подозрительности произнёс, всего-навсего с удивлением.

– А я не местный. Прослышал, какая тут беда, и примчался. Доверьте мне это дело. Очень обяжете.

Уф. Снова стало можно дышать. Но всё то время, что папа с констеблем закрепляли на Тоби верёвку, я держала кулаки крепко стиснутыми.

– Вы точно хотите лезть в колодец? – переспросил констебль. – Ему сто лет в обед. Камни небось расшатались. А девочка крупная. Уж конечно, труба под ней сместилась. Стена может обрушиться, да прямо на вас.

Мужчины окружили колодец, и за их спинами я едва различала, как Тоби проверяет свою «сбрую», как вскидывает взгляд на констебля. Как кивает: мол, всё понимаю, всё учитываю.

– Возьмите мой фонарик, – сказал констебль. – Сверху светить бесполезно – ваше тело преградит дорогу лучам. Правда, я не представляю, как вы и фонарь удержите, и девочку верёвкой обвяжете. Тут бы ещё хоть пару рук.

– Справлюсь, – заверил Тоби.

Достал из кармана складной нож и протянул папе:

– Вот, пусть у вас побудет, для сохранности. А то ещё вывалится…

– Может, кошелёк подержать или ключи?

Тоби на секунду замялся:

– Не надо. Кошелёк с ключами в пальто остались.

Тоби уже стоял на коленях, когда папа спохватился:

– Как, говорите, ваше имя?

– Джордан, – бросил Тоби.

Это было похоже на правду.

Кто-то успел привезти Гленгарри. Все трое едва дышали со страху. Мать Бетти, в городской одежде, с завивкой, выглядела нелепо. Увидев, что мужчины выстроились в затылок, взялись за верёвку и медленно опускают Тоби вниз головой в дыру, мать Бетти издала короткий жалобный крик. Дубовая ветка наклонилась, но было ясно – выдержит. Да и верёвка, хоть и тёрлась о кору, обещала не подвести.

Перебирая руками, мужчины понемногу, дюйм за дюймом, отпускали верёвку, пока из колодца не донеслось приглушённое «Стоп!».

– Стоп! – повторил констебль и замахал рукой, чтобы было видно в конце цепи. – Он до неё добрался! Не шевелитесь!

Все замерли. Верёвка подрагивала. Мне представилось: вот Тоби, удерживая фонарик под подбородком, обвязывает Бетти верёвкой. Из колодца донёсся его голос, но слов я не разобрала.

– Говорит, нельзя продеть верёвку ей под мышки, – перевёл констебль. – Она в плаще запуталась. И плащ стащить нельзя – тогда она с трубы сорвётся.

Папа принялся светить в колодец.

– Он решил, лучше без верёвки. Лучше просто на руках её вытащить.

– Обхватить-то её можно, Джордан? Обхватить, спрашиваю, получится у вас? – закричал констебль, нависнув над колодцем.

Последовала долгая пауза. Верёвка дрогнула. Мужчины стали тянуть её обратно. Тогда-то мы и поняли, насколько серьёзно пострадала Бетти. Из-под земли донёсся её вопль. Никогда я ничего похожего не слышала. Старая миссис Гленгарри металась вдоль ряда спасателей, кусала пальцы. Я хотела молиться – и не могла. Не было у меня права Бога о милости просить. Бог эту милость уже явил – нашептал: «Не дикобраза ты слышала!» А я что? Я до упора отмалчивалась.

Тогда-то, в миг осознания, что молитва моя – фальшивка, я начала понимать и кое-что ещё. А именно – почему Тоби всюду таскает тяжеленные ружья. Верёвка загудела, как струна.

– Крепче держите! – скомандовал констебль.

Стал на колени. Тоби кричал что-то неразборчивое. Констебль поднял голову, сказал папе:

– Она застряла. Скорее всего, когда плащом за трубу зацепилась, её к противоположной стене отбросило. А там, оказывается, ещё одна труба. Повыше первой. И Бетти на эту трубу напоролась.

Папа весь подался к констеблю:

– Как это – напоролась?

– Да как бабочка на булавку! В плечо ей обломок трубы этой ржавой вонзился.

Я закрыла глаза. Поняла: никогда больше не стану переживать из-за пустяков. Никогда. Страшно, надрывно закричала Бетти.

– Это он её с трубы снимает, – пояснил констебль, и тут же крикнул: – Приготовьтесь! Сейчас их двоих потащите!

Когда верёвка спружинила, а дубовый сук закачался под новым грузом, мужчины, несмотря на предупреждение, вздрогнули, как единый организм.

– Тянем! – скомандовал констебль. – Осторожно!

Он семафорил руками, а спасатели тянули, всё тянули, бесконечно долго. Но вот показались сапоги Тоби, затем – колени, затем весь он как бы выплыл из омута в световое пятно, прижимая к груди и шее бесформенный комок сырых тряпок, спутанных волос, посиневших губ и подкорюченных, каких-то кукольных ног. В этом комке зловеще выделялся овал. Это было лицо Бетти – настолько бледное, что принадлежать живому человеку оно просто не могло.

Бетти уложили в полицейский фургон, в прицеп, на груду пальто и курток. Она была в сознании, но в любую секунду могла впасть в забытьё. Когда её зубы начали выбивать дробь, я снова поймала себя на мысли о диком звере. Я сама слышала и видела: сурок вот так же клацает зубами в надежде отпугнуть собаку. Я ущипнула себя под подбородком: прочь, наваждение, прочь!

Мистер Гленгарри укрыл внучку своим пальто. Я заметила: ярко-жёлтый плащ надет на Бетти наизнанку, тёмной подкладкой кверху. Представила: вот она пробирается через Коббову падь, вот входит в коптильню, чтобы подкинуть Тоби проволоку. Я снова себя ущипнула и отвернулась.

В грязи и мраке невозможно было определить, насколько сильно пострадала Бетти. Одно все понимали: надо отвезти её в больницу, и поскорее. Вокруг раны, нанесённой ржавой трубой, плоть вздулась и отливала жуткой зеленью. Пальцами рук Бетти кое-как шевелила, а вот ноги её лежали будто ватные.

– Она переохладилась, вдобавок слишком долго пробыла без движения, – сказал папа. – Может, ей просто надо согреться.

Мать Бетти забралась в кабину, к констеблю, а дедушка и бабушка вместе с двумя спасателями уселись в прицепе рядом с Бетти. Старой миссис Гленгарри предлагали место в кабине. Она отказалась наотрез:

– Спасибо, я с моей деточкой буду.

Если только можно торопиться на черепашьей скорости – тогда да, тогда констебль торопился. Со всеми предосторожностями, стараясь не дёрнуть прицеп на старте, он завёл мотор и стал выруливать на подъездную дорожку. Мы с папой, Тоби и прочие спасатели остались стоять, светить друг на друга фонариками, переводить дух, унимать сердцебиение.

– Я Джед Хопкинс, – представился один фермер, протянул руку и держал её на весу, пока Тоби не сообразил: обращаются к нему, и руку следует пожать.

– Вы просто герой, дружище. На такое не всякий способен.

– Да уж, – подхватил другой спасатель, также протягивая Тоби руку, называя своё имя.

Вслед за этими двумя представились и остальные. Каждый похвалил Тоби.

– Вы, Джордан, не только девочку спасли, – заговорил папа. – Вы спасли и нас. От ночных кошмаров. Только, боюсь, они теперь вам будут сниться. Меня зовут Джон Макбрайд. А это моя дочь Аннабель.

– Очень рад знакомству, – произнёс Тоби, избегая глядеть мне в лицо.

Мужчины смотали верёвку и забросали колодец толстыми ветками, чтобы никто больше не провалился.

– По-моему, Аннабель, нам пора домой, – произнёс папа.

– По-моему, тоже, – отозвалась я, ища Тоби глазами.

Тоби стоял возле коптильни, спиной ко мне.

– Ребята, полезайте в прицеп, я вас до ваших фургонов довезу, – предложил папа.

– А он как же? – шепнула я, кивая в сторону Тоби.

– Джордан? Чужак, что в колодец полез добровольно? За девчонкой, которую в глаза не видел? Он будет нашим гостем.

Глава двадцатая

Тоби поехал в прицепе вместе с собаками и в компании четверых фермеров: двое были нам ближние соседи, двое – дальние. Возле церкви они вылезли и расселись по своим машинам. Папа крикнул напоследок: «Спасибо всем!» – фермеры замахали, заулыбались и отправились по домам – жить дальше, как привыкли, только теперь с историей, которую их внуки заберут в новое столетие.

Место в кабине освободилось, но Тоби ни за что не хотел его занять. Я обернулась на прицеп, увидела: Тоби жмётся к нашим собакам, но ни собачье тепло, ни застёгнутое на все пуговицы дедушкино полупальто, ни перчатки не спасают от ветра, от ледяной жути пережитого.

Наконец мы приехали. Собаки тотчас спрыгнули, бросились к конуре. Тоби медлил. Мы с папой вылезли из кабины.

– Пойдёмте в дом, Джордан, – позвал папа. – Даже не думайте – без ужина мы вас не отпустим.

Прибежали Генри и Джеймс – румяные, дышащие банным теплом, с влажными волосами. Захотелось сгрести обоих в охапку и разрыдаться. Я сдержалась. Братья всё равно вырвались бы, только плаксой бы меня обозвали. И вообще, моя любовь в особых доказательствах не нуждалась.

Папа забрал у Тоби пальто, повесил в шкаф – туда, где оно всегда и висело.

– Давайте перчатки, Джордан!

Но Тоби плотно сцепил руки на груди и уставился в пол:

– Я пока так… Не отогрелся ещё.

Прозвучало правдоподобно.

– Если не возражаете, Джон, я в перчатках побуду.

Папа улыбнулся.

– В перчатках за столом неловко, да я-то знаю, каково оно, когда пальцы окоченели.

На звуки наших голосов в кухню спустились дедушка, бабушка и тётя Лили. А мама там и была. Папа сказал, обращаясь ко всем:

– Вот, это Джордан. Джордан, познакомьтесь с моими родителями, Мэри и Дэниелом. А это моя сестра Лили.

Тётя Лили шагнула вперёд, протянула Тоби руку и скроила улыбку, что случалось с ней только в особых случаях.

– Как поживаете, Джордан? – почти пропела тётя Лили.

Я и не догадывалась, что у неё голос может так нежно звучать. Тоби помедлил, стянул правую перчатку и пожал тёте Лили руку.

– Рад познакомиться, – выдал он и снова надел перчатку.

– Мои сыновья, Джеймс и Генри, – продолжал папа. – Как им вас называть, Джордан? Мистер, а дальше?

– Джордана вполне достаточно.

Мальчики расхрабрились, спросили в один голос:

– Вы нашли Бетти? Мёртвую нашли, да?

– Прикусите языки, – шикнула тётя Лили.

– А это Сара, моя жена, – представил папа. Тоби, стоявший в дверном проёме, между кухней и прихожей, между папой и мной, вдруг отвесил настоящий, мушкетёрский поклон. Только что шляпой пол не подмёл.

– Здравствуйте, миссис Макбрайд.

Услыхав этот голос, мама остолбенела. Правда, быстро справилась с собой, вытерла фартуком руки и шагнула к Тоби:

– Значит, вы Джордан?

– Да.

Мама вгляделась в его лицо. Узнала, подумала я; точно узнала.

– Входите и садитесь.

Мама взяла Тоби за локоть, повлекла к столу. Пока она разогревала ужин, папа рассказывал. Я время от времени вставляла словечко-другое.

Тоби отмалчивался. Даже когда папа дошёл до спуска в колодец, даже когда тётя Лили этим своим новым, мелодичным голосом воскликнула: «Ах, какой вы храбрый, Джордан!» Мальчики забросали его вопросами вроде: «Как там было – под землёй? Вы видели змей? А сороконожек? А правда, что, если всё рыть, рыть, в Китае вылезешь?» Тоби рта не раскрыл. Но, едва папа заговорил о состоянии Бетти, мальчики притихли. Да и никто папу не прерывал. Дослушав до конца, бабушка сказалась очень усталой, пожелала всем доброй ночи и ушла в спальню.

Вскоре поднялся и дедушка:

– Пожалуй, и мне пора на боковую. Вы, Джордан, яблочек у нас возьмите. Сара вам насыплет. Возьмёте? Не побрезгуете?

– Спасибо, возьму, – ответил Тоби.

Мама подлила кофе ему и папе.

– А мне кофе можно, мама? Немножко? – спросила я.

Мама сделала вид, что не слышит.

– Бетти выкарабкается? – обратилась она к мужчинам.

– Трудно сказать. Констебль повёз её в больницу. Обещал позвонить, подробнее рассказать.

– Ну а Тоби вы нашли? – вдруг спросила тётя Лили.

Я покосилась на Тоби и отвела глаза. Поймала мамин предупреждающий взгляд.

– Насчёт Тоби мы не в курсе, – сказал папа. – Зато теперь ясно: Бетти ходила к нему в коптильню, чтобы напакостить, и случайно в колодец свалилась. Сама.

– Если так, где же тогда Тоби? – не унималась тётя Лили.

– Сколько можно про одно и то же! – оборвала мама, накрывая согревшийся ужин для нас с папой и Тоби. – Бетти нашлась – и слава богу.

Посреди стола мама поместила большое блюдо – жаркое из говядины, картошки и моркови.

– Ну, приступайте. – И отдельно для Тоби добавила: – Угощайтесь, Джордан.

Тоби застеснялся, и тогда мама сама положила ему изрядную порцию:

– Ешьте скорей, пока горячее.

Я задержала дыхание, но Тоби просто-напросто снял правую перчатку и начал есть. Оставалось только надеяться, что никто не видит: левую руку, в перчатке, Тоби держит на коленях, под столешницей, а мясо измельчает краем вилки, обходясь без столового ножа.

Тётя Лили поднялась:

– Прошу меня извинить. Завтра ни свет ни заря на работу. Пожалуй, пойду спать. – Она прямо-таки просияла улыбкой в адрес Тоби. – Чрезвычайно польщена, что познакомилась с вами, Джордан. Надеюсь, вы к нам ещё заглянете, и не раз.

Тоби учтиво привстал:

– Может быть, мисс Макбрайд.

– Кстати, Джон! – спохватилась тётя Лили. – Ты так и не открыл нам, кто догадался поискать в колодце! Или это ищейки разнюхали?

Папа указал на меня вилкой:

– Одна ищейка. Вот эта. Наш родной, доморощенный Шерлок Холмс.

Кажется, кроме тёти Лили, никто не умел вскинуть всего одну бровь, выразить одновременно и недоверие, и рассудительность.

– Аннабель, как ты это вычислила?

Я пожала плечами:

– Когда узнала, какие показания дал Энди Вудберри, стала думать. Целый день думала – вот и догадалась. – Я смотрела тёте Лили прямо в глаза. – Вдобавок Тоби ничего плохого не сделал; учитывая это, не так уж и трудно было сообразить про колодец.

Тётя Лили поджала губы, вздёрнула подбородок.

– Воистину, Аннабель, степень твоего доверия к этому субъекту остаётся для меня загадкой. Только в наших краях он покалечил двух девочек – Руфь и Бетти; как знать, может, на его счету и другие жертвы.

– Генри, Джеймс, вам пора спать, – объявил папа, чем вызвал всегдашние протесты мальчиков и привычную реакцию тёти Лили.

– Живо в постель! – рявкнула тётя Лили и сунулась под стол, где притаились мои братья.

Оба разом выскочили и помчались вверх по лестнице.

Вытянув шею и длинный подбородок, тётя Лили почти бежала за мальчиками и водила головой то вправо, то влево, как если бы имела дело с овечьей отарой. Генри и Джеймс знали: она, если что, и укусит – не задумается.

Мы остались вчетвером. Мама налила себе кофе, присела к столу и стала смотреть, как мы едим. И вдруг спросила:

– Откуда вы, Джордан?

Тоби взглянул на меня, затем на маму:

– Родился в Мэриленде. Сейчас в Хоупвелле живу.

– И вы прослышали, что тут у нас девочка пропала?

Тоби кивнул, хоть и не сразу:

– Такие вести не стоят на месте.

– А занимаетесь чем? – не отставала мама. Голос у неё чуть зазвенел, хотя, наверно, мне этот звон просто померещился. В голове не укладывалось, как можно обмануться насчёт Тоби – тем более маме с папой.

– Плотничаю, – отвечал Тоби.

Прозвучало правдоподобно – наравне с «Джорданом» и «Мэрилендом».

– Жена, наверно, вас заждалась, Джордан, – произнесла мама.

Локти она поставила на стол, кружку держала обеими ладонями, на Тоби глядела сквозь парок, что поднимался над горячим кофе. Левую руку Тоби – а значит, и обручальное кольцо, будь оно на пальце, – мама видеть ну никак не могла.

– И впрямь, Джордан, – всполошился папа. – Позвоните жене, чтоб не волновалась.

– Я холост, – чуть слышно ответил Тоби и весь как-то сник.

Тут даже мама над ним сжалилась, прекратила допрос, но ещё целую долгую минуту буравила Тоби взглядом.

– Оставьте место для десерта, – вдруг распорядилась мама. – У нас нынче пирог с пеканом.

Не успела мама сказать про десерт – зазвонил телефон. Мы не слишком удивились.

– Должно быть, констебль, – произнёс папа. – Он обещал позвонить, когда будут новости.

Папа поспешил в гостиную. Нам было слышно, что он снял трубку и говорит, но слов мы не разбирали. Мама вздохнула:

– Надеюсь, Бетти поправится. Никто такого кошмара не заслуживает.

– Да, плата непомерная, – отозвался Тоби.

Я вздрогнула. Мама потёрла лоб и смерила Тоби взглядом:

– Плата, Джордан? За что именно?

Подразумевалось под этими словами следующее: откуда чужаку из Хоупвелла знать о проступках Бетти?

От ответа Тоби спас папа:

– Дела вот как обстоят.

Папа тяжело опустился на стул, придвинулся к столу, пригладил волосы:

– Обследование только-только началось. Пока мало что известно. Хуже всего с плечом. Бетти ввели противостолбнячную сыворотку. Боятся инфекции. Бетти лихорадит, её отогревают. Сделали переливание крови.

Мама перевела дух:

– А кости целы?

Папа качнул головой:

– Целы, как ни странно. А вот на правой ноге началась гангрена. Бетти, когда падала, запуталась в своём пончо, и нога оказалась вывернута и стиснута. Бетти пыталась её высвободить, да тут затрещала ткань плаща. Порвись плащ – Бетти рухнула бы на самое дно. Она это сообразила и уж больше не шевелилась. Врачи считают, она легко отделается. В худшем случае потеряет один палец. Но пока рано делать выводы.

Меня затошнило.

– Значит, папа, Бетти в сознании? Может говорить?

– Да, понемногу. – Папа отвёл глаза. – Говорит она про Тоби. Утверждает, что это Тоби её в колодец сбросил.

– Но…

– Не перебивай, Аннабель. Я только передаю то, что сказала Бетти. Нет смысла со мной спорить.

– Но ведь она лжёт!

– Дай отцу договорить, Аннабель.

– Бетти заявила, что вчера утром, ещё до того, как дождь разошёлся не на шутку, Тоби выследил её в Коббовой пади. Что поймал её. Что некоторое время держал в коптильне.

Тоби понурился, обе руки сползли на колени. Бедный! Понятно, о чём он думает! Внезапно я со всей отчётливостью увидела свои парикмахерские огрехи. Вон длинная прядь у Тоби на темечке осталась. И вообще волосы будто не стрижены, а щипаны клочьями.

– Бетти говорит, Тоби злился, что она всем рассказала, как он швырнул камнем в Руфь и проволоку на тропе натянул. Что в коптильне он собрал свои пожитки, а её, Бетти, потащил в лес и спихнул в колодец. Без единого слова.

– И подался в бега, – подсказала мама.

– Да, и подался в бега.

Подтвердились мои худшие опасения. Как теперь Тоби докажет, что ничего такого не делал? Ясно же: миссис Гриббл в эту самую минуту обзванивает всех абонентов в алфавитном порядке – и в каждый дом по щупальцу телефонного осьминога вползает сплетня.

К полуночи Тоби превратится в убийцу, в настоящее чудовище, а Бетти – в несчастную жертву. Нас четверых захлестнула тишина. Мама нашарила хлебную крошку и возила ею по столешнице, будто карту читала.

– Ещё раз, Джордан, позвольте выразить вам безмерную благодарность, – заговорил папа. – Побудете с нами ещё? Или вас подбросить до машины? Где ваша машина, Джордан? Ох, да ведь мы яблок обещали! Я сейчас…

– Джон, – перебила мама.

Папа осёкся:

– Что?

Мама переводила взгляд с папы на Тоби и обратно.

– Нет у него никакой машины, Джон.

Мама чуть улыбнулась папе. Улыбка была грустная. Облегчение от новостей из больницы слишком скоро запахло бедой.

– Откуда ты знаешь, Сара? – спросил папа. Мама обернулась к Тоби:

– Снимите перчатку, Джордан.

Два дня я прожила, сдерживая выдох, – и вот словно бы сдулась.

– Сара, что это тебе взбрело?

Папа так смутился – хоть плачь над ним, хоть смейся. Тоби расправил плечи. Положил руки на столешницу. Голой правой рукой принялся стягивать перчатку. Шрамы на левой кисти были неопровержимы, как отпечатки пальцев.

– Джордан? – Папа весь подался к Тоби.

– Вымышленное имя, – произнесла мама.

– Нет, не вымышленное, – возразил Тоби. – Я Тобайес Джордан, плотник из Мэриленда. И ни в какой колодец я никого не спихивал.