Текст книги "Тропой испытаний"

– Чем ваш муж занимался?

– Боюсь, толком ничем, – грустно улыбаясь, она развела руками, – но тем не менее он был прекрасным человеком, и я очень любила его. Больше всего ему хотелось рисовать, однако его картины мало кто покупал. Затем мы поженились, вскоре он получил небольшое наследство… Так мы оказались в Америке. Он знал сэра Вальтера с детства, а с мистером Диккенсом познакомился только тогда, когда приехал в Лондон. Мистер Дизраэли тоже считался одним из его добрых знакомых. В Нью-Йорке он преподавал живопись и фортепьяно, но жизнь не стояла на месте, поэтому ему пришлось вступить в армию. Вскоре он стал старшим сержантом, а когда войны с индейцами потребовали много людей, его сделали офицером.

– Вы даже не сказали мне, как вас зовут, – заметил я.

– О, простите! – Она смущенно приложила руки к губам. – Меня зовут Энн Маккре, а мою дочь Лаурой.

Мы проговорили допоздна. Но прежде, чем вернуться в отель, я решил зайти на конюшню к старому Чолку.

– Ну раз ты вроде как не торопишься, то, полагаю, останешься переночевать, – заметил он.

Я вкратце рассказал ему про миссис Маккре и Генри.

– Знаю такого, – кивнул Чолк. – Никчемный человек. Пьяница и лентяй. Хорошо, что они избавились от него. А ты не беспокойся. Они хорошие люди, мы о них позаботимся. – Он задумчиво посмотрел на меня. – Рассчитываешь вернуться сюда, сынок?

– Рассчитываю.

– Она прекрасная девушка. Мы здесь, в Сильвертоне, много размышляли о ней и ее матери. Достойные люди с добрым сердцем.

– Я знаю… Послушай, Чолк, за мной охотится человек… может, даже не один. Кажется, кто-то из них и убил моего папу. Остальных он просто нанял.

– Мы уже говорили об этом. Буду держать ушки на макушке.

У себя в комнате отеля я, как и тогда, подставил стул под ручку двери и лег спать, положив шестизарядник на тумбочку у кровати.

Но сон, как назло, не шел. По коридору все время кто-то ходил, с улицы доносился топот лошадей… Лежа на спине с закинутыми за голову руками, я попробовал вернуться к своим ранним воспоминаниям.

Затем встал, подошел к маленькому столику в углу, нашел в ящике блокнот и, взяв карандаш, стал записывать все, что смог вспомнить.

Вот я лежу на палубе парохода, жаркое солнце бьет мне прямо в глаза… длинноногие птицы на болоте… потом на песке у моря, одинокое, заброшенное место… старый каркас, наполовину вросший в грязь, к которому папа не разрешает мне подходить, большой пустой старый дом с хлопающими на ветру ставнями… крючковатый старик в выцветшей зеленой накидке, однажды вечером пришедший к нашему дому, когда папа был в отъезде… такой убогий, скрюченный… или так мне казалось?

Вот папа говорит: «Нет, я не потерплю ее в доме! Я не желаю иметь с ними ничего общего!»

Кто-то сказал что-то о проклятье. «Проклятье? Не имею ни малейшего понятия об этом, но они отравляют все, к чему прикоснутся! В них зло… страшное зло!»

Дверь закрылась, и я больше ничего не слышал.

Только бессвязные обрывки воспоминаний, воспоминаний без начала и конца, хотя я четко помню странную реакцию папы, когда я сказал ему про скрюченного старика в зеленой накидке.

Затем настал вечер, когда что-то закончилось и что-то другое началось: вечер, когда папа вернулся домой, закутал меня и куда-то увел. Больше мы туда никогда не возвращались.

Имена… там звучали имена – старый Толберт… Фаустина… Вебер… Наоми… Имен много, но они ни о чем мне не говорили.

Наконец я устал, лег в кровать и мгновенно уснул.

Утром, когда я спустился к завтраку, меня обслуживала Лаура. Она с кофейником в руке сразу же подошла к моему столику и прошептала:

– У нас есть яйца. Если хочешь, то заказывай скорее. Их осталось совсем немного, а желающих – полно.

– Мне, пожалуйста, яичницу-болтунью из двух.

Внезапно дверь распахнулась, и в ресторан вошли двое со значками на груди. Они быстро оглядели зал, заметили меня и сразу же направились к моему столику.

– Мистер Макрейвен? Мое имя Берне. Я веду расследование о человеке по имени Блейзер. Судья Блейзер.

Глава 11

На секунду, всего на секунду я весь напрягся. Затем, собравшись, спокойно произнес:

– Я встречался с ним.

– Это понятно. Не объясните ли нам, что произошло?

Лаура подошла к столику с испуганным видом.

– Лаура, принеси, пожалуйста, кружки для этих джентльменов. И горячего кофе.

Я вкратце рассказал им про то, как всю зиму пас в горах скот Динглберри, как, спустившись вниз, узнал об убийстве отца и о его крупном выигрыше в карты накануне, как выяснял отношения с судьей Блейзером.

– Я пришел к нему за папиными деньгами, которые он хотел присвоить, думая, что мне о них ничего не известно. Тогда я объяснил ему, что все знаю и что их необходимо вернуть законному владельцу, то есть мне.

– И он их вернул?

– Ну, пришлось немножко поднажать. Хотя ему не очень-то хотелось расставаться с такими деньгами.

– А что потом?

– Потом? Мистер, у меня тут нет друзей, поэтому я уехал. Предвидел, что меня станут искать, и вернулся к себе в горы.

– Он?

– Да, сэр. С ним приехало несколько человек. Один из них Тобин Уэкер. Они выследили меня.

Тщательно подбирая слова, я рассказал о драке в хижине, о том, как меня били и как мне удалось бежать. В снежный буран.

– Одна старая индианка вправила мне сломанный нос. Она поставила хрящи и кости на место и закрепила их воском. Индейцы выходили меня.

– И ты больше никогда не видел Блейзера?

– Нет, но я видел в Рико Тобина Уэкера и еще одного – Дика.

Они продолжали и продолжали задавать вопросы, а мне не терпелось избавиться от них. Пора отправляться в Джорджтаун, но разве им понять?

– Ты полагаешь, Блейзер убил твоего отца ради этих денег?

– Нет, сэр, думаю, не убивал. Скорее всего, его охватила жадность.

– Последний раз ты встречал судью в своей хижине, так? Но потом видел Уэкера и Дика в Рико. А хижина сгорела…

– Блейзер пропал, – перебил его другой, – и мы должны найти его… или его тело.

– Полагаю, ответ в том, что осталось от моей хижины. Увидев меня в Рико, Уэкер и Дик здорово испугались. Почему? С чего им меня бояться? Ведь Уэкер никого и ничего не боялся. Вот только я видел их с Блейзером в хижине перед той последней бурей.

– Мы проверим. – Они встали. – Надеюсь, ты собираешься задержаться в нашем городе?

– Вряд ли. Срочно еду на Восток… Черри-Крик.

Они обменялись быстрыми взглядами.

– Было бы лучше, если бы ты остался здесь, пока не выяснятся обстоятельства исчезновения Блейзера.

Я немного помолчал, затем твердо заявил:

– Не могу. По деловым и личным причинам мне надо быть на Востоке. Но я сразу же вернусь сюда, как только сделаю то, что должен сделать. – Они молча смотрели на меня. Пришлось продолжить: – Понимаете, за мной кто-то гонится, и Уэкер с Диком помогают ему. Понятия не имею, зачем кому-то понадобилось меня убить, но думаю, там, на Востоке, смогу узнать это. Полагаю, если человека хотят отправить на тот свет, ему не мешало бы понять почему. Как вы находите?

Берне засмеялся.

– Логично… Ладно, поезжай. Как думаешь, через месяц вернешься?

– Постараюсь.

Берне отодвинул стул.

– Что ж, меня это устраивает. Мы тем временем осмотрим твою хижину.

– Мистер Берне, советую не торопиться. Если вам не очень хорошо знакома та местность, найти хижину в это время года нелегко.

При помощи перечниц, солонок и кружек я показал им расположение вершин и проходов. Рисовать схему не понадобилось: туда каждый год перегоняли две тысячи голов скота, так что их вполне устроили мои устные указания.

– Зачем они приходили, Кирни? У тебя проблемы? – обеспокоенно спросила Лаура, как только они ушли.

– Да нет. Они ищут судью Блейзера. Он ведь так и не объявился, вот они ведут расследование. Уверен, Блейзер сделал что-то не то. Когда его не оказалось вместе с Уэкером и Диком в Рико, я сразу заподозрил неладное. Он должен быть либо с ними, либо здесь. Мне кажется, его бросили в горах.

– Когда ты уезжаешь?

До меня вдруг дошло… совершенно неожиданно: я планировал уехать с рассветом, но голова подсказала правильное решение, прежде чем родились слова.

– Прямо сейчас. Немедленно. – Я встал. – Лаура, я обещал им вернуться через тридцать дней. Надеюсь, мне это удастся, но может случиться, что мне придется задержаться. Если так и если смогу, я обязательно тебе напишу.

Серый был полностью готов. Естественно. Он же настоящий мустанг, для которого нет большего удовольствия, чем отправиться в путь. Поэтому я быстро набросил на него седло, приторочил свои нехитрые пожитки и, не теряя ни минуты, покинул город. Конечно, не самое лучшее время для отъезда, но дело сделано, и следующая остановка будет не раньше чем миль через двадцать пять.

Узкая тропа, вырубленная в стене каньона, по которой мы следовали в Урей, до смерти напугала бы даже суслика, хотя мой жеребец двигался по ней довольно споро. Но что-то мне в ней не очень нравилось. Чем дольше я ехал, тем неспокойней себя чувствовал, так как окружающая местность не могла не вселять тревогу. Короче говоря, если кого-то здесь подстерегут, он может считать себя покойником – укрыться просто-напросто негде.

Затем началась гроза. Когда раскаты грома раздаются в этих узких горных карманах, хочется как можно быстрее свернуться в клубочек. Молнии бьют по тебе со всех сторон… К тому времени, когда мы добрались до места, откуда уже виднелись огни Урея внизу в долине, дождь лил как из ведра, а толстые жгуты молний разрывали в клочья черные низкие тучи.

За дверью конюшни виднелся слабый свет. Я въехал туда верхом. Из маленькой конторки тут же высунулся пожилой человек с тонкими, загнутыми вверх усами.

– Ставь-ка свою лошадь, парень, и заходи выпить горячей кавы.

Впервые после Техаса, где для всего есть свое имя, мне довелось услышать, что кофе называют «кавой».

Сняв с коня поклажу, я насухо протер его, насыпал в кормушку овса и пошел туда, куда меня звали. Кружка горячего кофе мне сейчас совсем не помешала бы.

Неторопливо шагая по проходу в середине конюшни, я заглядывал в каждое стойло. Знакомых лошадей не обнаружил; впрочем, это еще ничего не означало. Надо все узнать у конюха.

Он сидел, откинувшись в кресле-качалке, перед бюро с откидной крышкой и читал какую-то грошовую книжонку об отчаянном парне, посвятившем свою жизнь спасению хорошеньких девушек от индейцев и других негодяев. Что хорошенькие девушки делают там, где они все время оказываются, всегда ставило меня в тупик. К тому же мне в этом смысле никогда не везло: девушек, встречавшихся на моем жизненном пути, как правило, было трудно назвать хорошенькими.

– Там прямо потоп, – входя, заметил я.

– Да уж видно… и слышно. В такую погоду добрый хозяин и собаку не выгонит из дома… Издалека?

– Из Сильвертона.

– Ну и как там?

– Неплохо, совсем неплохо. Недавно открыли отличную руду. Там ее тонны. И совсем почти на поверхности.

Кофе оказался горячий и такой крепкий, что мог бы стоять и без кружки. Я выпил его с превеликим удовольствием. Затем, как положено, вежливо поинтересовался:

– Работы хватает?

– Не очень.

– Много разъездов?

– Да есть немного.

– В городе есть приезжие?

Он повернул голову и пристально посмотрел на меня.

– Они всегда есть, парень. Вот как ты сейчас. Ты тоже приезжий. Друг мой, я молодо выгляжу, потому что жил мирной жизнью, но мне пришлось побывать здесь, когда вон та гора была всего лишь горой в долине. Приехав сюда в первый раз, я вычесывал седину из волос! – Он посмотрел на меня своими холодными голубыми глазами. – Парень, я родом из района Арканзаса – Миссури. Там хватало дешевых искателей приключений.

– Поэтому и перебрался сюда на Запад? Где таких поменьше?

Он вынул трубку изо рта и потянулся за кофейником.

– Выпей еще… Кого ты боишься увидеть?

– Не боюсь. Простая предосторожность. Я не нарушал закон. – Я описал Феликса Янта и Тобина Уэкера.

– Уэкера я знаю, – заметил он. – Пару раз встречал другого тоже. Даже подумал, зачем это он сюда пожаловал. Что ж, наверное, ты прав, за ними стоит присмотреть. – Он налил кофе в мою кружку. – Собираешься уехать?

Почему я все ему рассказал, сам не знаю. Наверное, чувствовал себя очень одиноко и хотел излить кому-нибудь душу. Откинувшись в качалке, он курил и слушал, не перебивая. Затем, когда мой рассказ подошел к концу, молча выбил трубку и задумчиво сказал:

– Здесь пахнет деньгами, парень. Наверное, вы с ним какая-то родня, и, пока ты жив, он ничего не получит или получит очень мало. Поэтому и хочет видеть тебя мертвым, чтобы вернуться и забрать себе все. Может, здесь, конечно, и что другое, но, по-моему, это так… Теперь о тех женщинах. Мне тут не все ясно, но по крайней мере одной из них нужно то же самое, поэтому она хочет убрать тебя с пути.

– А другая?

– Вот с другой-то разобраться потруднее. Она, может, и хорошая женщина, ведь Господь немало оставил их на нашей грешной земле, но всегда надо знать, чего ей надо, чего она добивается. Может, это связано с твоим отцом. – Он набил трубку свежим табаком. – Ты мне нравишься, сынок. Правильно поступаешь… Слушай, у меня тут есть одна черная лошадь…

– Нет, нет, я не собираюсь меняться.

– Никто не говорит об обмене. Я даю ее тебе взаймы. Твой жеребец хоть куда, но на дороге, которую ты выбрал, ты загонишь его вконец. Поэтому лучше возьми и черную тоже. Будешь их менять, тогда они не выбьются из сил. – Он раскурил трубку. – Послушай меня, сынок: иди напрямик через горы в Лейк-Сити. Сэкономишь и время, и расстояние.

С рассветом я уже ехал высоко в горах по индейским тропам, спускаясь и поднимаясь по склонам… Кругом виднелись следы работы золотоискателей, то тут, то там встречались желающие застолбить себе участок, но я старался не общаться с ними. Мой путь проходил вдоль Минерал-Крик, затем вверх по разлому приблизительно тысяч на двенадцать футов. Определить высоту довольно легко по тому, что там растет. А здесь растительность почти отсутствовала.

Направив жеребца между двумя пиками, отстоявшими друг от друга мили на три-четыре, я отпустил поводья, а сам, поудобнее устроившись в седле, стал осматриваться вокруг. Панорама открылась великолепная: Редклауд-Галч внизу слева, но мне надо правее, под маячившую впереди Харрикейн-Бейсин с огромными голыми вершинами и долгими крутыми склонами.

Воздух был чист и свеж, а небо – бездонное море голубизны с редкими черточкамл облачков. Серый горел желанием идти дальше, поэтому мы тронулись вниз, за милю пути спустившись по меньшей мере на тысячу футов.

Сделав несколько коротких остановок у небольших болотцев, чтобы лошади могли напиться, я добрался до дна каньона, где одна тропа переходила в другую вдоль Хенсон-Крик.

Новая тропа вскоре вдруг резко повернула на северо-восток. Там мы сделали короткий привал под соснами: я дал лошадям свободно попастись, сам немного отдохнул, неторопливо оглядывая путь, который мы прошли, перекусил, затем навьючил поклажу на свое последнее приобретение – черную кобылу, и снова пустился в путь. До Лейк-Сити, по моим расчетам, оставалось миль пятнадцать – шестнадцать.

Как мне казалось, я значительно опередил своих преследователей. Впрочем, ни в чем нельзя быть уверенным. Пока я отдыхал в Сильвертоне, они могли добраться сюда и спокойненько поджидать меня.

Город лежал в симпатичной долине среди гор и процветал не по дням, а буквально по часам. Раньше это местечко принадлежало Юте, но после 1874 года, то есть совсем недавно, когда Юта уступила его, сюда хлынули золотоискатели, нашли золото, и деньги потекли рекой… Вскоре начался настоящий золотой бум: вместо нескольких дюжин убогих хибарок и лачуг здесь стал бурно расти самый настоящий город.

Проезжая по главной улице, я насчитал семь салунов, четыре ресторана, несколько отелей, пару китайских прачечных и даже один или два бильярдных зала.

Несколько дней спустя я уже въехал в Джорджтаун и остановился в отеле «Париж».

Глава 12

Когда к стойке регистрации в отеле подошла женщина небольшого роста с очень приятным лицом, я сразу же ее узнал.

– Тетя Софи?

От неожиданности она на секунду застыла на месте.

– Боже мой, Кирни! Кирни! Вот уж кого не ожидала увидеть!.. Луи, Луи, Кирни вернулся! Кирни Макрейвен! – закричала она в сторону кухни.

Оттуда тут же появился Луи Дюпай, которого иногда звали Француз Луи.

– А-а, топ ami! Как же ты вытянулся! Был мальчиком, а теперь настоящий мужчина. А как твой па'па? Где он?

– Его убили… подло, в спину, – ответил я. – Пока не знаю почему. Я пришел узнать, не оставил ли он вам какие-нибудь бумаги. Вы ведь были его другом.

– Пошли. – Он взял меня за локоть. – Сегодня тихое утро. Мы попьем кофе во дворе… Софи!

– Конечно же, мсье, сейчас будет.

Когда мы уселись за столиком во дворе, он сказал:

– Рассказывай!

Я, как мог подробно, рассказал ему обо всем, что произошло, начиная с убийства папы и кончая сегодняшним днем. Луи Дюпай слушал молча, не перебивая и не задавая вопросов. Потом, когда я закончил, задумчиво произнес:

– Так, значит, как он и подозревал. Феликс Янт. Твой па'па знал, чего от него можно ожидать. Это, как ты правильно заметил, очень опасный человек. Твой отец не раз упоминал о нем. Дуэлянт, убивший нескольких человек, но при всем этом далеко не самый худший из них. Все дело в ней.

– В ком в ней?

– О, если бы мы только знали! У Феликса Янта есть сестра, порочная, злокозненная женщина, для которой главное – деньги, власть и… жестокость, причем последнее превыше всего…

Твой прадедушка, Кирни, был капитаном корабля и во время одного из своих плаваний в Вест-Индию встретил на Гаити девушку… девушку неземной красоты. Ее национальность? Кто знает? Наполовину она француженка, испанка, португалка, словом, европейка, но другая половина точно – карибская. Тебе знакомы каннибалы, населявшие Вест-Индию до Колумба? Дикие, необузданные, беспощадные люди… с кровожадными инстинктами.

Где родилась эта девушка, никто не знал; она же, если и знала, никогда не говорила ни об этом, ни о том, кто она такая… Твой прадед привез ее сюда в Чарльстон. Вскоре после их приезда умерла его жена… совершенно неожиданно, так как всегда отличалась завидным здоровьем, и твой прадедушка женился на той девушке. Ты происходишь от его первой жены, Феликс Янт и вся его родня – от второй…

Как часто бывает в таких случаях, две ветви одной семьи резко разошлись. Твои родственники – сеятели, деловые люди и солдаты; те, кто произошел от Серины, целиком и полностью посвятили себя творению зла, хотя, надо отметить, все они обладают высокой степенью интеллекта… очень высокой…

Твой дедушка стал умелым бизнесменом, который разбогател, благодаря разумным вложениям капитала, своевременной покупке земли и удачным торговым сделкам. В последнем случае он действовал через старые надежные связи, созданные еще его отцом…

К сожалению, Янты оказались не столь предусмотрительны. Более того, между обеими ветвями вашего семейства произошел полный разрыв. Феликс Янт, спровоцировав дуэль, убил твоего дядю; вскоре от яда умерла твоя тетя… Но доказательств никаких. Твой отец делал все возможное, чтобы не оказаться втянутым в эту семейную разборку. Он служил в армии, когда твой дедушка умер…

Итак: есть плантация, не знаю, какая, но достаточно большая. Есть недвижимость в Чарльстоне и еще больше в Саванне. Есть также плантация на Ямайке. Феликс Янт, его сестра и остальные члены их семейки, безусловно, считали, что в случае смерти твоего отца именно они унаследуют все это. О тебе они и понятия не имели.

– Мой отец оставил у вас какие-то бумаги?

– Да, оставил. Документальные улики, которые он не хотел пускать в ход, пока жив, улики, способные засадить одного из его кузенов за решетку за предумышленное убийство, а также завещание его отца в отношении упомянутой собственности и соответствующие бумаги на нее. Остальная информация, насколько мне известно, касается другой собственности и местонахождения документов, которые могут тебе понадобиться для установления права владения. – Он немного помолчал. Затем продолжил: – Как тебе известно, в своем отеле я не сдаю комнаты незамужним одиноким женщинам. У меня достаточно номеров, и я пускаю в них кого хочу и только когда хочу. Два дня тому назад сюда явилась женщина и хотела поселиться. Я отказал, не объясняя причин. Она пришла в ярость. – Луи пожал плечами. – Такие штучки ничего для меня не значат. На истерики я не желаю тратить времени. Но эта женщина… очень красивая, с сильным характером и, думаю, движимая каким-то особым чувством ненависти. Она ушла, но, полагаю, вряд ли навсегда. Самое же главное заключается в том, что она, уверен, – сестра или тетка Феликса Янта. Итак, я тебя предупредил.

– Интересно, откуда ей стало известно, что надо ехать именно сюда?

Он снова пожал плечами.

– Ну, моя кухня в своем роде весьма знаменита… Хотя, нет, не думаю, что дело в этом. Возможно, находясь здесь, твой отец написал письмо… ну, скажем, другу или родственнику, ей стало известно об этом, и она решила кое-что проверить.

Впрочем, не исключено, что она явилась сюда всего лишь из любопытства: ведь отель «Париж» знаменит, почти легенда, а друг отца, которого все знают под именем Француза Луи, имеет славу самого гениального повара нашего времени. Многие известные люди не жалеют ни времени, ни денег, чтобы добраться сюда и отведать одно из его фантастических блюд или насладиться гостеприимством его шикарного отеля.

Газовые фонари, купленные у Тиффани, черное ореховое дерево, библиотека из трех тысяч томов в кожаных переплетах, мраморные раковины в каждом номере… Да, отель «Париж» отличала своя собственная, ни с чем не сравнимая элегантность!

В ресторане – пол из перемежавшихся белых кленовых и желтых ореховых половиц и блюда с заметным европейским вкусом. Здесь обедали генерал Гренвиль Додж, президент Улусе С. Грант, Джей Гоулд, Рассел Сейг, барон Ротшильд, принц де Джойнвилль и множество других не менее знаменитых и богатых людей.

В отеле имелось всего десять номеров, но в каждом из них своя ванна – что почти невообразимо для тех мест и времен. Джорджтаун всегда оставался всего лишь лагерем удачливых золотоискателей, но даже Денвер не мог сравниться с ним в изысканности блюд, которые подавали в ресторане Луи Дюпая, ибо он сам их готовил, не без оснований гордясь плодами своего поварского искусства.

– Луи, у вас найдется комната для меня? – спросил я.

– Для тебя? Для тебя я просто кого-нибудь выгнал бы! Конечно же у меня для тебя есть комната. – Он отвел меня наверх в прекрасный залитый солнцем номер. – Отдохни, а затем мы еще потолкуем.

Уже уходя, Луи Дюпай задержался у двери.

– У меня, как тебе известно, мало друзей, и один из них твой отец, человек образцового вкуса и глубоких философских познаний. Ты, кстати, слышал, что он когда-то преподавал философию?.. Конечно же это нельзя считать истинным критерием. Многие из учителей сами полные профаны. Они всего лишь как попугаи повторяют малопонятные точки зрения, но твой отец… он глубоко проник. С тех пор как я покинул Францию, мне не доводилось встретить ни одного человека, столь образованного и с такими ясными современными взглядами. Мы частенько подолгу беседовали, и… он поведал мне о своих планах относительно тебя.

Я грустно вздохнул.

– Папа никогда не посвящал в это меня.

– Да, я знаю. Видишь ли, Кирни, он считал себя нищим, хотя именно благодаря ему семья достигла благополучия, но он не хотел возвращаться и предъявлять права. Все, что он оставил себе, – это знания и умения, мало кому нужные здесь на Западе. Он был мыслителем, а Западу требуется деловитость. Поэтому ему приходилось обходиться тем, что он умел.

– Но в конце концов он оставил мне более чем достаточно, – заметил я.

– О-о? Тогда нам надо поговорить. Ты должен услышать про его планы, даже если они тебя не очень интересуют. Посмотрим. Пока же не подходи к окну и отдыхай. Я зайду к тебе попозже.

Он вышел, мягко затворив за собой дверь. Я скинул сапоги, пододвинул стул к кровати и, сняв с себя пояс с револьвером, положил на сиденье стула так, чтобы не тянуть за ним руку, а плащ бросил на спинку.

Время от времени по улице проезжала повозка или одинокий всадник, один раз до меня донеслись приглушенные звуки какого-то спора… Затем я уснул, а когда проснулся, стало уже темно. Комнату слабо освещал тусклый отблеск света снаружи. Стены казались черными, но стол и стул в углу виделись четко.

Стул в углу? Я посмотрел еще раз – на нем, слегка раскачиваясь, сидела женщина.

Какой-то момент я лежал, даже не шевелясь, хотя, должен признаться, по коже забегали противные мурашки. Я не верил своим глазам. В душу закрался страх.

– Вижу, ты проснулся, Кирни, – произнесла она низким бархатным голосом. Голосом настоящей образованной леди, и добрым притом. – Надеюсь, мое присутствие не вызывает у тебя отвращения. Мне очень надо с тобой повидаться. Да-да, понятно, ты меня не знаешь. Зато прекрасно знал твой папа. Пора и тебе познакомиться. Давно пора. В конце концов мы ведь с тобой кузены.

– Кузены? – Пока она говорила, мне все-таки удалось справиться со своим ужасом. Папа как-то сказал мне: «Страх – это орудие, используемое тобой, если им владеешь ты, и орудие, используемое твоими врагами, если им владеют они». – В таком случае, боюсь, у вас передо мной явное преимущество.

– Меня зовут Делфина, Кирни. Ты обо мне не слышал?

– Нет.

– Жаль. Могли бы стать близкими друзьями. Понимаешь, до нас дошел слух, что ты умер… Считали даже, что умер и твой отец… несколько лет тому назад. Мы не сомневались… в общем узнать, что он жив, явилось для нас большим сюрпризом.

– Скорее, шоком.

Как она сюда попала? Луи не мог разрешить ей войти, а Софи никогда бы не решилась сделать то, чего не хотел Луи. Однако вот она, сидит на стуле в углу моей комнаты.

В голову невольно поползли старые сказания об оборотнях, ведьмах и колдовстве, о людях, способных таинственно появляться и столь же таинственно исчезать. Я раздраженно затряс головой, чтобы поскорей избавиться от подобной чепухи. И все-таки мне очень хотелось понять, как она здесь оказалась.

Снизу донесся приглушенный гомон голосов – время ужина в ресторане.

– Да, ты прав, шок, – согласилась она, – но сейчас, когда ты нашелся, мы должны стать друзьями. Должны видеться как можно чаще. Мы ведь кузены… Хотя и не совсем прямые, – добавила она.

– Луи предупредил меня, что отказал вам в комнате…

– О, значит, он сказал об этом? Да, с ним нелегко, очень нелегко. На редкость вздорный человек. В городе говорят, ему в свое время не повезло в любви, девушка предпочла другого, он не мог смириться с этим и с тех пор ненавидит всех женщин. Боже мой, какой глупый!

– Зато мудрый, – возразил я. – Он разбирается в философии и истории. С таким человеком стоит поговорить.

– Да? Что ж, полагаю, он, по-своему, даже интересен, но лично мне не симпатичен. Слишком холодный, резкий и…

– И подозрительный? – вставил я.

– К кому или к чему? Я всего лишь женщина, которая проделала долгий путь только для того, чтобы повидаться с собственным кузеном!

К счастью, я лег спать, не раздеваясь, планируя потом сразу спуститься вниз и перекусить. Мои сапоги и револьвер лежали рядом с кроватью. Я быстро глянул на стул… Так, все на месте: пояс и кобура прикрыты висящим на спинке плащом. Заметила ли она? Я мысленно упрекнул себя, что не проверил, заряжен ли револьвер. Что, если вдруг придется пускать его в ход?

– Теперь Феликс вздохнет с облегчением. – Я не видел ее улыбку, но не сомневался, что она появилась у нее на лице. – Он тебя как-то потерял. Надо сообщить ему, что ты здесь. Нехорошо снова терять своих родственников после столь долгой разлуки.

Я медленно сел на кровать и спустил ноги. Когда-то, давным-давно, Делфина – я не сомневался, что это была она – приходила к нам, и после ее визита папа несколько месяцев тяжело болел. Есть ли здесь связь? Или это всего-навсего мое разыгравшееся воображение?

Подняв с пола сапог, я автоматически вытряс его – привычка, приобретаемая, когда спишь в местах, где полно змей, тарантулов, скорпионов, – и оттуда с едва слышным металлическим звуком что-то выпало на пол. Не обратив на это внимания, я надел его и протянул руку за другим. Он куда-то делся, поэтому я встал и сделал шаг. В ногу вонзилось что-то острое, валявшееся на полу. От неожиданности я вскрикнул, как сделал бы на моем месте любой, и Делфина тут же спросила:

– Что случилось, Кирни? Ты ушиб большой палец?

– Наступил на что-то, – ответил я, натягивая сапог. – На гвоздь или что-то еще. – Я надел пояс, застегнул пряжку. – Ладно, пойдемте поужинаем.

Мы спустились вниз вместе, и первой нас увидела Софи. Ее губы плотно сжались, глаза гневно засверкали, но она не вымолвила ни слова.

– Мы можем поужинать, Софи? Еще не слишком поздно?

– Нет, мсье, вы пришли вовремя. У нас сегодня жареная белая куропатка, сердечки артишоков, а из рыбы – форель.

Она усадила нас за столик в середине мягко освещенного, очень приятного зала. Посетителей было немного, но все мужчины, как я сразу же отметил, не сводили с моей спутницы глаз. Теперь и я тоже.

Делфина выглядела великолепно. Что касается ее возраста – фактор, который, как учил меня папа, надо стараться в женщинах не замечать, – я дал бы ей лет тридцать. На самом деле, наверняка больше, но насколько, сказать трудно. Великолепное платье, густые, черные как смоль волосы, уложенные по последней моде, большие черные глаза, обрамленные длинными, изящно изогнутыми ресницами…

Безукоризненно красива, но в изгибах ее рта пряталось что-то такое… что-то наводящее на мысль о жестокости… или о чем-то чудовищно злом и беспощадном.

Или, может, это всего-навсего мое разыгравшееся воображение, подкрепляемое обрывками воспоминаний о вещах, которые я когда-то слышал или видел, но не запомнил или не придал значения, потому что был слишком мал?

– А ты красивый, Кирни. – Она оценивающе посмотрела на меня. – И очень молод. Интересно, сколько тебе сейчас?

– Возраст штука относительная, – сказал я. – Так папа всегда говорил. Главное – это характер. В лошадях, в собаках, в мужчинах, в женщинах – во всем.

– Похоже, твой папа мудрый человек, – заметила она с едва заметной ноткой раздражения. – Почему же тогда он не вернулся домой?

– Наверное, потому что мудрый.

– Но тебе, Кирни, надо вернуться домой. – Делфина наклонилась ко мне. – Тебе надо увидеть свои родные края, своих близких. Поехали в Каролину вместе с нами! Тебе там очень понравится. – Она положила свою руку на мою. – Ну как, Кирни? Подумаешь об этом? Ты нужен нам дома. – Она сказала «нам», но явно хотела, чтобы я понял это как «мне».

Мода того времени устраивала ее как нельзя лучше: платье прекрасно подчеркивало то, что скрывается под ним. И хотя все мужчины вокруг буквально не сводили с нее глаз, она их попросту не замечала, уделяя все свое внимание исключительно мне одному.