Текст книги "Сад, что вырос под виселицей"

***

– Я не пойму вас, Вальмер, на какой черт вы выпросили у меня взять вас собой?

– Юный господин, я историк, а вы тот, кто творит историю. Смысл всего моего существования сводится к тому, чтобы описать вашу жизнь для потомков.

– Вы льстец, профессор.

– Это не лесть, господин. Я убежден, что за вами будущее!

– В таком случае, может, мне отойти?

– Великолепно, эту идиому я напишу в начале главы о нашем путешествии, если вы, конечно, позволите.

– Ой, да делайте, что вам угодно.

– Кстати, не могу не заметить, что с нами нет Михаила.

– У него дипломатическая миссия в Одессу.

– У дворецкого? Какой из слуги дипломат?

– Вальмер, это скучная тема, давайте обсудим что поинтересней.

– Как вам будет угодно, молодой господин.

– Расскажите мне про Чикаго. Я же должен знать куда мы едем и, пожалуй, не повредит узнать о энкавэдешной крысе, что нас встречает.

Вальмер непроизвольно сморщился, по его телу прокатилась судорога.

– Чикаго дипломатический центр всего СССР, можно сказать, что это вторая столица, или, как его называют в народе, Колымск.

– Мне знакомо это название, где-то я уже его слышал.

– «Колымск» – производное от «калымить», с жаргона «подработать». Сам же термин «калымить» появился в сороковые годы, в то время толпы заключенных ссылали на реку Колыму в трудовые лагеря. Чикаго – это город полностью под юрисдикцией НКВД, своеобразный город-тюрьма. Дело в том, что в Чикаго живут люди, которым, как правило, не дозволено покидать пределы этого города. Тут расположены все секретные научные центры и предприятия всесоюзного значения. Надо признать, что уровень жизни в Чикаго выше, чем даже в Певчим доме, и считается эталонным, в этом городе оседают семьдесят процентов бюджета страны. Именно из-за такого дисбаланса и появился термин «Колымск». Но есть нюанс для всех, кто решит подкалымить: если человек решается на работу в Чикаго, ему навсегда запрещается покидать пределы этого города. Естественно, существуют избранные, которых этот запрет не касается, но их, скажем прямо, катастрофически мало. Так что, по сути, человек сам лезет в клетку: да, клетка просторная, красивая и кормят в ней вкуснее, чем на воле, но все же это клетка. Не пойму одного, почему Советы решили провести переговоры в таком закрытом месте.

– Это тоже лицемерие, Вальмер, хотят показать, что доверяют нам. Лучше расскажи мне про этого Зайку.

Еще одна судорога импульсом прокатилась по телу немолодого профессора.

– Господин, я умоляю вас, потише, нас могут слушать.

– Мы пока еще даже не покинули наше воздушное пространство, и это частный самолет Конфедерации, весь персонал моя личная свита.

– Я понимаю, сэр, но тот человек, которого вы столь неосторожно называете эти прозвищем, заслужил свое место не на пустом месте. Скажу прямо, Зайков Василий Палыч, входящий в должность народного комиссара НКВД СССР, человек, который скорее всего станет следующим генеральным секретарем, следовательно, правителем. И на данный момент это единственный человек, который пробился к верхушке власти самостоятельно.

– Мне не нравится ваш тон, профессор.

– Я нисколько не принижаю ваши заслуги, молодой господин. Отнюдь, вы знаете, что я склонен к некоему раболепству в вашу сторону…

– Вальмер, хватит, продолжайте рассказ про вашего Зайку.

– Господин, умоляю, не…

– Хорошо, хорошо, более не буду обращаться к этой кличке, продолжайте.

– Под тем, что Зайков единственный, кто пробился к верхушке власти самостоятельно, я подразумевал следующее. Все нынешние министры Конфедерации. и в том числе вы, маршал, были рождены дворянами, и связи семьи изначально давали право претендовать на ведущие политические кресла. В итоге из всех дворян в лидеры выбились вы, как самый лучший. Но изначально вы имели и имя, и власть. В Троице та же система: нынешние игумены и сам понтифик почти все представители почетных родов, из поколения в поколения служащих Ватикану. Говорят, что какая-то астарта смогла пробиться в сан игумена, но я уверен, что это слухи. С китайской империей все аналогично, там вообще жесткая кастовая система. В СССР нынешний Генсек пробивал себе путь к креслу через связи своего отца, который был чем-то вроде министра обороны – не могу вспомнить должность, но не суть. Так вот, Зайков – совершенно другое дело. Он родился в рабоче-крестьянской семье, в довесок яркий представитель Коминтерна. Закончил транспортное училище наладчиком и не имел вообще никаких связей. Его отец пекарь, а мать кухарка.

– О, как интересно, и как же холоп умудрился выслужиться до господского чина?

– В юности Зайкова еще были сильны партизанские движения на севере Америки, оставался даже город, который держали капиталисты.

– Вы имеете в виду Секцию 1984.

– Он самый, как они его называли, град Антиутопия или последний оплот свободы Америки.

– Эх, капиталисты – никогда их не любил, а ведь раньше им верили. Показатель, что народ верит в любую хрень, которой его кормят. Даже я, человек, который является самым большим противником Советов, вполне ясно себе представляю, что капитализм проигрывает во всем социализму. Уму не постижимо, как простые рабочие Америки ненавидели социалистов, которые кричали «Власть рабочим!», при этом эти глупцы носили на руках капиталистов, которые наживались на их труде. А самое забавное, что для этого всего-то надо было выпустить парочку тупых телепередач и фильмов, где не было ни капли фактов, но очень много эмоциональных соплей против коммунистов. Ну, а тех, кто чуть-чуть поумней, переубедили книги Оруэлла, надо сказать по правде восхищаюсь им как политологом. Вбить в бошки людям столь абсурдные идеи, аргументировав их только непонятной казуистикой — для такого требуется талант, причем на высочайшем уровне.

– Юный господин, кажется, вы хотели узнать про Зайкова.

– Да, конечно продолжайте, Вальмер!

– Так вот, когда Зайкову исполнилось 16 лет, он поступил в Профессиональное Трудовое Училище. На специальность крановщика. В данном училище Зайков познакомился с Гуриным Вячеславом Олеговичем – ныне его заместитель. Зайков и Гурин создали первый Всесоюзный Ленинский коммунистический союз молодёжи (ВЛКСМ), теперь известный как комсомол. Тут-то и произошел первый толчок в карьерной лестнице Зайкова. В то время капиталисты получили огромный поток капитала, что им позволило укрепить свои позиции и нанять неплохую армию наемников.

– И кто же спонсировал капиталистов?

– Как кто? Наш Кайзер.

– Любопытно, – молодой дворянин нахмурил брови. – Что же было дальше?

– Ну, что дальше, социалисты начали проигрывать войну, деньги Конфедерации вдохнули новую жизнь в идеи капиталистов. Этакая новая Белая гвардия. Все меньше и меньше народа поддерживали красных. Но ребята ВЛКСМ оставались верны идеям рабочего класса. Комсомольцы под руководством Зайкова печатали агитплакаты с партийной литературой, проводили вербовку, иногда учувствовали в военных стычках. На самом-то деле нельзя сказать, что действия Зайкова коренным путем повлияли на победу красных. Но за три года войны ему удалось стать идейным вдохновителем. Зайков не раз самолично лез на баррикады и получил пару пулевых. Поэтому парня и пригласили на службу в НКВД после победы красных. Что было дальше, я вам рассказать, к сожалению, не могу. Так как, попав на службу в НКВД, человек пропадает. Тридцать лет о Зайкове не было ни слуху, ни духу, и вот те на – новый нарком. Болтают разное и о работе под прикрытием в Китайкой империи, и про убийство прошлого понтифика в Троице. Что правда из этого, не понятно.

– Это как раз и пугает.

– О чем вы, молодой господин?

– Вальмер, я читал личное дело Зайкова, вас я выслушал от скуки и интереса. Всегда интересно, что думают в народе.

– Может быть, тогда поделитесь со мной информацией, меня безумно занимает Зайков как историческая фигура.

– Я бы с удовольствием, Вальмер, но вы рассказали абсолютно все. Поэтому, повторюсь, меня он очень пугает. У нас есть подробнейшие досье на любого, кроме него, ей богу, Зайков будто призрак. По сути я буду первым из Конфедерации, кому удастся с ним побеседовать.

***

– Вальмер, соберитесь, если бы я знал, что вы будете меня позорить, я бы пригласил кого-нибудь менее впечатлительного на роль моего биографа.

– Прошу прощения, молодой господин, но разве это не поразительно? Боюсь, моего косноязычного слога будет недостаточно дабы описать подобное величие!

– Да спрячьте вы наконец эмоции, стыд и срам! Дворяне Конфедерации не имеют права восхищаться твореньями коммунистов!

Сноска из дневника

В начале своего эссе я говорил, что ученый не имеет права придавать тем или иным историческим событиям эмоциональную окраску. Ни в коем случае не отказываюсь о ранее написанного, но именно сейчас вам предстоит узнать, почему данный текст не войдет в мою работу и так и будет обречен остаться неопубликованным. История, как и медицина, наука описательная, и в описаниях своих обе науки опираться должны на факты и доктрины, отбрасывая шелуху, которую безумцы называют чувства. Дальнейшее повествованиея переполнено эмоциями, так что назовем его «Записки сумасшедшего».

Более всего меня поразило хладнокровие Военного дирижера, мне показалось, что он действительно ничего не испытал, взглянув на барьер Чикаго. Я же ничего подобного и представить себе не мог: город окружала огромная стена. Казалась, что весь город замурован в гигантский бетонный треугольник. Хотя почему казалось – так оно и было! Наш вертолет находился на высоте 200 метров, и мы летели вдоль стены Чикагского треугольника ровно на половине высоты. Титаническое сооружение скрывало весь город от любопытных глаз случайных зевак. Единственное, что было видно, это какие-то 2 штыря где-то ближе к центру треугольника. Я спросил, что это за штыри, у пилота. На что он ответил мне: «Это антенны Уи́ллис та́уэр». Безумие, не правда ли, высота Уи́ллис та́уэр 443,2 м, а мы способны наблюдать только его антенны из-за этих огромных бетонных катетов. Вдоль самой длинной стороны треугольника располагались шлюзы, с которых вниз спадали тонны воды. Поразительно, похоже гипотенуза служит гидроэлектростанцией! Как вообще возможно было спроектировать подобное чудо! Казалось, весь запас воды озера Мичиган проходит сквозь эту стену. По прошествии нескольких лет я узнал, что Чикагская ГЭС обеспечивала электричеством половину материка. Наш полет продолжался около пятнадцати минут, и все это время на нас были направлены сотни пушек с левого фланга Чикагского треугольника, прожектора не позволяли вертолету погрузиться в тень ни на секунду. Когда же мы наконец приземлились, то сложилось впечатление, что нас взяли в оцепление. Это несмотря на то, что обстановка была весьма торжественной. Красная ковровая дорожка растелилась от вертолетной площадки до центрального выхода. Двое девушек в русских народных нарядах, с косами и кокошниками, угощали нас хлебом и солью, такова была традиция встречать гостей у русских. Но гостем я себя не чувствовал, скорее пленником. По сути им я и являлся, моего господина проводили до машины, которая увезла его на встречу с наркомом. Я хотел было отправиться за ним следом, но какой-то вояка высказал неуместный каламбур, ясно давший понять, что господин поедет в одиночестве. Как же звучала его фраза? По-моему, «а вас, Штирлиц я попрошу остаться». «Штирлиц» — наверняка что-то обидное, подумал в тот момент я. Но мое смятение только рассмешило русского, залившись звонким хохотом он сказал, что научит играть меня в дурака, и поволок за руку в приемную. Играть в дурака, наверное, то же, что и валять дурака, одно ясно — данное обещание не сулило ничего хорошего.

***

– Хорошо добрались?

– Чудесно, правда я весьма удивлен, что вы скрутили моего подчиненного. Надеюсь, он вернется ко мне в целости и сохранности.

– Разумеется, но вы тоже должны нас понять. Наша беседа должна остаться приватной, а ваш автобиограф последний, кто должен ее слышать. Разумеется, я настаиваю на том, что этого разговора не было, а сама мысль, что когда-то он может воплотиться в письменную форму, мне кажется нелепой.

– Я не позволяю давить на меня никому, кроме Кайзера. Поэтому, дабы наш разговор проходил взаимоприятно, советую вам ни на чем не настаивать.

– А я в свою очередь советую вам мне не советовать.

– Похоже, переговоры рискуют не состояться.

– Это вряд ли, молодой маршал. Так или иначе, я уверен, что мы с вами договоримся.

– Похоже на угрозу.

– Я знаю, кто ты на самом деле, пацан.

– Неужели товарищ Зайков не знаком с этикетом?

– Перестань придуриваться, я устал. Будем говорить начистоту. Повторяюсь, я в курсе, кто ты, знаю, где сейчас твой дворецкий и чем он занят. Рассказать, что я планирую делать с этой информацией?

– Полагаю, вы хотите слить ее Кайзеру.

– Догадливый, а еще я помогу ему выпутаться из истории в Дрейхеншпица. Войска, к слову, уже собраны.

– У меня есть предложение получше.

– Внимательно слушаю.

– Мы можем подружиться, и как истинный друг вы не будете вмешиваться в мои личные дела. Скажем даже не так, вы посодействуете мне.

– И каким же образом?

– Через пару часов мой умысел завершиться успехом. Я пока планирую переждать бурю в Чикаго. Если все пойдет, как я задумал, вы десантируете войска на Дрейхеншпиц и с моей объединенной армией дойдете до Больцано, как я обещал Папе и Кайзеру. Если же я провалюсь, вы можете сдать меня Вильгельму и провернуть свой первый план. В любом случае вы выигрыше.

– Пока я не вижу пользы от того, что поддержу тебя.

– О, если мой умысел удастся, я подарю вам не только совместно завоеванные территории Троицы, но и уступлю Кнат. Но вы и так предвидели, что я вам предложу. Думаю, вы хотите больше, но это все, торговаться я не намерен.

– Ты не в том положении, парень.

– Почему же, не зависимо от того, что я вам предложу, ответ будет один. Я уверен, что вы поступите по ситуации. Если я провалюсь, отдаете меня на растерзание Кайзеру, если выиграю, совершаете со мной сделку.

– Да будет так, я принимаю твои условия. В любом случае Советы в этой войне останутся победителями. Судьбою молодого принца пускай распорядиться Хронос.

***

О чем говорил Зайков и как он даже выглядит, я так и не узнал. Молодой господин наотрез отказался мне об этом рассказывать. Знаю только, что их переговоры длились более пяти часов. Чем же занимался я все это время, спросите вы? Я научился играть в дурака, как мне показалась сначала. Дурак оказался карточной игрой, поначалу я легко обыгрывал солдат, что меня охраняли. Но как только мы начали играть на деньги, их как будто подменили, и я проигрался в пух и прах. Оставшись дураком и в игре, и в жизни. Но на самом деле я победил, так как солдаты, необычайно довольные тем, что обули меня, дали добро на прогулку по городу, разумеется с конвоиром. Колымск оказался городом на сто процентов оправдывающим своя прозвище. А именно, городом рабского труда: черный малоосвещенный город, забитый затюканными рабочими, которые вынуждены пахать по 12 часов в сутки без выходных. Ни скверов, ни парков, ни детских площадок. Только предприятия да пара баров, как я понял, бары открываются два раза в год на 16 октября и 9 мая. Люди, что живут в Чикаго — это пленники, которые ехали за хорошей жизнью, те, кто так хотели получить комфорт, что даже загнали себя в клетку и, поверив обещаниям, продали свою свободу. Тяжелая судьба, город-то закрытый, и как там живут на самом деле, никто и не знает; действительно, какой смысл устраивать райскую жизнь, если все равно никто не донесет о несправедливости. Русские любят говорить, что бесплатный сыр только в мышеловке. Так вот, Чикаго самая большая мышеловка, которую мне довелось видеть в жизни.

Глава 16.
Домик мэра с мебелью из рококо

– Наблюдатель формирует наблюдаемое. У каждой страны своя вера, в вашей это бог, у коммунистов в роли бога выступает партия.

– Стреляйте уже, Войцеховский, спектакль мне наскучил, время опускать занавес, а вам войти в историю.

– Я знаю, что ты против этого, но ей самой не выбраться. Город под осадой, все выходы перекрыты! Кайзер врёт местным, что углубляет фронт, а сам окопался в Брюхсте и ждет помощи. Скажи, где сейчас Яков, я хоть его отправлю на помощь. Нет, но почему? Какая тебе вообще разница, ты что, в самом деле решил ее тут прикончить? Этот поляк, которого они скрутили, Войцеховский, он не просто крупный контрабандист; правда, вся эта заварушка с диалексидом в Троице была спланированной акцией саботажа Конфедерации. Я почти уверена, что Войцеховский на прямой руке с Кайзером. А раз так, значит Вильгельм в курсе, что в городе агенты Троицы. Что значит, ее уже не спасти? К черту твой план, Лука! Знаешь, куда можешь себе его засунуть, я отправляюсь в город!

– Вставай!

Чья-то рука усиленно дергала за плечо Александру. Леди была чересчур утомлена, веки были как будто склеены. Но незваный гость был непоколебим, с нахальной настойчивостью незнакомец тряс плечо Александры.

– Вставай, Саша, у меня мало времени!

Веки поддались, приложив последнее усилие, леди смогла освободить глаза от плена. Перед ней стояла молодая девушка, одетая как наркодилер: кофта с капюшоном, солнцезащитные очки, на кистях и шее виднелись какие-то цветные лоскутки, судя по всему, концы татуировок, которые не удалось скрыть.

– Кто вы, и откуда вам известно мое имя?

– Нет времени объяснять.

Резкий рывок оторвал изможденное тело Саши от больничной койки. Незнакомка оказалась безумной сильной для своей худощавой комплекции. Без особого труда она закинула Сашу себе на спину и потащила куда-то в темноту. Александра хотела было возмутиться, но не успела, так как незнакомка начала как из ведра выплескивать на нее волны информации.

– Войцеховский в городе, он знает, что ты тут, и ищет тебя. К счастью, он не в курсе, кто ты, пусть так и остается. Если поляк будет уверен, что ты мелкая сошка, может, тебе удастся отвертеться, просто отсидишься в тюрьме, пока ваши не пробьют кордон. Я попытаюсь отыскать Якова и направлю к тебе на выручку.

– Что? Да кто вы такая?

Незнакомка на секунду остановилась, ее задумчивый взгляд подобно сканеру осмотрел Сашу с головы до пят.

– Друг, наверно, единственный твой друг. Вот держи.

Незнакомка перекинула какую-то уздечку через плечо и подала ее Александре.

– Пояс целомудрия?

– Да, вот, возьми еще амулет Катарины, он также свидетельствует о твоем…

– Я в курсе, но если ты так хорошо меня знаешь, тебе должно быть известно, что я проститутка!

– Это маскировка, Саша, я уже говорила, все женские отряды Инквизиции непорочны. Кроме астарт, разумеется, но если они узнают, что ты астарта, могут догадаться, что ты та самая, которой удалось стать игуменом. Ибо простую потаскуху никто не отправит на столь важное задание. Теперь поняла? Все, мне пора.

С этими словами незнакомка сбросила Сашу со своей спины. Солнцезащитные очки незваной гостьи от резкого движения соскочили на нос, как бы освобождая глаза из заточения. Саше спросонья почудилось, что радужка глаза незнакомки была ярко золотого цвета, а хрусталик голубого. Ничего подобного ей в жизни не доводилось видеть; сидя на бетонном полу госпиталя Саша вглядывалась вслед скрывающейся за поворотом фигуре.

***

На следующий день город наводнили военные конвои. Солдаты Конфедерации повально арестовывали девушек от пятнадцати до тридцати. В немилость попали все, кто хоть мало-мальски походил на ориентировку, саму же ориентировку весь день крутили по мегафонам города. Естественно, что весь этот балаган был устроен в честь Александры. Бежать было некуда, да и скрываться смысла было немного, но Саша все таки попробовала. Правда, безуспешно, и уже к двум часам была схвачена военным патрулем по доносу какой-то старухи. Не прошло и часа как Александра коротала время, считая трещины на стенах допотопного карцера. Удивительно, но меньше всего Сашу заботила ее судьба, гораздо более ее занимало недавнее рандеву с златоглазкой. Александра поочередно перебирал пряди волос на своей голове, периодически заплетая косы, подобный ритуал успокаивал ее, позволяя мыслить более менее трезво. Минуло еще около часа перед тем как дверь карцера отпер рослый патрульный. В этот раз он был не один, позади него семенил Войцеховский. Контрабандист улыбался во весь рот, сейчас он более походил на Чеширского кота, чем на человека. Его новый образ совсем не вязался с затюканным пленником, которого они пытали на пару с Яковом. Поляк был чересчур ухожен, настолько ухожен, что подобная метросексуальность даже вызывала отвращение. Волосы Войцеховского были уложены гелем с блестками в тон ярко-канареечному жилету. На ногах красовались белые сапоги. Войцеховский сильно прихрамывал и, дабы не упасть, опирался на кость с набалдашником виде слона. Трость была черной, сам же набалдашник белый, скорее всего, из слоновьей кости. Данный аксессуар еще больше навязывал образ франта и кутилы данному персонажу. Последним мазком в картине «Карл Войцеховский» была лангетка, переброшенная через плечо поляка. Лангетка была просто огромной, ее составной частью являлся пластиковый наплечник. Очевидно, что первопричиной, обязующей Войцеховского носить данную конструкцию, была ручка «паркер», воткнутая Сашей в плечо контрабандиста незадолго до сегодняшней встречи. Как только хромающая фигура поляка пересекла порог тюремной камеры, между ними завязалась беседа.

– Добрый день, надеюсь, вам удобно? Как видите, мы предоставили вам лучшей номер.

– Вы поразительно любезны для контрабандиста.

– А я и не контрабандист. Прошу прощения за мое невежество, но мы с вами и не познакомились толком, но всему виной, конечно, обстоятельства.

Поляк весело подмигнул астарте. Учитывая те самые обстоятельства, неуместная улыбка в довесок к нескрываемой радости встречи вызвала мурашки и неконтролируемое чувство ужаса. Поляк продолжал:

– Итак, меня зовут Карл Войцеховский, шурин полковника Тайной жандармерии, особое подразделение Саботаж. Ох, да, и, конечно, шурин нашего всеми любимого Кайзера.

Завершая приветствия, поляк вальяжно сел на тюремные нары, перекрестил ноги и забросил единственно целую руку за голову.

– Я очень много сил потратил на то, чтобы найти вас. Честно признаюсь, не привык бегать за девушками, пускай даже столь очаровательными. Как говорится, никогда не бегай за девушками и за трамваем2525
  Итальянская пословица, Войцеховский употребил вольную трактовку, правильная «Не бегай ни за женщиной, ни за трамваем, всегда придет следующий».


[Закрыть]. Парадокс в том, что я даже не знаю вашего имени.

– Мое имя Эмма Либовски, я сестра веры при святой церкви Ватикана.

– Ха ха, надо же, ну ни на что меньшее я бы и не согласился. Что же, чиновник такого уровня не должен ютиться в карцере, вальсируем в резиденцию Кайзера, сестра.

– Разрешите перед выходом помолиться.

– О, конечно, я очень гуманный тюремщик, не чета вам и вашему канонику.

Войцеховский запер дверь с обратной стороны. Александра сложила руки в молитве, приземлилась на колени и сомкнула веки. В голове звучал голос незнакомки. «Дура, дура, дура! Сестра веры, третий чин в Инквизиции, я же предупреждала тебя! Теперь они с тебя не слезут!» — «Убирайся из моей головы, не знаю, что ты и как влезла сюда, но я не позволю демонам овладеть моим разумом. Буду делать то, что посчитаю нужным!» Закончив внутренние дебаты, Александра вслух начала цитировать любимые моменты из откровения, какое-то время голос еще пытался пробиться к ней, но его сила постепенно угасала и угасала, пока не сошла на нет вовсе.

Приемной Кайзера служила резиденция местного мэра. Банкетный зал, в котором оказалась Александра, был небольшим по меркам дворян Конфедерации, скромным по части яств и удивительно безвкусно оформленным. Похоже, что изначально автор интерьера, скорее всего, сам мэр, думал обставить все в стиле классического барокко. Но где-то в середине процесса передумал и напичкал интерьер элементами рококо. Только представьте: золотая гостиница со слитно-текучими криволинейными формами, потолок венчает купол, к которому простирает руки Теламон2626
  Атлант.


[Закрыть], а вокруг неуместная, даже смешная мебель мятного цвета, украшенная пионами и розами. Хороший вкус подобен капризному цветку, невежде достаточно просто коснуться стебля или даже неуклюже дыхнуть рядом с ним, как лепестки начинают сохнуть и осыпаться. Но отнюдь не интерьер диктует атмосферу на подобном рандеву, главным блюдом всегда были, есть и будут люди. Поразительно, но вокруг не было ни одного военного, нелепо безвкусные коридоры наполняли еще более нелепые придворные. Пестрые, как попугаи, люди вальяжно тянули шампанское из фужеров, попутно обмениваясь архаичными анекдотами эпохи Ромула. И это военный лагерь? Да данный сбор вульгарного бомонда недостоин даже звания курятника! Александра повторно осмотрела так называемый свет и убедилась, что прием даже не охраняется. У центральных дверей стояла парочка гвардейцев с длинными пиками, но это, конечно, не в счет, так, очередная нелепая показушность. И этим клоунам мы уступили город, немыслимо! Внезапно грянула музыка, в центр зала вышел конферансье и залился раздражающим тенором.

– Его Величество Кайзер великой Конфедерации Вильгельм IV.

Дубовые двери распахнулись? и в зал вышел Кайзер. Его вид привел в бешенство Александру: монарх был разодет, как петух – бальное платье с воротником и рукавами-фонариками нелепого фиолетового цвета. В довесок Вильгельм был в доску пьян. Кайзер шатался по залу, умываясь лизоблюдством подчиненных. Каждая придворная собака воспевала его военный успех. Хотя ни о каком успехе не могло быть и речи: да, войска Конфедерации отбили город, но попали в окружение. Ситуация была более чем тяжелая, но Кайзер, судя по всему, считал по-другому. Вильгельм был опьянен временной победой похлеще чем вином.

– О, Вилли, Вилли, рано ты радуешься, дорогой, – протяжно протянул Войцеховский.

– Видимо, монарху сегодня не до меня, – усмехнулась астарта.

– Не переживайте, Александра, вам пренепременно уделят внимание.

Поляк наклонился к уху Саши, прихватив ее за руку, его кисть при этом так сильно сжала тонкую ручку леди, что та ответила хрустом.

– К сожалению, я дал слово составить беседу с вами в присутствии его величества. Кайзер выразил желание в своем присутствии и, возможно, содействии.

«Чудно, безумцу хочется острых ощущений, решил поглазеть на пытки, а возможно и поучаствовать», – говорил внутренний голос астарты. Языку же Саша не могла позволить такие вольности, как разуму.

– О, я польщена, сам Кайзер для столь малозначимой особы.

– Не юродствуйте, Эмма, в военное время вашу значимость тяжело переоценить. Думаю, мне следует поторопить монарха, вам же пока что составит копанию сэр Улисс.

Войцеховский указал на двухметрового мордоворота, стоящего по левую руку от него. Если говорить откровенно, в конвое было мало смыла, ну куда сбежит пленница из оцепления? Поляк коротко поклонился и направился к Кайзеру, тактично направляя толпившихся вокруг него прихлебателей в разные концы зала. В Саше проснулся какой-то непонятный дух ребячества, скорее всего это был психоз, ответная реакция на страх перед скорыми пытками. Леди обратилась к конвоиру:

– Как жизнь, Улисс?

Конвоир напряженно анализировал соседнею стену.

– Э, я к тебе обращаюсь, голем.

Реакции вновь не последовало.

– Знаешь, а ты никогда не задумывался, что твоя имя звучит, как будто квакает жаба. Улисс, Улисс, Улисс.

Саша повторяла имя конвоира, пытаясь спародировать кваканье. Неуместную дразнилку прервал восхищенный возглас Кайзера.

– Наконец-то, а я уж думал вы ее не схватите. Чувствую, сегодня меня ожидает веселый вечер. Ведите ее сюда.

Сэр Улисс схватил Александру за руку и потащил к Кайзеру. Подойдя к Вильгельму, Саша услышала комментарий Войцеховского.

– Ваше величество, может быть, есть смысл уединиться? В зале слишком много людей из света, простым дворянам не пристало слышать о делах государственной важности.

Кайзер улыбнулся.

– Ну что же, ради такого дела можно и покинуть зал. Тем более, балами я уже пресытился.