Текст книги "Сад, что вырос под виселицей"

***

– Вставай, кусок мусора! Я кому сказал, вставай падаль!

– Пойдем уже, у этого бомжа все равно ничего нет.

– Заткнись! На нашем причале уже полгода нет смотрящих, и весь сброд с Акведуков теперь стекается к нам!

Мужчина наклонился к лежащему в собственной крови низшему, приподнял его голову за волосы и плюнул в лицо бедняге.

– Ты думаешь, можешь спать на моем причале, не заплатив мне!

– Я отдам все, что угодно, только не бейте пожалуйста.

– В этом и вся проблема, у тебя ни хрена нет! Сейчас я буду медленно перерезать тебе гортань, мусор! А потом брошу здесь гнить на память таким же кускам падали, как ты.

– Кир, пойдем, он этого не стоит.

– Потрокул.

– Да?

– Если ты вдруг возомнил себя сверчком Джимини, мне все равно, но я, твою мать, не Пиноккио, мне мозги иметь не надо!

С этими словами мужчина перерезал глотку низшего, заливаясь безумным смехом (на самом деле это даже смехом нельзя было назвать, скорее припадок – сложно себе представить, что-то более жуткое).

– Ты опять это сделал, – сказал второй мужчина, тяжело вздохнув.

– «Ты опять это сделал, как ты мог?» Ты стал такой тёлкой, Потрокул!

– Еще слово, Кир, и я убью тебя.

– Ой, прости, Джимини.

Собеседник Кира молча сунул руку во внутренний карман куртки, через секунду щелкнул взведенный курок. Кир обтер нож о рукав жертвы, привстал с корточек и приготовился к нападению. Где-то около десяти-двадцати секунд оба смотрели друг другу в глаза. Кир было дернулся, чтоб совершить прыжок, но его остановила вибрация телефона в джинсах. Он медленно вынул телефон из кармана и ответил, прижимая щекой трубку к плечу, чтобы не опускать нож.

– Да, шеф. Но, шеф… Да, я понял! Такого больше не повторится.

Кир секунд двадцать подержал трубку, затем, очевидно, закончив разговор, положил ее в карман, а нож убрал в чехол на поясе.

– Нам пора, шеф сказал, есть работа.

Потрокул кивнул и убрал руки в боковые карманы куртки. Затем оба мужчины пошли вверх по улице. Звук их шагов медленно угасал, пока его не стало слышно. После того как страшная парочка скрылась в пелене утреннего тумана, двое бездомных выползли из-за кустов позади скамейки, где произошло это страшное убийство.

– Черт возьми, что это был за маньяк? – поинтересовался тот, что был помоложе. Параллельно парень отряхнул землю с колен и выдохнул столб пара, который медленно поплыл по влажному морозному воздуху причала. Затем быстро потер руки одна о другую, дабы хоть немного согреться, и подошел к блеклому уличному фонарю. Фонарь, судя по всему, был неисправен, так как периодически начинал моргать. Под фонарем стоял какой-то странный бродяга. Сложен он был неплохо, довольно высокий, примерно метр девяносто в высоту. Широкая спина и сильные руки говорили, что мужчина привык к тяжелой работе. Волосы у незнакомца были русые, а глаза карие, лицо покрывала щетина. Но при всей мощи своего тела, бездомный еле стоял на ногах от усталости, руки его дрожали, а под глазами были огромные круги. Нищий какое-то время помедлил, будто прицениваясь к молодому парню, но потом ответил:

– Кир, а второй Потрокул, оба работают на Танго. Жуткие типы, меня бросает в дрожь от одного их имени.

Юноша ехидно улыбнулся

– Танго — это как танец? В жизни не слыхал более тупорылого имени.

– И не услышишь больше, если будешь и дальше так говорить! Он хозяин всех Акведуков, говорят, это из-за него на двадцать седьмом причале нет смотрящих.

– Не неси чушь, это невозможно!

– Все возможно, если ты один из жителей Импертариона.

– Зачем богачу спускаться в Акведуки?

– Кто-то же должен следить за сбродом внизу. Кстати, я Клот, а как тебя зовут?

– Орфей.

– И как же ты, Орфей, додумался спать на скамейке парка в таком месте?

– Не пойми меня неправильно, Клот. Если бы ты меня не стащил в те кусты, я уже был бы мертв, и я благодарен тебе. Но я не ищу друзей.

– А что ты ищешь, Орфей?

– Работу.

– С работой на причалах проблем никогда не было.

– Да, но я хочу, чтоб мне платили деньгами, а не наркотой.

– Тогда пойдем со мной, бьюсь об заклад, у нас в доках найдется работа.

– Кто ты, Клот? Ты не похож на наркомана?

– Я им был в прошлом.

– Как и все тут. Сколько ты уже в завязке?

– Где-то полгода. Когда хочешь попасть на средний уровень, все для этого сделаешь, не так ли?

– А мы с тобой похожи, Клот, я тебе верю.

– Ну, тогда пошли в доки.

Часть 2. Ватикан

Такие грязные коридоры – мерзость! А зловоние, будто мы в сточных водах! Викарий, неужели казна платит недостаточно средств, чтоб чистить темницу? В конце концов, церковь Ватикана – историческая ценность для всего человечества!

Вернее будет сказать, была исторической ценностью — теперь это просто тюрьма.

Пожилой мужчина, одетый в черную рясу с ярко-красным капюшоном, приподнял над головой керосиновую лампу, и тусклые лучи рассеяли тьму коридора где-то на пять метров вперед. Это переполошило парочку крыс, дерущихся в углу у огромной чугунной двери в конце коридора, и грызуны с писком разбежались в стороны. Старик подошел к двери и поднял с пола кусок обглоданного мяса (видимо, как раз из-за него сражались крысы), затем поманил жестом леди, брезгливо семенящую сзади.

– Леди Саша, посмотрите сюда.

– Что это, викарий?

– Это мизинец правой ноги, скорее всего, одного из заключенных. Крысы часто нападают на ослабших после пыток заключенных, будем надеяться, что это не ваш каноник.

– Какая мерзость.

Леди поднесла правую кисть ко рту, сдерживая позывы рвоты.

– Возможно, вам не стоит углубляться в тюремные коридоры, зрелище, скажем прямо, нелицеприятное.

– Об этом не может быть и речи, викарий, я на задании.

– О, прошу, называйте меня Ричард, вы же моя гостья.

– Как скажете, Ричард, мы можем уже войти?

– Если таково Ваше решение.

Викарий со скрипом отворил дверь, в нос ударил затхлый запах крови и нечистот, с другой стороны коридора стали доносится стоны и вопли заключенных. Старик шагнул внутрь, Саша немного замешкалась, собралась с духом и последовала за ним. Преступив порог, леди оказалась в идеально чистом холле со знаменами старой эры и стенами, обшитыми бордовым шелком. По стенам были развешаны картины с изображением подвергаемых пыткам людей. Под каждой из картин располагались орудия пыток.

– Что это за место, Ричард?

– О, это мой маленький музей, моя гордость. В этой комнате, леди Саша, собраны все орудия пыток Инквизиции старой эры.

Саша подошла к странной железной пирамиде, стоявшей на столике с тремя чугунными ножками, на потолке висели веревки и ремни. Подняв глаза чуть выше, Саша увидела картину, где пытали женщину с помощью этого странного устройства. Женщину поднимали с помощью ремней на вершину пирамиды двое мужчин и постепенно опускали вниз, заставляя ее собственным весом насаживать свои половые органы на заостренную вершину пирамиды.

– А у вас наметанный взгляд! Подошли к самому ценному образчику искусства пыток. Бдение держит заключенного в сознании всю процедуру, не причиняя ему сильных физических повреждений, к примеру, как стул ведьм, но при этом объекты пыток испытывали воистину адскую агонию.

Саша вновь опустила глаза к пирамиде и увидела на ней пятна свежей крови.

– Там свежая кровь, Ричард!

– И действительно, это пятно немного похоже на кровь.

– Неужели этим орудием недавно кого-то пытали?

Пожилой викарий медленно выдохнул и посмотрел в глаза Саши:

– Я предупреждал вас, дитя. Подвалы Ватикана скрывают тайны темной стороны нашей власти. Редко кто возвращается, войдя однажды в коридоры этой темницы.

– Но это ужасно, что вы тоже пытаете людей, Ричард.

– Попав в кандалы Инквизиции, человек перестает быть человеком! В этой темнице невиновных нет, леди Саша. К нам попадают выродки, обреченные на вечные муки в аду. Наше задача обеспечить подготовку к их нелегкой судьбе.

– О, как благородно с вашей стороны, викарий!

Ричард указал пальцам на гобелен чуть правее выхода из зала. Золотые буквы на белом фоне гласили «Милосердие и справедливость».

– Под таким вот девизом просуществовало в Португалии почти три века ведомство Священного правосудия святой Инквизиции. Его переняло и нынешнее управление. У меня нет сомнений в нашем деле. На этом считаю нашу экскурсию законченной и прошу пройти за мной; искренне надеюсь, что ваш пленник еще жив и не сошел с ума. Вам же могу посоветовать надеть эту маску.

Викарий протянул фарфоровую карнавальную маску леди. Александра с недоумением посмотрела на мужчину.

– Понимаете, леди Саша, после вашей реакции на увиденное в музее я полностью уверен, что наблюдать пыточную темницы вам без надобности. Поэтому я предлагаю вам надеть этот прибор. У нас его называют томницей — в маске-томнице нет прорезей для глаз, поэту сами пытки вы не увидите, также в ней имеются затычки в уши, дабы гости не слышали криков заключенных, и, конечно, в нее встроены специальные ароматизаторы. Букет запахов в пыточной тоже весьма своеобразен: тут и кровь, и паленая кожа, да и в довесок экскременты — знаете, многие заключенные абсолютно теряют достоинство, уже после первой же пытки начинают ходить под себя. Некоторые говорят, что при сильной боли это нормальное явление. Я же склонен считать, что все же данное явление происходит от свинства и малодушия. В общем, вам лучше надеть томницу.

Леди ненадолго задумалась и все же решила надеть маску. Викарий радушно взял Сашу под руку и повел в глубь темницы Ватикана.

Часть 3. Курорт Конфедерации

– Пора вставать, сэр.

– Еще пять минут, Михаил!

– Через полтора часа у вас репетитор, а вам еще нужно успеть принять ванну и позавтракать.

– Репетитор, опять учеба! Сегодня же воскресенье!

– Новейшая история, сэр. Вы же знаете, Профессор Вальмер по будням практикует в университете, поэтому ваши занятия проходят по выходным.

– И почему бы мне тогда самому не учиться в университете? Было бы меньше проблем.

– С простолюдинами — никогда! Что бы сказал ваш отец на это рвение!

– Михаил, мы должны ценить рвение живых, а не предрассудки покойников! Ступай, я через двадцать минут спущусь.

На мгновенье лицо дворецкого извергло раздраженную гримасу, но тут же вернулось в привычное состояние покорности, и, отвесив аккуратный поклон, слуга закрыл дверь с обратной стороны. Юноша раза два-три зевнул и нехотя присел на край кровати. Утреннее солнце мягким светом заливало всю спальню, теплый летний ветер доносил запах недалекого океана. Молодой человек медленно встал, вышел на балкон, оперся локтями о поручни и стал наблюдать за необычайной красотой курортной зоны Конфедерации. Так как в курортной зоне здание отеля было единственным высотным зданием (весь же остальной город был усыпан небольшими сооружениями пятивековой давности), ближе к горизонту виднелся океан. Снизу доносился шум от кэбов, развозящих знатных господ, которые куда-то спешили с утра пораньше. «Странно, – подумал юноша, – вроде бы курорт, а все то же, что и в Импертарионе, та же суета…» Размышления юноши прервал телефонный звонок.

– Добрый день, мое имя Майкл Ковс, констебль местного отделения полиции. В районе отеля замечен отряд бунтовщиков. Не могли бы вы ответить на несколько вопросов?

– «Защитник вольности и прав в сем случае совсем не прав».

– Прошу прошения, сэр?

– Это Пушкин, констебль.

– Мне кажется, я вас не совсем понимаю, сэр

– А понимать тут нечего, господин полицейский, вы не правы в двух случаях, во-первых, сейчас не день, а утро, а во-вторых, я не допускаю, чтоб такие мелочи отнимали мое драгоценное время. И впредь по всякой подобной мелочи прошу вас обращаться к моему дворецкому. Всего хорошего.

Через секунду констебль местного отделения полиции на другом конце провода слушал короткие гудки аппарата. Юноша небрежно бросил телефонную трубку на пол и продолжил любоваться лучами солнца. Спустя некоторое время он потянулся и решил принять душ. Войдя в ванную комнату, молодой человек обнаружил на полке белый пакетик, ложку, жгут, шприц и зажигалку. «Как мило: Михаил знает, что с утра меня могут растормошить только героин и кофе».

Глава 4.
Мрак и Золото

Убив волчицу, но пожалев волчонка, не удивляйся, проснувшись с клыками возле шеи.

– Это и есть Доки?

– А что, ты ожидал увидеть зловонные развалины, кишащие всякими гнусными типами? Вдохни глубже, друг мой — так пахнет твой первый шаг к свободе!

Орфей стоял в весьма опрятном порту, полном жизнерадостных господ, которых провожал по паромам местный персонал, одетый в форму с зелеными воротничками – так их здесь и называли. С первого взгляда юноша понял, что Доки кардинально отличались от причалов в Акведуках! В портах, как правило, работали грязные заморенные люди в полной зависимости от наркотиков – ими и выдавалось шестьдесят процентов заработной платы. Оставшуюся часть оклада составляли продукты и иногда одежда, и даже эти крохи многие обменивали на наркоту. В доках все было по-другому: чисто, солнечно, зеленые воротнички откормлены и жизнерадостны! Первый раз за долгое время Орфею захотелось улыбнуться, юноша сделал глубокий вдох, как посоветовал новый друг Клот, и совершил первый шаг к своей свободе. Свободой оказалась линия, отделяющая Доки от соседнего шестьдесят девятого причала. Тут же к нему подошел мужчина с автоматом наперевес в яркой оранжевой форме и протянул что-то вроде трубочки с синей дымкой внутри.

– А, не беспокойся, Орфей, это тест на наркотики. В Доки не пускают людей, которые употребляют наркотики, таков закон; дунь в нее и докажи, что ты чист. Если после того, как ты подуешь, дымка станет зеленой, значит ты не употреблял больше месяца, если же красной — тебя не пропустят.

Молодые люди по очереди подули в трубки, оба раза дымка внутри принимала зеленый оттенок.

– Клот, а почему в Доки не пускают людей, употребляющих наркотики? Насколько я знаю, и на среднем уровне града, и в Серпентариуме они разрешены.

– Разрешены, это, конечно, да. Но употреблять наркотики на среднем уровне града считается скверным, бывает даже, что людей переселяют в Акведуки. А любой из господ Серпентариума опозорит имя своей семьи, если в свете станет известно, что он употребляет. В общем, наркотики — удел нищих.

– Но, Клот, Доки – это же, как-никак, часть Акведуков?

– Доки, Орфей, это что-то вроде двери, как раз то звено, что отделяет Акведуки от среднего уровня града. Нельзя попасть на средний уровень, не проработав пару лет в Доках, тем самым доказав, что ты перевоспитался. Но, по крайней мере, нам так говорят!

– А что ты думаешь?

После слов Орфея Клот потихоньку начал сбавлять шаг, затем вовсе остановился.

– Орфей, ты знаешь, сколько человек населяют Акведуки?

– Ну, думаю пара миллионов, а что?

– Шесть! Шесть миллионов человек! И все они наркозависимые. Каждый из них готов на все, чтоб получить дозу.

– Это их выбор. Если захотят изменить свою жизнь, могут, как мы, прийти сюда, верно?

– Нет, не верно! Я слышал, скоро в Доках устроят пропускной режим.

– Пропускной режим? Но зачем?

– Раньше Доки задыхались от нехватки рабочей силы, иногда им даже приходилось нанимать наркоманов, хотя ты сам понимаешь, какой это риск. Сейчас же, наоборот, рабочей силы в избытке, а значит, в шансе на то, чтоб изменить свою жизнь, вскоре многим будет отказано.

Орфей поднял голову и увидел, как группа рабочих срывает мотивационный плакат на одной из высоток.

«Каждый выбирает свой путь», – гласила желтая надпись в левом углу баннера. Баннер был разделен линей на две половины: на одной был нарисован рабочий в серой форме, в руках он держал жгут и шприцы; а второй половине была нарисована необычайно красивая женщина. Её безумно яркие рыжие волосы были сплетены в аккуратненькую полукорону из двух кос. Светло-зеленые глаза прекрасно дополнял воротничок того же тона. Девушка радужно улыбалась со своей половины и махала рукой Орфею.

– Клот, кто эта девушка на плакате?

Клот в недоумении поднял глаза к плакату, а затем рассмеялся.

– Не время, дружище, сейчас бегать за бабами, особенно если они всего лишь картинки.

– Да, ты, наверно, прав… Скажи, а почему ты сказал, что нанимать наркоманов на работу в Доках большой риск?

– Орфей, ты что, с луны свалился? Ты вообще в курсе, куда ты попал?

– Если честно, я не слышал о Доках до встречи с тобой, Клот.

– Вот те на, я-то думал, уж где-где, а в Акведуках каждому известно про Доки.

Клот опустил глаза к своим ботинкам, собираясь с мыслями, пару секунд подергался, будто не решаясь, говорить или нет, и, спустя полминуты произнес на выдохе:

– Орфей, ты находишься на крупнейшем заводе по производству наркотиков в мире!

– Что? Почему ты мне не сказал сразу! Ты же знал, что я хочу бросить наркотики!

– Знал, поэтому и пригласил тебя сюда! Если ты не заметил, в Доки невозможно попасть наркоману!

– И что, работа, которую ты хотел мне предложить – это производство наркотиков?

– А больше работы в Акведуках нет, если ты еще не в курсе! Так и будешь пахать за дозу, тогда скатертью дорожка!

– Тебе самому-то не противно? Травить людей! Ты сам был зависимым, я знаю, ты еще помнишь этот кошмар!

Клот остановился, его тело колотила дрожь, на руках выступила гусиная кожа, сделав вдох, он медленно присел на бордюр и обхватил руками голову.

– Я знаю, Орфей, что это ужасно, но другой работы нет и не будет. Пока я не выберусь из этих чертовых Акведуков. Либо травись, либо трави. Мы еще успели с тобой пройти, но рабочих теперь хватает, как я и говорил. А значит, люди вынуждены подыхать! Там за забором начинается мир, из которого мы пришли, и я не хочу назад, не хочу! Да, мне придется стать одним из этих пресловутых зеленых воротничков, вечно улыбающихся с плакатов, но это лучше, чем быть забитым уродами на причале! Я пойду до конца, Орфей! Вопрос, пойдешь ли ты со мной?

***

– Ваш кофе, сэр.

– Ещё дольше нельзя было? Понаберут всякий сброд!

– Дорогой, не хами официантам, помнишь, я тоже когда-то была одной из них.

– Быть официанткой на среднем уровне не то же самое, что в Акведуках, посмотри на него — он же точно был наркоманом. Правильно, что их держат в изоляции…

– Дорогой, у нас отходит паром, давай поторопимся.

С этими словами молодая симпатичная брюнетка потянула респектабельного пожилого господина за локоть. Джентльмен явно выражал недовольство, что его отвлекают от любимого дела, но, увидев лучезарную улыбку молодой леди, растаял и ответил нескладной физиономией. «Наверно, так улыбается морж», – подумал Орфей, вглядываясь в блестящую плешь удаляющегося пожилого господина. «Подумать только, прошел всего месяц, как я сюда прибыл, а проход действительно закрыли, как предполагал Клот», – думал молодой человек, поглаживая зеленый воротничок. Юноша медленно потянулся, зевнул, подошел к двери и перевернул табличку с надписью «открыто» – на ее место встала табличка, говорящая посетителям, что заведение не работает. «Налью-ка и я себе кофе», – подумал Орфей, лениво потягивая руки, всматриваясь в лучи медленно гаснущего солнца. «Как хорошо, что в Доках оказался, помимо завода по производству наркотиков, еще и перевалочный порт для круизных лайнеров Конфедерации  – все-таки я не смог бы производить эту гадость», – размышлял Орфей, тихонько грея руки об кружку с кофе. Тишину нарушил телефонный звонок.

– Да, слушаю… Алло!

– Привет.

– Эрика? Это ты?

– Да. Ты давно не звонил

– Ну, ты ясно дала понять мне, что не хочешь меня слышать.

– Я говорила тебе это на протяжении двух лет. Но это не мешало звонить тебе по два раза на дню!

– Наверно, мне надоело!

– Я знаю тебя, Орфей, ты не звонишь только когда все хорошо, как только становится тяжело и плохо, ты сразу вспоминаешь, что у тебя есть любящая сестра. Ты опять начал колоться? Откуда у тебя деньги, неужели начал воровать?

– Ты отчасти права. У меня действительно все хорошо. Но я некогда не забывал о тебе. Ты же сказала прошлый раз: докажи делом, а не словом. Вот я и доказываю, я решил не звонить тебе, пока не смогу перевезти тебя на средний уровень града.

– Орфей, где ты, хватит меня мучить! Я боюсь за тебя, и Кевин спрашивает, где его дядя, что я должна ему говорить?

– Скажи, что все хорошо, я работаю, сегодня получил первую зарплату. Кстати, можешь проверить почту, я отослал тебе немного денег, пока больше не могу, прости.

– Так это твой перевод. Орфей, не нужно было…

– Нужно, я столько лет сидел на твоей шее, сестра. Но теперь все изменится, я обещаю!

– Где ты работаешь?

– В Доках. Официантом в одной прибрежной кафешке.

– Тебя взяли в Доки? Ты не врешь, Орфей?

– Я не вру, сестра.

– Я так счастлива за тебя, нет, я просто горжусь тобой, брат, приходи в гости на выходных. Мы переехали на одиннадцатый причал, это, конечно, не Доки, но из всех причалов в Акведуках он самый приличный. Это единственный причал, где не продают наркотики, теперь тут живут люди, которых не пустили в Доки, но они не хотят возвращаться к прошлой жизни. Ой, подожди секундочку, Кевин пришел, сейчас позову к телефону.

– Дядя, ты тут?

– Привет, Кевин, как у тебя дела?

– Хорошо, как у тебя? Ты почему к нам не приходишь?

– Я приду в гости к вам на выходных.

– Ты не обманываешь?

– Нет, не обманываю. Как там дела в школе?

– Да все хорошо.

– Точно? Я же приду, проверю.

– Тебя мама зовет.

– Ну, дай ей трубку.

– Алло, Орфей, прости, но нам пора, приходи в субботу.

– Обязательно приду! Пока.

– До встречи!

Орфей медленно положил трубку и закурил сигарету, вглядываясь в закат через блеклое окно закусочной. В такие моменты юноша становился излишне наигран, несмотря на то, что рядом с ним никого не было. Стряхивая пепел на лакированную барную стойку, Орфей размышлял о ней. Нет, он был рад разговору с сестрой, но в глубине души понимал, почему не звонил ей и избегал встречи. Сестра для юноши была чем-то вроде спасательного буя в то время, когда от него ушла Она. Именно из-за того, что юноша был отвергнут любовью всей его жизни, он и начал употреблять наркотики, а сестра действительно, как буёк, вытянула его из океана скорби и отчаянья. Но в этом и заключается вся проблема! Как можно увидеть буй и упустить из виду океан! Поэтому поход к Эрике вызывал двоякое впечатление у Орфея. Вроде бы, конечно, и очень хотелось увидеть сестру, но в то же время он уже начал думать о Ней, а это плохо, очень плохо…

Размышления Орфея прервал стук в закрытую дверь закусочной. Юноша поднял глаза от стойки, увиденное ввело парня в ступор. В дверь кафетерия стучалась молодая девушка с того самого плаката, который Орфей видел в первый день в Доках. Юноша сразу узнал её, несмотря на то, что вместо лучезарной улыбки на ее лице застыло отражение истинного ужаса. Ярко-зеленый воротничок стал багровым из-за раны в предплечье, из которой обильно сочилась кровь. Девушка зажимала рукой рану и что-то умоляюще кричала. Секунду помедлив, Орфей все же побежал ей навстречу и отпер входную дверь. Девушка рухнула без сил, Орфей еле-еле успел ее подхватить. Оттащив потерявшую сознание леди к стойке, юноша почему-то побежал к двери и убрал капли крови у порога, затем вышел из кафе и проделал тоже само с пятнами в паре метрах от закусочной. Быстро вернулся назад, запер дверь на ключ, подбежал к девушке и аккуратно перенес ее на кухню, сам же спрятался за барной стойкой. За стойкой был такой угол, из которого можно было разглядеть зеркало на соседней стене, а через зеркало просматривался вход в кафе и два окна возле него. При этом снаружи, естественно, юношу никто бы не увидел. Опасения Орфея оказались не напрасными: как только он скрылся за стойкой, мимо закусочной начали туда-сюда шнырять какие-то типы, некоторые стучали в дверь, другие всматривались в окно. Орфей думал только об одном: лишь бы его спутница оставалась без сознания.

А между тем, незнакомцы все усиленнее вглядывались в окно закусочной; осознав, что происходит, Орфей с ужасом проронил: «Зрячие».