Текст книги "Темный лес"

– Я бы уже давно свихнулся.

– Ну да. А Ло Цзи – пофигист. Ему все до фонаря. Кент, старина, неужто вы думаете, что у него легкая работа? Отвернувшийся должен обладать способностью смотреть на вещи не как обычные люди, и именно эту способность мы в нем наблюдаем. А вот такой человек, как вы, великих дел не совершит.

– Но он настолько… я хочу сказать… если ему на все плевать, то как это соотносится с проектом «Отвернувшиеся»?

– Да я уже сколько времени талдычу вам это, а вы так и не поняли! Я говорю, что не знаю. Откуда вы можете знать, что его причуды не являются частью плана? Еще разок повторю: судить об этом не вам и не мне. Но даже если мы правильно понимаем его действия, – Ши Цян наклонился к Кенту и понизил голос, – некоторые вещи требуют времени.

Кент долго таращился на Ши Цяна. Наконец он тряхнул головой, неуверенный, правильно ли понял последнюю фразу:

– Хорошо. Я подам рапорт. Но вы можете мне сначала показать, как выглядит эта девушка его мечты?

Когда Кент увидел женщину на экране, его старое лицо на мгновение смягчилось. Он помассировал челюсть и признал:

– Вот это да… Ни на мгновение не поверю, что кто-то такой существует, но надеюсь, что вы ее все-таки скоро найдете.

* * *

– Полковник, не считаете ли вы несколько неожиданным, что человек моего положения проверяет политическую и идеологическую работу в ваших вооруженных силах? – сказал Тайлер, встретившись с Чжан Бэйхаем.

– Нет, мистер Тайлер. Уже был прецедент. Рамсфелд однажды посещал Партийную школу при Главном военном совете, когда я там учился. – Чжан Бэйхай не проявлял ни любопытства, ни осторожности, ни отчуждения, которые Тайлер видел в других офицерах. Он выглядел искренним, и это облегчало разговор.

– Вы хорошо владеете английским. Вы, наверное, из флотских?

– Так точно. Космические силы США набрали даже больше персонала из флота, чем мы.

– Этот старинный вид вооруженных сил не мог даже представить себе, что боевые корабли поплывут в космосе… Буду откровенен. Когда генерал Чан Вэйсы представил вас как лучшего политического офицера в космических силах, я подумал, что вы из армии; армия – душа ваших вооруженных сил.

Чжан Бэйхай явно не согласился с этим утверждением, но вежливо рассмеялся:

– То же самое можно сказать о любом роде войск. Во всех странах космические силы только зарождаются, и их военнослужащие привносят что-то со старого места службы.

– Меня весьма интересует ваша политическая и идеологическая работа. Надеюсь, что смогу ознакомиться с ней поглубже.

– Это не вызовет затруднений. Командование приказало мне ничего не скрывать – в рамках моей работы.

– Благодарю вас! – Тайлер помедлил, потом продолжил: – Цель моей поездки – получить ответ на один вопрос. Я хотел бы задать его прежде всего вам.

– Конечно. Спрашивайте.

– Полковник, верите ли вы, что мы можем вернуть воинский дух армий давно прошедших времен?

– Что вы имеете в виду под давно прошедшими временами?

– Я говорю о значительном отрезке времени, возможно, от Древней Греции до Второй мировой войны. Существенны общие духовные черты, которые я упоминал: долг и честь превыше всего; готовность, когда надо, без колебаний отдать свою жизнь. Вы, может быть, заметили, что после Второй мировой войны такая храбрость уже нехарактерна для армий как демократических, так и тоталитарных стран.

– Армию набирают из общества. Следовательно, понадобится возродить былой воинственный дух в самом обществе.

– Мы сходимся в этом мнении.

– Но, мистер Тайлер, это невозможно.

– Почему? У нас есть четыреста лет. В прошлом человечеству понадобилось именно столько лет, чтобы перейти из эры коллективного героизма в эру индивидуализма. Почему мы не можем потратить столько же времени на обратное развитие?

Чжан Бэйхай на мгновение задумался.

– Это хороший вопрос, но я полагаю, что общество выросло и не может вернуться в свое детство. За последние четыреста лет, что послужили фундаментом для современной цивилизации, у нас не возникло ни культурных, ни моральных предпосылок для подобного разворота вспять.

– Тогда откуда же лично вы черпаете победный настрой? Насколько мне известно, вы убежденный триумфалист. Как сможет космический флот, переполненный страхом поражения, воевать с могущественным противником?

– Да ведь вы только что сказали, что у нас есть еще четыреста лет. Если мы не можем идти назад, нам остается только решительно идти вперед.

Ну и как прикажете толковать такой ответ? Тайлер не вынес больше ничего из последующей дискуссии, кроме ощущения, что мысли собеседника куда глубже, чем он смог понять за время своего краткого визита.

Покидая штаб-квартиру космических сил, Тайлер прошел мимо часового. Они встретились взглядом, и часовой поприветствовал его застенчивой улыбкой. Такого он не встречал в других странах – там часовые смотрели строго перед собой. Глядя на лицо молодого солдата, Тайлер опять вспомнил ту фразу:

«Мама, я стану светлячком».

* * *

Тем вечером пошел первый дождь за все то время, что Ло Цзи жил в усадьбе. В гостиной было довольно холодно. Он сидел перед незажженным камином и прислушивался к шелесту дождя за окном, представляя себе, что дом стоит на одиноком острове посреди темного океана. Ло Цзи окутал себя безграничным одиночеством. После отъезда Ши Цяна он пребывал в беспокойном ожидании, и это ожидание тоже было разновидностью счастья. Затем он услышал, как у крыльца остановился автомобиль. До его ушей донеслись обрывки разговора. Мягкий женский голос, произносящий «Спасибо» и «До свидания», встряхнул Ло Цзи, как удар током.

Два года назад он слышал этот голос как днем в своих мечтах, так и ночью во сне. Этот неземной звук, подобный парящей в небе паутинке, на мгновение разогнал вечернюю тьму, словно вспышка солнечного света.

Затем в дверь легонько постучали. Ло Цзи сидел как истукан; только после долгой паузы он наконец открыл рот и произнес: «Заходите». Дверь открылась. Вместе с каплями дождя в комнату проникла тонкая фигурка. Единственным источником света в гостиной была напольная лампа со старомодным абажуром. Она создавала круг света около камина, но в других частях комнаты царил сумрак. Ло Цзи не мог разобрать лица женщины, но заметил, что она одета в белые брюки и темную куртку. Воротник выделялся своей белизной на фоне куртки; он напомнил ему о лилиях.

– Здравствуйте, господин Ло, – сказала она.

– Здравствуйте, – ответил он, вставая. – На улице холодно?

– В машине не холодно. – Хотя он и не мог ее четко видеть, он знал, что она улыбается. – Но здесь, – она посмотрела вокруг, – здесь холодновато… Да, меня зовут Чжуан Янь, господин Ло.

– Здравствуйте, Чжуан Янь. Давайте растопим камин.

Ло Цзи присел возле камина и положил в него немного дров из аккуратной поленницы. Затем спросил:

– Вы когда-нибудь раньше видели камин? Подходите, присаживайтесь.

Она подошла и села на диван, оставаясь в тени.

– Ах… только в кино.

Ло Цзи чиркнул спичкой и зажег растопку. Пламя потянулось, как живое, разгорелось, и в его мягком, золотистом свечении проступила женская фигура. Ло Цзи крепко держал двумя пальцами догорающую спичку; ему нужно было испытать боль, чтобы убедиться, что это не сон. Казалось, что он зажег солнце, которое теперь освещало ставший реальностью мир мечты. Снаружи солнце могло навеки оставаться скрытым облаками и темнотой, если в его мире была Она и был огонь камина.

«Да Ши, ты и в самом деле дьявол! Где ты ее нашел? Как, черт побери, ты смог ее найти?»

Ло Цзи повернулся обратно к камину; на глазах его выступили непрошеные слезы. Он немного испугался, что она заметит, но тут же догадался, что скрывать незачем – она наверняка подумает, что это от дыма. Он протер глаза рукой.

– Как тепло, как хорошо… – с улыбкой сказала она, глядя на пламя.

Сердце Ло Цзи затрепетало от ее слов и улыбки.

– А почему здесь все так… м-м… как-то… – Она оторвала взгляд от камина и вновь осмотрела полутемную гостиную.

– Не так, как вы себе представляли?

– Не так.

– Недостаточно… – Он подумал о ее имени. – Недостаточно торжественно для вас?

Она улыбнулась ему:

– В моем имени иероглиф «янь» не из слова «торжественность». «Янь» в нем от слова «цвет»[21]21
  Это «игра иероглифов». Есть слово «чжуанъянь» – «торжественность», состоящее из двух иероглифов, второй из которых звучит как «янь», и есть иероглиф «янь», по виду совершенно другой, означающий «цвет». (Прим. перев.)


[Закрыть].

– А-а, понимаю. Вероятно, вы думали, что здесь повсюду развешаны карты, а я хожу и тычу в них указкой? И кругом толкутся генералы?

– В точности так, господин Ло. – Она обрадовалась, и ее улыбка расцвела, как роза.

Ло Цзи встал:

– Наверное, вы устали с дороги. Выпейте чаю. – Он остановился в нерешительности. – Или, может быть, хотите немного вина? Оно отгонит простуду.

– Хорошо, – кивнула она, с тихим «спасибо» приняла бокал и сделала маленький глоток.

Вид ее, невинно держащей бокал вина, пробудил глубокую нежность в его душе. Она выпила, когда он предложил. Она доверяла этому миру и совсем не опасалась. Да, все на свете было готово напасть на нее и причинить вред – но только не здесь. Здесь о ней позаботятся. Здесь был ее дом.

Ло Цзи сел и посмотрел на нее, а затем спросил настолько спокойно, как только мог:

– Что они вам говорили, прежде чем привезти сюда?

– Они говорили, что я поеду работать, конечно. – Она одарила его невинной улыбкой, которая расколола его сердце на части. – Господин Ло, чем мне предстоит заниматься?

– Чему вы учились?

– Традиционной живописи в Центральной академии изящных искусств.

– Закончили?

– Да. Я только что закончила обучение и искала работу на время, пока буду готовиться к аспирантуре.

Ло Цзи подумал некоторое время, но не смог придумать для нее никакого занятия.

– Хорошо, о работе мы поговорим завтра. Вы, наверное, устали. Прежде всего вам надо выспаться… Вам здесь нравится?

– Я не знаю. По пути из аэропорта стоял туман, а потом стемнело, и я ничего не могла разобрать. Господин Ло, где мы находимся?

– Я и сам не знаю.

Она кивнула и хихикнула, явно не веря.

– Я и в самом деле не знаю, где мы находимся. Ландшафт похож на Скандинавию. Я могу позвонить и узнать прямо сейчас. – Он потянулся к телефону рядом с диваном.

– Нет, не надо, господин Ло. Приятнее не знать.

– Почему?

– Когда вы знаете, мир становится тесен.

«Боже мой!» – воскликнул он про себя.

Внезапно она заметила:

– Господин Ло, посмотрите, как красиво вино в свете камина!

Вино в отблесках пламени переливалось бордовым цветом, встречающимся только во сне.

– На что, по-вашему, это похоже? – нервно спросил он.

– М-м… Я думаю, что это похоже на глаза.

– Глаза заката, не так ли?

– Глаза заката? Замечательный образ, господин Ло!

– Рассвет или закат? Вы предпочитаете закат, не так ли?

– Да. А откуда вы знаете? Я люблю рисовать закат. – Ее глаза блистали, как хрусталь в свете камина, как бы спрашивая: «И что в этом плохого?»

На следующее утро дождь прекратился. У Ло Цзи было ощущение, что Бог омыл этот сад Эдема, чтобы приготовиться к приезду Чжуан Янь. Когда она впервые увидела окрестности, Ло Цзи не услышал визгов, восклицаний и прочей суеты, которую стоило бы ожидать от девушек. Нет, увидев великолепный пейзаж, она не дыша замерла в потрясении и не смогла произнести ни слова. Он понял, что Чжуан Янь куда чувствительнее к красоте природы, чем другие женщины.

– Так, значит, вы любите рисовать? – начал он.

Чжуан Янь не отрывала взора от далекой горной вершины, покрытой снегом. Чуть позже она пришла в чувство:

– О да. Но если бы я здесь выросла, то, наверное, не любила бы.

– Почему?!

– Я представляю себе самые разные восхитительные пейзажи. Когда я их рисую, я как бы переношусь в эти места. Но здесь уже есть все, что я вижу в мечтах, все, что воображаю. Зачем тогда нужна живопись?

– Это так. Когда воображаемая красота становится реальностью… – Он прервался и взглянул на Чжуан Янь, стоящую на фоне восходящего солнца – словно ангел, вышедший из его сна. Счастье в душе Ло Цзи сверкало и переливалось, как волны озера в солнечном свете. Ни ООН, ни СОП и представить не могли, что у проекта «Отвернувшиеся» будет вот такой эффект. Если бы Ло Цзи предстояло сейчас умереть – он охотно сделал бы это.

– Господин Ло, вчера шел такой сильный дождь. Почему он не смыл снег с этой горы? – задала она вопрос.

– Дождь шел ниже линии снегов. На этой горе круглый год лежит снег. Здесь совсем другой климат, не как в Китае.

– Вы бывали на этой горе?

– Нет. Я здесь недавно. – Он заметил, что девушка не отводит взор от горы. – Вам нравятся заснеженные вершины?

Она кивнула.

– Тогда поехали!

– В самом деле? Когда? – в восторге вскрикнула она.

– Да хоть сию же минуту! К подножию горы ведет обычная грунтовая дорога. Если мы выедем сейчас, то к вечеру вернемся.

– А как же работа? – Чжуан Янь отвернулась от горы и посмотрела на Ло Цзи.

– Работа подождет. Вы только что приехали, – небрежно ответил он.

– Ну… – Она наклонила голову, и его сердце вздрогнуло. Он бессчетное число раз видел этот ее бесхитростный взгляд. – Господин Ло, мне нужно знать, чем я буду заниматься.

Он посмотрел вдаль, подумал пару секунд и уверенно пообещал:

– Вот там и расскажу.

– Отлично! Тогда нам пора отправляться?

– Да. Будет проще, если мы пересечем озеро на лодке и оттуда уже поедем на машине.

Они дошли до конца пристани. Ло Цзи убедился, что ветер благоприятный и они могут взять парусную лодку. К вечеру ветер переменится, и они смогут вернуться тем же путем. Он взял ее за руку и помог ступить в лодку. Он впервые прикоснулся к Чжуан Янь, и ее руки были точно такими же, каких он впервые коснулся в ту зимнюю ночь в своем воображении – мягкими и прохладными. Она восхитилась, когда Ло Цзи поднял белый парус. Когда лодка отошла от пристани, она опустила руку в воду.

– В озере очень холодная вода, – заметила она.

– Зато чистая и прозрачная!

«Как твои глаза», – мысленно добавил он.

– Почему вам нравятся покрытые снегом горы?

– Я люблю традиционную живопись.

– Какое отношение это имеет к заснеженным горным вершинам?

– Господин Ло, вы знаете, какая разница между традиционной китайской живописью и живописью маслом? У картин, написанных масляными красками, богатая цветовая палитра. Один художник как-то сказал, что в живописи маслом белый цвет на вес золота. Но в наших традиционных картинах все иначе. В них много пустоты, и она столь же выразительна, как человеческие глаза. Пейзаж – это просто рамка для пустоты. Посмотрите на этот заснеженный пик. Разве он не похож на пустое место в традиционной картине?

Это было самой длинной речью, которую он от нее слышал. Чжуан Янь читала лекцию Отвернувшемуся, каждой фразой превращая его в невежественного школьника, и у него при этом не было ощущения несообразности ситуации.

«Ты сама как пустота в традиционной картине: чистая, но бесконечно привлекательная для опытного ценителя», – думал Ло Цзи, глядя на Чжуан Янь.

Лодка причалила к пристани на противоположном берегу. Возле леса стоял джип с открытым верхом. Водитель, подогнавший машину, уже ушел.

– Это военный автомобиль? Когда я приехала, я видела солдат, и мы проехали трех часовых, – сказала она, когда они сели в машину.

– Это не имеет значения. Они нас не побеспокоят, – ответил Ло Цзи и завел двигатель.

Лесная дорога была узкой и неровной, но в машине тряска не ощущалась. Кое-где в лесу еще стелился утренний туман; там солнечные лучи конусами света пробивались сквозь кроны высоких сосен. Пение птиц слышалось даже сквозь шум двигателя. Легкий ветер разметал волосы Чжуан Янь и бросил их в лицо Ло Цзи. Это прикосновение напомнило ему о зимней поездке два года назад.

Нынешняя местность отличалась от гор Тайхан и снежных равнин северного Китая. Но его сон о том путешествии настолько точно вписывался в реальность дня, что ему трудно было поверить, что все происходит на самом деле.

Он бросил взгляд на Чжуан Янь и обнаружил, что та смотрит на него. В ее глазах читалось легкое любопытство, смешанное с доброжелательностью и невинностью. Солнечный свет мелькал на ее лице. Встретив его взгляд, она не отвернулась.

– Господин Ло, вы и в самом деле можете победить инопланетян? – спросила она.

Он был совершенно очарован ее детской непосредственностью. Никто, кроме нее, никогда не задал бы такой вопрос Отвернувшемуся, а они знали друг друга так недолго.

– Чжуан Янь, вся суть проекта «Отвернувшиеся» заключается в том, чтобы спрятать истинную стратегию землян в мозгу одного человека – единственном месте, которое недоступно для софонов. Были выбраны несколько человек, но это не значит, что они сверхлюди. Сверхлюдей не бывает.

– Но почему выбрали вас?

Этот вопрос был еще более прямолинейным и возмутительным, и все же в устах Чжуан Янь он прозвучал естественно. В ее кристально прозрачном сердце чисто преломлялся и отражался каждый солнечный луч.

Ло Цзи остановил машину. Она удивленно смотрела на него, а он застыл, глядя вперед, на освещенную солнцем дорогу.

– Отвернувшиеся – самые не достойные доверия люди во всей истории. Они лучшие лгуны в мире.

– Это ваш долг.

Он кивнул.

– Но, Чжуан Янь, я скажу вам правду. Поверьте мне!

Она кивнула:

– Господин Ло, пожалуйста, продолжайте. Я вам верю.

Он довольно долго молчал, тем самым придавая больший вес своим словам. А потом наконец произнес:

– Я не знаю, почему выбрали меня. Я обычный человек.

Она снова кивнула:

– Наверно, вам очень трудно.

Эти слова и невинный вид Чжуан Янь снова вызвали слезы на его глазах. Впервые с того дня, когда он стал Отвернувшимся, Ло Цзи встретил такое понимание. Глаза девушки были его раем; в ее чистом взоре он не видел ни следа того выражения, с которым все прочие смотрели на Отвернувшихся. Ее улыбка тоже была раем. Это была не улыбка Отвернувшегося, а чистая, невинная улыбка, словно налитая солнцем капелька росы, падающая в самую сухую часть его души.

– Мне будет трудно, но я постараюсь справиться… Вот и все. На этом честный разговор окончен. Возвращаемся к обычному поведению Отвернувшихся, – сказал он и завел мотор.

Они ехали молча, пока деревья не расступились и не показалось голубое небо над головой.

– Господин Ло, посмотрите, орел! – воскликнула Чжуан Янь.

– А вот там, похоже, олень! – Ло Цзи быстро указал рукой, чтобы отвлечь ее внимание. Он знал, что объект в небе был не орел, а патрульный дрон. Это напомнило ему о Ши Цяне. Он достал телефон и набрал номер.

Ши Цян ответил.

– Здорово, братец Ло! Наконец-то ты вспомнил обо мне! Но сначала расскажи, как идут дела у Яньянь.

– Хорошо. Отлично. Чудесно. Спасибо!

– Вот и славно. Значит, моя последняя миссия выполнена.

– Последняя миссия? Где вы сейчас?

– Дома. Готовлюсь к гибернации.

– Что?

– У меня лейкемия. Отправляюсь в будущее, чтобы там меня вылечили.

Ло Цзи ударил по тормозам, автомобиль резко остановился. Чжуан Янь ахнула. Он с тревогой взглянул на нее, но, поняв, что все в порядке, продолжил разговор с Ши Цяном.

– Э-э… И давно вы болеете?

– Я облучился на одном из предыдущих заданий, а в прошлом году мне поставили диагноз.

– Боже мой! Я не задержал вас, надеюсь?

– В этих делах чуть раньше или чуть позже погоды не делает. Кто знает, какой станет медицина в будущем?

– Мне очень жаль, Да Ши.

– Да не обращай внимания. Такая уж у меня работа. Я не грузил тебя этим, потому что, как я понимаю, мы еще когда-нибудь пересечемся. Но я хотел бы кое-что тебе сказать, на случай, если не доведется встретиться.

– Я слушаю.

После долгого молчания Ши Цян произнес:

– «Три вещи не подобают достойному сыну; самая значительная среди них – не оставить потомства»[22]22
  Известная цитата об обязанностях сыновей из собрания диалогов и высказываний, приписываемого Менсиусу. Менсиус, конфуцианский философ, жил в конце четвертого века до нашей эры. (Прим. Дж. М.)


[Закрыть]. Братец Ло, судьба семьи Ши в ближайшие четыреста лет находится в твоих руках.

Ши Цян положил трубку. Ло Цзи взглянул на небо, где недавно кружил дрон. В его сердце царила та же пустота, что и в этой бездонной синеве.

– Вы говорили с дядей Ши? – спросила Чжуан Янь.

– Да. Вы с ним знакомы?

– Знакомы. Хороший человек. В день моего отъезда он поцарапал руку, но кровь не останавливалась. Это было довольно жутко.

– Ох… Он что-нибудь вам сказал?

– Сказал, что вы занимаетесь самым важным делом в мире, и попросил меня вам помогать.

Они оставили лес позади. От горы теперь их отделял лишь луг. Все цвета мира сводились здесь к серебряному и зеленому, простым и чистым, по мнению Ло Цзи, как и девушка, сидящая рядом. Он уловил тень меланхолии в ее взгляде и заметил, что она тихо вздыхает.

– Яньянь, что-то не так? – спросил он. Ло Цзи впервые назвал ее этим именем, но, подумал он, если Да Ши может так ее называть, то почему я не могу?

– У нас такой замечательный мир. Но становится грустно, когда думаешь, что однажды некому будет на него смотреть.

– Но здесь ведь будут инопланетяне, разве не так?

– Я не думаю, что они оценят красоту.

– Почему?

– Мой папа говорил, что люди, которые чувствуют красоту, добрые; а злые красоту не ценят.

– Яньянь, они лишь действуют рационально. Для выживания их народа это правильное решение; оно не доброе и не злое.

– Впервые слышу такое мнение. Господин Ло, вы их увидите, не так ли?

– Возможно.

– Если они и в самом деле такие, какими вы их представляете, и если вы победите в сражении Судного дня, то могли бы вы… – Она, чуть наклонив голову, искоса взглянула на него и смолкла в нерешительности.

Он уже собирался ответить, что вероятность такого развития событий близка к нулю, но сдержался и спросил:

– Что я мог бы?

– Почему вы обязательно должны прогонять их в космос, на верную смерть? Дайте им немного земли, и пускай они живут рядом с нами! Разве так не будет лучше?

Ло Цзи молча боролся с эмоциями в своей душе. Затем он указал в небо:

– Яньянь, не только я услышал ваши слова.

Чжуан Янь испуганно посмотрела в небо:

– Ах да! Вокруг, наверное, сотни софонов!

– Может оказаться, что вас услышал сам правитель Трисоляриса.

– И вы все надо мной смеетесь, да?

– Нет. Яньянь, знаете ли вы, о чем я сейчас думаю? – Ему очень захотелось коснуться ее левой руки, находившейся недалеко от руля, но он сдержал себя. – Мне кажется, что человек, который мог бы спасти мир, – это вы.

– Я? – Она расхохоталась.

– Да, вы. Но вас одной недостаточно. Точнее, таких людей, как вы, слишком мало. Если бы треть человечества разделяла ваши чувства, то Трисолярис мог бы обсудить с нами возможное сосуществование на этой планете. Но, к сожалению… – Ло Цзи вздохнул.

Чжуан Янь сверкнула беспомощной улыбкой:

– Господин Ло, мне в жизни приходилось не очень-то легко. Окончив университет и попав в большой мир, я чувствовала себя рыбой, заплывшей в море с мутной водой и ничего не видящей вокруг. Я хотела выплыть на чистую воду, но устала от всего этого плавания…

«Если бы только я мог помочь тебе выплыть к чистой воде!» – подумал Ло Цзи.

Дорога начала подниматься вдоль склона. По мере набора высоты растительность стала редеть, обнажая черный камень. В одном месте пейзаж был похож на поверхность Луны. Вскоре они достигли уровня снегов. Их окружили белизна и холод. Они надели теплые куртки, которые Ло Цзи вынул из походной сумки на заднем сиденье, и продолжили путь.

Вскоре они достигли знака, установленного посреди дороги. Знак предупреждал: «ОПАСНОСТЬ. СЕЗОН ЛАВИН. ДОРОГА ДАЛЬШЕ ЗАКРЫТА». Они вышли из машины и ступили в снег на обочине.

Солнце уже начало садиться, отбрасывая тени на заснеженный склон. Чистый снег был бледно-синего цвета и как бы светился изнутри. Острые вершины вдали были по-прежнему освещены и сверкали серебром. Казалось, что свет исходит непосредственно от снега, словно это светится сама гора, а не солнце, озаряющее весь мир.

– Ну вот, теперь картина совсем пуста, – сказал Ло Цзи, обводя окрестности рукой.

Чжуан Янь поглощала взглядом белый мир вокруг них.

– Господин Ло, собственно, я однажды написала такую картину. Издали это был белый лист бумаги, почти пустой. Вблизи можно было рассмотреть мелкий тростник в нижнем левом углу и следы исчезающей птицы в правом верхнем. В пустом центре были две крошечные человеческие фигурки… Этой картиной я горжусь больше всего.

– Могу себе представить. Это, должно быть, великолепная картина… Чжуан Янь, вот мы и здесь, в этом пустом мире. Вы хотите узнать, в чем будет заключаться ваша работа?

Она кивнула, но при этом на лице ее вспыхнуло беспокойство.

– Вы знакомы с проектом «Отвернувшиеся» и знаете, что его успех зиждется на полном непонимании. Истинных целей проекта не понимает никто, кроме Отвернувшегося, – ни на Земле, ни на Трисолярисе. Поэтому, Чжуан Янь, независимо от того, насколько неправдоподобной будет ваша задача, у нее, несомненно, есть смысл. Не пытайтесь его понять. Просто работайте в полную силу.

Она нервно кивнула:

– Да, я понимаю. – Но тут же рассмеялась и покачала головой: – Я хотела сказать, что поняла, что вы сейчас сказали.

Он смотрел на нее посреди всего этого снега, посреди белизны без конца и края… Мир вокруг нее исчез, растворился, осталась одна она. Двумя годами раньше, когда созданный Ло Цзи литературный образ обрел жизнь в его воображении, Ло впервые отведал вкуса любви. Сейчас же здесь, посреди пустоты этой реальной картины, нарисованной самой природой, он познал самую сокровенную тайну любви.

– Чжуан Ян, ваша работа заключается в том, чтобы сделать себя счастливой.

Ее глаза расширились в удивлении.

– Вы должны стать самой счастливой женщиной на Земле. Это часть плана Отвернувшегося.

В ее глазах отражалось сияние горной вершины, освещавшей их мир. Сложные чувства промелькнули в ее незамутненном взоре. Покрытые снегом горы поглощали весь шум внешнего мира. Ло Цзи ждал в терпеливом молчании до тех пор, пока она голосом, казалось, звучащим издалека, не спросила:

– Тогда… что я должна делать?

Ло Цзи воодушевился:

– Все, что хотите! Завтра же – или сегодня, когда мы вернемся, – вы можете отправиться, куда пожелаете, делать все, что вам будет угодно, и жить, как вам захочется. Я, как Отвернувшийся, помогу вам во всех ваших начинаниях.

– Но я… – Чжуан Янь беспомощно смотрела на него, – господин Ло, я… мне ничего не нужно.

– Так не бывает. Любому человеку что-нибудь да нужно! Разве молодежь не гоняется постоянно за чем-то?

– Гонялась ли я за чем-то? – Она медленно покачала головой. – Полагаю, что нет.

– Ну конечно. Молодой, беззаботной женщине, такой, как вы, может быть, ничего и не нужно. Но есть же у вас хоть какая-то мечта? Вы любите живопись; задумывались ли вы когда-нибудь о собственной выставке в крупнейшей картинной галерее мира или в музее художественных искусств?

Она засмеялась, как будто Ло Цзи превратился в дурачащегося ребенка.

– Господин Ло, я пишу для себя. Никогда ни о чем таком не задумывалась!

– Ну хорошо. Но о любви-то вы наверняка мечтали, – уверенно сказал Ло Цзи. – Теперь у вас есть средства; почему бы не пойти и не найти ее?

Закат впитывал в себя свет снежной вершины. Глаза Чжуан Янь угасли, черты лица разгладились. Она тихо ответила:

– Господин Ло, это не то, что можно пойти искать.

– И правда. – Он придал себе спокойствия и кивнул. – Тогда как насчет вот такого плана: не задумывайтесь о далеком будущем, думайте лишь о завтрашнем дне. Только о завтра. Куда вы завтра хотите пойти? Что вас порадует завтра? Вы наверняка что-нибудь придумаете.

Она старательно подумала немного, а потом неуверенно спросила:

– Если скажу, вы на самом деле сможете это организовать?

– Конечно. Говорите.

– Тогда, господин Ло, устройте нам экскурсию в Лувр.

* * *

Когда Тайлер снял повязку, его глаза еще не приспособились к свету, и ему приходилось щуриться. Несмотря на яркие фонари, прикрепленные к каменным стенам пещеры посреди гор, здесь было темно – даже очень темно, поскольку стены поглощали свет. Он ощутил запах антисептика и обнаружил, что в пещере развернут полевой госпиталь. На полу стояли открытые алюминиевые контейнеры с аккуратно упакованными лекарствами, кислородными баллонами, ультрафиолетовыми лампами для дезинфекции, портативными бестеневыми хирургическими лампами и различными переносными медицинскими приборами. Среди них он распознал рентгеновские аппараты и дефибрилляторы. Было похоже, что их только что распаковали и что в любой момент могут снова убрать. Тайлер обратил внимание на два автомата, висящих на каменной стене; они сливались с фоном, и их было трудно разглядеть. Мужчина и женщина с бесстрастными лицами прошли мимо. Они не носили белых халатов, но это определенно были врач и медсестра.

Место у входа в пещеру, где стояла кровать, было морем белого цвета: и занавески за кроватью, и старик под одеялом, и длинная борода старика, и чалма у него на голове, и даже его лицо – все было белым. Желтый свет ламп, однако, походил на огонек свечи; поэтому кое-что из белизны терялось, а остальное приобретало слабый золотистый оттенок – ни дать ни взять классическая картина маслом, живописующая святого.

Тайлер мысленно сплюнул: «Проклятье! Как же низко я пал!»

Он направился к кровати. У Тайлера болели бедра, и он шагал медленно и ровно. Он остановился возле кровати, перед человеком, которого он сам и его правительство мечтали найти на протяжении многих лет. Было трудно поверить, что перед ним тот самый беглец. Он всмотрелся в бледное лицо старика. Как всегда утверждали журналисты, это было самое доброе лицо в мире.

Человек и в самом деле весьма занимательное животное.

– Для меня большая честь встретиться с вами, – начал Тайлер, слегка наклонив голову.

– Взаимно, – вежливо ответил старик. Он не пошевелился; его голос был тонким, точно соломинка; он мог противостоять силе и не рваться, как паутина. Старик указал на край кровати, и Тайлер осторожно присел. Он не знал, было ли это приглашение знаком особого благоволения. Ведь здесь не было стула. Старик продолжил:

– Вы, наверное, устали. Вы впервые ехали на муле?

– Нет, не впервые. Я посещал Большой каньон тоже верхом на муле. – Впрочем, ноги у него тогда так сильно не болели. – Как ваше здоровье?

Старик медленно покачал головой:

– Вы и сами видите, что мне недолго осталось. – В его взоре внезапно зажглись шутливые искорки. – Вы ведь последний человек на Земле, который желал бы моей кончины от болезни. Мне очень жаль.

Ирония его последней фразы кольнула Тайлера, но это была правда. Было время, когда он больше всего боялся, что этот человек умрет от болезни или от старости. Министр обороны не раз молился, чтобы американская крылатая ракета или пуля снайпера попали в голову его сегодняшнего собеседника, прежде чем тот умер бы от естественных причин – пусть даже за минуту до этого. Естественная смерть была бы величайшей победой этого человека и проигрышем в войне против терроризма. Он двигался к этой победе даже сейчас.

Разумеется, шансы у американцев были. Однажды дрон типа «Хищник» сфотографировал этого человека во дворе мечети в горах северного Афганистана. Было бы достаточно просто протаранить его дроном и вписать новую страницу в историю – не говоря уж о том, что дрон в тот день был вооружен ракетами Hellfire. Но молодой офицер, дежуривший в ту смену и опознавший цель, побоялся взять ответственность на себя и отдать приказ. Вместо этого он доложил по команде. Когда они снова навели камеру на тот двор, цели там уже не было. Тайлера подняли с постели; от ярости он расколотил бесценное домашнее сокровище – вазу китайского фарфора.