Текст книги "Геката – богиня ночи. Мифы и сказания"

Глава 20 Тайна заповедного леса

И тогда Феб и сам начал вспоминать. И ничего удивительного, вон Гермес все помнил с самого первого дня. И не только помнил, но и совершал какие-то действия, стадо воровал, дудки мастерил, наверное, дети богов были наделены совсем другими способностями, да и к миру иначе относились. Он ясно видел теперь, как они ступили на землю, и поняли, что ничего больше не плывет и не раскачивается. Артемида заплясала от радости и пронзительно закричала, матушка только тяжело вздохнула и сразу же отстранилась от них, она будто решила, что теперь они и сами все могут, а если что-то случится, то звери и птицы им помогут. Но разве с его сестрой могла случиться какая-то беда? Пусть бояться те, кто вольно или невольно окажется с ней. Тогда плохо им придется. Так было с самого начала. Она так орудовала стрелами, была такой сильной и напористой, что дриады рассыпались в разные стороны, и птицы разлетались так быстро, как только могли.

Первым они тут встретили Пана, которого как отца родного полюбила его сестра, а Феб не любил и не доверял этому чудовищу, старался все время его как-то поддеть, вызвать на поединок. Пан не соглашался, держался до последнего, понимая, что за все отвечать придется ему, ну так повелось, что все шишки всегда на него сыпались. А уж с близнецами особенно. И Феб пытался выместить на нем зло, потому что сестра к нему стремилась, и дриады бежали за защитой. А тот старался быть хорошим, не допустить никаких бед, словно Феб их в себе и нес. Но если он их и нес, то вовсе не потому, что желал этого, просто так получалось все время, чего-то он просто не знал, и объяснить было некому, что-то выходило случайно, что-то делал назло всем, но так выходило. Сначала он пытался протестовать, а потом смирился со всем, что творилось вокруг.

Фебу лес не нравился, даже заповедный, почему он должен был прятаться от всех, словно натворил что-то страшное, ему нужна была гора и пространство чистое, чтобы всем его было видно. Об опасности он и не думал, и не потому, что был силен, просто надеялся на то, что при помощи чар, музыки или каких иных причин сможет остановить любого, даже грозных великанов. Пан все время поддавался ему, так родилась уверенность, а если бы чудовище расправило плечи и вступило в поединок, то еще трудно сказать, как бы все закончилось.

Но пока все было мирно, если не считать того, что его никто не любил, никто из тех, кого любил он сам. Большой ли это было бедой, сначала ничего, терпимо, но это только сначала. Феб помнил, что в заповедном лесу он пробыл очень мало, матушка поселилась в каком-то дальнем замке, и ее не было видно и слышно, а он избегал общения с ней, в этом они с Артемидой были едины. Но поговорив с сестрой, он решил, что должен уйти из леса, пока не привык и не смирился. Артемида его не удерживала, что тоже обидело Феба, она пожала плечами и сказала:

– Ты всегда можешь сюда вернуться, если там тебе станет плохо.

Аполлон знал, что как бы плохо ему не было, он не вернется в эти заросли, и постарался даже позабыть заповедный лес – первое свое пристанище. Потом он часто вспоминал добряка-Пана, когда сталкивался со злыми и нетерпимыми людьми, переполненными завистью и злобой. Ему очень не хватало Пана, но он никогда бы не признался в том никому, даже себе самому, и все время твердил, что хорошо там, где мы есть, а где нету, так и не надо. Феб не мог признаться себе в том, что мечтает он об Олимпе, потому что рожден был сыном Зевса, потому что там его места, и потому что чудовищная несправедливость сделала его скитальцем… Но об Олимпе тогда можно было только мечтать, и доказать всем своим творчеством, что он может туда пожаловать со своими бестелесными красотками, чтобы развлекать богов, музыкой, танцами, стихами.

Феб и представить себе не мог, что наступит время, когда он будет с большой неохотой туда отправляться, потому что все равно останется там чужим, и будет тяготиться и ждать, когда отправится на свой Парнас, чтобы перевести дыхание и забыть о толпе богов, шумных и ему непонятных. Тогда он и поймет. Что заповедный лес не худшее место в этом мире. Но для того, чтобы все это случилось, надо было еще прожить целую жизнь, у красавца лишенного любви все было впереди.

Глава 21 Любовь к царевне

Феб, несмотря на свою мягкость и застенчивость, добился того, чего ему хотелось, он оказался под открытым небом в окружении прекрасных муз и радовался тому, что все вот так с ним случилось. И только в любви все было по-прежнему глухо. Вряд ли его могло утешить то, что у сестры его было примерно так же в личной жизни, но так как характер у нее был покруче, то и происшествия из-за нелюбви случались пострашнее. Богини и музы со временем от брата ее отпали, и это не давало Артемиде покоя, их было так много, неужели ни одна из них не может как-то его зацепить, побыть с ним, хотя бы притвориться. Но ничего такого не было, Афродита за этим строго следила, и никому ничего не позволяла. Тайный поединок между ними мог длиться вечно, но ничего от этого не переменится… Охотница это понимала лучше других, но отступать не собиралась.

№№№№№№

А вот сам Феб с таким положением смирился быстро, и все у него как-то получилось сразу. Вот только сны, ему посылались самые разные сны, и он так радовался, когда снилось ему что-то эротическое. Только быстро понял, что и в снах был изъян, это были не богини и не музы, это были простые смертные, большинства из которых он даже и не знал и знать не мог.

– Они встретятся тебе потом, а пока это только знак для того, чтобы ты не отчаивался, верил, что рано или поздно это случится.

Лицо одной девицы он запомнил очень хорошо, и если что-то знал о ней, только то, что она была царевной из какой – то далекой страны, имени девицы, мира в котором она жила он не запомнил, и потом долго пытался понять, где же искать ему незнакомку. Может снова этот сон приснится, мечтал он, но сон никак не снился…

– Ну уж ее – то я заставлю себя полюбить, – говорил Феб.

– Ее найти еще бы не мешало, – отвечала Артемида, когда узнала об этом его сне. Да, конечно, ее не мешало бы отыскать для начала

Когда Пан узнал о сне и о царевне – они снова разговаривали с богиней охоты, то только головой покачал:

– Это будет самый главный удар Афродиты, я давно и хорошо ее знаю, когда вас не было на свете, она творила такое, и теперь не унимается, а этот лабиринт нелюбви для нее важнее любых других забав. Я не хотел тебя так огорчать, но так и будет.

– Но что можно сделать, чтобы она от нас отстала? -Артемида стала терять терпение.

– Ничего, не надейтесь на то, что переменится, в мире ничего не меняется..

– Вот вроде мы и дети Зевса, а почему, словно изгои какие-то, – возмущалась богиня.

– Да все потому, что он любит гулять, а отвечать, да еще перед Герой не может и не хочет, все время уходит от ответа. А раз так, то приходится бросать детей и всех подставлять под удар.

Пан почувствовал себя философом, это его немного забавляло

– А дети Геры, им, наверное, живется лучше всех, – не выдержала Артемида.

Наверное, она давно об этом думала, но все никак не решалась сказать.

– Ну как хорошо, если она такое устраивает другим, то и им самим не сладко, ведь все возвращается, все хорошее и все дурное не может не вернуться назад. Ты запомни это и лучше не проверяй на себе, потому что ослепивший сам ослепнет, и даже за пролитую кровь чудовища придется расплачиваться потом, еще как расплачиваться. На этот раз он заглянул в грядущее Феба, хотя никого называть не стал.

№№№№№№№

Артемида пока могла только догадываться что это так, Пан же подтвердил самые страшные ее опасения, и что еще ему оставалось делать?

Она уже успела столкнуться не только с Гермесом, Афиной и Гефестом – самым мирным из сыновей Зевса, но и с Аресом, который ей не понравился больше остальных, наверное потому, что он был очень на нее похож, такой же безрассудный и воинственный, как и она сама. А вот ее брату только предстояло это сделать, потому что и Парнас и муз этот вояка обходил стороной, ничего кроме кривой усмешки они у него не вызывали. И на самом деле, когда кругом одни схватки, как можно быть таким спокойным и погружаться в этот мир музыки? Этого не должно быть, это невозможно…

Арес пытался несколько раз приблизиться к братцу, но какая-то странная сила отбрасывала его в сторону. И все равно рано или поздно это должно было случиться, по одной земле же ходят.

Глава 22 Столкновение с Аресом

Чему быть, того не миновать, сколько бы они не расходились в разные стороны, а на этот раз столкнулись лбом ко лбу. Наверное, кому-то, может быть Афине, презиравшей Ареса и не любившей Феба, хотелось, чтобы они все-таки встретились. А перед богиней справедливой войны и сам Зевс, не говоря уж о Гере, отступал часто. Так лона и оказалась непобедимой.

Арес знал наверняка, кто перед ним. Феб только догадывался, но вынырнувшая из куста Артемида подтвердила его догадки.

– Близнецы, вместе как всегда, охотница почувствовала, что жаренным пахнет и бросилась своего братца защищать, – говорил Арес не переставая усмехаться.

Артемида смотрела на него молча, и он только поежился под этим непроницаемым взглядом. Она пожалела, что рядом нет Пана, только тот мог малость охладить ее пыл, и только он не боялся Ареса. Дриады и сатиры исчезли сразу, словно их и не было сроду.

Аполлон смотрел на него молча, и, кажется, не мог слова молвить.

– Ну что братец, давно нам с тобой познакомиться пора. Наплодил наш папаня вас тут, во всех и не разберешься, кто есть кто, не всех разглядеть успеваешь. А ведь надо было знать, да и поубавить число детей Зевса бы не помешало. Ведь все выжили, если матери и сгорели, дети все равно остались, как бы Гера не старалась убить и убрать лишних.

– А что тебя так беспокоит, тебе бы только драться, но оставь свои порывы при себе.

– И ты души прекрасные порывы, а то не люблю я этого, если бы ты не был моих братом, я бы внимания не обратил, а так ведь стыдно и противно вот с тобой на земле, а земля мне нравится больше небес, оставаться.

– Да и я не стремился к тебе, сам видишь..

И наверняка им пришлось бы подраться, а Артемиде их разнимать, если бы в тот самый момент не появилась Геката. Артемида ждала Пана, а пришла к ним Геката со своими псами, в последнее время она не редко тут появлялась Арес опешил, такого он не ожидал.

– Вот еще явление, – хмыкнул он

– Да, на тебя взглянуть пришла, – призналась Геката, – воевать когда перестанешь, – псы тут же зарычали, – особенно с теми, кто ни в чем не виноват, ты бы к отцу своему шел и говорил ему обо всем этом, а не можешь так и тут не суетись.

Артемида почувствовала, что она спасена, что за нее все сказала та, для которой и сам Зевс такой же неразумный мальчишка, а что уж говорить о ее сыне. Старшие никогда не боялись младших и правильно делали, и ей тоже бояться нечего.

Услышав грозное рычавшие рядом, Арес отошел в сторону, махнул рукой, на лице его было написано разочарование и призыв встретиться снова уже при других обстоятельствах.

Вот с этим он и пропал, словно его и не было тут.

– Я рад, что у меня такие заступники, говорил между тем Аполлон, но я и сам бы смог за себя постоять, ничего он мне не сделает.

– От Ареса всего можно ожидать, – говорила его сестра.

– Он приставал к тебе? – тут же насторожился Аполлон

– Он не такой дурак, чтобы ко мне приставать, но я видела, как он насиловал других и ничего не могла сделать, потому что он мой брат, и потому что это приведет в ярость Геру, да и за себя боялась, ведь я могла и не остановиться потом. Только Афина и Геката с ним как-то управляются.

Что-то похожее на благодарность возникло на лице Артемиды. Богиня Тьмы только пожала плечами. Она не понимала, за что ее все-таки пытались благодарить, у нее были давние счеты с Аресом, и когда Пан послал ее туда и сказал обо всем, она сделала это с удовольствием, потому что в мире должен быть кто-то, кто может остановить наглеца, если это не под силу другим. На то и оставались старые боги, чтобы Олимпийцы и особенно их дети вели себя достойно, а если что, то получились по заслугам. И хотя они были побеждены, и власти прежней у них давно не было, но они оставались той силой, с которой новые не стали бы связываться.

Глава 23 Влюбленная в Гермеса

Что же касается Артемиды, которая прослыла девственницей, и всем казалось, что никогда и никого у нее не было, ну кроме тех безумцев, которые пытались завоевать богиню, решив, что у них-то все получится. А потом получали то слепоту, то еще какую стрелу прямо в сердце, вот кроме них тут никого больше и не осталось. И все-таки у Артемиды была своя тайна, известная только Пану, но он никогда и никому бы не проболтался даже под пытками. Не могла же даже девственница никого никогда не любить, в своем бессмертии-то кого только она не встречала.

Так вот с самого начала, с того момента, когда богиня ступила на землю и встретила тут всех, кто ее населял, с первого взгляда, раз и навсегда она влюбилась в Гермеса. Собственно, кто только в вестника не влюблялся, его мимолётность и стремительность казались привлекательными для многих, но никто бы и не подумал, что Артемида в него тоже влюблена да еще раз и навсегда.

Знал ли о ее чувствах сам Гермес? Конечно, знал, он видел, слышал, понимал, она была ему сначала даже немного интересна, но не более того, как только он понял, что эта сумасбродка влюблена всерьез и надолго, он сразу же запротестовал, и просто сказал о том, что ничего у него с нею быть не может. Артемиду это ошеломило и сбило с толку, с одной стороны она и не знала о том, что никто еще не добился его благосклонности, а если и добился, то она быстро улетучилась. Но самое главное, как и любая другая, Артемида была уверена в том, что ей не составит труда его подчинить себе, даже если это не удалось и обольстительной Афродите, и невероятной Эриде, то ей и подавно не удастся, она оказалась из тех, кого Гермес в упор не замечал.

Гермес старался не появляться там, где она была, все время говорил о том, что все это напрасно, и ничего не может быть. И та, которая уничтожала всех, кто к ней приближался, и находила для этого причину, теперь сама готова была устремиться туда, где он должен был быть. И если бы Пан, с которым Гермес поделился своими заботами, не встал у нее на пути, то она далеко пошла, но Пан не собирался отступать и молчать. Артемида была этому великану по-своему дорога.

– Не надо этого делать, будет только хуже, – пробовал он вразумить богиню, которая потеряла сон и покой, и стала похожа на одержимую.

Богиня замерла перед ним, она старалась сообразить о том ли самом герое или о чем-то другом он думает. Но Пан изобразил Гермеса, помахав крыльями, она поняла, что о том.

– Ты не первая и не последняя, кто устремился за этим крылатым проказником, но ему никто не нужен, он так доволен собой и небесами, и Олимпом, что никогда не согласиться жить с кем-то на острове в океане или в наших лесах, а если бы и согласился, то сбежал бы быстро. Потому что отравлен он Олимпом и всем, что там творится. Не пойдет он за тобой, там же его крепко держат богини, а тебе туда ходу нет, да и не нужна ты там ему. В первый раз Пан себе казался очень жестоким, но он полагал, что должен все это сказать.

Артемида вспыхнула, такими жестокими казались слова Пана, но скорее всего он был прав, да конечно прав. И так больно, так тоскливо стало на душе. Она так хотела покорить недоступного Гермеса, но еще больше боялась потерять Пана – единственного друга в этом мире.

Пан знал, что всем, кто к ней приблизится, она будет мстить еще более жестоко, за того, кто от нее сбежал, но тут он был бессилен что-то изменить.

Гермес узнал о разговоре Пана с Охотницей, сначала ему рассказал о том один из сатиров, потом и сам Пан. И Вестник немного успокоился, хотя все время с тревогой думал о том, что же в этом мире творится, почему Афродита так невероятно жестока, посылая любовь тем, кому точно никак нельзя ответить. Отчего все это так происходит? А если бы все любили тех, кто любит их, наверное, в их бессмертии можно было помереть от скуки, и все-таки ему не хотелось так жить, должна же быть хоть какая-то гармония в этом странном мире. И в те дни он позавидовал богиням Тьмы, которые не умели да и не хотели любить. Все-таки вы это есть своя прелесть – не зависеть от другого человека, не рваться к нему, не совершать необдуманных поступков.

Когда при встрече он решил рассказа об этом Гекате, она просто плечами пожала:

– Нечему тут завидовать, – говорила она, – да и печалиться то же не о чем, но ты прав, не хотелось бы мне оказаться во власти Афродиты, которая просто играет вами как куклами в театре.

Так Гермес узнал о том, что Геката заглядывала в какой-то театр, и удивился этом, неужели ей это могло быть интересным? Хотя почему бы и нет, они никого не любят, но должны как-то развлекаться.

Глава 24 В Дельфах

Геката сообщила Гермесу и новость, о которой пока не ведал даже он, хотя кто бы мог подумать, что он не знает чего-то, особенно если это известно богине Тьмы, тогда черная дева еще не была богиней колдовства, это случилось позднее, и вот об этом она и сказала Гермесу.

– Братец окончательно от нее ушел, оставил лес, в котором он был таким несчастным и одиноким, Пана оставил, хотя после того, что он совершил удивительно, что Пан еще с ним разговаривал.

– И куда же он направился? – спросил Гермес, он и на самом деле ничего этого не знал, наверное, никто на Олимпе тоже не знал, потому что все новости туда приносил он, и они ждали вестника, чтобы посплетничать немного.

– В Дельфы, я проводила его туда, чтобы с ним по дороге ничего не стряслось, он все-таки диковат, не знает этого мира, и жизни совсем не знает.

Гермес про себя усмехнулся – это точно, в этом его братец был полной ему противоположностью, хмурый, замкнутый, сам себе на уме. Да и где ему, вечно обиженному и отверженному было с миром познакомиться.

– А там – то, что он делать будет?

– Выпросил Оракул у Зевса, без Эриды не обошлось, наверное, но тот согласился. Теперь оба будут наблюдать за тем, что и как у него получится, а скорее всего ничего не получится. Но Зевс должен убедиться в том, что он-то сделал все, что смог.

Геката все верно сказала, когда Аполлону было совсем невмочь ругаться с сатирами и всем лесным жителям что-то доказывать, он так загрустил, так запечалился, что не выдержал сердобольный Пан и стал он думать, что же сделать можно было. И придумал, как только появилась Эрида.

– Ну ты же понимаешь, что не место ему тут с его красотой, талантами, зачем их в лесах прятать? Пусть будет он в достойном месте, пусть люди к нему идут, чтобы посоветоваться, о чем-то своем спросить.

– А как же он сестрицу свою одну тут бросит? – спросила Эрида. Наверное, в ней какие-то родственные чувства проснулись.

– Да ей что он есть, что нет, ей охота нужна, звери, нимфы, но никак не он, иначе бы не случилось всего этого.

Эрида хотела только одного – отомстить Гере и поддержать в ней боевой дух, потому уже через несколько дней она вернулась и сообщила Пану о том, что допекла Зевса, и тот соорудил в Дельфах оракул для Аполлона, сам старался для брошенного сыночка.

– А Гера что? – подпрыгнул на месте Пан, он никак не ожидал от нее такой прыти.

– Бесится, что ей еще остается, но должен же этот негодник хоть что-то сделать для своих близнецов.

И хотя понимал Пан, что невелика была его заслуга во всем этом, но не так она и мала была, сама бы Эрида ни о чем не догадалась. Простившись с богиней раздора, он сразу пошел искать Феба, который в чаще лесной на флейте играл, и так печально все было, что птицы падали с веток от такой музыки убийственной. Пан торопливо рассказал ему обо всем, что знал сам.

– Хватит тоску в моих лесах наводить, иди в свой храм, да делом займись, пока никто другой его ненароком не занял, сам же знаешь, что святое место пусто не бывает. А ты снова без оракула останешься, пора взрослеть да что-то показать этому миру.

Аполлон смотрел на Пана и никак не мог обрадоваться и поверить в то, что тот говорит, хотя бы потому, что сам он только гадости творил Пану и ничего хорошего для него не сделал.

– А почем не мог, – пожал плечами тот, – если ты на зло злом отвечать станем, что в мире этом будет с нами со всеми, а вот если добром, тогда зла немного меньше станет, потом еще меньше, так глядишь и совсем оно исчезнет.

Феб, наконец, поверил в то, что все это так и есть, пробурчал что-то в знак благодарности, даже мать родная о нем так не заботилась сроду, и стал быстро собираться в дорогу. Он не хотел пока встречаться с Артемидой, боялся, что она его отговаривать станет, и снова останется он в лесу, хотя все казалось таким хорошим теперь, светлым и радостным.

А вот Артемида благодарила Пана долго. Она и прежде знала, что он прекрасен внутри, хотя внешне ужасен, но тут он просто сам себя превзошел, как приятно было открывать вот такое в созданиях, которые тебе особенно дороги. О заслугах Эриды, как всегда никто не вспомнил, но ей было не привыкать ко всему этому, что же пусть пользуются ее добротой и щедростью.