Текст книги "Геката – богиня ночи. Мифы и сказания"

Глава 25 Вторая встреча с царем Мидасом

Но спокойно Аполлон дойти до своего храма не мог. Наверное, когда ты творишь зло, то оно не просто к тебе возвращается, но и преследует тебя снова и снова. Нет, это были не фурии, потому что ничего страшного в последнее время Феб не творил, это был тот самый царь Мидас, который посмел высказать свои мысли по поводу искусства Феба, и отдать победу Пану, когда они соревновались. Всем известно, что наградил его сын Зевса ослиными ушами. Так с ними и прожил царь всю оставшуюся жизнь, но не жалел о том, что сказал правду, почему он должен был лгать Аполлону?

Правда, к этому времени царь давно помер, и на том свете, в Аиде ему и всем было все равно, какие у него там были уши. Но какая-то сила на время выбросила его из Аида на землю, именно за тем, чтобы он проводил Аполлона до нового храма.

Наверное, это была Эрида, – думали все, даже не подозревая о том, что на самом деле все сотворила Геката – вечно появлявшаяся и исчезавшая незаметно. Но зато не отказавшаяся показать тому же Фебу, кто есть кто в этом мире. Когда мы говорим о том, что и доброе и дурное к нам все равно вернется, трудно сказать про первое, как именно оно возвращается, а вот за то. чтобы вернулось все скверное, отвечает именно Геката, и так она подарила Фебу по дороге к храму еще одну встречу с Мидасом.

– Зачем ты здесь? – не скрывал злости Аполлон

– Посмотреть на тебя захотел, в новую жизнь проводить, сказать, что я на тебя не сержусь.

– Он на меня не сердится, – возмутился тот, а кто тебя за язык тянул, кто заставлял мне на зло говорить, что Пан играет лучше, ведь это было не так.

– Почему на зло, я так на самом деле считаю, Пан играл душевнее и ярче, у него все тогда получилось.

– Ну пусть будет так, от меня —то ты что хочешь?

– Хочу, чтобы ты забыл обо всем, и в новый мир пошел без теней прошлого.

Правда, он не сразу понял, что говорил это не Мидас, а Геката, скользившая за его спиной. Но даже когда Феб все понял, и тогда он не мог подавить раздражения и ярости. Нет, он не мог грубить древней богине, понимая. Чем это может закончиться. Она ему была нужна, а псы ее и так рычали при его появлении. Но ему не хотелось, чтобы он так вмешивалась в его жизнь.

Впрочем, как только гнев утих, он понял, что ей плевать на все его желания, она творит то, что считает нужным.

Феб пытался разглядеть ее лицо, но у него ничего не получалось, перед ним снова и снова возникал Мидас с ослиными ушами. Вот в тот момент он и понял, что так поступать все-таки не должен был, тем более см тем, кто ему не мог ответить. Иногда понимать и признавать свои ошибки – это большое дело. И оказавшись среди людей в храме, а не в лесу может быть он этому научится.

– Ладно, ты прости меня, – наконец выдавил из себя Феб, я понимаю, как не сладко тебе пришлось, но те, кто остаются без любви, они хотят другим сделать больно.

Такого поворота царь никак не ожидал, он смутился, повернул и помчался куда-то. Еще раньше исчезла Геката. Почувствовав, что все движется к развязке, она просто рванула во тьму. Феб на этой дороге оставался один и пытался понять, что ему больше нравится, такое вот одиночество или все-таки души и боги. Пусть они не в восторге от него, пусть упрекают, пусть скандалят, пусть воют псы, но это лучше, чем ничего.

Но кажется он уже одолел тот самый путь, и жрец вышел из храма, чтобы встретить своего бога. Эрида успела известить его о том, что сам Феб идет домой. Это и был его первый дом на самом деле. Потом появится Парнас с музами, но вряд ли на той самой горе ему будет так хорошо, как в храме. Нет, не будет этого никогда. А пока Аполлон направлялся домой и ему казалось, что весь мир радуется этому.

Часть 4 Богиня ночи возвращается

Глава 1 Столкновение с Дионисом

Аполлон шагнул в мир людей и богов, оставаясь в одиночестве. Ни вечно далекой матушки, ни сестры, всегда готовой броситься на защиты, да при Артемиде никто бы и не нападал на него, но их больше не было рядом. И только сначала свобода показалась ему раем и даром, а потом, в самый короткий срок она стала казаться кошмаром. Вольно или невольно стал искать Феб тех, с кем можно было если не подружиться, то хотя бы просто парой слов перекинуться. Ему нужно было хоть какое-то общение. Музы были милы и прекрасны, но они полностью зависели от него. А ему теперь не хватало кого-то, хотя бы Мидаса того же, ведь это не так плохо, если тебя никто не боится и может сказать все, что о тебе думает. Ценить надо таких собеседников. Только их еще меньше в мире, чем обычных.

Но напрасно он ждал Мидаса, тот снова был в царстве Аида и даже позабыл о том, что оказался на земле и говорил с Фебом, вернее, он думал, что это ему просто приснилось. Уши как —то сами по себе отсохли и отпали, так что и их не осталось больше – никаких следов о прошлом.

И тут, когда он уже отчаялся кого-то встретить, на Диониса и наткнулся внезапно. Да, да – это был веселый, легкомысленный любитель и проповедник свободы. Феб много слышал о праздном гуляке, но близко его не видел. Он знал от Артемиды, что была какая-то печальная история его появления на свет. Но в чем она состояла интересно, об этом он даже и не догадывался. Огонь, пламя, да, что-то было связанно с пожаром, в котором Гера сожгла его матушку, а сына Зевса тронуть не решилась. И то пламя, из которого удалось выхватить младенца, кажется, оно отражалось в его глазах, и просто очень хотелось жить этому богу свободы. Хотя никто не мог лишить его жизни. Но он стал говорить о том, что жизнь тоже бывает разной. Если оказаться во тьме Аида или на дне морском, разве это жизнь, а вот тут, на земле – совсем другое дело.

Феб слушал его внимательно, даже просто поток речи ему был дорог и мил. А Дионис умел и любил говорить, всегда и везде, а уж когда встретил брата, то красноречие его не знало пределов и границ.

– Ну что же ты такой мрачный, у тебя есть остров, храм, оракул, музы, разве этого недостаточно, чтобы творить, наслаждаться жизнью и просто быть в этом мире. Посмотри на тех, у кого этого нет и близко. И ничего, они живут, некоторые даже счастливы бывают

– Но я убедился в том, что нельзя быть спокойным и счастливым без любви, – выпалил наконец Аполлон.

– Это кто тебе такое внушил, разве сестрица твоя несчастна. Да она счастливее многих, из тех, кто страдает, вот посмотри хотя бы на Психею, сколько ей пришлось пережить из-за Купидона и его матушки. И сравни их судьбы, ведь очевидно, кто из них несчастен.

Дионис понял, что он напрасно напомнил про Артемиду, Феб готов был броситься на него, словно тот как-то ее оскорбил.

Но Аполлон сдержался, он понимал, что теряет самое родное и дорогое, если вот так просто поссорится и с ним тоже, с кем же тогда он поговорить сможет, а одному в мире оставаться никак нельзя.

И Дионис понимая, что он бьет по больному, просто заявил вдруг:

– Вот ушла же от меня Ариадна, хотя Тезей ее просто тут оставил, и решил не возвращаться, не нужна она ему была, совсем, спасла из лабиринта, и ладно. Она ждала его и верила, а я что только для нее не делал, ничего ей не надо было больше. И что же мне теперь сидеть на том берегу, с которого она бросилась в море и рыдать? Да не дождетесь, у меня есть вакханки, и я буду веселиться, потому что бессмертие в печали и слезах– это настоящий ад, иначе не скажешь. У тебя не было такой вот Ариадны, тебе вообще не о ком страдать, – тут же прибавил он, и это было правдой.

Но все хорошо было, пока Дионис оставался с ним, все казалось складно и ладно, но стоило ему только уйти, и снова впал в печаль Феб.

– Я не смогу жить без Любви, – думал Аполлон глядя на вакханок, которые только и делали, что пили и веселились, но к нему не приставали, видно и сюда долетела его дурная слава. Он ушел от них, как только они перестали за ним следить, и решил, что ему нет места на чужом празднике. И он просто не хочет там оставаться.

Дионис отошел от девиц и долго смотрел ему в след, он старался проявить гостеприимство, и ему было даже немного жаль Феба, но ничего он с ним иметь не хотел.

– Пусть живет, как знает, это хорошо, что мы хоть и братья, а такие разные, а то померли бы тут от скуки, это точно.

Девицы рассмеялись и прильнули к нему. Он и правда, красавец, но не понравился ни одной из них. Иначе бы они его задержали. Об этом говорила Геката Дионису, он исполнил все, чего она от него хотела и вроде с бога свободы взятки гладки, только почему-то ожидал он совсем другого, да и она в нем была явно разочарована

– Ну я не всесилен, – развел он руками, – даже Зевс не много сможет сделать, а я тем более, будем жить так как хочется и можется, он сам по себе, и я сам.

Дионис хотел пообещать, что в следующий раз он сможет сделать для брата больше, а потом решил, что не стоит давать неисполнимых обещании. Нет, лучше, если следующего раза не будет совсем.

Глава 2 Столкновение

Феб думал о том, что больше никогда он не встретится с Дионисом и его веселыми девицами. Он мечтал сблизиться с Аресом или Гермесом, считая и того и другого равными себе и более близкими ему по духу. Но Феб плохо знал тех, кто был тут в этом мире и считался сыновьями Зевса. Дети Громовержца тем и отличались от остальных, что все земное им было чуждо. И так как у них были разные матери, то и сами они ни в чем не были похожи, скорее казались противоположными. Но сын Геры, явно стоявший выше остальных, вовсе не собирался признавать кого-то и записываться в родственники, ну разве что Афину – у нее не было матери, и породил ее сам Зевс, а потому ее можно было считать ему равной. А дети наложниц для него были никто, и он даже думать не хотел о том, чтобы как=то с ними сблизиться.

Вот все это объяснил Фебу позднее Пан, который знал все и всех. Но сначала Лучезарный тешил себя напрасными надеждами. Когда пришлось отказаться от Ареса, то он задумался в растерянности. А когда он спросил о Вестнике, тот только пожал плечами:

– Ты думаешь откуда у Диониса тяга к свободе, именно от Гермеса, ведь он и стал по сути его отцом на самом деле. Только сам Вестник вынужден все чаще находиться на небесах, на Олимпе, Дионис от этих обязанностей освобожден, потому можно сказать, что сын превзошел отца. Он просто упивается свободой за двоих.

Феб и представить не мог себе, что не только среди девиц он не найдет любимую, но и друга не отыщет среди братьев, именно братьев. Ареса он видел только во время Троянской войны, но так и не приблизился к воинственному богу, они оказались чужее всех чужих. Гермес так холодно и отчужденно говорил, когда нужно было что-то передать, что он быстро позабыл про свое желание наладить с ним какие-то отношения. И так легко ушедший от Диониса, теперь он уже готов был к нему вернуться, вот только повода для этого никак не находил. Феб еще раз усвоил, что нужно ценить то, что у тебя было, хотя плачем мы только потерявши то самое бесценное.

И все-таки судьба представила ему еще один случай для того, чтобы сблизиться Дионисом. Вакханки, особо ни с кем не церемонившиеся, внезапно столкнулись и поссорились с его музами. Как и что там было, этого, наверное, никто не ведает, но так было, и тогда Феб, не выдавая волнения или страстного желания – он учился скрывать свои истинные чувства, и направился к Дионису, чтобы разобраться и примириться, а на самом деле еще раз попробовать наладить отношения.

Впечатление оказалось двояким, с одной стороны он понял, что они такие разные, как небо и земля. Кажется, брату его это нравилось, сам же он переживал и тревожился, потому что так трудно было находить общий язык, что-то решить для себя.

– Не сойдутся и не помирятся наши девы, твои скучные и умные. А мои – наоборот, вероятно, нам придется еще не раз встретиться, разбирая все их скандалы, – усмехнулся Дионис.

– Их много, а мы одни, мне казалось, что нам легче будет договориться, – спокойно отвечал Феб. С этим трудно было не согласиться. И уходя к себе, Феб чувствовал, что он несчастен с Дионисом, а еще хуже ему в полном одиночестве. Он хорошо понимал Артемиду, которая в один прекрасный день просто шагнула в пропасть с обрыва и пропала. Если бы он был смертным, если бы не услышал прекрасную музыку, которая звучала рядом. Но музыка звучала, и музы вышли к нему навстречу. Но за их спинами и воздушными одеяниями он заметил и Гекату, взиравшую на него пристально. И в первый раз она не пугала его, а подбадривала. Он перестал ее бояться, потому что и без нее ему было еще хуже, чем с ней.

№№№№№№№№№

А богиня Тьмы возвращалась от Диониса, которого не любила с самого начала и считала бездельником. С ним столько носился ее любимый Гермес, и Дриады, словно был он таким сокровищем, какого и на белом свете больше не было. А что они вырастили? Праздного гуляку, окруженного сомнительными девицами, изведшего весь виноград в округе, потому что им вечно не хватало напитка. И так они порой расходились, что ей самой приходилось появляться перед девицами, которые начинали охоту на мужей. И если бы они безжалостно не бросали их после страстной ночи, то Геката бы оставила их в покое, но утром они забывали о несчастных и шли спать, и ждать вечера, когда гулянки должны были повториться снова.

Музы же были заняты делом, они сочиняли такую прекрасную музыку, читали такие стихотворения и пели песни, так это все брало за душу, что трудно было устоять даже суровой богине. Если бы Геката не разлучала их с Дионисом, а наоборот помогла быть одним целым, но, увы, такое вряд ли могло случиться. Вот потому победа над Дионисом не могла обрадовать одинокого и не любимого Аполлона.. И он не мог толком объяснить ей, почему печалится, что с ним происходит. Но она его не спрашивала. Эти дети богов до такой степени сложно устроены, что в них не разобраться простым древним богиням, для которых черное – это черное, а белое – чужое и далекое, и не слишком-то нужное. Она и сама не понимала, почему до сих пор возилась с Фебом. Это было так на нее не похоже.

Глава3 Вечный спор

А спор между богом свободы и творцом прекрасного продолжался, он то немного затихал, то возникал с новой силой. И первыми не выдержали не девы с той и ли другой стороны, они привыкли ко всему и смирились, а именно сатиры. Те самые гуляки, которые до сих пор ни во что не вмешивались, старались быть сами по себе и вдруг. Они долго судили и рядили, что же им делать, чтобы это как-то прекратилось, а потом пришли все вместе к одному – решили пригласить сюда Пана, который и должен был выслушать и рассудить обоих. Ни Гермес, ни тем более Афина или Арес не могли судить этих двоих, а если пронюхает обо всем и появится Эрида, тогда дело совсем уж дрянь. Надо было торопиться и как-то решить все мирным путем.

Пан отозвался, он вообще был отзывчивым, а если просили сатиры, то особенно. И вот он уже сидел на берегу с которого полетела вниз Ариадна и слушал доводы сначала Диониса, а потом Аполлона. За спиной у того стояли его вакханки, протрезвевшие и какие-то печальные, никто их такими не видел прежде, а потому многие и не узнавали. За спиной у Феба стояли музы, вдохновенные и крылатые. И когда все замолчали, все сказав, Пан начал свой суд правый.

– Да, Ариадна погибла, но Тезей ее сам оставил, она погибла из-за Тезея, а не Диониса, тот сделал для нее все, что мог, а все твои девы гибли из-за тебя, – говорит он Аполлону. Вот потому вы и не можете договориться, что у Диониса за спиной стоит добро и Доля, а у тебя за спиной злой и недоля. Да, ты красив, никто не спорит, но порой красота – это страшная сила, если в ногу с ней, копытом в копыто не идет доброта, а у тебя доброты сроду никогда не было. Ты наверное, в утроба матушки стал на весь мир обижаться.

– А Дионис не обижался никогда?

– Как видишь не обижался, хотя ему досталось побольше твоего. Но он ведь понимает, что если изменить этого нельзя, то надо оставить и не трогать совсем. Так не обидчикам твоим, а тебе жить легче будет. Кстати, Зевс подарил тебе жизнь, как и нам всем, это уже не мало, а ведь этого могло и не случиться вовсе.

=Этого могло не случиться, – повторило какое-то странное эхо, но это была не нимфа, ставшая эхом из-за Нарцисса и теперь подхватывающая чужие слова и произносившая их на свой лад. Это была Эрида, вместе с Гекатой сюда пришедшая. Хотя их тут никто не ждал, но богини и не спрашивали разрешения, пришли да и слушали спокойно Пана, только вот теперь богиня Раздора решила напомнить о себе, конечно, если услышат и поймут

– Он очень напоминает меня саму, – призналась Геката, – мне иногда кажется, что не тупая и пустая Лето, а это я его рожала. Хотя конечно —она, не был со мной Зевс и никогда не будет, а от других мне не надо, полюбить, так Громовержца.

И какая-то тоска и боль послышались в ее голоса, хотя никто не подумал бы, что богиня ночи может о чем-то сожалеть. Но Эрида не признала ни одного ни второго. Дионис был слишком мирным парнем, и даже она не могла с ним поругаться, сколько не старалась. Хотя сначала даже пари с Гермесом заключала, и проиграла то самое пари. А Феб и без нее прекрасно обходился, она чувствовала, что если к нему приблизится, то ей придется изменить себе и творить добрые дела. Нет, ей хотелось выбрать кого-то попроще.

= Мужчины, а тем более боги, должна защищать жен своих, и чужих, а не убивать их, – услышали они голос Эриды, и поняли, что осуждает она Феба, с легкой руки Пана, который тоже сказал о том, что все его женщины были несчастны, а смертные и вовсе с жизнью должны были расстаться.

Пану удалось если не примирить, то хотя бы позволить пристальнее взглянуть друг на друга и постараться понять, а это уже полдела сделано. И то сказать, не сразу Олимп возник.

Глава 4 Столкновение с Одиссеем

А потом была встреча с Одиссеем лицом к лицу. Уже после той самой войны, которая их всех так напрягала, но Феба ни с кем из братьев не сблизившая, скорее наоборот, они никак не могли с ним договориться, и действовал он так, как самому захочется, скорее из вредности, чтобы им досадить. Перешел на сторону Троянцев, когда те проигрывать начали – он всегда был на стороне проигравших. Пытался остановить Одиссея, строившего своего деревянного коня. Но когда Кассандра все равно его отвергла, тогда он и понял, что Троя должна быть повержена и оставил Одиссея в покое. Так, из мести к Троянской царевне, из-за неразделенной любви он и подверг град уничтожению

Царь Итаки никак не мог понять, почему его так сильно не любит Феб. Хотя его и остальные не очень-то любили, но этот за что, ведь ничего он такого ему не сделал хитрец. Конечно, он пытался воевать не при помощи оружия, а при помощи хитрости, так на войне все средства хороши и победителей не судят. Неужели ему не известны законы вечности?

И даже если бы кто-то ему тогда объяснил, что дело в Пенелопе, он и тогда бы его не понял, при чем тут его верная жена, черты лица которой уже у него самого стали стираться в памяти. Он гордился ее преданностью, но как она выглядит, почти забыл. К нему приходила во сне царица без лица, погруженная в печаль, и он понимал, что виноват перед ней, а потому чувствовал себя неуютно и одиноко.

Тут пришел ему на помощь Гермес, он понял, что должен пояснить хоть что-то.

– Ты вроде хитрец у нас, но на всякого хитреца довольно простоты, Пенелопа будет любить и ждать тебя всегда, с ним же никогда такого не случится, вот в этом и разница, хотя ты смертный, а он бог, но тут вы страшно далеки, и боги вообще часто завидуют смертным, скажу я тебе. Он считает, что ты своей женушки не достоин, но тут о справедливости и говорить нечего, жизнь никогда не бывает справедливой, увы.

Одиссей тяжело вздохнул, хотел ли Гермес того или нет, но он сказал самое главное – ему еще долго, очень долго придется добираться до дома, а это пострашнее нелюбви Аполлона будет. Его почти насильно отправили на войну, на чужую войну, он сделал тут больше многих для их победы, и что же теперь, почему он снова должен отправляться в какое-то плаванье, как в сказках, поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю, что.. А его мир, его жена, его сын напрасно будут ждать его домой, так получается.

Но грустные его мысли прервала Эрида, которая оказалась тоже тут, где еще она могла оказаться в такой момент.

– Все очень просто, потому что ты любим, и всегда тебя ждет единственная женщина, хотя ты человек, а он бог, как ему с этим примириться, ну подумай сам.

– А уж не он ли меня накажет за это и заставит скитаться? – невольно вырвалось у Одиссея.

– Не он, – признался Гермес, – куда ему до такого, будь осторожнее с богом морей рядом, он тоже тебя не жалует и едва терпит. Посейдон, конечно уступает своему брату в свирепости и безрассудности, но хитрецов он не любит еще больше, чем Зевс. И ты вторгся в его владения. Если что, проси защиты у Амфитриты. Вот с женой ему повезло, она принимает и его сыновей и его возлюбленных, потому что мудра..

Что же это значит, предупрежден, значит вооружен? Только не в случае с Одиссеем, потому что стоило кому-то из богов только надавить на него, он сразу забывал обо всех предупреждениях и рвался в спор или сражение. Конечно, Посейдон не Зевс, его не так просто вывести из себя, но кто же такое терпеть станет?

№№№№№№№

Феб должен был радоваться, зная, что Одиссей отомстил за него Кассандре. Но радость оказалась недолгой, когда он увидел, как ахейцы насиловали царевну, и как она стала наложницей этого проклятого Агамемнона, так Одиссей снова стал для него злейшим врагом. Похоже, тот виноват был бы в любом случае, потому ему надо было убираться с этих берегов как можно скорее. Феб же сколько не искал, не находил себе друзей и просто приятелей и среди героев тоже.

Что же касается Одиссея, увидевшего родной берег и брошенного во тьму, тут уж не Посейдон, а Геката показала свой крутой нрав, не только Феб, но и она считала, что этот хитрец недостоин был такой любви и такой верности, какую проявляла к нему царица. Это была не зависть, как в случае с Аполлоном, это была женская солидарность и страшная месть, она не могла и не хотела терпеть такого соседства. Об этом она рассказала Никте, как только они встретились.

– Но ведь от этого страдает и верная жена, ей– то за что все это, она ни в чем не виновата.

– Она виновата уже в том, что стала его женой, – отвечала непокорная дочь, могла бы выбрать кого и получше. И остров был ее приданным, а царем он стал только потом, что женился на ней, а так бы и оставался просто бродягой

– Но она его любит, – не сдавалась Никта. Похоже, что за это время она стала что-то понимать в любви, или просто повторяла вслед за Афродитой и жрицами слова, которые для нее ничего не значили.

– Это дурная и больная любовь, – упрямилась Геката. И злилась она теперь на матушку

Никта оглянулась, ей не хотелось, чтобы оказалась поблизости их услышала Афродита, потому что трудно представить, чем все это могло бы закончиться в споре богинь мы. Но богини любви не было поблизости.