Текст книги "Высоко над страхом"

– Ты чего, Корсаков? – спросила она, чувствуя его необычное настроение, но ответить он не успел.

Короткий звонок в дверь разрушил ту хрупкую недоговоренность, которая возникла между ними. Не понимая, кто это может быть, Иван отстранился от Риты и пошел к двери. На миг его кольнуло острое чувство тревоги, что, пока он наслаждался роскошным телом своей любовницы, в порту произошло что-то непоправимое. Звонок прозвучал снова, более настойчиво и при этом безысходно. Иван щелкнул замком и рванул на себя дверь.

На площадке стояла та самая рыжеволосая соседка, которую он пять минут назад в своих мыслях наградил словом «обманщица». Ее усыпанное веснушками личико было бледно, под глазами залегли темные круги, которые с момента их прошлой встречи, казалось, стали еще глубже, трещины в уголках губ кровоточили.

– Здравствуйте, – сказала она и подняла на Ивана свои невозможные разноцветные глаза. – Иван Михайлович, вы извините меня, пожалуйста, что я навязываюсь со своими проблемами, но мне нужна ваша помощь.

– Да ради бога, проходите, – пробормотал он и посторонился, пропуская соседку внутрь квартиры. Из комнаты выглянула Рита, томная после долгого секса и невозможно прекрасная в коротком тонком халатике, открывающем длинные ноги. Соседка посмотрела на Риту и непроизвольно вздохнула.

– Я, наверное, не вовремя, – неловко спросила она, – но, видите ли, Иван Михайлович, мне больше не к кому обратиться. Я в этом городе совершенно одна и…

– Совершенно верно, вы не вовремя, – безапелляционно заявила Рита. – Иван Михайлович собирается в магазин, потому что мы потратили много энергии и проголодались, так что ваш пульт от телевизора он посмотрит позже.

– Пульт? – Соседка непонимающе заморгала, и Иван вдруг некстати заметил, что ресницы у нее тоже очень красивые – длинные, пушистые, загибающиеся вверх. Просто погибель, а не ресницы.

– Ну или что у вас там сломалось? Фен? Чайник?

– У меня ничего не сломалось, – пробормотала соседка. Корсаков вспомнил, что ее зовут Лида. – Но вы правы, я, пожалуй, пойду. Еще раз извините за беспокойство.

– Погодите. – Иван схватил ее за руку, не давая шагнуть за все еще открытую дверь. – Лида, вы ведь не просто так пришли. Не думаю, что вы обратились бы за помощью к малознакомому человеку (это он ввернул специально для Риты, которая явно ревновала к затрапезной незнакомке), если бы у вас был пустяк какой-то. У вас ведь что-то серьезное случилось?

– Да. – Она подняла голову и снова посмотрела ему прямо в глаза. Ему показалось, что он нырнул в морскую пучину. – Дело в том, что я абсолютно уверена в том, что меня хотят отравить. Вернее, последние несколько месяцев меня уже постоянно травят. Таллием. Спасите меня, пожалуйста.

Лошади умеют плавать. Так сказал поэт, и мы ему верим. Женщины умеют плакать. И, пожалуй, это наше главное достоинство.

Самое убойное оружие – это не пистолет Макарова и не автомат Калашникова, не «Оса», не пулемет, не термоядерная установка. Их большинство из нас никогда не видели и в руках не держали. Самое мощное оружие – это маленькая, прозрачная, идеальной формы слезинка, сбежавшая из уголка глаза и прокладывающая себе путь по ровной, чуть бархатистой, розовой, нежной женской щеке.

Нет, каждым оружием, конечно, нужно пользоваться с умом. Лицензии на пистолеты и ружья же никто не отменял, вот и слезами нужно пользоваться умело, пройдя соответствующий курс молодого бойца. Рыдать по поводу и без повода, с подвыванием, отечностью глаз и заплыванием щек совсем не комильфо. Так цель не поразишь и результата не добьешься.

Плакать элегантно и эффективно – это целая наука, которую нужно начинать постигать еще в детстве. Второе правило – не доставать шпагу из ножен без действительно важного на то повода, то есть не плакать без крайней нужды, тоже важно соблюдать неукоснительно. Про пушку по воробьям помните? Вот то-то и оно.

Слезы (при правильной рецептуре, тщательно выбранном оформлении блюда и нужной температуре подачи) способны заставить мужчин совершать подвиги. Убить дракона, заработать мешок золота, выкопать сундук с драгоценностями, взять на абордаж вражеский корабль и даже вынести елку. Но плакать из-за елки – это пример нерационального расходования военного ресурса. Вот дракон или сундук – совсем другое дело.

В общем, плачьте с нами, плачьте, как мы, плачьте лучше нас. И тогда любой принц рано или поздно окажется у ваших ног, мокрый от слез и побежденный.

Глава шестая
Урок химии

Жизнь – это не рай. Ты не должна быть идеальной.

Джиа Каранжди

Вот все-таки удивительно, как некоторые женщины умудряются хорошо выглядеть в любой ситуации. И дело ведь даже не в природной красоте, а в умении выгодно себя подать, показаться в выигрышном ракурсе, принять нужную позу, подобрать правильную одежду. Хотя смотря для чего правильную.

Когда Лида несколько раз в своей жизни ездила в путешествие (за границей они со Славкой были всего один раз, если можно считать заграницей Турцию, но охотно бывали в Москве и Питере, а также освоили Нижний Новгород и Казань), она всегда одевалась по принципу «тепло, удобно и немарко». Куртка, с ее точки зрения, обязательно должна была прикрывать попу, капюшон не слетать с головы, шарф в ее понимании существовал для тепла, а вовсе не для красоты, а ботинки должны были быть удобными, легкими, не натирать ноги и, упаси господи, не на каблуках.

Поэтому и на фотографиях, которые привозились из таких путешествий, она всегда выглядела стандартно и невзрачно – что-то бесформенное в длинном балахоне практичного темного цвета. На всех изображениях одинаковая, потому что перечень вещей, которые она брала с собой, сводился к минимуму. Ей было жаль Славку, таскающего чемодан. Поэтому все предметы ее гардероба легко дополняли и взаимозаменяли друг друга. Ни тебе свежих решений, ни цветовых пятен.

Когда Лида смотрела в Фейсбуке на отчеты о поездках ее знакомых, в первую очередь попадающих под определение «светских львиц», то просто диву давалась. Мало того, что красовались они на фоне Колизея, Лувра и Эйфелевой башни, так и одеты всегда были так, словно только что сошли со страниц свежего «Вог» или, как минимум, намеревались передать туда свою фотографию.

Распущенные локоны, не раскручивающиеся в любую непогоду, яркие короткие курточки, каждый день новые, постоянно меняющиеся шарфы, ботинки и сумочки, короткие юбки вместо практичных джинсов. Все это Лиде страшно нравилось, но было абсолютно непонятно. Где-то в глубине души она завидовала этим женщинам, считающим, что красота имеет явный приоритет перед удобством, но сама была неспособна терпеть холод или мучить ноги каблуками.

Именно об этом своем явном несоответствии миру гламура и красоты и думала сейчас Лида. О чем еще размышлять человеку, в квартире которого идет тщательный обыск, а ищут ту отраву, которой уже несколько месяцев этого человека пытаются сжить со свету?

Лида понимала, что направление мыслей показывает ее неполную адекватность, но ничего не могла с собой поделать. С того момента, как она увидела в недрах соседской квартиры роскошную блондинку, явно недовольную Лидиным несвоевременным приходом, то не могла думать уже ни о чем другом. Блондинка явно входила в категорию «роскошных женщин». Несмотря на то что Лида видела ее только раздетой, она была более чем уверена, что эта женщина из тех, которые возят с собой несколько чемоданов и на всех фотографиях выглядят идеально.

Даже самой себе она не признавалась, что именно фактическая нагота красавицы, на которой не было ничего, кроме легкого короткого халатика, приковывающего взор к ее прелестям, которые он подчеркивал, а не прикрывал, и расстраивает ее больше всего. Красавица явно только что вылезла из постели, причем из постели соседа. И мужчина, который имел возможность держать под боком такое совершенство, абсолютно точно не мог проявлять интерес к проблемам серой мыши по имени Лида Корнилова.

Тем не менее, несмотря на явное неудовольствие блондинки, этот самый мужчина выразил полную готовность заняться Лидиными проблемами, в которые, похоже, поверил, несмотря на то, что сказанное ею звучало абсурдно. Ну кто на самом деле мог ее травить, тем более таким экзотическим способом? И все-таки Иван Корсаков заявил, что квартиру надо обыскать самым тщательным образом, чтобы найти возможный источник отравы, и даже приступил к этому самому обыску сразу, отправившись вместо магазина на этаж выше. Красавица, кипя от злобы, осталась дома в одиночестве, но это, похоже, Корсакова ничуть не взволновало.

Вот уже пятнадцать минут он методично осматривал небольшое пространство Лидиной квартиры. Позади была ванная комната и туалет, с которых он почему-то начал. Сейчас он бодро открывал кухонные шкафы и ящики. А Лида, вместо того чтобы помогать или хотя бы стесняться убогости своего нынешнего жилища, следовала за ним по пятам как тень и думала про красоту его любовницы и собственное природное несовершенство.

– Да бросьте вы вздыхать, – вдруг сказал сосед, и она в изумлении уставилась на него. Все предыдущее время он хранил молчание.

– А я разве вздыхаю? – робко поинтересовалась она.

– И очень выразительно. Вы мне расскажите лучше, с чего вы взяли, что вас травят, да еще именно таллием?

– Вы мне не верите?

– Это не вопрос веры, это вопрос возможности, – серьезно ответил он. – Раз вы сами допускаете, что это возможно, значит, такая вероятность существует, и ее нужно либо подтвердить, либо опровергнуть. На фантазерку вы не похожи. А выглядите, уж простите меня за прямоту, плохо. Поэтому поверить в то, что вас кто-то травит, лично я могу. Кто – вам виднее. А вот чем – этот вопрос требует ответа. Поэтому повторюсь: с чего вы взяли, что это именно таллий?

– По симптомам похоже, – призналась Лида. – Видите ли, я в последнее время очень плохо себя чувствую. Я, признаться, думала, что у меня полиартрит на нервной почве, до вчерашнего утра мне даже в голову не приходило, что кто-то хочет меня убить. Звучит как бред, если честно.

– И что изменилось вчера утром?

– Ничего. – Лида пожала плечами. – Я встретилась с не очень приятным для меня человеком, который в разговоре упомянул слово «отравить». Вот я и задумалась. А потом залезла в интернет и обнаружила, что рези в животе, выпадение волос, кровоточащие трещины в углах губ, постоянная слабость и прочие симптомы, которые стали мне привычными, вызываются отравлением таллием. Судя по продолжительности моей болезни, доза, которую я получаю, не очень велика, потому что в противном случае я бы уже умерла. То есть источник есть, и он может быть только где-то в квартире, потому что никто из коллег таких же проблем со здоровьем не испытывает, и кроме того, на работе я себя чувствую гораздо лучше. Значит, он достаточно слабый, чтобы вызвать острое отравление. При систематическом поступлении в организм малых доз таллия моя смерть будет выглядеть гораздо более естественной, а так как помирать я не хочу, у меня ребенок маленький, то этот источник нужно найти и обезвредить. – Тут ее голос упал до шепота. – Если, конечно, не поздно.

– Вот что, Лида. – Корсаков внимательно посмотрел на нее. – Я вас уверяю, что если в вашей квартире что-то есть, то я это найду. Я дальнобойщиком начинал, у меня привычка машину досматривать, чтобы неприятных сюрпризов в виде контрабанды не было. А потом вы начнете себя лечить и обязательно поправитесь, а падлу эту, которая желает вам смерти, мы тоже обязательно вычислим и обезвредим. Я вам обещаю.

– Да ее и вычислять не надо, – устало сказала Лида. – И так понятно. Может быть, это прозвучит нагло и самонадеянно, но меня люди любят. И друзья, и коллеги, не говоря уж о родителях. Единственный человек, который за последнее время возненавидел меня настолько, чтобы убить, это мой бывший муж.

– Чем же вы ему так насолили? – В голосе Ивана вдруг прозвучало любопытство, такое явное, что он даже смутился.

– Не знаю. Я в последнее время вообще ничего не знаю ни про себя, ни про него. Двенадцать лет прожила в уверенности, что у меня стабильный и счастливый брак, а потом в одночасье все рухнуло, потому что он полюбил другую. Я дала ему развод и исчезла из его жизни. Вон, даже в другой город переехала. У него не может быть ни малейших причин, чтобы желать мне смерти. Более того, та неприятная особа, которая натолкнула меня на мысль об отравлении, – это его новая жена. Она вчера приезжала, чтобы заставить меня забрать сюда, в эту квартиру, не только мою дочь, но и бывшую свекровь. Если я откину копыта, то они обе останутся на попечении Славки и его новой супруги. С точки зрения формальной логики им это совсем не нужно, поэтому травить меня они не должны. Но, честное слово, больше некому.

– Разберемся, – решительно сказал Корсаков и отряхнул руки. – Так, с кухней мы покончили. Тут ничего нет. Пошли в комнату.

Обыск в комнате тоже ничего не дал. Ежась от сырости, сосед тщательно проверил балкон, загроможденный старыми облезлыми полками и буфетом, но и там ничего подозрительного не оказалось. В глубокой задумчивости он остановился посредине маленькой прихожей, которую один занимал практически целиком, и не спеша огляделся: вешалка, подставка для обуви, трюмо с покосившейся створкой. Прятать что-то подозрительное совершенно негде.

В дверь позвонили, и он вопросительно посмотрел на Лиду. Та недоуменно пожала плечами и двинулась ко входу, открыть. На пороге стояла взбешенная красавица, около получаса назад оставленная этажом ниже.

– Я, между прочим, жрать хочу, – заявила она, обращаясь к Корсакову и не обращая на Лиду никакого внимания, будто ее здесь и не было. – Ты еще час назад обещал в магазин съездить за картошкой. И что? Вместо этого невесть с кем валандаешься.

– У вас есть картошка? – спросил у Лиды ничуть не впечатленный гневной речью Иван.

– Есть, – немного обескураженно ответила она и зачем-то пояснила: – Я в сентябре мешок купила на продовольственной ярмарке. Хорошая картошка, крупная.

– Мешок нам не надо, – сообщил Иван. – Нам нужно штук десять. Вы одолжите, пожалуйста, Рите, – он кивнул в сторону красавицы, – мы вам обязательно вернем. Пока она картошку пожарит, я как раз закончу. Нам же недолго осталось. У вас в квартире кладовка есть?

– Нет, – растерянно сказала Лида и метнулась на кухню, где под столом был сиротливо замаскирован мешок с картошкой. Из-за отсутствия аппетита и нежелания готовить практически нетронутый.

– А это что? – Она уже вернулась из кухни с полиэтиленовым пакетом, в который сложила ровные округлые клубни, протянула пакет смотрящей на нее с ненавистью Рите и непонимающе уставилась на соседа.

– Где?

– Да вот же, у вас над головой.

Лида задрала голову и посмотрела на плотно закрытые дверцы наглухо закрашенной антресоли, в которую ни разу не залезала.

– Антресоль, – сказала она.

– Это я вижу. – Ей показалось, что сосед разговаривает с ней, как с отстающим в развитии ребенком. – А в антресоли что?

– Я не знаю. Я туда не лазила, – честно призналась она. – Меня же дома почти не бывает, вещей немного, так что все в шкаф влезли. Думала, что если дочку привезу, то, может, место и понадобится. А пока не нужно было.

– Лида, а что, в вашей квартире вещи остались от старых хозяев?

– Ну да. – Она пожала плечами. – Это же служебная квартира. На всей мебели даже инвентарные номера есть. Тут до меня тоже врач жил, заведующий терапевтическим отделением. Потом он умер, и квартиру мне отдали, когда я приехала.

– А личные вещи родственники забрали?

– Я не знаю. – Лида снова пожала плечами. – Я приехала месяца через два, поэтому похорон не застала. Он одинокий был совсем. Никого не осталось. Квартиру освободили, когда к моему приезду готовились. Оставили мебель. А больше тут ничего чужого не было.

– А антресоль?

– Да не знаю я, – жалобно сказала Лида. – У нее дверцы присохли, я попробовала открыть, не смогла, да и бросила. Зачем, если мне это пространство пока не нужно. Может, там пусто…

– А может, и нет, дверцы-то закрашены. Ее при освобождении квартиры могли и не заметить или полениться открывать. Вот что, Ритуля, забери наконец картошку и дуй ужин готовить, заодно и Лиду накормим, вон она какая бледная. А я пока принесу долото и попытаюсь открыть эти дверцы.

– Корсаков, ты в своем уме? – зашипела Рита, но он всучил ей пакет с картошкой, легонько развернул к двери и даже в спину подтолкнул.

– Так, Лида, я сейчас вернусь, – деловито сказал он и действительно через пару минут снова возник на пороге, к счастью, теперь без Риты.

Стоя посредине коридора, Лида наблюдала, как он принес из кухни табуретку, взгромоздился на нее, угрожающе заскрипевшую под его немалым весом, подергал дверцы антресоли, будто примеряясь, а затем начал аккуратно сбивать намертво схватившуюся масляную краску отвратительного коричневого цвета. Лида даже на время дышать перестала. Ей казалось, что прямо сейчас произойдет что-то важное, что в очередной раз разделит ее жизнь на до и после. На миг ей представилось, что антресоль живая. Что это какой-то неведомый зверь, хищник, Серый Волк, внутри которого находится съеденная Красная Шапочка, а сосед – это смелый охотник, который сейчас распорет волку брюхо, и страшная сказка получит счастливый конец. Створки распахнулись, ошметки краски посыпались на пол, и Лида вздрогнула.

Корсаков, впрочем, вздрогнул тоже. Ему на голову свалился огромный тюк с каким-то затхлым тряпьем, удерживаемым внутри только запертыми дверцами и теперь вырвавшимся на свободу, как разъяренный тигр из клетки. За тюком, впрочем, были видны залежи его собратьев по неволе. Чтобы их достать, Ивану пришлось провести работы, сопоставимые с бурением недр, так плотно они туда были забиты. Лида смотрела на чужое барахло с брезгливостью.

– Нам придется все это разобрать? – с легким ужасом спросила она.

– Надеюсь, что нет, хотя, если потребуется, разберем. У вас есть резиновые перчатки?

– В доме каждого уважающего себя врача есть резиновые перчатки, – заверила его Лида и, метнувшись на кухню, принесла два наглухо запечатанных бумажных пакета с хирургическими перчатками. – Сгодится?

– Ага. – Иван чихнул, потому что пыль от тюков немилосердно забивала нос. – Та-ак, что тут у нас?

Достав три или четыре пакета с тряпьем, он освободил пространство внутри антресолей, протянул руку и теперь аккуратно шарил в глубине, практически у самой задней стенки. Издав победный клич, он вытащил на белый свет странный металлический предмет, похожий на термос, только крышечка с резьбой располагалась у него не в верхней части, а примерно посередине.

– Что это? – почему-то шепотом спросила Лида.

– Понятия не имею. Сосуд какой-то. Когда-то он был, похоже, герметично закрыт, хотя и не запаян, но сейчас тут резьба соскочила. Видите?

Лида не видела и даже смотреть не хотела. Непонятный предмет в руках соседа нес в себе опасность, смертельную опасность, она была в этом просто уверена. От него следовало избавиться как можно скорее. На минуту ей стало страшно, что контейнер взорвется прямо в руках у Корсакова. А если он радиоактивный? Отвратительная струйка пота потекла у нее по спине и скрылась под простенькими домашними джинсами. Лида вытерла вмиг ставшие влажными ладони о майку и чужим, противным голосом сказала:

– Может быть, не надо вам держать это в руках, Иван Михайлович? Это может быть опасно.

– Разберемся, – снова повторил сосед. Лида уже заметила, что это его любимое слово. – Похоже, резьба сдвинулась, когда кто-то заталкивал все эти тюки внутрь. Тут же барахла раза в три больше, чем туда, – он кивнул в сторону раззявленной антресоли, – может влезть по законам физики. Тот, кто прятал эту колбу, сначала достал все это имущество, а потом запихивал обратно, вот колба и перекосилась.

– Как вы думаете, что в ней? – Голос Лиды по-прежнему был похож на мышиный писк.

– Сейчас посмотрим.

– Осторожно! – вскрикнула Лида, но он уже грузно спрыгнул с табуретки и решительно отвернул резьбу. Контейнер в его руках распался на две части, и из него прямо на затянутые латексом ладони Корсакова выпал продолговатый кусок металла, покрытого мутной темно-серой пленкой. Лида возблагодарила бога, что сосед успел надеть перчатки.

– Что это? – хрипло повторила она.

– Думаю, что таллий, – спокойно ответил сосед. – По крайней мере, очень на то похоже.

– А откуда вы знаете, на что должен быть похож таллий?

– Таллий – блестящий серебристый металл с голубоватым оттенком. На воздухе быстро тускнеет, покрываясь черной пленкой оксида таллия. – Он аккуратно поскреб лежащий у него в руках небольшой брусок, и под темной пленкой действительно появилась ровная серебристая поверхность. – А что касается того, откуда я это знаю, так когда-то очень давно, в прошлой жизни, я окончил химический факультет Ленинградского университета. Это уж меня потом жизнь в дальнобойщики закинула. Самостоятельности хотелось. Ну и денег, конечно. Но что-то из студенческой молодости я все-таки помню. У меня красный диплом был, кстати. Так что, напрягши память, я могу вам сообщить, что таллий был открыт спектральным методом в середине девятнадцатого века английским ученым Уильямом Круксом. А год спустя в чистом виде его независимо от Крукса получил француз Клод Огюст Лами. Название он свое получил от греческого звучания слова «таллос», что в переводе означало «молодой побег, зеленая ветвь», потому что пламя его давало зеленую окраску, да и линии спектра при спектральном анализе тоже оказывались зелеными. Это тяжелый металл, и в природе известны лишь семь его минералов. Состоит из двух природных изотопов.

– Изотопов? – вскинулась Лида. – То есть он все-таки радиоактивный.

– Да нет же, как вы в мединституте химию изучали? – засмеялся Корсаков. – Изотопы таллия являются промежуточными членами рядов распада урана, тория и нептуния. Вот те действительно радиоактивны, а он – нет. Но для здоровья эта штука, которую мы нашли в вашей квартире, все-таки крайне неполезна.

Лида как зачарованная смотрела, как сосед наклонил половинку контейнера и металлический брусок послушно соскользнул внутрь, после чего две половинки колбы были накрепко соединены вновь.

– Соли таллия крайне ядовиты, поэтому если бы их вам подсыпали в соль или сахар, то мы бы с вами не только сейчас не разговаривали, но и вряд ли познакомились бы, – признался Корсаков. – Но я думаю, что никто не ставил своей целью травить вас. Просто в этой квартире еще до того, как вы в ней поселились, кто-то спрятал этот контейнер с металлическим таллием. А пары этого металла тоже ядовиты. Вы были правы, когда предположили, что отрава поступает в ваш организм систематически, но малыми дозами. К счастью, неплотно закрытый контейнер парит несильно. Вот если бы кто-то спрятал такое количество металла в бачке вашего, простите, унитаза, то…

– Я бы умерла?

– Да весь этот город умер бы, – в сердцах сказал Иван. – Попало бы в канализацию, оттуда на очистные, оттуда в реку. Все. Кранты.

– И что нам теперь с этим делать? – растерянно спросила Лида.

– В первую очередь, убрать из вашей квартиры. Во вторую – сдать находку в специально обученные органы. В-третьих, провести дезактивацию квартиры, а в-четвертых, срочно начать вас лечить, выводя отраву из организма с помощью антидота.

– Антидота?

– Ну да. Лучшим антидотом при таллиевых отравлениях является берлинская лазурь. Это я вам как химик говорю. Но всю медицинскую часть вы уж возьмите на себя, ладно?

– Ладно. То есть вы уверены в том, что это не Славка?

– Славка – это ваш муж?

– Бывший, – кивнула Лида. – Это не он меня травил?

– Думаю, что нет. Вы говорили, что знаете, кто жил в этой квартире до вас?

– Ну да, доктор Павел Петрович Козлов. Очень хороший, уважаемый доктор. Он в этом городе всю жизнь прожил. Как приехал по распределению после института, так и остался. Семьи у него не было, жил бобылем. Я не понимаю, откуда в его квартире мог взяться таллий. Это ведь редкий металл?

– Ну, на рынке не купишь. Вот что, Лида. Ни вам, ни мне не нужны неприятности, поэтому просто вызывать полицию мы, с вашего разрешения, не будем. Я так-то человек со связями, поэтому я решу, как мы их задействуем, и потом мы уже передадим нашу замечательную находку компетентным органам.

– А пока она что, у меня останется? – В голосе Лиды засквозил неприкрытый ужас.

– Конечно, нет. Я увезу этот контейнер в порт и спрячу там, где он не нанесет никому вреда. На пару дней, не больше. А потом мы обязательно придумаем, что с ним делать. Хорошо?

– Если мне не нужно будет находиться с ним в одной квартире, то хорошо. Может, нам его просто выбросить?

– Лида, у меня в руках химическая бомба, – терпеливо объяснил Иван. – Если она попадет в недобросовестные руки, то ею можно целый город отравить, я же вам объяснял. Я думаю, что в этом контейнере таллия примерно граммов двести-триста. А 15 миллиграммов на килограмм веса, попадая в организм, вызывают практически мгновенную смерть. Вот смотрите, – он отставил колбу и затыкал пальцами в свой телефон, подключаясь к интернету. – Предельно допустимая концентрация в воде для таллия составляет всего лишь 0,0001 миллиграмма на метр в кубе, в атмосферном воздухе – 0,004 миллиграмма на метр в кубе. И окисляется он практически мгновенно, так что мы не можем просто его выбросить. Это безответственно. Да и не рачительно. – Он вдруг усмехнулся. – Вот, нашел. Эта колба потянет тысячи на четыре баксов. Так что мы выбросим, а кто-нибудь найдет… Нет уж, поступим, как договаривались. Вы можете пару ночей переночевать в больнице, чтобы больше тут не дышать? Я за сегодня-завтра определюсь с тем, что нам делать дальше. И начните лечиться, пожалуйста.

– Хорошо, – кивнула Лида. – Так и поступим. Я вам полностью доверяю, правда. И да, Иван Михайлович, – он с порога обернулся и снова в одночасье утонул в ее разноцветных глазах, – спасибо вам. Вы меня спасли.