Текст книги "Легенды и рыцарские предания Бретани"

Как только Фонтенель услышал эти слова, он подозвал своего маленького пажа и приказал ему немедленно вернуться к хозяйке и попросить, чтобы она сняла свой пышный наряд, потому что вскоре станет вдовой. Помимо этого, мальчик должен привезти ему рубашку из грубой материи и белую рубашку, а также золотую тарелку, на которую враги после его смерти смогут положить его голову.

– А еще, мой маленький паж, срежь с моей головы локон волос и повесь его на двери Каделана, чтобы люди по дороге в церковь говорили: «Да простит Бог душу Фонтенеля».

Паж выполнил приказание своего хозяина, но золотая тарелка не пригодилась, так как голову Фонтенеля бросили на дорогу, и дети, жившие в трущобах, играли ею, как мячом.

Парижане очень удивились, когда однажды в город из далекой страны приехала некая дама, которая подняла большой переполох на улицах столицы. Каждый спрашивал соседей, кто она такая. Это была наследница Каделана, одетая в струящееся зеленое платье.

– Увы, – говорили сострадательные горожане. – Знай она, что произошло, оделась бы в черное.

Вскоре она предстала перед королем.

– Сир, умоляю вас, – сказала она, – верните мне мужа.

– Увы, мадам, – ответил монарх, изобразив сожаление, – я не могу выполнить вашу просьбу, потому что три дня назад он был колесован.

«Кто бы ни отправился в Каделан сейчас, покинет его, охваченный горем, ибо дом превратился в руины, а вход в него зарос крапивой, и до сих пор, – продолжает свой рассказ простодушный автор баллады, – и до сих пор существует этот жестокий мир, бедные люди кричат из-за переносимых ими страданий и говорят: «Как жаль, что она умерла, мать бедняков».

Возвращение из Англии

В нашем распоряжении имеется прекрасное доказательство того, что в составе армии Вильгельма Завоевателя, когда он отправился реализовывать свою мечту об английской короне, находился довольно большой отряд бретонцев. Они были приписаны ко второму подразделению его армии, и многих из них похоронили в Англии. В балладе, которая, по словам Вильмарке, обладает всеми необходимыми признаками для того, чтобы считаться древней, говорится о приключениях молодого бретонца, Сильверстика, отправившегося в поход вместе с Завоевателем. Повествование ведется от лица матери Сильверстика, которая печалится из-за отсутствия сына, а поэтому слова баллады очень нежные и трогательные.

– Однажды ночью, лежа в постели, – говорит взволнованная мать, – я не могла уснуть. Я слышала, как девушки из Керлаза поют песню о моем сыне. О боже, Сильверстик, где ты сейчас? Возможно, ты находишься на расстоянии больше трехсот лье отсюда, упал в огромное море и рыбы поедают твое прекрасное тело. Возможно, ты уже женат на какой-нибудь саксонской девушке. А ведь ты должен был жениться на прекрасной дочери этой земли Маннаик де Пульдерга и сидеть вместе с нами, окруженный прелестными детьми, ведя счастливую жизнь в своем собственном доме. Я принесла к своей двери маленького белого голубка и усадила его в небольшой нише в камне. К его шее тесьмой со своего свадебного платья привязала письмо и отправила птицу к своему сыну: «Взлетай, мой маленький голубок, взлетай на своих крыльях и лети далеко-далеко, через огромное море. Убедись, что мой сын жив и здоров».

Сильверстик отдыхал в тени английского дерева, как вдруг услышал знакомый звук.

– Он похож на крик маленького голубка, принадлежащего моей матери, – сказал он.

Звук становился все громче. Он будто бы говорил: «Удачи тебе, Сильверстик, удачи тебе. У меня письмо для тебя».

Обрадованный Сильверстик прочитал письмо и решил вернуться домой к своим охваченным горем родителям.

Прошло два года, затем – три, но голубок так и не вернулся, чтобы порадовать сердце несчастной матери, каждый день выходившей на берег, высматривая судно, которое все не появлялось. Однажды, во время шторма, она, как обычно, бродила по пляжу, когда увидела, как какое-то судно с силой ударилось о скалистый берег. Вскоре по всему побережью были разбросаны тела многочисленных погибших. Когда буря улеглась, мать с болью в сердце стала искать среди них Сильверстика и нашла его!

Несколько компетентных исследователей пришли к мнению о том, что баллада является современницей описанных в ней событий. Многие представители бретонской знати, отправившиеся в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем, не возвращались домой на протяжении нескольких лет после окончания кампании, а некоторые не вернулись вовсе. Нам ничего не известно о герое баллады. В произведениях этого жанра птицы часто выступают в качестве посланников, при помощи которых возлюбленные обмениваются друг с другом письмами, но в них почти никогда не говорится о том, что таким образом могли обмениваться посланиями мать и сын. Этот случай уникален.

Свадебный пояс

В балладе говорится об отряде бретонцев, отправившихся в 1405 году к берегам Уэльса, чтобы помочь его жителям, во главе которых стоял Оуайн Глендур, освободить эти земли от английского ига. Бретонцы оказывали материальную поддержку своим уэльским собратьям и вернулись, радуясь, что им удалось достичь то, чего не сумел сделать ни один французский король, – вторгнуться на территорию Англии. Экспедицию возглавил Жан де Рьё, маршал Франции. Всего в поход с ним отправилось десять тысяч человек.

Главный герой баллады – молодой человек, получивший на следующее утро после помолвки приказ присоединиться к отряду де Рьё, «чтобы помочь бретонцам за морем». С горечью в сердце отправился он в дом своей возлюбленной, чтобы попрощаться с ней. Он сказал ей, что долг зовет его и что ему приказали отправиться в Англию. Услышав об этом, она не смогла сдержать слез и стала молить его не ехать, напоминая своему возлюбленному о том, насколько непостоянен ветер и как обманчиво море.

– Увы! – сказала она. – Что я буду делать, если ты погибнешь? Из-за того, что я с нетерпением стану ждать новостей о тебе, мое сердце разорвется. Я буду бродить по побережью, от дома к дому, спрашивая каждого встречного моряка, не слышал ли он что-нибудь о тебе.

– Успокойся, Алоида, – сказал ее возлюбленный. – Не плачь из-за меня. Я пришлю тебе из заморской страны пояс, пояс из пурпура, украшенный рубинами.

Они расстались на рассвете, он – чтобы сесть на корабль, который должен был увезти его за море, а она – чтобы плакать. Пока он искал свое судно, он слышал, как кричат сороки: «Море переменчиво, но женщины еще больше непостоянны».

Когда наступила осень, молодая девушка произнесла:

– С вершины горы Арез я смотрела на море и видела, что по нему плывет корабль, которому грозит опасность. Сердцем я чую, что на нем мой возлюбленный. В его руке был меч, он участвовал в ужасной битве и был смертельно ранен. Его одежда была вся забрызгана кровью. Я уверена, что он мертв.

И прежде чем прошли многие недели, она обручилась с другим.

В страну прибыли хорошие новости. Война была закончена, и счастливый рыцарь вернулся домой. Он привел себя в порядок и отправился на поиски своей возлюбленной. Подойдя к ее дому, он услышал звуки музыки и увидел, что окна ярко освещены, будто там проходит какое-то празднество. Он спросил нескольких гуляк, которых встретил на улице, что празднуют в этом доме, и они ответили ему – там проходит свадьба.

В Бретани есть обычай, по которому на свадьбу приглашают нищих. Когда их пустили в дом, один бродяга попросился на ночлег. Ему тотчас же разрешили остаться, но он сел в сторонке, был молчалив и печален. Невеста, увидев это, подошла к нему и спросила, почему он не веселится. Он сказал ей, что устал после долгого путешествия, а сердце его исполнено печали. Невеста не хотела омрачать торжества, поэтому пригласила его на танец. Он принял это приглашение, сказав, однако, что не заслуживает такой чести.

Во время танца он прижался к ней и прошептал на ухо:

– Что ты сделала с золотым кольцом, которое я дал тебе у дверей этого дома?

Ужасно испуганная, невеста уставилась на него.

– О боже! – вскричала она. – Получается, что у меня, у той, которая считала себя вдовой, два мужа!

– Ты ошибаешься, моя милая, – прошептал нищий. – В этом мире у тебя не будет мужа.

Вытащив из-под плаща кинжал, он вонзил его в сердце девушки.

В аббатстве Даула стоит статуя Богоматери с прекрасным пурпурным поясом, украшенным рубинами, привезенным из-за моря. Если вы захотите узнать, кто подарил ей его, спросите кающегося монаха, лежащего ничком на траве перед изображением Святой Девы.

Довольно странно, что неверная девушка стала утверждать, будто видела своего возлюбленного убитым в морской битве, так как в том самом году, в котором происходили описанные в балладе события (1405 г.), бретонский флот встретился с английским и нанес ему сокрушительное поражение в нескольких милях от Бреста. «Сражение было ужасным, – пишет историк герцога Бургундского. – И было ужесточено старинной ненавистью, существовавшей между англичанами и бретонцами». Возможно, девушка увидела своего возлюбленного именно во время этой морской битвы. И если она действительно решила, будто он погиб, то вряд ли заслужила ту участь, которую приписал ей автор баллады.

Битва при Сен-Касте

Название баллады не совсем точно отражает ее суть, так как в ней говорится об одном необычном событии, которое должно было предотвратить, а не определить ход сражения. В 1758 году английские войска высадились на берегах Бретани, чтобы обеспечить безопасность британских торговых судов во время плавания по Каналу и чтобы устроить диверсию в угоду немцам, в то время союзникам англичан. Группа жителей Нижней Бретани – из Трегьера и Сен-Поль-де-Леона, по словам Вильмарке, выступила против подразделения шотландских горцев. Подойдя к своим врагам на расстояние около мили, бретонцы услышали, как те поют свою национальную песню. Они тут же остановились в оцепенении, потому что мотив оказался знакомым им – они слышали его почти каждый день. Захваченные музыкой, говорившей с их сердцами, они воодушевились и сами стали петь патриотическую песню. Теперь уже затихли горцы. В это время два отряда подходили друг к другу, и, когда они приблизились на достаточное расстояние, офицеры обеих армий приказали им открыть огонь. Но приказ был отдан, по преданию, «на одном и том же языке», и солдаты обеих сторон продолжали стоять неподвижно. Их бездействие, однако, продлилось всего лишь несколько секунд, так как чувства пересилили дисциплину, оружие выпало из их рук, и потомки древних кельтов обновили на поле брани те узы братства, которые некогда объединяли их отцов.

Однако, каким бы маловероятным этот случай ни казался, он подтверждается легендарной традицией, если не историей. Песня, которую пели кельты-противники, по словам Вильмарке, известна как в Бретани, так и в «горах Шотландии». Судя по всему, она походила на «Одеяние старого галла», песню, сочиненную генералом Ридом (1721–1807 гг.). Возможно, Рид, горец по происхождению, положил в основу своего энергичного марша старинную кельтскую мелодию, известную в обеих странах.

Песнь кормчего

В одном из наиболее известных бретонских преданий о море говорится о рыцарстве, проявленном командой бретонского судна, и людях с английского военного корабля. Во время американской Войны за независимость французы с большим энтузиазмом поддерживали отважных борцов за свободу из американской колонии. Несколько бретонских кораблей получили каперские свидетельства, позволяющие им сражаться на стороне американцев против Великобритании, и они попытались перекрыть британскую торговлю. «Сюрвеллан», бретонское судно, столкнулось с британским кораблем «Квебек». Во время сражения «Сюрвеллан» чуть не утонул под ударами английской канонады, а «Квебек» загорелся. Однако и бретонцы, и британцы, отложив свои мечи, начали трудиться вместе с такой благосклонностью, что вскоре большая часть англичан была спасена, как и «Сюрвеллан». Правда, «Квебек» все же утонул. Им удалось помочь друг другу, даже несмотря на то, что практически каждый член обеих команд был ранен в битве.

Я попытался сделать свободный перевод этой захватывающей баллады, в которой говорится об этом примечательном событии.

 
ПЕСНЬ КОРМЧЕГО
 
 
Эй вы, жители Сульниака!
Мы сегодня садимся на корабль в Ванне,
Мы плывем по прекрасному пути,
Чтобы искать англичанина.
Наш дерзкий сторожевой корабль «Сюрвеллан»
Должен следить за тем, чтобы морские пути были свободны
С Ушанта на севере до Нанта:
На абордаж, рулевой!
Смотри, вон там английский корабль,
Который хочет прорваться через блокаду;
Флаг святого Георгия развевается позади
Гго темной каронады.
Вспышка! И вот ее гром говорит,
Ге буря летит
Между ее изгибов и бросается к морю,
И шипение затихает и смолкает.
Гром отвечает грому; затем
Корабли трутся друг о друга боками,
Жаждущие битвы бретонцы
Попытались осуществить вылазку на абордаж,
Но безжалостная сталь британцев засверкала,
И назло бретонской похвальбе
Дети Морбиана были оттеснены
Обратно на «Сюрвеллан».
Затем разгорелась жестокая схватка, которую можно было видеть
В тот день из-за морей.
Кто уступит, если это борьба между
Британией и Бретанью?
Станет ли Малая Британия править морями
И сдержит гордыню Британии?
Нет, пока ее дубовые крепления
Еще разламываются на ее бортах!
Но вот! Вот! Смотрите, жадный огонь
Охватил махину «Квебека».
Бурлящее море поднимается все выше и выше,
«Сюрвеллан» гибнет.
Их пушечный выстрел продырявил наш бок,
Наши стрелы зажгли противника.
Быстро, к насосам! Нельзя больше медлить!
Ниже, мои дети, ниже!
Зияющая брешь заткнута, море
Обмануто своей жертвой.
Теперь, бретонцы, пусть британцы увидят
Сердце Бретани!
Братья, мы пришли, чтобы спасать, наши мечи
Вложены в ножны, наши руки пусты.
Впереди еще более жестокая битва,
Более суровый враг, чем мы!
Долгий день на море, пока не зашло солнце,
Бретонцы и британцы трудились,
И Большая и Малая Британия победили
В самой благородной битве из всех.
Это была победа моряков
Над гордыней и отвратительной наживой.
Бог наградит вечным миром на море
Обе Британии.
 

Черная магия и ее служители

В изолированных сообществах колдовство играет очень большую роль. И хотя в наиболее цивилизованных районах Бретани оно осталось в прошлом, в самых укромных ее департаментах магия часто практикуется и сегодня. Старики еще помнят времена, когда и на саму ферму, и на маслодельни, и на поле могло быть наложено заклятие, чары, вредоносная порча злого глаза. У бретонского камина, когда в окно с моря дул холодный зимний ветер, а охапка горящего хвороста освещала большую кухню фермы, одновременно отбрасывая на ее стены тонкие тени, шепотом рассказывали истории о «мановении дьявольского колдовства», как метко охарактеризовал Берне деятельность ведьм и колдунов (это цитата из стихотворения Роберта Бёрнса «Тэм О'Шентер»; в русском переводе С. Маршака эта строка отсутствует. – Пер.), и стар и млад, от деда до мальчика-пастуха, сидели в большом кругу, слушая жуткие истории, которые так близки любому бретонскому сердцу.

Как и на Востоке, где, отказавшись от дачи взятки, вы ставите человека под угрозу сглаза, нищих считали главным источником этой опасности. Гильдия оборванных бродяг по вполне понятным причинам всеми силами поддерживала это предубеждение, разрешая одному из своих членов бормотать угрозы и проклятия, считавшиеся убийственными. Действительно, попрошайки с удовольствием хвастались своими магическими умениями перед испуганными крестьянами, спешившими умилостивить их всем, что было в их силах.

Некоторые деревни также пользовались дурной репутацией у крестьян, так как считалось, будто они населены колдунами, являются сосредоточением магии, и их следовало избегать. Так, в бретонских пословицах говорится о колдунах из Фужера, Треве, Конкоре и Лезата.

В самые странные обстоятельства, связанные с колдовством, попадали, как правило, наиболее доверчивые бретонцы. Так, если крестьянин решит присоединиться к танцу ведьм, то за время веселья сотрет свои деревянные башмаки. Бидон со свернувшимся маслом, ведро испорченного молока без всяких сомнений расценивались как результат деятельности колдуна. В некой деревне в Монконтуре друг за другом передохли коровы, собака и даже безвредная, столь необходимая в хозяйстве кошка. Тогда фермер, не откладывая дело в долгий ящик, отправился к прорицателю, который посоветовал ему плеснуть молоко в огонь и прочитать определенные молитвы. Крестьянин послушался его совета, и заклинание было разрушено!

В Рене около пятидесяти лет назад жил хитрый парень по имени Роберт, настоящий «охотник за ведьмами», расследовавший дела, связанные с колдовством, и принимавший все необходимые меры для снятия чар. На одной большой ферме молоко никак не сбивалось в масло. Специалист в области сельского хозяйства разъяснил бы ее владельцу, что вся проблема заключается в плохом пастбище, но у фермера и его жены были другие предположения о причине «нехватки жиров», как сказал бы химик, в их молочной продукции. Они сразу же отправились к загадочному Роберту, который, прибыв на место для расследования этого случая, нарядился в шкуру, окрашенную двумя разными цветами. На поводке он вел большую черную собаку, очевидно свой талисман. Он изгнал злых духов из сыроварни и провел ряд странных ритуалов. Затем, протягивая руки охваченному благоговением фермеру, сказал:

– Теперь ты можешь продолжать свою работу. Заклинание установлено. Оно начинает действовать довольно медленно. Но мне уже пора идти. Не пугайся, если увидишь что-то странное.

Произнеся эти слова, он свистнул, и перед ним, будто из ниоткуда, появилась огромная черная лошадь. Положив руку на ее круп, он вскочил в седло, попрощался с пораженными селянами и, пока они смотрели ему вслед с разинутым ртом, исчез, «подобно молнии».

Бретонские крестьяне использовали множество различных видов амулетов или талисманов, призванных нейтрализовать колдовскую силу. Так, если кто-то с собой носит змею, маг не сможет нанести ему вред, и все предметы будут являться ему такими, какие они есть на самом деле. Соль, разложенная по различным частям дома, была гарантией того, что колдун не сумеет проникнуть внутрь помещения, а также лишала их заклинания силы.

Однако многие советовались с ведьмами и колдунами, чтобы преуспеть в сердечных делах, получить при бросании жребия такой номер, который освободил бы их от воинской повинности и так далее. К тому же, как и в других странах, в Бретани появилась категория людей, считавшихся посредниками между смертными и сверхъестественным. Они предсказывали будущее, были астрологами и народными целителями.

Считается, что колдуны в определенное время встречаются на Скалах Фей в Бретани, чтобы спланировать свои действия и распределить обязанности. Если кто-то, по поверью, решит войти в их круг или станет подслушивать их секреты и будет пойман, то вряд ли ему суждено жить после этого долго и счастливо. Другие, испуганные глазами котов-колдунов, сверкающими, будто горящие угольки, тотчас же бежали куда глаза глядят, а утром выясняли, что волосы на их голове поседели от пережитого ими ужаса. Через много лет после этого они будут сидеть у очага, сильно дрожа без причины, и, если кто-то спросит, чего они боятся, они лишь застонут и закроют лицо руками.

Вот история, рассказанная неким Жаном Фуко, который, подобно Тэму О'Шентеру, слишком долго сидел в трактире. Сидр там был не менее хорош, чем компания, и, выйдя в полночь из любимого трактира, наш герой не собирался ни от чего бежать, а тем более пугаться. Передвигаясь зигзагами по пустоши и напевая мотив, который вместе с друзьями горланил в пивной, он вдруг вступил в круг котов-колдунов, припавших к земле вокруг каменного креста. Они были огромны и отличались друг от друга по цвету. Здесь были черные кошки, серые, белые, пестрые, и, когда Жан увидел, как они сидят вокруг распятия с горящими глазами и вздыбившейся на спине шерстью, он внезапно прекратил петь, и все его мужество, как и у Боба Акра, вытекло сквозь пальцы (Боб Акр – персонаж комедии Р.Б. Шеридана «Соперники». – Пер.). Увидев его, животные стали пронзительно кричать, из-за чего кровь застыла в его жилах. На протяжении какого-то времени разозленные кошки неотрывно смотрели на него, и в их взгляде читалась смертельная угроза. Казалось, будто они вот-вот накинутся на несчастного. Решив, что все пропало, он закрыл глаза, но внезапно услышал, как под его ногами раздается странное мурлыканье, и, взглянув вниз, увидел, что его собственная домашняя кошка с любовью ластится к нему.

– Пропустите моего хозяина, Жана Фуко, – произнесло животное.

– Хорошо, – ответил огромный серый кот, который, как решил Жан, был предводителем. – Проходи, Жан Фуко.

Жан, из головы которого уже давно испарился сидр, нетвердой походкой двинулся прочь, больше мертвый, чем живой.

Магия друидов

Древнейшие волшебники Бретани, как мне кажется, также заслужили право быть упомянутыми в этой книге. Магия у кельтских народов в древнейшие времена была настолько тесно связана с друидизмом, что вполне могла возникнуть именно в среде друидов. Вопрос о том, имеет ли друидизм кельтское происхождение, остается спорным. Некоторые ученые, среди которых Рис, считают, что он возник не у кельтов и даже не у арийских народов, и заявляют, будто переселенцев-кельтов познакомили с религией друидизма древнейшие неарийские, или так называемые иберийские, жители Бретани. Сторонники этой теории пошли дальше: они предположили, что жившие на континенте кельты посылали своих друидов-неофитов в Британию, чтобы местные друиды обучили их всему необходимому. Таким образом, остров выступал в роли штаб-квартиры этой религии. У жителей Цизальпинской Галлии, например, не было своих жрецов-друидов. Цезарь писал, что в Галлии существуют многочисленные друидические школы и что к ученикам в их стенах предъявлялись довольно суровые требования, причем оценивалось не только качество их знаний, но и дисциплина. Основной их задачей было выучивать наизусть многочисленные стихи, в которых были заключены основы друидических знаний и представлений. В нашем распоряжении имеются веские доказательства того, что по своему характеру эти инструкции были астрологическими и магическими.

Друиды, подобно шаманам у американских индейцев, в одно и то же время были и магами, и жрецами. Они были превосходными знахарями и достигли более заметных успехов в трансцендентном знании, чем жрецы-волшебники более варварских народов. Таким образом, их можно назвать связующим звеном между языческими шаманами и средневековыми магами. Многие из их практик были заимствованы из шаманизма, а другие больше напоминали средневековые магические обряды. Но у кельтов они были не единственными магами, так как часто эти народы приписывали волшебную силу женщинам и поэтам. Магия друидов сходна со многими другими магическими системами. Вероятно, она ближе к черной магии, для которой характерно стремление получить власть ради самой власти, чем к трансцендентальной. Соответственно, в число их умений входила возможность становиться невидимыми, изменять форму своего тела, вводить живые существа в волшебный сон, вызывать безумие и убивать на расстоянии.

Друидам также приписывались умения вызывать дождь, делать так, чтобы с неба падал огонь, создавать туман, снежные бури и наводнения. Многие заклинания, которые, вероятно, использовались ими, просуществовали до довольно поздних времен и, возможно, сохранились в некоторых наиболее отдаленных кельтских регионах. Правда, вместо языческих богов в них стали использовать имена христианских святых. В кельтских странах, недалеко от мегалитических сооружений, также до сих пор проводятся некоторые примитивные ритуалы. Так, в городе Дандживен, в Ирландии, паломники моются в реке Рой, рядом с огромным камнем, а затем обходят вокруг него. Такие же обряды проводятся и во многих областях Бретани.

Заклинания чаще всего читались следующим образом: маг вставал на одну ногу и указывал пальцем на человека или предмет, который должен подвергнуться чарам. Одновременно он должен был закрыть один глаз, будто бы сосредоточив всю силу разума на предмете проклятия. В манускрипте, хранящемся в монастыре Святого Галла и датированном VIII или IX веком, содержатся магические формулы, призванные защитить масло от прокисания и исцелить определенные болезни во имя ирландского бога Дианкехта. Эти и другие заклинания очень походят на свои вавилонские и этрусские аналоги, что с большей или меньшей степенью правдоподобности подтверждает предположение о восточном происхождении друидизма. Во время проведения всех магических обрядов произносились заклинания. Друиды часто сопровождали армии, при помощи своего искусства помогая воинам победить врага.

В нашем распоряжении имеются доказательства того, что жрецы-друиды существуют и сейчас, хотя их искусство и не процветает, как прежде. Так, у колодцев, которые, по поверьям, обладают волшебными свойствами, есть свои хранители и стражи, а в некоторых семьях магические заклинания и формулы передаются из поколения в поколение. Можно назвать и другие факты, подтверждающие то, что друидическая традиция до сих пор жива, хотя все они довольно спорные. Обычно хранительницами этих мистерий являются женщины, а существование в прошлом друидесс не вызывает сомнений.

Считалось, будто собрание змей в середине лета делает так называемое яйцо морской змеи, или аспидный камень, который так часто упоминается в волшебных сказках о друидах. Другое его название – «глэйн нейдр». На голове одного из пресмыкающихся вырастал пузырь, а другие сдували его, прокатывая по спине своего товарища. Застыв, этот пузырь превращался в хрустальное кольцо. Оно использовалось в качестве одной из основных инсигний верховного друида и, как считалось, помогало ему в гадании.

Растение д'ор, или «золотая трава», пользовалось у бретонских крестьян большой популярностью и считалось лечебным. Selago (судя по всему, плаун. – Пер.) Плиния во времена друидов собирали с большим почтением – руки травника должны были быть завернуты в одеяние, которое до этого носил святой человек. Тот, кто собирал это растение, одевался во все белое и ходил с босыми ногами, вымытыми в чистой воде. Считалось, будто через некоторое время трава засверкает вдалеке, как золото, и наделит того, кто наступит на нее, способностью понимать язык собак, волков и птиц.

В одной древней балладе колдуна умоляют отложить плаун, как и омелу – любимое растение друидов, – и не продолжать тщетные поиски магии, а вспомнить, что он христианин.

Абеляр и Элоиза

Трогательная история о любви Абеляра и Элоизы попала в бретонский фольклор, превратившись в легенду о магии. Абеляр был бретонцем. Герцог Бретани, вассалом которого он являлся, завидовал славе Франции, где в то время собрались все самые известные ученые мужи Европы, знал к тому же, каким гонениям подвергли Абеляра его враги, и сделал его настоятелем аббатства Святого Гильды. Приняв этого знак почтения и уважения, Абеляр должен был провести остаток жизни в своих владениях. Ученый с большой радостью принял это назначение, решив, что после отъезда из Франции его страсть к Элоизе остынет и в его сознании, благодаря новому титулу, воцарится мир.

Аббатство Святого Гильды в Рюи было основано святым Гильдой, британским святым, одноклассником и другом святого Самсона Дольского и святого Павла Леонского, на недосягаемом побережье, недалеко от Ванна. В число его монахов входил саксонец святой Дунстан, которого пираты увезли с родного острова и который, поселившись на безлюдном бретонском берегу, стал покровителем моряков под именем святой Густан.

Святой Гильда построил свое аббатство на краю высокого скалистого мыса Гранд-Монт, где в древности располагался римский военный лагерь. Лицевая часть монастыря выходила на скалистое побережье, в котором море прорезало множество пещер. Скала эта в основном состоит из кварцита и покрыта маленькими мидиями. Получив назначение в аббатство Святого Гильды, Абеляр передал Элоизе знаменитое аббатство, которое основал в Ногене, недалеко от Труа, получившее от него название Параклет, или Утешитель, потому что именно там он обрел после пережитых бедствий покой и отдохновение. Покидая Ноген, он расставался и с миром в своей душе. Его нежное сердце не способно было бороться с грубыми и несдержанными бретонскими монахами. В одном из своих знаменитых писем к Элоизе он так говорит об охватившей его печали: «Я живу в варварской стране, языка которой не знаю. Я не общаюсь с ее дикими жителями. Я хожу по труднодоступным границам бурного моря, и мои монахи не подчиняются никаким другим правилам, кроме своих собственных. Хотел бы я, чтобы ты видела мое жилище. Двери украшены лишь следами оленей, волков и медведей, кабанов и отвратительными шкурами сов. Каждый день я подвергаюсь новым опасностям. Каждое утро я жду, что над моей головой вот-вот занесут меч».

Здесь необходимо рассказать историю Абеляра. Достаточно будет упомянуть лишь то, что он был одним из самых выдающихся ученых и диалектиков всех времен. При жизни Абеляра его слава разлетелась по всей Европе. Влюбившись в Элоизу, племянницу Фульберта, каноника Парижа, он пробудил в ней ту же всепоглощающую страсть, которая привела к их обоюдному бесчестью и оскоплению Абеляра разгневанным дядей. Он и его Элоиза были погребены в одной могиле в Параклете. История их любви была увековечена величайшими поэтами и художниками.

Древнюю бретонскую балладу, посвященную возлюбленным, называли «наивной и ужасной», говорили о том, что в ней «практики друидов неестественным образом сочетаются с христианскими предрассудками». В ней говорится о том, что Элоиза была жестокой и кровожадной колдуньей. Вот каким образом в легенде может быть усилено и искажено падение человека! Так как эта баллада крайне важна для изучения бретонского фольклора, я привожу здесь крайне свободный ее перевод, в котором в то же время я попытался сохранить атмосферу оригинала.

 
ГИМН ЭЛОИЗЫ
 
 
О Абеляр, мой Абеляр,
Двенадцать лет прошло с тех пор, как мы впервые поцеловались.
Нет любви, подобной той, которую испытывают к барду:
Тот, кто любит его, живет как в золотом тумане!
Ни слова ни на французском, ни на латыни,
Я могла говорить только по-бретонски,
Когда обвивала руками шею своего возлюбленного
И слышала гармонию греческого,
Поступь латыни, радость французского,
Доблесть еврейской речи
И пока жажду ее моя душа утоляла
В любовной науке, которой он меня учил.
Спутанный и связанный том Евангелия
Открыт для меня так же, как и моя душа,
Но все разбавленное водой вино Рима
Слабо, кроме магического кубка.
Мессу я читаю, как и любой священник,
Могу отпустить грехи умирающему или похоронить покойного,
Но мне дороже разбудить Зверя
Или смотреть на золото в красной печи.
Волк, змея, ворон, сова,
Демоны моря, поля, потока,
Я могу бежать или лететь в их гадком облике,
На мой призыв они приходят из моря или из леса.
Я знаю песню, при помощи которой можно поднять море,
Можно разбудить ветер или сотрясти землю,
Можно ужасно затемнить небеса,
Можно пробудить знамения при рождении принца.
Первое темное снадобье, которое мы глотнули,
Было сварено из жаб и глаза ворона,
Убийство в меде, когда ускользнула луна
С неба в зловонный туман внизу.
Я знаю колодец, глубокий, как сама смерть,
Мрак, где я отбираю густолиственный папоротник,
Семя которого вместе с семенем золотого вереска
Я смешиваю после того, как познаю мистические знания.
Я собрала в сумерках девять мер ржи,
Еще девять мер и сварила
В серебряном горшке, пока судорожно
Свет звезд боролся с дождем.
Я искала змеиное яйцо, с помощью которого можно обрести силу,
В лощине, глубоко скрытой от ночи и дня:
Ее показали мне в ужасный час,
Когда дети ада вышли, чтобы поиграть.
У меня есть три духа в облике змей;
Младшей из них – шесть раз по два десятка лет,
Вторая поднялась из нижних озер,
А третья когда-то была языком герцога Сатаны.
Плоть диких птиц – не их пища,
Другая их судьба;
Я хорошо кормлю их кровью младенцев,
Этих драгоценных змей моей души.
О Сатана! Подари мне три спокойных года,
Но три коротких года, чтобы мой возлюбленный и я
Смогли выполнить твою жестокую, загадочную волю,
Затем мы с радостью расплатимся и умрем.
Элоиза, злое сердце, берегись!
Подумай об ужасном дне ярости,
Подумай о своей душе; воздержись, воздержись!
Путь, на который ты встала, – это путь смерти!
Ты, малодушный священник, иди, уходи отсюда прочь!
Не боюсь я столь страшной судьбы.
Иди сосать молоко невинности,
Оставь меня пить вино ада!
 

Сложно переоценить значимость для фольклора такой баллады, как эта. Она, естественно, не обладает никакой исторической ценностью. В нашем распоряжении нет доказательств того, что Элоиза была бретонкой, но подобные фантастические ошибки настолько хорошо известны тем, кто изучает баллады, что он способен с легкостью не принимать их в расчет при определении ценности текста.