Текст книги "Красный Петушок"

Глава XXVIII
Конец Мишеля Берра

Весь день продолжалась эта ужасная охота за людьми в мрачных глубинах джунглей, где крейки гнались за своими жертвами между высокими деревьями и густыми кустарниками. Лес, казалось, ожил благодаря темным фигурам, бесшумно подкрадывавшимся к своей добыче. Воздух был полон ужаса. В поисках Мишеля Берра я случайно наткнулся на просеку в лесу недалеко от форта.

Здесь, оказалось, были разбросаны кости мертвых людей, кости моих друзей и соотечественников, давным-давно выклеванные птицами и зверьми и выбеленные солнцем и дождем. До сих пор сохранились еще концы сгнившей веревки, качавшиеся от порывистого ветра. Сильная скорбь охватила меня. Я подошел к большому дереву, на котором была укреплена выцветшая грязная доска с почти стертой надписью; с большим трудом мне удалось разобрать написанное, так как местами буквы совершенно исчезли. На ней была такая надпись: «Это было сделано не французам, а лютеранам и еретикам» – та самая, чем хвастал когда-то Мишель Берр.

Возвратившись после бесплодных поисков Мишеля в форт, я увидел, что французы после недолгого преследования захватили много пленных, а изловить остальных предоставили краснокожим; теперь они были заняты тем, что срывали форт. Доминик де Гурж ликовал.

– Мы взяли большое количество разных припасов, – закричал он, увидев меня, – много амуниции, всевозможные съестные припасы и девять пушек! Мы имеем несколько раненых, но ни одного убитого и взяли сорок с чем-то пленных…

Я прервал его, описав только что оставленное мною место в лесу.

– Да, я сам думал отыскать эго место. Надо будет похоронить наших друзей. Приходите туда к заходу солнца, – сказал он, бросив зловещий взгляд на группу пленных, находившихся вблизи, – и вы увидите картину, которая доставит вам удовольствие.

После этого он меня оставил. Вскоре я увидел, как он направился к тому месту, откуда я только что пришел, в сопровождении солдат, несших принадлежности для рытья земли.

Преследование было почти закончено; иногда раздавалось еще из глубины леса гиканье; крейки возвращались к просеке со своими ужасными трофеями.

Наши суда стояли спокойно на реке; лодки переезжали с одного берега на другой, на некоторых удили рыбу для ужина. Сатуриона я не видел. Олень также был еще в лесу, не видно было и Мартина. На одном из бастионов группа французов ругалась, с большими усилиями снимая одну из длинных медных пушек со своего места. Я направился к ним, чтобы посмотреть, как они будут ее спускать. Проходя портал, где тяжелые ворота висели вкось на петлях, я встретил двух крейков, которые приветствовали меня наклонением украшенной перьями головы и, издавая самодовольные звуки, указали на скальпы, висевшие на их поясах.

В форте никого не было, кроме работавшей группы. Я сел на дерновую скамью в тени дома и предался разным мыслям, будучи очень разочарован, что архинегодяй – жирный Мишель – удрал от меня. Он больше всех заслужил смерти – смерти, которую я обещал ему много месяцев назад. Затем мои мысли возвратились к Франции; они были заняты розовыми мечтами о будущем, о Марии, о Бpeo, о счастливой жизни в любимой Гаскони. Не думал я тогда о пучине, в которую Франция низвергнется благодаря раздорам и фанатизму своего народа; не думал я о той борьбе, которая в течение последующих двадцати лет заставит меня быть в беспрерывных походах, всегда в седле.

В то время как я сидел и думал, солнце подвигалось к западу, тени становились длиннее; солдаты тащили последнюю пушку с форта.

Я был отвлечен от своих мыслей группой дикарей, несших дичь и только что пойманную рыбу. Они расположились вблизи меня и принялись готовить ужин. Насадив на зеленые прутики рыбу и куски оленьего мяса, они стали жарить их над костром; распространившийся приятный запах заставил меня почувствовать сильный голод. Я решил присоединиться к ним и поднялся, когда вдруг увидел несколько человек, направлявшихся ко мне быстрыми шагами. Впереди шли Мартин и Олень, а за ними громадная знакомая фигура под охраной четырех крейков. Это был Мишель Берр!

Одежда на нем была изорвана, под его здоровым глазом было сине-багровое пятно. Весь забрызганный грязью, он, однако, двигался со своей обычной легкостью. Глаза его были опущены вниз, как будто он был погружен в глубокие мысли, и, только остановившись передо мною, он поднял голову. Следы насмешливой улыбки виднелись на его толстых губах, и его обычная ирония и теперь смотрела из его глаза. Мы встретились взглядами. Он ничего не сказал, стоял и ждал.

Олень выступил вперед, вытянулся во весь свой величественный рост и обратился ко мне:

– Олень приветствует тебя, о Нутха! Он привел тебе этого большого человека, твоего врага. Была долгая погоня, но Олень хорошо знает лес и узнаёт следы так же хорошо, как и ходит. Этот человек бежал очень быстро и убежал очень далеко на юг, чтобы предупредить своего начальника о вашем приходе. Но Олень бежал быстрее по его следам, и крейки были с ним. Через час после полудня мы набросились на него и взяли живым. Этим Олень уплатил свой долг Нутхе.

Это была самая длинная речь, какую я когда-нибудь слышал от краснокожего друга; мне было очень трудно ему ответить, но я постарался сделать это как можно лучше:

– Олень славится своей силой и быстротой во время погони. Нутха благодарит Оленя и все племя крейков за этого пленного. Завтра будут даны им подарки в знак дружбы и той благодарности, какую Нутха чувствует к ним.

Олень отошел в сторону и оставил меня лицом к лицу с Мишелем Берром.

– Итак, мы снова встретились, месье предатель! – воскликнул я.

– Как я и предсказывал, месье, – ответил он кротким голосом.

– О да! Вы пророчествовали, а я дал обет.

– Вы дали, вы дали! – сказал он тем же тоном.

– Я имел намерение убить вас беспощадно, – продолжал я, засучивая рукава, – но я не в состоянии убить безоружного человека. Я дам вам возможность защищать свою жизнь, несмотря на то что вы убийца и предатель. Месье Белькастель одолжит вам шпагу, и мы будем драться до конца. Если вы сумеете убить меня, месье Берр, то вам предоставят час до того, как пошлют за вами погоню. – Я повернулся к Мартину: – Прошу вас, Мартин Белькастель, исполнить мое слово.

– Я хотел бы лучше видеть его висящим, – ворчал Мартин. – Это слабость, Блез, этот человек заслужил смерть.

– Я должен поступить так, как сам это понимаю.

Он поклонился, вынул свою шпагу и передал моему противнику, который, также поклонившись, принял ее. Крейки с любопытством наблюдали за всем происходившим, но как только они поняли, что предстоит, то отошли назад, освободив место.

Мишель Берр ни слова не сказал, но посмотрел озабоченно вокруг себя. Слева, шагах в десяти, стоял бревенчатый дом; между ним и соседней постройкой был узкий проход, справа находилась высокая стена.

Я стал в позу, то же сделал мой противник, и через минуту наши лезвия скрестились.

С самого начала Мишель довольствовался только тем, что избегал направляемых мною ударов, ни одного контрудара он не возвратил мне. Он падал назад, как только я начинал атаковать его; все мои усилия не могли этому помешать. Наконец, потеряв терпение, я стал наступать сильнее, но безуспешно – он неизменно отступал. Это приводило меня в бешенство.

– Дьявол! – воскликнул я. – Дерись, собака!

– Я дерусь по-своему, месье Петушок! – последовал его кроткий ответ, и злая улыбка появилась на его широком лице.

В отчаянии я три раза набрасывался на него, и он три раза отступал назад. Язвительная улыбка на его лице расширилась в насмешливую гримасу; в его глазу появилось какое-то загадочное выражение, которого я не мог понять.

Позади меня раздался предостерегающий крик Мартина:

– Осторожно, Блез!

А затем опять:

– Остерегайтесь его!

И только тогда я обратил внимание, насколько Мишель подвинулся вперед. Он стоял у прохода между двумя постройками. Увидев это, я направил на него ужасный удар, решив закончить борьбу, но он попал в пустое пространство – Мишель Берр исчез!

Пока я приходил в себя от этой неудачи, Мишель быстро бежал по проходу. Я бросился за ним, Мартин побежал с другой стороны. Обогнув угол, я успел заметить, что он бежал вокруг другой постройки. Я прибавил скорость, мысленно называя себя круглым дураком. Уже наступали сумерки, и я боялся потерять его среди тесных построек форта. Затем я видел, как он бежит среди перепуганных крейков, лежавших у костра, а оттуда направился к низкой без окон постройке – к складам форта. Когда и я в свою очередь пробежал мимо дикарей, двое из них, придя в себя от неожиданности, встали на ноги; не успев остановиться или повернуться, я наткнулся на них и, не имея за что ухватиться, чтобы не упасть, отшатнулся назад и попал в ближайший костер, распространив дождь искр.

Мгновенно ослепительно белый огонь, точно змея, покатился по земле вслед за Мишелем. Он уже почти достиг степы, когда вдруг раздался глухой рокот – как бы дальний гром из-под его ног. Земля страшно задрожала, крыша поднялась со строения, как будто сорванная чьей-то гигантской рукой; стены рухнули.

Высокий столб огня – красного, желтого, зеленого – поднялся вверх с громким шипением. При сильном освещении я мельком увидел беглеца, взлетевшего вверх, как большая ночная птица, вылетевшая из какого-то неизвестного, скрытого места. Я был свален сильным ветром, сразу поднялся, но снова упал почти без чувств от посыпавшихся на меня обломков стены и крыши. Вначале я не мог понять, что случилось, но затем для меня все стало ясно: искры, которые рассыпались кругом, когда я попал в костер, зажгли запасы пороха, от чего и произошел взрыв склада.

Полежав с минуту, я услышал громко зовущий меня голос Мартина:

– Вы ушиблись?

Я был оглушен и потрясен, в ушах у меня страшно жужжало и звенело. Однако я отрицательно покачал головой. Мартин отвел меня к месту, где дым рассеялся, и здесь я оглянулся вокруг. Четыре или пять крейков, съежившись от страха, лежали вблизи; громадное отверстие, все еще дымившееся от взрыва, зияло на том месте, где находился склад пороха; огонь, красный в сумерках, прыгал по cyxoй траве вокруг нас и дальше пылал уже на крыше.

– А жирный пророк, где он? – спросил Мартин. – Неужели он опять удрал?

– Нет, наконец мы избавились от него! – ответил я с каким-то странным смешанным чувством облегчения и сожаления.

Я рассказал Мартину, каким образом он погиб, – в его смерти я не сомневался.

– Надо убедиться в этом, – сказал Мартин, – потому что даже и теперь он может надуть своего властелина-дьявола.

Мы скоро нашли его при свете все усиливавшегося огня, наполовину обуглившегося, под бревнами. Лицо его было опалено, несколько лоскутьев его одежды прилипли к огромному разбитому телу. Но жизнь все еще трепетала в нем, потому что, когда я стоял и глядел на него, его губы зашевелились и что-то прошептали. Мы опустились на колени, чтобы услышать, но сначала ничего нельзя было разобрать.

Затем услышали:

– Забыл о порохе… попался… в собственную ловушку…

Он молчал некоторое время, и мы подумали, что наступил конец, но он опять стал шептать:

– Черт возьми! Красный Петушок победил!

С этими словами Мишель Берр испустил дух.

Глава XXIX
Заключение

А теперь, господа, работа почти закончена; тяжелая это была работа для человека, не особенно владеющего даром слова.

Всю ночь раздавался треск огня, перепрыгивавшего с одного строения на другое в форте Сан-Матео. Когда Доминик де Гурж появился и увидел это, он приказал поджечь стены, довершив, таким образом, полное разрушение. Все ценное было забрано, уверял он, и теперь оно находится на берегу, откуда будет погружено на суда.

Сердце мое радовалось при виде этого гнезда ехидны, превращенного в пепел нашим огнем.

На рассвете началась погрузка захваченных пушек и припасов. Я направился к лесу в сопровождении Мартина и машинально повернул к прогалине, которую посетил вчера. Груды белых костей исчезли. Это место было занято новой компанией – качавшихся, согнутых, с опущенными головами тел, висевших на веревке.

Полустершаяся надпись испанцев с позорными словами была заменена новой, где было написано: «Это сделано не испанцам и не католикам, а только убийцам».

Лицо Мартина было бесстрастно, когда он смотрел на ответ французов убийцам своих соотечественников; он не сделал никаких замечаний. Но меня охватило уныние при виде этого, и я не мог подавить дрожи, когда, уходя оттуда, оглянулся назад.

Мартин заметил мое движение. Он пожал плечами.

– Это слабость, Блез, чувствовать сожаление к этим волкам, – сказал он жестким голосом. – Это только правосудие – и больше ничего.

– И тем не менее они представляют ужасный вид.

– В этом и заключается жизнь, Блез, она полна ужасных видов: приятных, трусости и храбрости, подлости и благородства. Надо столкнуться с плохим и хорошим, с горьким и сладким, чтобы сделаться доблестным человеком.

Мы молча продолжали свой путь.

В тот же день прибыл Сатурион, великолепный в своей одежде из перьев, которую он надевал в торжественных случаях; за ним следовала большая свита, несшая для нас подарки. Я получил два костюма из оленьей кожи с украшениями из перьев и шерсти; уже много лет, как они висят в оружейной Брео. Мы в свою очередь дали им много подарков.

После этого попрощались с нашим другом Оленем, последний раз поговорили с Сатурионом и его свитой. Мы следили за ними, пока они не скрылись из виду по гладкой поверхности реки, которая служила местом многих наших приключений.

На следующий день утром были подняты якоря, распущены паруса, и наш маленький флот пустился вверх по реке, а оттуда в открытое море. Через несколько часов я в последний раз смотрел на Новый Свет; мои мысли направились домой к Франции, где счастье ожидало меня.

Мы очень быстро подвигались вперед благодаря сильному благоприятному ветру и уже 8 июня 1568 года бросили якорь в гавани Ла-Рошели. Через час мы высадились, и я немедленно помчался на почтовых в Париж в сопровождении протестовавшего и ворчавшего Мартина, который уверял меня, что Мария, ждав такое долгое время, прождала бы еще несколько часов.

Немедленно по прибытии в Париж, приведя себя в должный порядок, я громко позвонил у дверей графа де ла Коста. Лакей, которого я узнал, быстро открыл. Он удивленно смотрел на меня.

– Доложите обо мне мадемуазель де ла Коста, и больше никому, помните это, а не то я отрежу вам уши!

Он улыбнулся, кланяясь, открыл передо мною широко двери и сам поспешил исполнить мое приказание.

Мне недолго пришлось ждать, когда раздался резкий стук маленьких каблучков. Мария спускалась вниз; когда я посмотрел вверх и увидел ее, дрожь пробежала по мне. То, что я прочел в ее милом лице и в глубине блестевших глаз, вполне вознаградило меня за прошлые месяцы одиночества. О, мои друзья, лучших минут в жизни нет!

Я раскрыл свои объятия в ожидании, что она бросится в них; но она покачала головой и улыбнулась.

– Что ты принес мне, Блез, мой любимый? – спросила она тихо.

Я вспомнил ее последние слова в маленьком садике: «Возвращайся таким же доблестным и честным, каким уезжаешь».

– Я принес тебе полную победу и отомстил за смерть твоего отца, моя дорогая, – ответил я.

– И…

– И всю мою любовь.

После этого, радостно улыбнувшись, она бросилась в мои объятия. И таким образом мы стояли, прижавшись друг к другу, когда вошли де ла Кocтa и Мартин. Они тут же нас благословили.

Вскоре мы обвенчались, после чего отправились на юг, в Брео, чтобы там начать спокойную и счастливую жизнь, о которой я мечтал там, далеко, в дикой стране, в разрушенном форте.

Так закончились приключении Красного Петушка.

Мартин объявил нам о своем намерении возвратиться в свое тихое имение Белькастель, отказавшись навсегда от странствований вокруг света в поисках новых приключений, но я нисколько не был удивлен, когда он через двенадцать месяцев возвратился в Брео, так как снова возобновились военные действия. Его неугомонный дух не мог больше мириться со спокойной жизнью деревенского жителя. Мы сражались вместе под знаменами Конде и Колиньи.

Но эти годы борьбы не имеют места в настоящей хронике. Они относятся к жизни Блеза де Брео.